– Что за Ася Стрекоза? – удивился Филипп.
– Певичка такая есть. Училась со мной в одной группе. Ни голоса, ни слуха. Мы вообще удивлялись, как она с такими данными умудрилась поступить. Потом, конечно, все встало на свои места. Папаша ее – владелец крупного рекламного агентства. Он своей Асеньке крутую карьеру подарил…
– Значит, когда подвернулся Вахновский, ты уцепилась за него?
– А что мне оставалось? Мне было двадцать. Мало, кто-то скажет. Но для шоу-бизнеса – возраст спорный. Сейчас спрос на совсем молоденьких. А Вахновский сразу без обиняков предложил: ты мне – руку и тело, я тебе – клип на Муз-ТВ и свою студию… Он меня любит, – неуверенно добавила она.
Небольшой уютный отель, в котором они остановились, находился в самом сердце Венеции. Тесные резные балкончики нависали над невозможно узкой улочкой – при желании Филипп с Марьяной, выйдя на балкон, могли запросто здороваться за руку с жителями противоположного дома. Филипп хотел было поселиться с ней в одном номере, но Марьяна его предостерегла:
– Гога наверняка звонить будет.
– У него что, есть видеотелефон?
– Он может расспросить портье.
– Прекрати, – рассмеялся Филипп. – Он же взрослый человек, к тому же серьезный бизнесмен. Дел у него других больше нет, кроме как за тобой следить!
– Ты просто плохо знаешь Гогу, – грустно вздохнула Марьяна. – Он хуже, чем Отелло.
– Хочешь сказать, что в случае измены он тебя придушит?
– Хуже. Он отберет у меня карьеру. Это хуже смерти!..
Наверное, туристы, которым посчастливилось отдыхать в Венеции одновременно с Марьяной и Филиппом, запомнили эту сцену не хуже, чем площадь Святого Марка и многочисленные дворцы. Пышноволосая рыжая красавица, замотанная в прозрачное тюлевое покрывало, словно в невестину фату, стоит задумчиво в гондоле, поставив на бортик босую ногу. Она так красива, будто только что сошла с античной фрески – да и не похожа она на живого человека. Во-первых, не обращает никакого внимания на порывы прохладного весеннего ветра. Большинство людей одеты в ветровки и свитера, а эта красавица щеголяет почти голая… Во-вторых, похоже, ее совсем не волнует повышенное внимание толпы. Венецианские каналы узкие, обнаженной чудачке не скрыться от посторонних глаз. А она ведет себя так, словно не в людном месте находится, а в собственном будуаре перед зеркалом. Томно потягивается, поднимает руки (при этом покрывало соскальзывает вниз с полной высокой груди бесстыдницы), становится видна подмышка со светлым пушком и розовая родинка на животе. Красавица, смеясь, ловит фату руками, но ветер, словно желая подольше полюбоваться на нескромно оголенные красоты, вырывает из ее рук тонкий материал – и тот развевается, подобно белому флагу. И девушке, кажется, это даже нравится – вместо того чтобы, как положено приличной женщине, зардеться и стыдливо потупить глаза, она смеется, смеется… В конце концов, ей надоедает сражаться с ветром – силы явно неравны, и она уступает – вовсе отпускает ткань из рук. И фата, словно живая, улетает куда-то вниз по течению, потом мягко приземляется на воду и раздувается причудливым белым пузырем, не спеша намокнуть и утонуть.
А красавица… Красавица остается в гондоле абсолютно голая. Она – само совершенство, ее тело – волшебного сливочного цвета, нет на нем ни одного темного пятнышка – даже родинки светлые, а волосы на лобке и вовсе белые, словно обесцвеченные.
Проходящие мимо мужчины еще долго оборачиваются ей вслед, самые смелые из них голосят: «Белла! Белла рогацция!» А смуглолицые итальянские старушки в кружевных черных платках плюют вслед этой странной гондоле. И только самые беспристрастные зрители замечают, что на краю гондолы устроился мужчина с фотоаппаратом в руках. Он тоже внимательно наблюдает за обнаженной девушкой, но нет в его взгляде ни любопытства, ни вожделения. Время от времени он командует ей:
– Прогни спину. Приподними рукой грудь. Не смотри в камеру, повернись в профиль…
Четыре с половиной часа длилась эта необычная съемка. Несколько раз Марьяна просила Филиппа прервать работу. «Мне холодно! – капризно говорила она. – Я есть хочу. И в туалет».
– Потерпи. Потерпи, милая, – бормотал он. – Это будет гениальная фотография. Самая лучшая во всем календаре. Ты ведь хочешь, чтобы все смотрели только на тебя? Ты ведь собираешься стать большой знаменитостью? Или я ошибаюсь?
