Она моментально посуровела, лицо стало строгим и возвышенным, как у женщины древнего славного рода, богатого обязанностями и традициями.
— Вы правы, глерд. Спасибо, что напомнили!
Она исчезла моментально, что значит сильная воля, что позволяет нам собираться в нужные моменты и выказывать в себе лучшее, что в нас есть.
Я перевел дыхание, Фицроя все еще нет, а то бы даже не знаю, сумасшедшим выглядеть не хочу, хотя это пикантно, все гении, говорят, сумасшедшие, а самые трезвые и правильные, которым сумасшествие никогда не грозит, — это полные дауны.
Глава 2
Фантазия у меня о-го-го, бывает, такое нафантазирую, что и на голову не налезает, но сейчас нет времени начинать сложную многоходовую интригу, это когда-нибудь в другом месте, а сейчас нужно действовать быстро.
А быстро это, увы, просто. И грубо. Прямолинейно, как обычно у простых и честных мужчин. Когда я сказал, что препятствие нужно убрать, я сразу же соскользнул на вполне понятное толкование слова «убрать», что вовсе не означает снять с должности или отодвинуть с дороги.
Хотя отодвинуть с дороги это как раз и есть убрать в современном значении.
Главное, мне вовсе не нужно ехать в Опалоссу, чтобы как-то убедить регента отказаться от власти. От одной этой мысли становилось нехорошо, все-таки я эстет, а с такими людьми общаться…
На ловца и зверь бежит, но если я в самом деле планирую то, что все время вертится в черепе, то мне как раз и нужно держаться от этого зверя подальше. Чтобы ничем не могли связать, даже если бы захотели.
А захотеть захотят, все-таки любое изменение в Опалоссе сейчас нежелательно для союза Антриаса с Ригильтом. Нужно предупредить Финнегана и Эллиана с Баффи, чтобы не общались с Ригильтом, а если уж придется, то на дистанции и как можно меньше.
Финнеган собрал нас на другой день в его комнате, обставленной богато, но безвкусно, слишком много дурной роскоши, оглядел всех надменно и свысока. Мы, как и положено, притихли, выказывая ему свое смирение, как молодые волчата старому матерому волчищу.
— Объявлено, — произнес он веско, — что завтра с утра его величество король Антриас и его лучший друг регент королевства Опалосса благородный герцог Ригильт отправятся на охоту в заповедный королевский лес…
Эллиан сказал льстиво:
— Как красиво!..
Финнеган продолжил, не поведя в его сторону глазом:
— В сопровождении большой свиты, естественно. В знак дружбы и рассчитывая на дальнейшее сотрудничество с королевством Нижние Долины нам предложено выделить не больше двух человек из нашего посольства для участия в таком знаменательном деле.
Я видел, как вспыхнули глаза у Эллиана. Баффи оставался с непроницаемым лицом, хотя, думаю, тоже не прочь бы развлечься, все-таки охота давно перестала быть основным средством добывания пропитания, сейчас это больше спорт, развлечение и средство установить в неформальной обстановке новые нужные связи с нужными людьми и поддерживать старые.
Эллиан сказал еще льстивее, я почти увидел, как он замахал хвостом:
— Глерд Финнеган, вы будете участвовать в охоте королей!
Я посмотрел на Баффи и Фицроя, никто не напомнил, что Ригильт не король пока что, дипломаты должны строго придерживаться формальностей, а это значит, что Финнеган подобрал себе еще тех помощников, главное — лояльные и поддакивающие.
Странно, что королева назначила послом именно его, куда лучше смотрелся бы Теренц Брандштеттер, этот высокий и крупный глерд из древнейшего рода, который дал королевству великих полководцев, стратегов, дипломатов, канцлеров, хорош был бы герцог Хоткиндгард, самый известный интриган королевства, из рода интриганов, у него семья интриганистая, без интриг и подсидок ему и жизнь не жизнь, и здесь бы он развернулся вовсю, умело сталкивая интересы, ссоря и всякий раз получая выгоду…
Но королева предпочла оставить их в Санпринге, что непонятно, однако ей виднее, своих людей знает лучше.
Финнеган проговорил раздумчиво:
— Разумеется, я участвовать просто обязан. Если откажусь, это вызовет слухи. Дипломат не имеет права на личную жизнь, как не может даже заболеть…
Фицрой сказал с сочувствием:
— Вот прямо совсем?
— Совсем, — отрезал Финнеган. — Тут же начнутся расспросы, с какой целью заболел и кому что хочет этим доказать.
— Или подает знак, — сказал Эллиан с восторгом. — Как у нас все сложно и многозначительно!
Баффи поинтересовался:
— Охотиться будут на оленей?
