Она еще что-то бормотала, кряхтела, жаловалась, рассказывала – Филипп почти не вслушивался в ее монотонный монолог. Он смотрел по сторонам и не верил в свою удачу. Квартира выглядела именно так, как он себе и представлял съемочную площадку. Это была та самая квартира!
Конечно, ему придется все здесь привести в порядок – покрыть лаком паркет, потолок побелить. Ничего страшного, хорошие мастера управятся со всем этим за неделю. Обои можно оставить бабушкины – наверное, она не меняла их лет пятьдесят. Это были старые бумажные обои, выцветшие, в розовый цветочек. Сейчас, наверное, таких и не выпускают. Идеальный вариант для фильма в стиле ретро. По стенам были развешаны пожелтевшие от старости фотографии в тяжелых деревянных рамах. Молодые строгие лица – мужчина, почти мальчик в военной форме, с встрепанными темными волосами, девушка с толстой русой косой вокруг головы.
Старушка перехватила его взгляд и, кажется, немного занервничала. Видимо, боялась, что по какой-то непонятной ей причине выгодный клиент вдруг сорвется с крючка.
– Фотографии можно убрать, – быстро предложила она.
– Нет уж, пускай остаются, – усмехнулся Филипп. – Думаю, мы можем прямо сейчас оформить сделку. Мне этот вариант вполне подходит.
На радостях Филипп заплатил бабке за три месяца вперед – хотя квартира нужна ему была всего на несколько дней. Обычно он не швырялся деньгами, даже когда не испытывал недостатка в их количестве. – привычка нищей молодости. Но сейчас ему непременно хотелось сделать кому-нибудь что-то очень приятное. Он чувствовал себя без пяти минут миллионером.
Через неделю квартира была готова. И у Филиппа осталась последняя проблема – подобрать партнера для Евы.
Сама Ева в последнее время казалась более раскрепощенной – она вроде бы привыкла позировать обнаженной. Филипп не ленился, работал с нею каждый день по нескольку часов. Фотографии, камера. Ему совершенно не нужно было столько снимков голой Евы, просто хотелось, чтобы она научилась держаться естественно.
– Молодец, солнышко, – не скупился он на похвалы. – Ты станешь знаменитой моделью. В тебе есть потенциал.
Он говорил такие слова каждой позировавшей ему девчонке, но на этот раз почти не лгал.
– Я не хочу становиться порнозвездой, вовсе не хочу, – грустно усмехнулась она, – не думаю, что это действительно то, что мне нужно.
– Ты такая молодая, что сама пока не понимаешь, что тебе нужно. В любом случае, век порноактрисы недолог. Поработаешь лет пять-семь, заработаешь денег, и вот тогда у тебя будет возможность заняться тем, чем ты хочешь. Я же для тебя стараюсь, дурочка.
– Да? А я для тебя.
– Вот как?
Его неприятно укололи ее слова. Она что, хочет, чтобы он почувствовал себя виноватым, что ли? Или принялся горячо ее благодарить? Не дождется. Это она благодарить его будет, когда поймет, что он для нее сделал.
– Конечно, ты разве не знал? Если бы не ты, меня бы давно здесь не было. Ты ведь мечтаешь об этом фильме?
– Да, – пришлось сказать ему. – Всю жизнь мечтал именно о нем. Впрочем, я тебе неоднократно рассказывал эту историю… Ева, скоро мы должны приступить к съемкам. Ты одна позировала очень хорошо, но теперь… – Он замялся, не зная, как лучше преподнести ей эту информацию. Конечно, он рассчитывал на легкую истерику. И почти по этому поводу не переживал – ведь в его арсенале было столько методов утешения! Ласковые слова, откровенные расспросы, внезапные подарки, уговоры, секс, в конце концов.
– Ты имеешь в виду сцену с мужчиной? – спокойно спросила она. – Я должна буду с ним… перед тобой, да? А ты будешь смотреть. Я все правильно поняла?
– Не я буду смотреть, – мягко поправил он, – а камера. На меня не стоит вообще обращать внимания. Когда я за камерой, я – это не я.
– Хорошо, – после небольшой паузы согласилась она, – хорошо, нет проблем. Я сделаю это для тебя.
Не веря в такую внезапную удачу, Филипп назначил конкретную дату съемки, и Ева спокойно с ним согласилась. Осталось подобрать подходящего актера – и миллионные гонорары почти у него в руках!
Актер этот непременно должен быть красивым – но это должна быть спокойная, интеллигентная красота. Никаких объевшихся анаболиками качков с неестественной улыбкой и пустым взглядом, никаких престарелых потаскунов с некогда смазливой, а теперь несвежей физиономией – к сожалению, большинство знакомых Филиппу порноактеров были именно такими.