Стоило ему так сказать, Марьяна мгновенно умолкала. Она была болезненно помешана на собственной карьере. Так же, как и Азия. Правда, у Марьяны было гораздо больше шансов добиться успеха. Конечно, в Азии был какой-то внутренний стержень, какая-то необыкновенная завораживающая сила. Но Марьяна – человек вообще уникальный. Филипп смотрел на нее и удивлялся – высшие силы не поскупились одарить ее всеми возможными из человеческих достоинств. Она была красива – даже спросонья, без косметики. Неглупа. Талантлива – ее чистому сильному голосу могла бы позавидовать сама Уитни Хьюстон. Сексапильна.
«Этот Гога просто с ней играет, – думал порой Филипп. – На самом деле он вовсе не хочет иметь знаменитую жену. Знаменитую женщину не запрешь дома, как бессловесное животное. Ей надо появляться на тусовках, чтобы поддерживать теплящийся огонек капризной славы, ей надо заводить новые знакомства, общаться с журналистами. Наверное, Марьяна окончательно достала его, выклянчивая славу, вот он и согласился на календарь. Он сам пока не понимает, что наделал. Какое будущее ждет ту, которая хоть однажды появится на глянцевых страничках «Сладкого года»? Ну ничего, я все исправлю!» Эта мысль пришла к нему в голову совершенно неожиданно. До этого он и не думал о том, что сам может «раскручивать» Марьяну.
Основную ставку делал Филипп, конечно, не на гонорар за календарь. Самому ему сумма гонорара казалась солидной, но Марьяна такие деньги, должно быть, тратила каждый месяц «на булавки». И вообще, он потерял интерес к «Сладкому году», как только отснял для него Марьяну. Другие модели казались на ее фоне скучными и совершенно не сексапильными. Хорошо, что съемки были почти закончены, оставалось только снять «Мисс Август» – и на этом считать работу завершенной.
Нет, в основном Филипп надеялся на порнофильм. Ева – вот его будущее. Вот кто поможет ему стать наконец богатым, забросить грязный бизнес и жить в свое удовольствие. Фотографировать только то, что он сам хочет, время от времени устраивать выставки в модных лондонских и берлинских галереях, жить уединенно и независимо.
Осталось только доснять фильм. В том, что это будет настоящий шедевр, он не сомневался. Лучший порнофильм всех времен и народов. Этот фильм его освободит от той, из-за которой все и началось, от той, от которой, даже мертвой, нет спасения.
Шпионский фотоаппарат не подвел. Снимки получились яркими и четкими. И это несмотря на то, что действие происходило в полутемном подъезде, а крошечный фотоаппаратик, разумеется, не был оснащен вспышкой.
Валик смотрел снимки, должно быть, в сотый раз. Девушка, запечатленная на них, была не то чтобы очень красива – простовата на его вкус. Но тело у нее было роскошное – тонкая талия, тяжелая грудь, узкие бедра, круглая попа. На ягодице он заметил татуировку – кажется, это был легкомысленный ангелочек.
Фотоаппарат запечатлел не только девушку. В углу, на самой лестнице, стоял высокий темноволосый мужчина с кинокамерой на плече. Он с садистским каким-то любопытством наблюдал, как насилуют несчастную девчонку. Попал в кадр и насильник. Мужчина, руки которого были сплошь синими от татуировок, выглядел на пленке как исполнитель роли маньяка-убийцы. Он маньяком и был, подумалось Валику. Только маньяк способен зарабатывать деньги таким вот способом. Только маньяк…
Валик отшвырнул фотографии и уронил голову на руки. Господи, да за что же ему такое? Почему он был таким глупым, почему не смог устоять перед соблазном? Почему, почему? Где был его ангел-хранитель, как мог он допустить, чтобы с ним, неоперившимся мальчишкой, случилось такое? Он ведь был таким живым, романтичным, легкомысленным немного. Столько планов было у него, столько перспектив! И все кончилось, все кончилось в один день.
Он человека убил, девушку, и нет ему теперь прощения.
Может быть, стоит просто обо всем забыть? Столько лет прошло. Никто не знает, не осталось никаких доказательств и улик. Она давно в могиле. А люди, заставившие его пойти на этот шаг, скоро будут за решеткой. Он об этом позаботится. Он не допустит, чтобы они сломали жизнь кому-нибудь еще – кому-нибудь такому же наивному, каким когда-то был он. Он обязательно отомстит. Чего бы это ни стоило…
Это случилось почти десять лет назад. Он тогда только вернулся в Москву из армии. Молодой, красивый – красивый до неприличия! Девушки от него млели. Он мог любую выбрать и вовсю этим пользовался. Одна проблема – у Валика вечно не было денег. Поэтому он и попался – не был бы столь жадным, может быть, и не случилось бы ничего.