— На кабанов, — предположил Эллиан.
Финнеган нахмурился.
— Их величества сами решат, — ответил он безапелляционным тоном, — на кого охотиться. Думаю, при их занятости великими государственными вопросами особенно перебирать добычей не станут. Даже если встретят медведя, то постараются добыть и этого опасного зверя!.. Глерд Эллиан… вы поедете со мной.
Эллиан вскочил, отвесил поясной поклон.
— Премного благодарен, глерд Финнеган! Я оправдаю ваш выбор. Я не подведу. Я буду служить вам и на охоте, как служу здесь.
Фицрой фыркнул:
— А так что уроните высокому глерду на ногу?.. Ладно-ладно, мне все равно. Нам с глердом Юджином придется вместо охоты довольствоваться хорошим вином, вкусной едой и податливыми женщинами.
И хотя говорил он насмешливо-победно, на лице Баффи оставалось несчастное выражение, а Эллиан сказал высокомерно:
— Что вы понимаете!.. Мы будем охотиться вместе с королями!
Финнеган оглядел всех свысока, такие вот даже на вершины гор ухитряются смотреть сверху, произнес величественно:
— Идите. И будьте. Да-да, именно.
Мы вышли вместе с Эллианом и Баффи, но я кивнул Фицрою и пошел от глердов в другую сторону. Фицрой наконец оглянулся.
— Все, они далеко. Что-то у тебя морда больно сосредоточенная, будто что-то украсть нацелился.
— Пока задумываю, — признался я. — Я хоть и никакой не нижнедолинец, но чувствую симпатию к этому мирному королевству.
— К Уламрии?
— Нижним Долинам!
— А-а, так бы и сказал. А то для меня они все одинаковые.
Я пробормотал:
— Разница, конечно, невелика…
— Ну-ну? — сказал он с интересом.
— Пообещал, — ответил я, — королева все-таки надеется. Она в отчаянном положении. Все-таки женщины хороши для мирной жизни, тогда могут править даже лучше мужчин.
— Это ты загнул!
— Совсем немного, — сознался я. — Они трусливее, в авантюры не лезут, позволяют стране развиваться постепенно, без рывков, а именно так и надо. Это нам, мужчинам, подобное претит, нам бы наскоком решить все проблемы и привести человечество к счастью даже насильно!.. Да еще и потыкать его свиным рылом в это счастье. Потому хочу все-таки вмешаться в исторический ход событий. Люди всегда вмешиваются, не знал?
Он ухмыльнулся.
— Понял. Я менял ход событий в трактирной драке, но в истории еще не пробовал.
— Увидишь, — пообещал я. — Это может быть интересно.
— Что-то голос у тебя не слишком бодрый, — сказал он с укором. — И не совсем радостный.
— Так может и не быть, — сознался я. — Может быть и хуже. Намного.
— Все равно какое-то изменение, — сказал он оптимистично, — а когда изменения… сильные всегда получают выгоду. Пойду седлать коней?
— Только скажи там, — сказал я, — что тайком от главного посла едем в соседнее село к женщинам. Тут же всем растрезвонят, что мы не делом занимаемся, а тайком по бабам.
— Мы в самом деле можем заехать!
Я подумал, кивнул.
— На обратном пути. Чтобы создать себе алиби.
— Чего-чего?
— Потом объясню.
Он ушел седлать коней, а я вытащил из угла мешок и заглянул вовнутрь, где мирно ждет своего часа обмотанная тряпками снайперка.
— Лапушка, — прошептал я, — почему я в тебя такой влюбленный?.. Ты лучшая из женщин! С поцелуями не лезешь, но когда нужна, то всегда… гм… готова, всегда послушна и никаких капризов. Ну почти никаких…
Фицрой вывел двух коней, на одном за седлом горбится увесистый мешок. Я покосился с неодобрением, Фицрой расхохотался.
— Ты чего? Это не только для нас, но и для наших женщин!..
— Чего-чего?
Он объяснил весело:
— Когда спросили, зачем столько вина, я объяснил, что ты собираешься посетить толстушек Берту и Магду, а те пьют будь здоров.
— Свинья, — сказал я с чувством, — мог бы такое сказать о себе.
— Я как раз о Берте и подумываю, — ответил он. — И о Магде. Люблю толстых!.. Но лучше все свалить на тебя. Так смешнее.
Я пристроил мешок за спиной, обмотанная тряпками снайперка в сложенном виде смотрится как скатанный спальный мешок, у Фицроя и то объемистее.
Конь хрюкнул и понюхал мои карманы. Фицрой сказал бодро:
— Он жадный, сам все пожрал! А вот я добрый.
