— Но гораздо лучше, чем ничего, — откликнулся я. — Это я понимаю.
— Вы вообще понимаете гораздо больше, чем я смел рассчитывать, — сказал Магистр Шаванахола. — Я долго колебался, прежде чем решился обратиться к вам за помощью. Теперь ясно, что зря тянул.
От этого «за помощью» в моем внутреннем пространстве поднялся невообразимый шум. Оба сердца колотились о ребра, словно затеяли состязание — кто первым проломит грудную клетку и с ликующим воплем вырвется наружу. «Он хочет, чтобы я отправился в этот кошмар!» — верещал мой внутренний паникер. «О-о-о, я буду разрушать Миры!» — восторженно хохотал внутренний злодей. «И первый же разрушенный Мир погребет тебя под обломками», — канючил внутренний трус. «Но мы же не можем оставить все как есть!» — вопила совесть. «Очень даже можем», — пожал плечами разум. И поспешно отошел в сторону, чтобы не принимать участие в этом бедламе.
Ну, все как всегда.
Но вслух я просто спросил:
— Ко мне? За помощью? Вы?! Я чего-то о себе не знаю?
— Скажем так, вы себя несколько недооцениваете, — улыбнулся Магистр Шаванахола. — Как все могущественные люди, особенно поначалу, когда для адекватной оценки собственных возможностей просто не хватает воображения. Вы Вершитель, сэр Макс. Других, насколько мне известно, в Мире сейчас нет. К кому мне идти, если не к вам? В отличие от всех остальных, Вершителю достаточно просто как следует захотеть. Из тех же соображений я в свое время обратился за помощью к Королю Мёнину. Но, к сожалению, ничего не вышло.
— Почему?
— Да потому что Мёнин не захотел мне помочь. То есть, на словах он любезно согласился попробовать. И даже лично посетил один из Миров Мертвого Морока, чтобы составить впечатление. Поглядел, пожал плечами, сказал: «Действительно редкостное безобразие». Но это не задело его за живое. Не ужаснуло, не вызвало внутреннего протеста. Не знаю, почему. Скорее всего, Мёнин был тогда целиком захвачен каким-нибудь другим делом. Или просто влюблен — кто его знает. Да и впечатлительным человеком Мёнина при всем желании не назовешь. Во всяком случае, в его желании помочь не было страсти. Уверен, Король ни единой ночи не провел без сна, раздумывая, как покончить с открывшимся ему кошмаром. И вот нам результат. Вернее, полное отсутствие результата. Ничего не поделаешь, у каждого свои болевые точки, и что сводит с ума одного, вызывает у другого лишь зевоту.
— Мне, наверное, все-таки лучше не посещать эти ваши Миры Мертвого Морока, — поспешно сказал я. — Увижу своими глазами, точно сразу рехнусь.
— Вам бы я и не предложил. Добром это вряд ли кончится. В отличие от Короля Мёнина, вы чересчур впечатлительны. В точности как Чьйольве… А вы, похоже, разочарованы? Думали, потяну вас туда силой?
— Наверное, — смущенно согласился я. — Добровольно ни за что не пошел бы. Даже не припомню, когда мне было так страшно. Но любопытство-то никуда не делось. А тут такой шанс.
— Некоторые шансы лучше упускать, — сказал Магистр Шаванахола. — Для того, чтобы не лишиться всех остальных.
— Оно так, — согласился я.
Мы немного помолчали. Я курил, Магистр Шаванахола выдувал мыльные пузыри. Дверь приоткрылась, кабинет стремительно пересекло что-то невнятное — не то наспех состряпанное наваждение, не то тень, потерявшая в наших бескрайних коридорах своего владельца, не то чужое сновидение, случайно зашедшее не по адресу. Или один из библиотечных призраков решил прогуляться по дому? «Это он, конечно, зря, — думал я. — Дождался бы сперва, пока гости уйдут».
