«Скорая» приехала только ночью. Ехала по ухабам улицы, раскачиваясь, как катер на волне, и полосовала фарой-искателем по спящим окнам. Сашка встречал «скорую» у магазина.
Совсем молоденький доктор с бородкой, отпущенной для солидности, с лицом намеренно важным и оттого немного обиженным, щупал значительно у деда пульс, слушал трубкой грудь и сделал какой-то укол.
— А грязища-то нынче, — важно заметил он Сашке, когда они курили на крылечке. И добавил: — Зря только мы и ездили, грязь месили…
Доктор отчего-то покраснел.
И в самом деле, Архип больше не приходил в сознание и к утру умер.
Тоньку в деревне, конечно, осудили и она две недели ходила всюду с независимым видом, давая понять, что виноватой себя не видит. Впрочем по прошествии времени посчитали, что и так прожил немало, сколько Бог дал. И перед смертью не мучился.
Его похоронили рядом с женой, как он и хотел. По деревне гроб везли в автобусе, который выделил колхоз, а за околицу, к кладбищу, выносили на руках, как того требует обычай. Сашка спустя время ездил в город и заказал у художника фотографию на эмали. Архип и Елизавета сидят на фотографии, склонив по тогдашней моде головы друг к дружке. Как голубки.
Могила их содержится в порядке. Сашка в Родительскую субботу и на Троицу, как положено, приходит посидеть на могилке и выпить свою стопочку. Да столичный художник, приезжающий каждое лето в Колупельки, чтобы писать натуру, полюбил навещать могилку Архипа и его жены. Посидеть на скамеечке рядом с крестом, поласкать взглядом березки, лезущие там и сям между оград, да пооборвать вокруг чертополох. Художники любят уединение. А кладбище в Колупельках отличное — песчаное и сухое.
А что еще нужно в этой жизни?
1989 г.