Тот человек подошел к нему в метро. Тронул его за плечо, Валик остановился. Мужчина был ему незнаком, но его лицо удивительно располагало к себе: добрые морщинки возле глаз, всегда готовые к улыбке губы.
– Простите, можно вас на минуточку? – вежливо спросил незнакомец.
– Да, пожалуйста, – пожал плечами он. – Я могу чем-то вам помочь?
– Вообще-то да, – мужчина протянул ему визитную карточку, на которой причудливым готическим шрифтом было выведено «Всеволод Другг. Кинорежиссер».
– Хотите пригласить меня на съемки? – пошутил Валик.
Но человек со странной и смешной фамилией Другг без тени улыбки ответил: «Да».
А дальше были пробы. Сначала – фотографии, потом – на видео. Валика почему-то не смутило обстоятельство, что съемочный павильон находился не на «Мосфильме» или киностудии Горького, а в квартире самого Всеволода Другга. Правда, тот объяснил ему, что фильм будет малобюджетным, и Валик успокоился. А после того как за пробы ему торжественно вручили гонорар, он вовсе перестал задавать лишние вопросы.
Фотографироваться ему пришлось в самой разной одежде. В деловом костюме, в джинсах, даже в плавках.
– Мне необходимо видеть твое тело, – объяснил улыбчивый режиссер. – Мне ведь придется тебе партнершу подбирать. У нас пока никого нет на главную женскую роль.
Во время проб Всеволод почему-то все время интересовался личной жизнью нового актера. Другой бы давно насторожился, но не Валик, который списал все на излишнее любопытство своего нового знакомого. Другг задавал странные, иногда бестактные вопросы: когда Валик лишился невинности? Сколько у него было женщин? Пробовал ли он однополую любовь? Считает ли возможным секс без любви? Занимается ли он онанизмом? Валик добросовестно на вопросы отвечал. Ему не хотелось злить режиссера.
Наконец настал заветный день – первый день съемки. Вот тогда-то все и выяснилось. Валик смеялся потом до слез – ведь все было понятно с самого начала! Как он не сообразил? Всеволод Другг снимал порнофильмы. На заказ, для частных лиц. Каждая кассета существовала только в одном, максимум – в двух экземплярах. В основном Другг работал с непрофессиональными актерами, с которыми знакомился, как правило, на улице или в метро.
Валик думал недолго. Другг обещал за фильмы хорошие деньги. Эти деньги он мог бы откладывать, на квартиру собственную накопить. Жениться, приобрести автомобиль. Риска не было практически никакого. Кассету никак не могли увидеть его знакомые. И он согласился…
Порнофильмы с его участием пользовались успехом. Другг только вздыхал тяжело и говорил, что если бы Валику посчастливилось родиться где-нибудь в Германии или Голландии, где порнобизнес процветает давно, то он непременно стал бы звездой. Потому что такое сочетание качеств редко встречается в природе – у Валика было красивое лицо, совершенное скульптурное тело, он обожал секс и был, что немаловажно, не слишком разборчив. Многих порноактеров не возбуждают партнерши по фильмам. Оно и понятно, секс давно стал для них не удовольствием, а работой. Женщинам проще – раздвинула ноги, улыбнулась, вздохнула пару раз томно, а в конце можно и крикнуть, да погромче – вот вам и сымитированный оргазм. А вот многим актерам-мужчинам перед съемками требуется серьезный допинг. Для кого-то это алкоголь, для кого-то – наркотики. Под действием кокаина любая потасканная баба кажется Шэрон Стоун. Валик же был неприхотлив – он с одинаковым азартом занимался любовью со смазливыми молоденькими девушками и увядающими толстыми тетками.
Через полгода ему действительно удалось накопить на крошечную квартирку на окраине Москвы. Труд порноактера прекрасно оплачивался, на Валика было много заказов, работал он почти каждый день.
…Тот роковой фильм, который стал для него последним, снимали летом, в самом конце августа. Его уже познакомили с партнершей, и девушка – такое случалось редко – действительно понравилась Валику. Было в ней что-то, какая-то порода, нерастраченность, огонь, несмотря на то что красивой она не была – слишком худая, слишком маленькая, слишком неопрятная. Она показалась ему совсем молоденькой, и он испугался даже, но Другг шепнул, что актрисе этой уже почти тридцать. Валику неожиданно захотелось узнать телефон девушки. Может быть, встретиться с ней не в «рабочей» атмосфере, погулять, пригласить ее в кафе. У него давно не было такого вот обычного, патриархально-предсказуемого романа. Перед съемкой Другг отозвал его в сторону:
– Поговорить надо. Знаешь, Валик, это будет не совсем обычный фильм.
– А что такое? – удивился он.
– По-моему, мы никогда не снимали с тобой садо-мазо?