Вообще-то среди его заказчиков были не только извращенцы. Он работал в порнобизнесе почти десять лет и не так уж часто имел дело с садо-мазо, ему редко заказывали малолеток и никогда снэф – порнофильм с реальным убийством одного из актеров. Нередко его клиентами становились скучающие, замотанные работой бизнесмены, желающие в свободное время развлечься эксклюзивной «клубничкой». Они обращали внимание на актрису, иногда долго и придирчиво выбирали ее по фотографии, порой ставили Филиппа в тупик. Спорили, возмущались, если им казалось, что предложенная девушка не соответствует заданным параметрам. И почти никто из них не обращал внимания на внешность актера, актер казался им каким-то несущественным дополнением к главной героине. У Филиппа была небольшая база данных порноактеров, с которыми он работал постоянно, этого было достаточно. Время от времени, правда, в его окружении всплывал кто-то новый, и тогда Филипп охотно его «вербовал».
Но найти мужчину-актера в целом казалось более сложным, чем уговорить смазливую девушку раздеться и исполнить пару трюков перед камерой. Он и сам не знал, с чем это связано, – может быть, мужчины по натуре амбициознее женщин? Или молодые красивые и легкомысленные мальчики предпочитают заниматься проституцией – мужская проституция ведь занятие куда более безопасное и высокооплачиваемое, чем порнушка.
Вздохнув, Филипп решил остановить свой выбор на Валере. Обремененный многостраничным психиатрическим диагнозом, Валера объективно был самым красивым из всех актеров, с которыми когда-либо работал Филипп. Если бы не печать некоей отстраненности на лице, его внешность вообще можно было бы считать идеальной. К тому же он будет отлично гармонировать с Евой. У нее кожа белая, как алебастр, полные мягкие руки, круглое милое лицо. А Валера смуглый, худой, подтянутый.
Приняв решение, Филипп взялся за телефонную трубку. Конечно, дебильный Валера был не в состоянии самостоятельно вести телефонные переговоры – он ведь был немым и недееспособным. Хотя иногда Филиппу казалось, что Валера понимает гораздо больше, чем может показаться с первого взгляда. Обычно он договаривался с Валериной бабушкой – она всегда брала трубку, когда он звонил. Вот и сейчас он услышал ее знакомый высокий голос и тяжелое дыхание. Она сразу узнала его голос, и тотчас же ее настороженно-неприветливая интонация сменилась на приторно-любезную.
– Сыночек, – завела она, – давно ты нам не звонил, мы уже прямо соскучились! Как у тебя здоровье?
«Сука фальшивая, – про себя усмехнулся Филипп. – Строит из себя божьего одуванчика, а сама продает своего недоразвитого внучка. Интересно, самому Валере перепадает хоть часть денег, которые я ему плачу? Едва ли – парень все время носит одни и те же замызганные джинсы и немодную клетчатую рубаху. А бабка небось жрет бутерброды с икрой!» А впрочем, ему-то что? Дело семейное, сами пусть разбираются. Ему главное фильм снять.
– Да вот, появилась работа для Валеры. Как он?
– Все очень хорошо, – пожалуй, слишком быстро сказала она, – Валерочка тебе привет передает.
И действительно, на заднем плане послышалось какое-то невразумительное мычание.
– Передавайте ему тоже. Обострений нет?
Вообще-то Филипп почти ничего о психиатрии не знал, но слышал, что весной и осенью у нестабильных людей, кажется, бывают обострения.
– Нет, мы пьем лекарства, Валерочка поправляется… Лекарства дорогие такие, ты не представляешь, сынок!
«На жалость давит!» – понял Филипп. Нет, с ним этот номер не пройдет.
– А кому сейчас легко? – вздохнул он. – Так как насчет воскресенья? Валера сможет прийти?
– Куда он денется? Доставим в лучшем виде, – бабка пошло захихикала, и Филипп в очередной раз подумал, что Валере не позавидуешь. Никто не видит в нем просто человека. Для врачей он – подопытный кролик, для бабки – дойная корова, ну а для самого Филиппа – безотказная секс-машина. Как хорошо, что он ничего не понимает!
– Замечательно! Тогда записывайте адрес!
В ночь с субботы на воскресенье Филипп почти не спал. Ева пожелала ночевать в отдельной комнате – и это выглядело странным. Обычно это он хотел спать в одиночестве, а она придумывала наивные предлоги, чтобы как можно дольше задержаться возле него. «Может быть, решила сбежать?» – нервничал Филипп.
Эта мысль была хуже будильника – всю ночь она не давала ему сомкнуть глаз. Он ворочался, считал овец, смотрел в потолок в надежде отключиться, но ничего подобного не происходило. Он закрывал глаза и через несколько минут вскакивал – ему постоянно казалось, что хлопнула входная дверь. Тогда он вставал и плелся в коридор. Приоткрывал дверь в комнату, где спала Ева, убеждался, что она лежит под одеялом – спокойная и сонная, и успокаивался ненадолго.