Неопознанное мистическое явление поставило на стол вполне материальный кувшин с камрой и шепотом, похожим на свист ветра, осведомилось, не требуется ли чего-то еще. Вот что значит слуга, прошедший обучение в замке Рулх. То-то я до сих пор ни одного из них в лицо не знаю. А думал, все дело в моей невнимательности к людям.
— Даже не знаю, можете ли вы на меня рассчитывать, — сказал я Шаванахоле. — С одной стороны, у меня от историй о ваших Мирах Мертвого Морока который день волосы дыбом. Думать ни о чем другом толком не могу. С другой, совсем не факт, что я так уж искренне хочу их уничтожить. В каком-то смысле, я для вас даже худший помощник, чем Король Мёнин. Он просто остался равнодушен, а я… Понимаете, по натуре я совсем не разрушитель. А ровно наоборот. Я даже воскресших мертвецов никогда не хотел убивать, хотя прекрасно видел, что немедленно пресечь их страдания — лучшее, что можно сделать. И убивал, конечно, потому что так надо. Но хотел-то при этом совсем другого. Например, окончательно их оживить. Да чтобы стали не просто живые, а лучше, чем были прежде. И чтобы мне понравилось, как получилось, это обязательно. Понимаете?
— Конечно, понимаю.
— Останавливало только то, что я этого не умею. К тому же сведущие люди сто раз мне говорили, что такое совершенно невозможно. И меня это, честно говоря, страшно бесит. Как так — невозможно? Когда я, такой прекрасный, черт побери, знаю, как лучше, и хочу, чтобы было по-моему.
— И снова понимаю вас, как никто, — улыбнулся Магистр Шаванахола.
— Да уж догадываюсь, — вздохнул я. — Кому-то другому, пожалуй, и объяснять бы все это не взялся. Так вот, я имею все основания опасаться, что с вашими Мирами Мертвого Морока может получиться так же. То есть теоретически я согласен, что их надо уничтожить. Но в глубине души хочу, чтобы они окончательно ожили и расцвели. Прекрасные, совершенные пространства, порожденные текстом, где все живут долго и счастливо, много едят, в меру пьют, ведут предусмотренные сюжетом задушевные разговоры, любят друг друга, согласно авторской воле и даже вопреки ей — ну, все, как мне нравится… Вы представляете, чем это грозит? С учетом того, что я очень неопытен, а о своих возможностях не знаю вообще ничего. Кроме того, что, теоретически, они почти безграничны. И большую часть времени не ведаю, что творю. В каких монстров могут превратиться эти ваши бледные тени, по моей милости. В каких румяных, довольных собой, чрезвычайно живучих монстров. И вовсе не факт, что подлинной жизни в них будет больше, чем в нынешних. Если бы я был уверен, что оживлю их по-настоящему, то не стал бы вам все это говорить, а сделал бы по-своему, и точка.
— Тогда, может быть, все-таки устроить вам экскурсию? — нахмурился Шаванахола. — Очень не хотелось бы рисковать вашим рассудком, но…
— Ни в коем случае. Никаких экскурсий, даже если передумаю и сам попрошусь. И не в моем драгоценном рассудке дело. А просто — вдруг мне там кто-то понравится? Покажется симпатичным. Причем не обязательно человек. Дом на горизонте, цветущий куст, да хоть форма облаков. Вот это будет катастрофа. Уж тогда я непременно захочу оживить увиденное, и меня будет проще убить, чем переубедить.
— А сейчас? — осторожно спросил Шаванахола.
— А сейчас я просто не знаю. Теоретически есть шанс, что сумею себя уговорить. Или еще что-нибудь придумаю.
— Но что тут можно придумать? — изумился он.
— Да все что угодно, — легкомысленно отмахнулся я. — Никогда заранее не знаешь, что придет в голову через пять минут.
Магистр Шаванахола глядел на меня с тревогой, любопытством и недоверием. И это, черт побери, было приятно. Хотя, по идее, вовсе не о том мне сейчас следовало беспокоиться, кто как на меня глядит.
