Вот ведь как странно получается, думал Филипп, Ева гораздо сексуальнее Азии. Она настоящая женщина – как говорится, все при ней. Молодая, мягкая и аппетитная, как свежая булочка. У нее тонкая талия и небольшая грудь идеальной формы – пропорциями она напоминает античную статую. Она молодая, невозможно молодая. Она неопытная, но страстная, и все же, целуя ее, он не испытывает ровным счетом ничего. Ничего!
Глава 7
Кинопроба Евы оказалась даже более удачной, чем он ожидал. На пленке она смотрелась еще более эффектно, чем на фотографии. Было в ней что-то такое, что принято называть харизмой. Она идеально подходила для фильма, который задумал Филипп, и, кажется, была согласна на все. Самой ей, кстати, собственное видеоизображение не понравилось. Как раз этим она не отличалась от большинства своих сверстниц. Мало кто из молоденьких девушек, даже признанных красавиц, может относиться к своему кинопортрету со спокойным равнодушием.
– У меня щеки толстые получились, – со вздохом заметила она, в десятый, наверное, раз отсматривая снятый материал.
Он мог бы сказать: «Какие есть», – но ему не хотелось ее обижать. И он мягко возразил:
– Ну что за глупости ты говоришь? Ты красива.
Ева просияла и потерлась щекой о его подбородок – как раздражали его эти щенячьи повадки!
– Правда? Нет, ты действительно так считаешь?
Он поцеловал ее в макушку и торжественно сказал:
– Клянусь. Честное пионерское. Я тебя убедил?
– Не знаю… У меня грудь маленькая. Никогда бы не подумала, что у меня такая маленькая грудь.
На пленке она была запечатлена обнаженной – кто бы знал, сколько нервов стоило Филиппу уговорить ее раздеться перед камерой. Ева была красива, как античная статуя, и стыдлива, как средневековая монашка. «Как я буду снимать с ней порнофильм, даже думать не хочется», – мрачно размышлял Филипп. Даже согласившись обнажиться, Ева то и дело пыталась прикрыть ладошкой грудь, или становилась боком, или принималась глупо хихикать и некрасиво краснеть.
– У тебя идеальная грудь. То, что больше, принято называть выменем. Не в моем вкусе.
Она польщенно хихикнула – все-таки она была такой инфантильной! Детский сад.
– Ладно, дорогая. Надеюсь, ты поняла, что от тебя требуется.
– Мне как-то неловко… Нет, наверное, я не смогу, – должно быть, в сотый раз повторила она.
– Сможешь. – Он решил быть с ней жестким, это казалось ему лучшей тактикой. Не девушка, а монашка! Если она так стесняется позировать в одиночестве, то что же начнется, когда он приведет ей партнера. Понимает ли она, что в порнофильме должны быть задействованы как минимум двое?
Больше всего на свете Филипп Меднов ненавидел невинность – и были у него на это веские причины. Однажды заказчик объявил ему:
– Заплачу десять штук за миниатюру о дефлорации.
Заказчик этот, к слову, был знаменитым телеведущим, видным общественным деятелем, примерным семьянином и отцом трех взрослых дочерей. Филипп ушам своим не поверил, услышав такое от того, кто каждый вечер рассказывал ему с телеэкрана о последних мировых событиях. Заказчик же, видимо, неправильно истолковал затянувшуюся паузу и, ухмыльнувшись, пояснил:
– Дефлорация – это лишение девственности.
– Я знаю, что такое дефлорация, – нервно перебил Филипп.
– Так как? Да или нет?
На мгновение Филипп замешкался, но затем, понятное дело, ответил: да. В конце концов, у него репутация профессионала экстра-класса, а такие не сдаются.
– Только чтоб без глупостей! – погрозил пальчиком телезвезда. – Никаких операций по восстановлению девственности. Учти, я прооперированную лялю живо от настоящей целочки отличу. Обманешь – тебе и десяти штук не хватит на гонорары докторам.
Филипп клятвенно заверил извращенца, что он человек серьезный и обманывать никого не собирается. Пообещал доставить кассету через десять дней, вышел на улицу и немного приуныл. Где ему взять девственницу для фильма, где? Конечно, у него был довольно большой банк порноактрис всех мастей и возрастов. Но девственниц среди них, естественно, не было. Порнобизнес – не слишком подходящее место для невинной особы.
Озираясь по сторонам, как голодный волк, выискивающий подходящую жертву, он бродил по московским улицам. Филипп Меднов искал девственницу – причем это должна была быть решительно настроенная, не лишенная романтичного духа отчаянная девица. Такую будет легко убедить попробовать свои силы в кино. Немного алкоголя – девчонка и не поймет, что с ней произошло. А если и поймет – уже поздно будет, Филипп загладит недоразумение с помощью нескольких приятно хрустящих банкнот.
