Танкисты мгновенно переоделись в штатское и смешались с освобожденными жителями. Без погон и ребристых шлемов воины сразу постарели на тридцать лет, но лица светились счастьем.
Было много цветов. В руках освободителей, у постамента. Один букетик застрял между катком и гусеницей, а охапка нежных цикламенов, рассыпавшись на броне за башней, уже привяла. Словно через сетку над моторным отсеком еще струилось тепло, пахнувшее горелым маслом и дизельной.
Смущенные, взволнованные фронтовики-ветераны отвечали на рукопожатия и приветствия, растроганно здоровались с однополчанами: обнимались, целовались, смеялись сквозь слезы. Такие уже немолодые, старые солдаты.
Ах эти встречи друзей фронтовых! Заговорил о праздновании в Иришах, и прошлое нахлынуло, своих однополчан невольно вспомнил. С одними и после войны много лет вместе служил (я еще долго не снимал шинели), с другими жизнь сталкивала в самых противоположных краях необъятной нашей земли, с третьими… О них и о себе с печальной точностью предсказал поэт:
Мы не от старости умрем,
От старых ран умрем…
Кто и не умер, но старые раны сработали миной замедленного действия.
В двадцатую годовщину Победы съехались в Москву наши. И сели за общий стол бывшие солдаты, капитаны, полковники, а ныне рабочие, директора заводов, учителя, прорабы, врачи, писатели, ученые, военные, колхозники, заместитель министра СССР. А поразил и растрогал всех Фрол Иванович Белов. В 1950 году старшего сержанта запаса тракториста Белова скрутила тяжелая контузия, еще та, из -под Ельни. Белов ослеп на оба глаза. Вечная ночь, конец работе, жизни. Только не сдался наш одно полчанин - гвардия не сдается!
Белов стал мастером на машинно-тракторной станции. Лучше, точнее его никто захандрившему мотору диагноз не поставит. И приемщика отремонтированных двигателей надежнее Белова нет. От его тончайшего слуха ни один, самый мало -мальский дефект не ускользнет. Как гово рится, дай бог каждому хорошему врачу-терапевту больного так понимать и чувствовать!…
Прошли еще годы - и вдруг письмо-приглашение от однополчан. Трогательно, радостно и… горько. Видно, не прознали однополчане, какая беда с Фролом Ивановичем уже в мирное время стряслась. Но председатель колхоза, сам в прошлом фронтовик, твердо сказал:
- Поедешь, Фрол. Однако хорошенько гляди там, запоминай все. Отчет от тебя потребуем с полным рассказом.
Так на правлении и записали в решении - командировать механика Белова Ф. И. в столицу Родины, город Москву.
До Архангельска машиной довезли, в самолет «Ил-18» посадили. Ну, а в Москве встретил солдата наш генерал.
Вот…
Извини, читатель мой, отвлекся я… Вернемся в Ириши.
Над площадью у танка - праздничный гул и тонкий медовый звон боевых медалей.
Заиграл самодеятельный духовой оркестр. Играл он старательно и неутомимо. Когда зазвучала фронтовая мелодия, ветераны запели о тех, кто командовал ротами, кто замерзал на снегу, пробивался болотами - обо всех, кто сражался за Ириши, за Ленинград, за Родину.
Вдруг все смолкло. На широкой дуге моста показался зеленый бронетранспортер. Впереди и вслед ехали мотоциклисты в парадной форме.
- Везут… - прошелестели голоса.
Толпа заколыхалась и безмолвно двинулась наискось через дорогу к братской могиле.
Из бронетранспортера сошли на землю офицеры и солдаты. Один из них нес в вытянутой сильной руке горящий факел. Но зажег Вечный огонь не краснощекий солдат, а седенький, болезненный на вид старичок в старомодном генеральском мундире, бывший командир Гвардейской Иришско-Берлинской Краснознаменной дивизии, Герой Советского Союза.
Он не лучше других выступил на коротком митинге, а когда поднес факел к бронзовой чаше, заговорил и вовсе не торжественно, не громко, по-родственному:
- Пускай вам светлее будет, ребята…
И все услышали эти слова: так было тихо вокруг. Несколько пожилых женщин всхлипнули в голос, но тотчас зажали рты, запахнулись черными платками.
Алена тоже заморгала, но Антон сжал ей локоть и оттащил подальше.
Печальный ритуал закончился, но никто не торопился уходить. Людская толпа растекалась медленно и незаметно.
- Пошли! - позвал друзей Антон.
Они взобрались на насыпь путепровода и уселись на любимом месте.
- Узнал что-нибудь? - спросил Ростик.