Он выудил из карманов по морковке и сунул обоим коням в пасти. Оба с наслаждением захрустели лакомством, а он вскочил в седло и посмотрел на меня с изумлением.
— Ты чего?
— Больно ты шустрый, — огрызнулся я. — И хитрый. Ты и с женщинами так?
— А чего придумывать новое, — спросил он, — если и этот трюк работает? Поехали. Не поскользнись в седле.
Мы выехали из дворцового ансамбля, Фицрой хохотал и рассказывал веселые истории, а на воротах спросил у часовых, какое тут село ближе, но чтоб там были молодые женщины с вот такими.
Часовые оживились, рассказали подробно, даже копья поставили к стене, чтобы не мешали жестикулировать и показывать, с какими там есть, а с какими во втором селе, что чуть дальше по берегу реки.
Фицрой поблагодарил, мы пришпорили коней и понеслись в указанном направлении, а когда скрылись с глаз, Фицрой свернул в сторону леса, оглянулся.
— Ты хоть знаешь, где пройдет королевская охота?
— Приблизительно, — ответил я.
— А я вот знаю точно, — сказал он гордо. — Вчера с одним псарем разговорился, он сказал, что будет сегодня загонщиком. Похвастался, какие там олени с вот такими рогами! Вот если бы тебя оленем, у тебя были бы… дай прикину… в размахе вот такие, клянусь!.. И по двенадцать отростков на каждом!
Он растопырил руки как можно шире и пошевелил пальцами, показывая, что это вот отростки.
— Здорово, — согласился я. — Начинаю собой гордиться.
Он окинул меня оценивающим взглядом, словно я в самом деле олень, которому нужно точно воткнуть на полном скаку копье в сердце.
— Я копнул прошлое герцога, — сказал он неожиданно, — и обнаружил… Знаешь что?
— Баб, — сказал я с отвращением.
Он посмотрел на меня с укором.
— Что ты все только о бабах? Какой-то ты странный. О чем ни заговоришь, все на баб сворачиваешь. Я вообще-то их уважительно зову женщинами, а то и ледями!.. А ты — бабы-бабы… И кроме баб, в мире много интересного…
— Ну да, — согласился я. — Олени. С вот такими. Я имею в виду — рогами.
Он продолжил невозмутимым голосом:
— В общем, герцог Ригильт в некотором родстве с королем Антриасом. Представляешь? Нет, ты не представляешь! Троюродная бабка герцога как-то побывала у Бэдэкера, деда Антриаса, и вернулась от него беременной.
Я покачал головой.
— Когда только успеваешь…
Он сказал обидчиво:
— Я при чем?.. Ты слушаешь или о бабах мечтаешь?.. Я все узнал, потому что умею совмещать приятное с полезным.
— Это хреново, — буркнул я. — Нет, приятное с нужным весьма даже как бы да, но вот их еще и родство хреново…
— Ну-ну?
— Только скрепляет эти проклятые узы, — сказал я. — Родство Антриаса и герцога, а не приятного с полезным. То родство хорошее, а то поганое…
Он посмотрел с насмешкой, что-то говорю путано, но это только потому, что еще и думаю, здесь тоже приятное с полезным, что не всегда бывает совмещено в реальной жизни демократически воспитанного человека.
— И что надумал?.. Или передумал?
— Напротив, — ответил я зло. — Чересчур они… склещились. Если мы хорошие ветеринары, надо помочь разъединиться.
Он бросил беглый взгляд на мой мешок.
— Кажется, догадываюсь, какой из тебя ветеринар. И как поможешь им расцепиться.
— Гениальность в простоте, — возразил я с достоинством. — И хотя я сторонник более запутанных решений, но пока еще не настолько старый, чтобы самому не запутаться.
— И как?
— Будем упрощать, — пояснил я. — И решать по-простому, по-народному. Чтобы общественность в нашем лице поняла. Остальным не скажем.
— То есть, — уточнил он, — пока не умеешь? Это и хорошо.
Деревья расступились, убежали за спину, впереди появилась и понеслась к нам широкая поляна совсем без травы. Мягкий шорох под копытами сменился сухим стуком по твердой земле, я покосился на тень, уже почти привык, что у меня их две, одна темная, другая слегка красноватая, но обе с разной скоростью растут, а когда пересекаются, то на стыке тень становится ярко-зеленой или ядовито-оранжевой.
Фицрой, что все замечает, поинтересовался невинно:
— Что-то колдовское?
— Да, — пробормотал я. — Тени… Кто-то из колдунов как-то использовал их силу?
Он пожал плечами.
— Не слыхал. А можно?
— А как же, — откликнулся я. — Темная материя — это наше все. На сегодня. А также темная энергия.