– Я что, должен отхлестать ее по заднице плеткой? Могу.
– Какой ты лихой, – умилился Другг. – Люблю я тебя за это. Но речь не о плетке пойдет. Просто в конце ты должен ее слегка придушить.
– Что значит «слегка придушить»? – испугался он.
– Ну, сжать ее шею руками. Не волнуйся, чтобы человека задушить, надо его надолго лишить воздуха. В кино обычно показывают ускоренный процесс. От тебя требуется лишь слегка придавить ее, чтобы побарахталась. А потом отпустить. Она в курсе и согласна… Ну что тут поделаешь, если нашего клиента возбуждают такие гадости?
Поделать ничего было нельзя. Слово клиента – закон, это Валик усвоил с самого начала своей необычной кинокарьеры. К тому же Другг пообещал утроить гонорар. И Валик с легким сердцем согласился.
…Кто знал, что так все получится, кто знал?
Валик до сих пор, хотя минуло уже много лет, не понимал, что произошло. Он ведь не собирался ее убивать, не хотел. Она же ему нравилась. Но – то ли силы не рассчитал, то ли она оказалась слабенькой…
Валик душил ее, стараясь не слишком сильно сжимать руки, девушка отбивалась, барахталась. Потом Другг сказал: «Снято!» – и она затихла. Валик поднялся с кровати, Другг поздравил его, похвалил. А потом…
– Слушай, а почему она не шевелится? – спросил Валик, глядя на распростертую на кровати актрису.
– Не знаю! – Режиссер вяло похлопал ее по щекам. – Может, устала? Эй, вставай!.. О боже…
Это был ад, театр абсурда! Валик плакал, бросался к телефону, желая вызвать «Скорую»: может быть, реаниматологам удастся откачать девушку, может быть, произойдет чудо и она оживет? Другг вырывал телефон из его дрожащих рук. Никогда раньше Валик не подозревал, что лицо режиссера может быть таким жестким и злым. Всеволод кричал, что Валик – убийца, что во всем виноват только он и только ему теперь за это отвечать. Потом он заперся в ванной с телефонным аппаратом, запретив актеру покидать квартиру. Да Валик никуда и не смог бы уйти – у него подкашивались ноги, гудело в голове.
Всеволод появился из ванной только через полтора часа. Казалось, он постарел на десять лет – однако вместе с тем выглядел как будто спокойным. Он похлопал Валика по плечу:
– Не переживай. Я все уладил.
– То есть как?
– Никто не узнает. Кроме одного человека… Он очень богатый, и он давно просил меня сделать такой фильм. Я не соглашался, ведь это очень опасно… А теперь вот случайно получилось.
– Какой фильм?
– Знаешь, что такое снэф?
– Нет.
– Порнофильм с реальным убийством в конце. Самый дорогой вид порнографии. В Москве никто этим не занимается. Существуют только иностранные фильмы, их провозят нелегально. А любители такого зрелища, выходит, есть… Эта кассета сегодня же уйдет к заказчику. Он никому ничего не расскажет.
Валик недоверчиво смотрел на режиссера. В тот момент Другг казался ему чуть ли не мессией-избавителем.
– Он же и поможет спрятать тело. Расслабься. Никто тебя не посадит… А для чего, спрашивается, нужны друзья?..
И вот наконец настал момент, к которому Филипп бессознательно готовился несколько лет. Та самая женщина, та самая комната, та самая сцена. Все, как в его смутном сне. Все, как ему и мечталось.
Подходящую квартиру он искал долго. Сотни арбатских коммуналок пересмотрел, сотни частных квартир. Целыми днями носился по городу, вооруженный газетой с объявлениями, одолеваемый настоящим охотничьим азартом. В итоге подходящая «натура» нашлась в старинном запущенном особнячке близ Курского вокзала. Старушка, которая сдавала квартиру, встретила Филиппа как родного. Она призналась, что он оказался единственным, кто заинтересовался ее жилплощадью, – несмотря на то что просила она мало, семьдесят долларов в месяц. И Филипп прекрасно понимал, почему никто не хочет переезжать в захламленную квартирку – протекающий потолок, закоптившаяся газовая колонка, полусгнивший паркет, потолки в желтых разводах, тараканы и навязчивый запах бедности и старости.
– Я здесь с самого детства, – призналась бабуля. – Сейчас вот переезжаю к дочке, она будет за мной ухаживать. А халупу свою сдать решила, все прибавка к пенсии. На фрукты хватит, а большего мне и не надо.
Она еще что-то бормотала, кряхтела, жаловалась, рассказывала – Филипп почти не вслушивался в ее монотонный монолог. Он смотрел по сторонам и не верил в свою удачу. Квартира выглядела именно так, как он себе и представлял съемочную площадку. Это была та самая квартира!