- Пока нет. Вечером гости у нас будут.
Среди гостей отца было много незнакомых до сегодняшнего дня людей и очень даже знакомых. К полному изумлению Антона, оказалось, что школьная уборщица тетя Клавдия - бывшая радистка и орденов у нее побольше, чем у некоторых мужчин.
За столом пили и ели мало, все говорили, вспоминали, спрашивали. Кто-то недовольно, обиженно сказал:
- А Петька Русаков не прибыл! Как же, начальником по снабжению заделался, не нам чета.
Но нисколько голосов сразу отвели напраслину от Петьки Русакова. Не такой он, мол, чтоб фронтовое братство забыть. Старые раны его донимают, и лечится он сейчас в черноморском санатории.
- Мог и прервать свою санаторию! - проворчал Ерофеев.
Но и на это возразили: прервал, а вылететь не удалось, погода там нелетная. Специально телеграмму прислал, объяснил, поздравляет всех и целует. И просит задержаться: завтра хоть пешком, а прибудет.
- Вот это на него похоже! - удовлетворился вполне Семен Семенович и оглядел друзей товарищей таким взглядом, будто не он, а другие засомневались в верности Русакова.
Ерофеев увидел в дверях Антона и явно для него громко сказал:
- А я, коряга склеротическая, совсем фамилию его запамятовал было. Убей, пополам распиливай - не вспомнить! Все на «К» придумывал!… - и еще раз обругал себя за старческое беспамятство.
Все расхохотались, кто до слез даже, а Антон, вне себя от оглушительной радости, побежал искать друзей.
Их не связывала окопная жизнь, но и они, Антон, Ростик, Алена, могли считаться боевыми друзьями.
К Русакову решено было направить одного Антона: меньше подозрений. Русаков жил в одном доме с Барбосом, на одной лестничной площадке.
Все обошлось, Антон не столкнулся с Барбосом.
Пожилой человек с редкой седой прической и густым басом - Петр Петрович Русаков - подтвердил, что из обширных подвалов комбината были подземные выходы к реке. И не один, а два, если не три. Но два - это абсолютно достоверно. Первый шел напрямик, второй, точно для каких целей неизвестно, тянулся весьма далеко на юг, вверх по Волхову. Так что если для сброса сточных вод, то это сплошная глупость. Очистных сооружений ведь не было тогда. Вот между нынешней очистной станцией и Домом Советов когда-то и сообщался с берегом тоннель комбинатовского подвала.
А подвалы были - половину цехов на случай войны перебазировать можно!
- Не пришлось только, - вздохнул Русаков, - наземные корпуса разбомбили дочиста. И сейчас видно, что от них осталось. Зато подвалы пригодились, не зря в мирное время столько бетона и кирпича в землю вогнали. Самые надежные убежища на всем иришском плацдарме были. И люди там хоронились, и склады держали.
- И склады? - едва сдерживая восторг, переспросил Антон.
- И склады, - спокойно пробасил Русаков.
Антон не стал дальше допытываться, чтобы не выдать себя полностью.
- А тот, который напрямик, где?
Русаков махнул рукой:
- И месяца не прожил, разбомбили.
«Да, - подумал Антон, - мой ход - единственный. И верный!»
- А зачем тебе все это требуется? - подозрительно вдруг спросил Русаков.
- Для истории! - честно и благородно ответил Антон.
- Для истории? - все-таки засомневался Русаков. - Смотря для какой истории… Вы только не вздумайте докапываться туда. В такую «историю» влипнуть можете, что и город на воздух взлетит. Вдруг там, очень даже может быть, боеприпасы какие остались.
«Так это же прекрасно!» - чуть не крикнул с восторгом Антон.
- Понимаем, не маленькие, - соврал он, не покраснев.
РЕШЕНИЕ
- И там полый склад боеприпасов! Сразу одним складом меньше. Представляете, как мы Январева обрадуем? «Вот вам один складик, а вот точная схема, где остальные искать!»
- За такое дело и орден выдать могут, - с тайной надеждой разоткровенничался Ростик.
И тут Алена так возмутилась:
- Разве герои-фронтовики за ордена насмерть стояли?
Глазищи - синие милицейские молнии, щеки - будто маковые лепестки налепили, а нос как обмороженный - белый-белый. И красные банты на золотых косах - туда-сюда, туда-сюда.
И пошла, и пошла…
- Ладно, - удержал ее Антон. - Об орденах спорить ни к чему. Никто и медали не даст, а выдать, - он потер сзади штаны, - очень даже запросто могут. По первое число.
Алене такого не понять, но она девочка начитанная, знает по книгам, как выдают по первое число.