Глава 3
Но если не обращать внимания на две тени от меня и моего коня, то я здесь как бы уже прижился. А что цветные тени… так они вообще-то весь мир делают цветным. Здесь воздух прозрачнее, вижу дальше, слышу лучше, а возможность хотя бы минимального уровня колдовства вообще делает жизнь почти прекрасной.
— Не сюда, — сказал Фицрой. — Охотники соберутся вон там между холмами. Загонщики пойдут широкими полосами справа и слева, сойдутся…
— А потом погонят бедных зверей на короля?
— И его гостей, — подтвердил он.
— Совсем озверели, — сказал я с неудовольствием. — С доставкой им, видите ли… Нет чтобы погоняться.
— Тебе что, — спросил он, — хуже?
— Я за справедливость, — возразил я. — Великий глерд Чехов сказал, что благородному человеку бывает стыдно даже перед собакой! А уж перед благородным оленем так и вовсе.
— Держись за мной, — посоветовал он, — тут завалы.
Падающие от старости и ветра деревья кое-где образовали такие буреломы, что проще было слезть и тащить коня за узду, помогая перебраться, чем возвращаться и искать обход.
Но человек произошел от обезьяны, как говорят креационисты, или это не они говорят, в общем, мы шли и тащили за собой испуганных и фыркающих коней.
Уламрия, в отличие от королевства Нижних Долин, похожа на застывший океан с исполинскими волнами, что за века превратился в землю, где волны стали зелеными холмами, а промежутки между ними теперь называются долинами.
Некоторые холмы стараниями ливней и ветров опустились настолько, что об их прошлом напоминают только небольшие возвышения, другие же уцелели, разве что потеряли острые гребешки.
Фицрой указал на достаточно высокий холм.
— Оттуда будет видно все, — сказал он гордо, подумал и уточнил: — Как мне вроде бы почему-то кажется. Такое у меня чутье. Охотник я или как бы нет?
— Скоро узнаем, — буркнул я.
Он первым покинул седло, а пока я бережно снимал мешок со снаряжением, стреножил коней и, шлепнув каждого до толстому крупу, велел пастись и нагуливать жир, нанося экономический ущерб улармийским землякам.
Я с мешком на плечах покарабкался на самую вершину. Голые камни, все еще с острыми гранями, птичий помет и перья, зато прекрасный вид на заповедный королевский лес, где водится, как заверил Фицрой, самая разная живность. И не просто водится, а ее там полным-полно, раз уж охотиться нельзя никому, кроме короля.
С вершины холма местность внизу напоминает скомканную зеленую шерсть на исполинской шкуре. Лиственные деревья стоят так плотно, что я начал беспокоиться, открытые места только у ручья да еще на двух-трех редких полянах.
Конечно, если добудут хорошую добычу, то наверняка не станут сразу возвращаться, а устроят пикник с вином и обильной едой, где будут хвастаться удачным выстрелом из лука или молодецким ударом ножа…
Хорошо бы им наткнуться на медведя. Я бы помог медведю, а то у человека слишком явное преимущество, а надо быть честными даже со зверьем, если зверь, конечно, зверь, а не человек.
Фицрой разложил на чистой скатерке мясо, сыр и хлеб, вытащил две чаши и бурдюк с вином. Я покосился с неодобрением.
— Думал, это я неженка…
Он ответил обидчиво:
— При чем тут? Я люблю уют и красивую жизнь. Чаши не нравятся?.. Так из бурдюка и свинья пить умеет!
Он сказал обидчиво:
— Я знаю свинью, что умеет пить из чаши!.. Еще как знаю. Но я добрый, даже не скажу свинье, что она свинья. Хотя она и сама знает…
Я смотрел, как он наливает вино, темно-красное, душистое, а когда я сделал глоток, охнул.
— Это то же самое, что наливали в королевском зале?
Он ухмыльнулся.
— А ты как думал? Я Фицрой, а не какой-то зачуханный Юджин.
— Согласен-согласен, — пробормотал я и сделал глоток побольше. — Просто бесподобное… Беру свои слова взад. Такое, ты прав, можно только из чаш! Из бурдюка — оскорбление и даже унизительно для такого вина. Недопустимо. У вина тоже есть достоинство, если оно благородное вино, а не всякое там.
Он блаженно улыбался, мы пили и неспешно ели, все это в самом деле напоминает пикник на свежем воздухе, даже подготовленная для стрельбы снайперская винтовка выглядит несерьезно, будто я пришел просто пострелять в белый свет.
Далеко-далеко вроде бы гавкнула собака, я человек городской и дитя асфальта, не среагировал, но Фицрой сразу допил вино и поставил на скатерть пустую чашу.