— Дайте мне время, — сказал я. — Если придумаю что-нибудь путное, вы первый об этом узнаете. А если не придумаю, постараюсь разобраться со своими желаниями. Самовнушение, говорят, великая вещь. Ну вот и попробую. Лучше поздно, чем никогда.
— На большее я и не рассчитывал, — кивнул Шаванахола. — В таком деле твердых обещаний быть не может. Тогда до встречи?
— До встречи, — эхом откликнулся я. — И если вам не очень трудно, все-таки навестите Кофу. Потому что он вполне способен устроить мне веселую жизнь. И тогда больше всего на свете я буду хотеть, чтобы меня оставили в покое. А это очень непродуктивная позиция.
— Особенно для Вершителя, — согласился Магистр Шаванахола. — Так, чего доброго, Ехо может стать совершенно безлюдным. И хорошо, если не весь Мир.
Только когда он вышел, я понял, что это была вовсе не шутка. И содрогнулся. И отправился вниз, в гостиную, посмотреть на живых людей, пока они еще никуда не исчезли.
Живые люди, собравшиеся внизу, сразу набросились на меня с расспросами: «Кто это был? Зачем приходил? А еще придет? А когда?» Похоже, Веселый Магистр Джоччи Шаванахола очень всем понравился. Я вяло отбрехивался — дескать, один старый знакомый зашел повидаться. Неужели сам не представился? Ну надо же. Тогда и я лучше промолчу, мало ли, какие у него причины сохранять инкогнито. Может, завтра еще заглянет, тогда сами и спросите.
Кстати, леди Гледди любопытствовала больше всех. А ведь они с Шаванахолой должны быть знакомы, наверняка он к своему приятелю Тубе Банцбаху при ней не раз заходил. Впрочем, чтобы изменить внешность, не надо быть легендарным Магистром древности, фокус вполне общедоступный, хотя лично я до сих пор демонстрирую в этой области феноменальную тупость. Но у меня вообще все не как у людей — простые вещи ставят меня в тупик, зато почти невозможное удается с первой же попытки. И путешествовать между Мирами мне всегда было гораздо проще и приятнее, чем пользоваться Безмолвной речью или, скажем, сварить пристойную камру.
— На большее я и не рассчитывал, — кивнул Шаванахола. — В таком деле твердых обещаний быть не может. Тогда до встречи?
— До встречи, — эхом откликнулся я. — И если вам не очень трудно, все-таки навестите Кофу. Потому что он вполне способен устроить мне веселую жизнь. И тогда больше всего на свете я буду хотеть, чтобы меня оставили в покое. А это очень непродуктивная позиция.
— Особенно для Вершителя, — согласился Магистр Шаванахола. — Так, чего доброго, Ехо может стать совершенно безлюдным. И хорошо, если не весь Мир.
Только когда он вышел, я понял, что это была вовсе не шутка. И содрогнулся. И отправился вниз, в гостиную, посмотреть на живых людей, пока они еще никуда не исчезли.
Живые люди, собравшиеся внизу, сразу набросились на меня с расспросами: «Кто это был? Зачем приходил? А еще придет? А когда?» Похоже, Веселый Магистр Джоччи Шаванахола очень всем понравился. Я вяло отбрехивался — дескать, один старый знакомый зашел повидаться. Неужели сам не представился? Ну надо же. Тогда и я лучше промолчу, мало ли, какие у него причины сохранять инкогнито. Может, завтра еще заглянет, тогда сами и спросите.
Кстати, леди Гледди любопытствовала больше всех. А ведь они с Шаванахолой должны быть знакомы, наверняка он к своему приятелю Тубе Банцбаху при ней не раз заходил. Впрочем, чтобы изменить внешность, не надо быть легендарным Магистром древности, фокус вполне общедоступный, хотя лично я до сих пор демонстрирую в этой области феноменальную тупость. Но у меня вообще все не как у людей — простые вещи ставят меня в тупик, зато почти невозможное удается с первой же попытки. И путешествовать между Мирами мне всегда было гораздо проще и приятнее, чем пользоваться Безмолвной речью или, скажем, сварить пристойную камру.