- Тебя… секут? - с неподдельным испугом спросила. Хотелось Антону похвастаться, что секут его подсоленными березовыми прутьями, как при крепостном праве. Даже великого писателя Максима Горького родной дед сек!
- Этого еще не хватало, - с достоинством сказал Антон. - По шеям выдать могут. Не без того.
- Пошли, пока Барбос не объявился, - заторопил Ростик.
За разговорами и спорами совсем забыли о такой опасности. Барбос, если не спит или не в школе, где он иногда бывает, вечно по улицам шастает.
- Надо рассредоточиться, - командирским тоном сказал Антон. - Я берегом пойду, Алена - по этой стороне, а ты, Ростик, - по другой.
- Ага, по другой, под самыми окнами у Барбоса!
Об этом Антон и не подумал.
- Ладно, через дворы. Сбор - за развалинами, где мы в тот раз червяков копали.
Минут через двадцать встретились на берегу Волхова и, предварительно удостоверившись, что за ними никто не следит, бегом пустились по песчаной пляжной Трассе. Банты на косичках Алены метались красными бабочками.
Листья на маскировочных ветках засохли и теперь лишь выдавали тайник.
- Давайте сюда живой куст пересадим.
Предложение Алены встретило единодушную поддержку. В конце концов, неизвестно, сколько дней и ночей придется расчищать тоннель, а Барбос, он не за горами живет.
Поднявшись наверх, вырыли в лесу два кустика и посадили у входа. Теперь и настоящая собака не разнюхает!
Троим работать было невозможно, двоим - тесно. Копали по очереди Ростик и Антон. Алене, как девочке, поручили дело более простое, но, наверное, ненамного легче - относить подальше выработанную землю.
Через два часа все трое так упарились, что пот между лопатками потек, а завалу конца-края не видно.
- Может, на сегодня хватит? - несмело предложил Ростик.
- Уроки еще делать, - поддакнула Алена.
- Эх, вы! - Антон умело сплюнул через щелочку в передних зубах. - Работнички! Выдохлись уже, заканючили.
А у самого белый вихор потемнел и по щекам грязные дорожки не сохнут.
- Пробьемся, тогда и передохнуть можно с чистой совестью.
Ни Ростик, ни Алена не захотели пятнать свою чистую совесть. Но спустя еще два с половиной часа сдался и Антон.
- Ладно, на сегодня хватит. Инструменты оставим здесь.
- Может, еще кого-нибудь на помощь возьмем?
Идея Ростика была заманчивой, и не впервые зашла речь об этом.
- Возьмешь какую-нибудь Люську Шибалову, - сказал Антон, - она все подземелье от страха пропищит. И разнесет всю тайну как сорока.
Тут, откуда ни возьмись, слетела на желтый песок длиннохвостая птица, застрекотала, корм стала выискивать. Все засмеялись.
- Вот она и сама явилась, Люська!
Потом из кустов ивняка вылетел рябчик и опять скрылся в зарослях.
- Он сейчас почками и сережками питается, - со знанием дела сообщил Ростик. - А летом в лес переселится, за брусникой и рябиной.
- Ты кого больше всех из птиц любишь? - спросила Алена.
- Орла, - сказал Антон, хотя знал могучую птицу лишь по картинкам и чучелам.
Ростик видел орлов, но ему по душе красногрудый снегирь.
- Для меня снегирь почему-то на милиционера похож, - засмеялась Алена.
И Ростику стало смешно, а Антон вдруг подумал о старшем лейтенанте Осипове. Вот до кого бы только раньше срока не просочилась их тайна!
- Пошли, - сказал Антон, - нечего тут маячить.
Они придирчиво осмотрели новую маскировку из живых кустов и остались довольны.
Когда на другой день опять пришли к тоннелю, все как будто было нетронутым. И кусты вроде сразу прижились.
Подсветили фонариком, нашли лопату. Совок почему-то присыпанным землей оказался. И вообще земли под ногами много.
- Разве мы вчера не выгребли все? - уже предчувствуя недоброе, спросил Антон.
Алена и Ростик ничего определенного ответить не смогли.
Потом Антону показалось, что и проход углублен. Тут уж все поняли, что просто забыли, на чем вчера закончили работу.
Когда и в следующий раз почудилось, якобы кто-то в их отсутствие продолжал начатое дело, каждый промолчал, дабы не вызвать на себя насмешек. Но перед уходом, не сговариваясь, оставили контрольные приметы: лопату положили острием к выходу и под совок, ведерко вдавили у стены завала.