Эта мысль была хуже будильника – всю ночь она не давала ему сомкнуть глаз. Он ворочался, считал овец, смотрел в потолок в надежде отключиться, но ничего подобного не происходило. Он закрывал глаза и через несколько минут вскакивал – ему постоянно казалось, что хлопнула входная дверь. Тогда он вставал и плелся в коридор. Приоткрывал дверь в комнату, где спала Ева, убеждался, что она лежит под одеялом – спокойная и сонная, и успокаивался ненадолго.
Только под утро, когда небо за окном стало смутно-синим, он провалился в липкий болезненный сон. Вязкая темнота накрыла его с головой, он хотел пошевелиться, но не мог, усталость оказалась сильнее воли. Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо. Распахнул глаза и увидел над собою Евино умытое лицо.
– Что случилось? – Он не узнал собственного голоса, настолько он был глухим и хриплым. Приподнялся на локте и осоловело осмотрелся – светло, день солнечный и яркий, будильник показывает полдень – сломался, что ли?
– Мне кажется, ты говорил, что сегодня съемка? А сам спишь до полудня… Извини, конечно, что потревожила.
Он вскочил стремительно, как детская игрушка на пружинке.
– До полудня?! Черт, я же Валерке назначил на половину двенадцатого! Где его теперь искать?
Проигнорировав процесс умывания и завтрак, Филипп напялил первые попавшиеся штаны и свитер. Единственное, к чему пришлось подойти основательно, – это грим. Валере ведь он был знаком только в одном образе – мачо средних лет. А Еве Филипп все объяснил заранее – да она и сама понимала всю сомнительность и нелегальность этой затеи и сейчас с любопытством наблюдала за его действиями. Наконец-то она могла увидеть, зачем ее любимому нужен парик. Вся ситуация Еву несколько смущала, но ради Филиппа она была готова на все… Закончив, он пригладил ладонью чужие волосы, и они вышли из дома.
Валера послушно ждал их возле квартиры. Он сидел прямо на грязных ступеньках, прижав колени к груди, его неподвижный, ничего не выражающий взгляд остановился на исписанной матерными остротами стене. Одет он был в свои обычные джинсы и рубашку – интересно, он хоть когда-нибудь это все стирает? Или у него есть несколько одинаковых комплектов?
Увидев Филиппа, он заулыбался и радостно замычал. Ева испуганно на него уставилась. Она попыталась перехватить взгляд Филиппа, но тот быстренько подтолкнул ее вперед, в квартиру.
– Успеете еще познакомиться. Валера, мне надо с тобой поговорить. Евочка, иди пока переодевайся.
Он ничего не сказал ей о болезни Валеры и чувствовал себя немного виноватым. Хотя и сама Ева не заговаривала об актере, спросила только один раз, симпатичный ли он, и Филипп с чистой совестью ответил, что да.
– Валера, – Филипп положил руку на широкое плечо актера. Его удивило, что плечо было крепким и накачанным – неужели Валера посещает тренажерный зал? От природы у людей не бывает таких литых железных мускулов. – Валера, тебе нравится девушка?
Валера энергично закивал головой и одобрительно замычал. У него даже глаза заблестели, и Филипп в очередной раз подивился его адекватности. Понимает ведь, все понимает!
– Это хорошая девушка, Валера, – серьезно сказал он. – Хорошая и совсем новенькая. Знаешь, что значит новенькая? Она ни разу не снималась в кино. Ни одного раза. Поэтому мы с тобой должны о ней заботиться.
Валера важно кивнул.
– И еще вот что. Ты с ней не разговаривай, ладно?
Вопросительный взгляд.
– Я имею в виду, что ей не обязательно догадываться о твоей болезни. Пусть это останется между нами, мужчинами. Будь нем, не мычи. Она может испугаться. – Филипп вынужден был произнести эти жестокие слова. Куда хуже будет, если Ева вспылит, разрыдается и внезапно откажется от съемки. – Ты не обиделся? Да ладно, не обижайся, мы же сто лет знакомы.
Валера ничего не ответил, его внимание внезапно привлекла одна из фотографий, висящих на стене, – та самая, с которой улыбалась черно-белая толстокосая девушка. Валера ткнул в девушку пальцем и восхищенно замычал. Филипп вздохнул – похоже, он переоценил умственные способности этого молодого человека. Валера так ничего и не понял.