В этот же день у метро он познакомился с двумя смазливыми пятнадцатилетками, явно прогуливающими школу. Девчонки стояли поодаль, курили и постреливали слишком ярко накрашенными глазками по сторонам. Он подошел, осторожно заговорил – и они с такой готовностью поддержали разговор, что Филипп почти поверил в успешный исход своей затеи.
Обе были этакими симпатичными хохотушками и эффектно смотрелись вместе – ладненькие, пожалуй, слегка полненькие, с ямочками на щеках, одна блондинка, другая – брюнетка. Представились они Каролиной и Эвелиной, чем рассмешили его до слез. Они охотно позволили ему угостить себя шоколадом и шампанским в уличном кафе. Сначала ему показалось, что они – как раз то, что надо. Обе юные, но стараются выглядеть взрослыми и искушенными – каждые пять минут синхронно щелкают дешевыми пудреницами, чтобы заштукатурить здоровый персиковый румянец на свежих полудетских мордашках. Довольный Филипп уже собрался было под каким-нибудь интеллигентным предлогом зазвать подвыпивших нимфеток к себе домой, но тут одна из них, томно улыбнувшись, сказала:
– Знаешь, мы вообще недорого берем.
– Что? – насторожился Филипп, у которого сразу опустилось сердце.
– Ну… Что же еще, если не это! – подмигнула девчонка. – А тебе уж вообще скидку сделаем. Ты классный дядька и нежадный совсем.
Каролина глуповато хохотнула, а потом принялась заученно перечислять:
– Одна из нас стоит всего пятьдесят баксов. Это если на три часа. На всю ночь – стольник. Обе – за сто пятьдесят согласны. Если в попу – то двести. А если у тебя денег мало, – поспешила добавить она, заметив, что улыбка сползла с лица Филиппа. – Если мало, то можно орально. Всего за двадцатку, в твоей машине. Лады?
Он чертыхнулся и быстро распрощался. Девчонки были явно разочарованы, одна даже крикнула ему в спину:
– Козел! Только время на тебя потратили!
Филипп резко развернулся, наклонился к ее лицу и тихо сказал:
– Слышишь, ты, маленькая шлюшка. Знаешь, что будет, если я в милицию тебя сдам? Скажу, что ты ко мне на улице прицепилась? Мне поверят. Тебе нет – кто ты такая? Попадешь в приемник-распределитель, то-то мама с папой будут рады. Время она на меня потратила! В кафе жрала? Жрала! Вот и молчи теперь.
Девочка обиженно засопела, ей явно хотелось крепко выругаться, но она испугалась, а вдруг странный дядька исполнит свое обещание?
А у него окончательно испортилось настроение – надо же, столько времени потратил на девчонок, и вдруг выясняется, что они никуда не годятся. «Куда мир катится? – бормотал себе под нос Филипп. – Им же лет по пятнадцать, не больше!»
Филиппу не везло.
В тот же вечер в вагоне метро он положил глаз на миловидную, скромно одетую девушку – на вид ей было лет шестнадцать. У нее было круглое правильное лицо, густые некрашеные волосы, собранные в аккуратный хвост. Одета она была, словно монастырская послушница, – в длинную черную юбку, полностью скрывающую ноги, и закрытую белую блузу. В руках девушка держала связку книг. «Старшеклассница или первокурсница», – решил Филипп. В другое время он ни за что не стал бы подходить к такой вот чопорной особе, но что-то в ее взгляде, выражении лица заставило его все-таки завязать знакомство. Подходящий предлог нашелся быстро.
– Не помочь ли вам держать книги? – включив самую обаятельную из своих улыбок, предложил он.
И девушка не обманула его ожиданий. Не отвернулась, смерив его презрительным взглядом, не промолчала, не нахамила, не отошла в другой конец вагона. Улыбнулась в ответ и с готовностью протянула ему связку:
– Да, если можно. Я с ними замучилась, тяжелые такие. Но мне на следующей остановке выходить, перехожу на Кольцевую.
– Я тоже, – быстро сказал Филипп. – Я вас провожу.
Из вагона они вышли вместе, причем он поддерживал ее под руку, как старинную приятельницу. По переходу шли медленно. Она явно никуда не торопилась и была рада поболтать с симпатичным незнакомцем.
Он сразу же выяснил, что ей действительно всего шестнадцать лет, учится она в последнем классе школы, собирается поступать в МГУ на юридический, а зовут ее Наташей. И с каждой минутой Наташа эта нравилась ему все больше и больше – у нее было лицо ангела и не сформировавшееся еще до конца, но вполне приемлемое для эротической съемки тело. Жаль, что из-за юбки не видно ног, хотя почему-то Филипп не сомневался, что и с ногами у его новой знакомой полный порядок.