Явившись в тоннель в четвертый раз, Антон, Ростик и Алена, к великому своему огорчению и теперь уже обоснованной тревоге, поняли: кто-то работает в их отсутствие. И работает, честно признаться, неплохо: потайной ход углубился на пять шагов.
- Что делать будем? - шепотом спросила Алена.
В мрачном и сыром подземелье с полукруглым, выложенным из кирпича перекрытием говорить почему-то хотелось шепотом. Особенно теперь, когда обнаружились явные чужие следы.
Совещание длилось недолго. Вероятнее всего, дело это рук Барбоса. Больше пронюхать некому: все предосторожности соблюдали и ни слова никому. Действовать надо как можно быстрее, пока Барбос или кто другой неизвестный первым не проник в подвал.
Работали в тот день до ночи, до изнеможения, но так и не пробились до чистого тоннеля, а он должен был где-то уже свободным быть. Не могло же его от Волхова до подвала обрушить!
- Завтра, - сказал Антон, тяжело дыша, - копать будем только понизу. И ползком проберемся, а работы будет меньше.
Тот, неизвестный, согласился с разумным решением: отрывал не тоннель в средний человеческий рост, а небольшой лаз. Вероятно, самым правильным было бы выследить этого неизвестного, но это не удавалось сделать: до обеда - в школе, на ночь из дому не убежишь. И так косятся: «Куда каждый вечер пропадаешь?» - «К вечеру художественной самодеятельности готовимся, репетиции…»
Встречаясь с Барбосом, Антон пристально заглядывал ему в собачьи глаза, но разве у такого пройдохи выведаешь что-нибудь, да еще по глазам!
- Чего гляделки пучишь? - Барбос замахнулся, но не ударил, а так, приложил к груди свою лапу.
Антон посмотрел на нее и понял: он! Под ногтями Барбоса бурые лунки. Вчера как раз глинистый грунт пошел, и у Антона на пальцах такие же отметины.
Открытием своим Антон, конечно, немедленно поделился с друзьями. Что решить? Думали, гадали, ничего нового не нашли. Только копать, и побыстрее, опередить Барбоса. А Барбос - драться с ним нет смысла, в милицию не пожалуешься - пусть себе копает на общую пользу.
Так и работали еще три дня, в две смены. До обеда - Барбос, один за троих, после обеда - трое: Алена, Ростик, Антон.
А жизнь между тем шла своим чередом. Кончался учебный год. На дом задавали уже не так много, но выкликали к доске чаще. Светлана Васильевна, наверное, пыталась улучшить табель Антона, а делала только хуже для него. Ему сейчас в голову вообще никакие школьные мудрости не лезли, других забот хватало. Так, на четырех тройках, как на двойных колесиках, катился к последнему в этом году звонку.
«В шестом поднажму, - утешал себя Антон. - Захочу - сразу даже в круглые отличники выскочу».
Хорошо, что планы эти он про себя высказывал: со второго класса грозится в передовики выйти.
На Светлану Васильевну Антон не обижался. Но она сама чуть все не испортила: вступила из самых благих побуждений в переговоры с родителями. Причем не к себе в школу вызвала, сама пришла. И не домой, а прямо на работу. Маму Антона искать ведь просто: задрал голову, увидел крановый журавль и двигай к нему. Светлана Васильевна так и поступила, пришла к матери на работу…
Отец строго-настрого приказал после школы сидеть дома. Домашний арест как бы. В такое горячее, ответственейшее время!
Нет, если уж начались неприятности, целой полосой пойдут. И дядя Армен, старший лейтенант милиции, подозрительно что-то заговаривать стал:
- Как дела, Антоша?
- Никак.
- Так уж никак?
Глаза у Осипова добрые, смеющиеся, но такие проницательные, насквозь видят.
- Никак, - повторил Антон и скосил глаза.
Осипов погладил черные усики и добродушно закончил:
- Никак - значит, никак. А надо, чтобы хорошо шли дела, отлично шли.
Разговор внешне нормальный, не придерешься, но в душе Антона он вызвал тревогу. Не иначе, как старший лейтенант Осипов вышел на след операции «Ракета», Теперь уже поджимали со всех сторон. Не день - каждый час дорог стал.
Барбос, видно, разленился, надоело ему землю рыть. Наверняка ждет, когда другие проход доделают. Тогда он и появится, на готовенькое. Ушлый какой выискался!
И решился Антон на последний шаг. Все равно сплошные неприятности! Одной больше будет.
Антон решил бежать из дому. Не на Курильские острова, не в американский Клондайк, не в Севастополь и даже не в Ленинград. В тоннель. Будет копать день и ночь, день и ночь, а потом… победителей не судят!