Я какое-то время посидел в гостиной. Пару раз рассмеялся, но так и не понял, по какому поводу. Что-то рассказывал, возможно, даже связно. Выпил кружку камры, не ощутив ни вкуса, ни даже температуры. Кажется, съел какой-то невнятный кусок; впрочем, не уверен. Разговор с Магистром Шаванахолой выбил меня из колеи гораздо больше, чем я мог предполагать, когда мечтал о его визите.
Наконец я решил, что это просто нечестно — вместо живого, заинтересованного и благодарного себя предъявлять друзьям бледную тень собственного автопилота. Лучше уж вообще никого.
— Простите меня, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Кажется, мне просто надо поспать. Не хочу портить вам вечер своей кислой физиономией. Черт знает что со мной сегодня творится.
— А кто такой черт? — хором спросили Мелифаро и Нумминорих.
Вообще-то я им уже сто раз объяснял. Но ребята очень любят переспрашивать про черта — это у нас, можно сказать, традиция. Пришлось отвечать.
— Это такой древний Магистр с рогами и хвостом — для смеху. Чтобы не так страшно было рядом с ним находиться.
Сейчас мне казалось, что доля правды в этой давно надоевшей шутке превышает все допустимые нормы безопасности.
Я действительно хотел спать. И это было как нельзя более кстати. Я имею в виду, чрезвычайно полезно для дела, которым я собирался заняться безотлагательно. Чтобы уж точно стать хорошим для всех, раз и навсегда. И закрыть тему.
Я опустил голову на подушку. Усталость оказалась столь велика, что сон навалился на меня прежде, чем я закрыл глаза. Но я все-таки успел произнести фразу, которую не планировал говорить больше никогда, по крайней мере, в ближайшие столетия: «Я хочу увидеть Лойсо».
Я очень расчитывал, что он мне приснится. Хотя бы из любопытства.
Мы совсем недавно расстались при обстоятельствах, не подразумевавших никакого продолжения. Я помог Лойсо Пондохве выйти из его персонального ада; он, в свою очередь, твердо обещал не разрушать полюбившийся мне Мир и вообще тут не показываться. Договорились, что во Вселенной хватит места для нас двоих, и распрощались, совершенно довольные друг другом[5].
Не то чтобы я твердо обещал больше никогда его не беспокоить, но это как-то само собой подразумевалось. То есть было понятно даже мне, и я совершенно точно знал, что Лойсо знает: мне это понятно. И тут вдруг снова старая песня: «Я хочу увидеть Лойсо». На его месте я бы как минимум очень удивился.
Я спал, и мне снилось, что я иду по рыночной площади. Сгущаются сумерки, но торговля в разгаре, полуголые продавцы истошно орут, привлекая к себе внимание; закутанные в тонкие плащи покупатели, толкаясь локтями, пробираются к прилавкам; лают большеголовые собаки, приставленные охранять товар; в клетках щебечут разноцветные птицы, а о тяжелый, плотный, сладкий запах булькающей в котлах еды запросто можно споткнуться.
Мне тут же отдавили обе ноги, несколько раз чувствительно пихнули в бок, дважды поцеловали в щеку, явно приняв за кого-то другого, и сунули в руки прут с насаженным на него яблоком в твердом карамельном панцире. Мне не хотелось есть, но выкинуть подарок не поднималась рука, так и ходил с этим прутом, как дурак.
— Видишь, как я развлекаюсь?
Лойсо возник передо мной неведомо откуда. Растрепанный, загорелый, насквозь пропахший дымом и пряностями, в явно дорогой, но изрядно поношенной одежде, он казался не просто органичной частью происходящего, но самим духом этого шумного, пестрого, недружелюбного и одновременно гостеприимного рынка.