– Да, если можно. Я с ними замучилась, тяжелые такие. Но мне на следующей остановке выходить, перехожу на Кольцевую.
– Я тоже, – быстро сказал Филипп. – Я вас провожу.
Из вагона они вышли вместе, причем он поддерживал ее под руку, как старинную приятельницу. По переходу шли медленно. Она явно никуда не торопилась и была рада поболтать с симпатичным незнакомцем.
Он сразу же выяснил, что ей действительно всего шестнадцать лет, учится она в последнем классе школы, собирается поступать в МГУ на юридический, а зовут ее Наташей. И с каждой минутой Наташа эта нравилась ему все больше и больше – у нее было лицо ангела и не сформировавшееся еще до конца, но вполне приемлемое для эротической съемки тело. Жаль, что из-за юбки не видно ног, хотя почему-то Филипп не сомневался, что и с ногами у его новой знакомой полный порядок.
– Живу я на «Курской», – сказала она, когда он проводил ее до поезда.
– Какое совпадение! – обрадовался он. – Мне как раз на «Курскую» надо. Родители не будут против, если я тебя до дома провожу?
– Вряд ли, – как-то криво усмехнулась она. – Родителям теперь на меня вообще наплевать.
«Из неблагополучной семьи! – возликовал Филипп. – Надо же, какое везение! И так сразу!» С девочками из неблагополучных семей гораздо легче работать; собственно, Филипп старался работать только с такими «актрисами».
– Они просто за тебя волнуются, – серьезно сказал он, надеясь этим самым подлить масла в огонь, – ты должна понимать, что они любят тебя, поэтому иногда бывают строгими.
– Да? – ее голос зазвенел. – А это ты видел?
Она закатала рукав своей отглаженной блузочки и продемонстрировала ему расплывшийся повыше локтя лиловый синяк. Филипп нахмурился, если синяков таких у нее много, то ничего не получится. Кого возбудит актриса, похожая на далматинца – будь она хоть трижды девственницей!
– Что это? – осторожно поинтересовался он. – Отец?
– Отчим, – шмыгнула носом Наташа.
– И часто он так тебя?
– Да вообще никогда раньше. Позавчера сорвался, долбанул. Я из дому убежала, да разве мне без них прожить? Ни денег, ни крыши над головой.
– Что же ты такого натворила позавчера? – Филипп уже начал прикидывать, удобно ли пригласить ее пожить у себя прямо сейчас. Клюнет ли она, услышав о заманчивой перспективе уйти от родителей? Обычно подростки больше всего на свете мечтают о независимости.
– Даже и не спрашивай, – помрачнела девушка. – Лучше никому об этом не знать.
– Что, так все плохо? Странно, такая положительная на вид девочка, – поддел он ее. – Книжки куда-то везешь.
– В библиотеку везу, – совсем завяла она, – сдавать. Я их брала, чтобы к экзаменам готовиться в университет. Но, видимо, они мне больше не понадобятся.
– Это еще почему? Поступать передумала? – догадался он. – Поэтому он тебя и отлупил?
– Вот еще, – нервно передернула плечиками Наташа. – С чего бы это я передумала? Обязательно буду поступать. Через год. Вот рожу и поступлю.
– Что? – похолодел Филипп.
Видимо, все эмоции мгновенно отразились на его лице, потому что Наташа вдруг как-то коротко и зло расхохоталась:
– Что, не ожидал, дяденька? Думал, девочку склеить получится? Девочка видишь какая добрая, быстро на контакт пошла. Что я, не видела, что ли, как у тебя глазки разгорелись! Как ты на сиськи мои пялился!
– Наташа…
– А как тебе такой поворот? Да, я залетела! И самое что интересное, даже не знаю, от кого. Вечеринка была, мы с классом отмечали – не поверишь! – день рождения классной руководительницы. Приглашу ее теперь в качестве крестной матери!
Филипп осторожно поставил связку прямо на затоптанный пол и попятился к двери. Наташа говорила так громко, что на них уже начали оборачиваться люди. Только скандала в публичном месте ему не хватало! Еще в милицию заберут, а он в парике. Вот и доказывай потом…
– Напилась, как матрос. – До Наташи, похоже, еще не дошло, что он уже потерял к ней всякий интерес. – Вроде все было нормально, целовалась с Ванькой Курятниковым. А потом – открываю глаза и, ты не поверишь, на его месте Петя Самсонов – ну как спецэффект в кино, честное слово… Эй, куда ты, ты же собирался меня проводить!