Ева ждала их в комнате. Несколькими днями раньше Филипп написал ей приблизительный сценарий, и теперь она комкала в руках листок. Она была уже в костюме – черное строгое платье с белым отложным воротничком необыкновенно ей шло. Даже Валера перестал наконец пялиться на фотографии и сосредоточил все свое внимание на будущей партнерше.
У Филиппа сердце забилось сильнее, и ладони вдруг стали влажными. Это свидетельствовало о неминуемом успехе. Ева смотрелась в этом интерьере и в этом платье настолько гармонично, словно квартира принадлежала ей. Она была призраком, девушкой из прошлого. Сейчас таких девушек не встретишь.
Филипп сам ее гримировал. Собственно, почти никакого грима не было – просто тонкий слой тонального крема, обязательная пудра и темные тени, которыми он подчеркнул ее глаза. Именно так красились модницы двадцатых годов – особенным шиком считалось для них иметь вид расслабленный и слегка утомленный.
Да и Валера был хорош, как Аполлон. Замызганные джинсы он сменил на стильные, слегка расклешенные черные шелковые штаны – штаны эти Филипп присмотрел в антикварном магазине на Никитском бульваре, торгующем старой одеждой. А вместо пресловутой рубашки в клетку его литой торс плотно обтягивала черная шерстяная водолазка. «Если бы он был нормальным человеком, непременно стал бы секс-символом», – решил Филипп. А потом, подумав, заключил для себя, что никогда не встречал мужчины красивее, чем этот порноактер Валера.
– Ну, наверное, можно начинать.
Ева отложила в сторону листок и поправила волосы. Внешне она выглядела абсолютно спокойной – словно снималась в порнофильмах каждый день на протяжении всей своей сознательной жизни. Филипп заметил, что она старается не встречаться с ним глазами – смотрит только на Валеру. Улыбается ему даже. И тот, засмущавшись, улыбается в ответ. Но молчит – понял все, значит.
Филиппу бы радоваться, но отчего-то эта умилительная сценка вызвала у него только раздражение. «Тоже мне, голубки! – фыркнул он, удобно устраиваясь за камерой. – Ну сейчас я вам покажу! Посмотрим, как вы будете нравиться друг другу после десяти дублей «любви»!» И сварливо скомандовал:
– Мотор!
Глава 8
В начале июня Филипп улетел в Малайзию – снимать «Мисс Март», знаменитую тридцатилетнюю актрису Марину Керн.
Марина играла леди-вамп – и в жизни, и в кино. Ни разу она не была замечена на людях без полного макияжа – даже на «Кинотавре» в Сочи разгуливала по полуденной набережной с густо подведенными глазами и километровыми накладными ресницами. Правда, однажды в прессе прошелестел слушок, что черные стрелки на веках Марины – это не макияж вовсе, а татуаж. Мол, кинодива первой из богемной тусовки решила испробовать на себе преимущества перманентного макияжа.
Внешне Марина была этакой осовремененной Клеопатрой – она носила геометричное каре и блестящие струящиеся волосы красила, естественно, в черный цвет.
Актрисой она была никакой. В ее багаже не было ни одной главной роли – несмотря на то что много лет она охотно делила постель с ярчайшими режиссерами и выдающимися бизнесменами страны. Возможно, она так и осталась бы незамеченной широкой публикой, если бы отсутствие таланта и удачи не компенсировала находчивостью и сообразительностью.
На пороге тридцатилетия, когда до Керн наконец дошло, что актрисы из нее не вышло, она опубликовала пространные мемуары, где в мельчайших подробностях рассказала о тех, в чьих постелях и при каких обстоятельствах ей довелось побывать. После выхода книги в свет восемь человек подали на Марину в суд. Но все восемь дел были ею выиграны. А один состоятельный предприниматель (интимным пристрастиям которого была посвящена целая глава замечательной книги) даже попробовал выкупить у издательства весь тираж. Все эти инциденты только способствовали рекламной кампании книги. Так что в одночасье Марина проснулась востребованной и знаменитой.
Нет, она по-прежнему снималась мало и в эпизодах. Зато ее начали приглашать в многочисленные телешоу, ее физиономия появилась на обложках доброй половины светских журналов. Марина была остроумной и какой-то простой – журналисты ее полюбили и в один голос называли талантливой актрисой. И секс-символом – несмотря на то что обнаженной она никогда не снималась. «Сладкий год» должен был стать ее первым опытом эротической съемки.
Вместе с Филиппом и самой Мариной на съемку вылетели ее личная костюмерша, ассистент фотографа и Марат Логунов.
Потом, когда они уже прилетели и разместились в гостинице, Марат с усмешкой поинтересовался у Филиппа:
– Ну и как тебе эта нимфоманка?
– С чего ты решил, что она нимфоманка?
– А то я не вижу, – лениво улыбнулся Марат. – Знаешь, а я с ней в одном номере поселился.