— Сам не подозревал, что настолько одурел от одиночества, — сказал он. — Теперь меня в такие места как магнитом тянет. Сколько же здесь жизни. Дурацкой, бессмысленной, веселой живой жизни. Я сейчас шалею от нее, как от вина. А тебе здесь не слишком нравится, да? Понимаю. Прежде сам терпеть не мог рынки и прочие людные места… Ну давай, выкладывай, что там у тебя. Признаться, не ждал, что ты так скоро объявишься. Думал, ты свое дело сделал, развлекся как следует, помог мне выбраться из того пекла — и я тебе больше не нужен.
Его слова меня совершенно обескуражили. Мне-то казалось, это я стал не нужен Лойсо после того, как выпустил его на волю. А он, получается, уверен, будто я вожу знакомство только с теми, кого можно облагодетельствовать, а добившись своего, тут же теряю всякий интерес. Ну и дела.
Я-то, дурак, думал, Лойсо знает меня лучше, чем я сам… Или дело именно в этом?
Но обсуждать все это я, конечно, не стал. Не время. Сказал:
— На самом деле мне здорово не хватало наших встреч и разговоров, но я дал себе слово вас не беспокоить. Однако, как видите, все-таки пришел, да еще и с подарком. Не знаю только, нужен ли он вам. Но решил, что имеет смысл предложить…
— Да не тяни ты, — поморщился Лойсо. — Можно подумать, тебе за каждое слово корону платят. Что за подарок? Надеюсь, ты не яблоко имеешь в виду? Потому что я не большой любитель сладкого.
Только теперь я заметил, что по-прежнему сжимаю в руке дурацкий прут с карамельным яблоком.
Да уж, хороша была бы шутка — «Ах, какая досада, а я-то его для вас столько дней хранил!» Но, хвала Магистрам, у меня хватило ума не шутить с Лойсо, а прямо спросить:
— Вам еще хочется разрушить какой-нибудь Мир?
— Ты что, со всеми там перессорился? — расхохотался он. — И решил красиво отомстить?
— Нет, — коротко ответил я. — Просто случайно узнал о существовании десяти с лишним тысяч реальностей, которые совершенно необходимо уничтожить. Правда, этим уже занимается один человек, но его успехи, прямо скажем, не кружат голову. Восемнадцать, что ли, штук прикончил — за несколько тысячелетий, прикиньте. Вообще не о чем говорить.
— Я его знаю? — заинтересованно спросил Лойсо.
— Понятия не имею. Чьйольве Майтохчи — это имя вам что-нибудь говорит?
— Лихой Ветер? — удивился Лойсо. — Забавно. Лично мы не знакомы, но имя известнейшее. Вот, значит, куда он подевался… И что за реальности такие?
— Миры Мертвого Морока, — сказал я. — Их так Магистр Чьйольве окрестил. На самом деле просто овеществленные романы. То есть отчасти овеществленные. Жуткая дрянь получилась, говорят…
— А вот с этого места поподробнее, — оживился Лойсо.
Ухватил меня за локоть и куда-то потащил. Я и моргнуть не успел, а мы уже сидели внутри полосатой палатки и усталая женщина средних лет в обтягивающем, как у циркового борца, трико наполняла наши стаканы синеватой жидкостью, попробовать которую я не рискнул бы даже наяву.
— Я эту дрянь тоже не пью, — сказал Лойсо, кинув женщине маленькую, до прозрачности тонкую монетку из красноватого металла. — Зато стоит она дешево. И если заплатить, можно сидеть тут сколько вздумается. В относительном уединении и в тишине. Тоже, конечно, весьма относительной. Рассказывай.
К счастью, рассказывать во сне о вещах, которые узнал наяву, много легче, чем, проснувшись, пытаться вспомнить и описать свои сновидения. Поэтому я бодро отбарабанил краткую лекцию по бесславной истории художественной литературы Мира. Рассказал все, что знал, не утаивая ни имен главных действующих лиц, ни собственной позиции по этому вопросу. Лукавить с Лойсо совершенно бесполезно, это я уже давно выяснил. Он в этом смысле даже хуже Джуффина — оба читают меня, как открытую книгу, но шеф, по крайней мере, не увлекается литературной критикой, а Лойсо редко отказывает себе в таком удовольствии.