Но Филипп уже не слушал, что она там кричит, – его и след простыл. Не везет так не везет…
Ему так и не удалось выполнить этот заказ. Три дня бессмысленных поисков по всему городу. Три дня бессонницы и нервотрепки. Где он только не побывал! Школы, молодежные кафе, дискотеки! В итоге пришлось во всем признаться разгневанному клиенту и не без сожаления вернуть ему деньги. Что телеведущий сказал на это Филиппу, лучше не вспоминать. Но Филипп не расстраивался. Могла ведь эта история иметь совсем другой, куда менее приятный финал. А так… Жив остался – и слава богу.
В начале апреля Марат Логунов наконец дал распоряжение приступать к съемкам Марьяниной странички. Никакого Нью-Йорка. Только Венеция.
Венеция встретила их мягким апрельским солнцем, изредка улыбающимся из-за рваных грязно-белых облаков. Марьяна спустилась с трапа самолета, словно кинозвезда. Рыжие волосы собраны в небрежный хвост, на плечи накинута тончайшая шубка из стриженой норки, темные очки в стиле Джекки Онассис закрывают пол-лица. Казалось, она ожидала увидеть в аэропорту толпу светских хроникеров и была немного разочарована их отсутствием.
Позже, когда элегантное черное такси везло их к городу, она призналась Филиппу:
– Я с детства мечтала быть знаменитой. Знаешь, в школе я была самой хорошенькой девочкой. За мною увивались даже старшеклассники.
– Прекрасно их понимаю. – Он попытался поцеловать ее в шею, но Марьяна отстранилась.
– Не понимаешь. Мама называла меня куколкой. Она с раннего детства внушила мне мысль, что в один прекрасный день весь мир будет у моих ног.
– Весь мир будет у твоих ног, – пообещал Филипп. – После того как выйдет «Сладкий год», ты проснешься знаменитой. Потерпи, малыш, осталось ждать каких-то несколько месяцев. Совсем немного.
– Я проживу их как несколько лет, – задумчиво сказала она, глядя в окно. – Я так долго этого ждала, что последние минуты тянутся невыносимо долго. Всем пожертвовала ради славы. Но по-другому нельзя.
– Ты имеешь в виду своего супруга? – усмехнулся Филипп. – Чтобы прославиться, тебе пришлось окольцевать кучу жира?
– Это кажется тебе смешным? Но я честно пробовала сама. Такая наивная была, молоденькая совсем. Когда мне исполнилось пятнадцать, я прошла просмотр в одном крупном модельном агентстве. Думала, стану звездой подиума, а там и до эстрады рукой подать.
– И что?
Она впервые рассказывала ему подробности своей биографии.
– Сначала все вроде бы шло как надо. Я закончила школу моделей, ходить правильно научилась, позировать. Мне портфолио сделали. Директор агентства души во мне не чаял, но я принимала это как должное. Меня всегда все любили, я считала это естественным. А потом… – она криво усмехнулась и неожиданно перевела разговор на другую тему: – Значит, это и есть Венеция? Грязно как…
– Это пригород, – усмехнулся он. – В самой Венеции нет такси, только гондолы… Так что случилось потом?
– То, что и должно было случиться. То, что и случается с такими дурами, как я. Меня изнасиловали. Можно сказать, прямо на рабочем месте.
– Как? – машинально спросил Филипп, хотя ему, как никому другому, было известно, что иногда происходит с девушками, задумавшими повторить творческий путь Клаудии Шиффер.
– Позвонил директор агентства, пригласил на кастинг. Я пришла, меня сразу насторожило, что там не было других манекенщиц, кроме меня. Потом заказчик подошел – с виду вполне интеллигентный дядька. Кто мог подумать, что он окажется таким козлом?
Филипп усмехнулся, отвернувшись. Кто сказал, что человек с внешностью профессора университета не может оказаться извращенным маньяком? За годы работы в порнобизнесе он многое повидал. Самый жестокий фильм – с избиением главной героини (на съемках актрисе сломали нос и два ребра, а также выбили передние зубы – правда, она знала, на что идет, и заработала целых полторы тысячи долларов) – заказал ему седовласый владелец художественной галереи, внешне чем-то смахивающий на доброго Санта-Клауса.
– В тот же день я твердо решила, что с модельной карьерой завязываю.
– Молодец. Умненьким девушкам там делать нечего.
– Мне было всего шестнадцать лет. И я… Я поступила в джазовую академию. Прошла конкурс. Сама, никакого блата у меня не было. Наверное, первые два года учебы были самыми счастливыми в моей жизни. Опять мною все восхищались, карьеру прочили. Я даже спела однажды рекламную заставку одной радиостанции, ее потом несколько лет в эфире крутили. А потом… потом однокурсники начали устраиваться на работу. Те, у кого были связи или деньги, разумеется. Знаешь Асю Стрекозу?
– Что за Ася Стрекоза? – удивился Филипп.