— Я под домашним арестом?
— Нет, — отрезала она, — вы можете еще понадобиться.
— До того, — сказал я понимающе, — как пустить в расход?..
— В расход?
— Это наш воинский юмор такой, — пояснил я. — Как бы на повышение!.. Буду ждать, ваше величество, когда вы меня снова внушнете. Откланиваюсь…
Я откланялся с пританцовыванием и размахиванием воображаемой шляпой. И хотя здесь так не делают, но, думаю, пару раз увидят и тоже начнутся ритуальные танцы.
Я же Улучшатель как-никак.
У башни Рундельштотта все еще стража, уже другие гвардейцы королевы, но меня знают, молча отступили от двери. Я медленно поднимался по винтовой лестнице, вспоминал, все ли сделал, ничего ли не забыл важного, а самое главное: сохранится ли умение вызывать портал и в том мире…
Мимо двери Рундельштотта прошел на цыпочках, пусть отдыхает после похищения, да и что могу сказать, а врать и выкручиваться без особой необходимости тоже ни к чему.
В лаборатории пусто, а вся часть стены с Зеркалом Древних завешена темным покрывалом с королевскими гербами и скачущими единорогами.
Я отцепил ткань с одной стороны, все равно никто не войдет в лабораторию за все время моего отсутствия, задержал дыхание и, выставив перед собой руку, нажал ладонью на холодную поверхность.
На миг показалось, что не прорву эту незримую пленку, рванулся сильнее, уже чувствуя холодок страха, едва не упал, оказавшись на той стороне в полной тьме, на ночь всегда велю выключать все фонари вокруг дома, а то мелатонин не вырабатывается в моем нежном организме, но сейчас в комнате при моем появлении сразу же зажегся красноватый свет, похожий на аварийный.
Я погасил его взмахом руки, отключил трансформатор и устало потащился в ванную, где стянул рубашку и швырнул в ящик для стирки.
Штаны, сапоги и все остальное сбросил по дороге, выскочивший из норки пылесос мигом подхватил, деловито оглядел, оценил, подумал, но измельчать не стал, а быстро почистил и понес в гардеробную.
Я встал под теплые струи душа, повозил пальцем по тачу, добавляя напор, оттемпературил по, отключил струи снизу, не фиг эту роскошь, сейчас чего-нибудь попроще…
В коридоре послышались шлепающие шаги, словно в мою сторону бежит молодой тюлень, дверь ванной комнаты рывком распахнулась.
Мариэтта, заспанная и прекрасная в томной пододеяльной наготе, замерла в изумлении на пороге.
Я инстинктивно напряг широчайшие и косые, плечи слегка развел и приподнял, фигура у меня накачанная, сам любуюсь, не зря пот проливал в тренажерном зале.
Она проговорила в изумлении хрипловатым со сна голосом:
— Ты чего?.. Среди ночи?
Я пробормотал:
— Да так… что-то не спалось…
— Ты дрых, — заявила она, — как кабан!.. А я потом заснула!
— Как птичка, — подтвердил я.
— Да, как птичка!
— А я проснулся, — сообщил я, — потому что птичка превратилась в лягушку.
— Лягушку?
— А кто лягался? Значит, лягушка.
В зеркале, что с нанопокрытием и потому никогда не покрывается паром, моя фигура отражается весьма эффектно, я поворачивался так и эдак, стараясь рассмотреть, что там такое саднит на спине и плече.
Мариэтта охнула:
— Да ты весь… в синяках!
— Где? — спросил я. — Ах, это… твои пальчики, такие нежные пальчики твои…
— Не бреши, — заявила она, — это не я… Где был всю ночь? Где был, гад, спрашиваю?
— С тобой, — заверил я. — Ты свернулась калачиком, я тебя обхватил всю, ты почти поместилась в моих ладонях, во всяком случае сиськи точно были там, как сейчас помню. Так и спали.
Она прошипела:
— А потом? Когда меня приспал? Колись! У тебя не только синяки, у тебя и морда не та!
Я невольно пощупал лицо, вроде бы побрился до того, как шагнуть в Зеркало.
— А чья?
— Вернувшегося с задания, — выпалила она. — Ты смотришь иначе!.. Как будто неделю воевал в горящих пригородах Мадрида!
Я спросил мирно:
— Там же вроде поделили страну на анклавы и затихли? Сейчас там почти спокойно…
Она возразила:
— Не хитри, туда все время добровольцы едут!.. Как и к тем, исламистам. Ты там был?
Я покачал головой.
— Проснись, детка. Я только что поднялся с постели. На часы посмотри! Или чудится, что проспала месяц?..
Она сказала зло и беспомощно:
— Ты в постель ложился другим!
— И ты клалась другой, — напомнил я. — Такой ласковой, нежной…
— Не бреши, — уличила она. — С тобой никогда не буду ласковой. Ласковая только с мужем и… еще одним человеком. Ладно, с двумя. Ты в их число не входишь!
— Пойду топиться, — буркнул я. — Вырою бассейн поглубже, напущу чистой воды и утоплюсь.
Она обняла меня, я довольно заулыбался, но она всего лишь понюхала кожу и волосы, отпихнула, на лице снова жгучее подозрение.
— От тебя пахнет!
— Надеюсь, не женскими духами? — спросил я шутливо.
— Свинья, — выпалила она. — Порохом!.. И конским потом!
— Во как ты меня заездила, — сказал я довольно. — До конского пота… Есть, значит, порох в моих обоих пороховницах.
Она сказала зло:
— Не отхрюкивайся! Что происходит?
— Где я только не был за неделю, — пробормотал я. Она охнула:
— Я что, проспала целую неделю?
— Да, — заверил я, — моя сонная красавица. Или спящая, не помню. Правда, я тоже во сне где только не был.
Она вздрогнула, глаза стали большими.
— Ладно, ты никуда не ездил, верю… Но кто-то говорил, что ты заказы берешь на дом! Пойду посмотрю, сколько трупов в доме!
Она исчезла, я вздохнул и попозировал перед зеркалом, напрягая мускулатуру вот так и вот так. Еще издали услышал ее злой визг:
— Где трупы?.. Где трупы?.. Куда спрятал, гад?
Она вбежала в ванную, злая, как мангуста, я пробормотал:
— Признаюсь честно, закопал в саду… Но где, не помню. После того как ты мне ногой по голове вдарила.
— Я? Когда это?
— Неспокойная ты во сне, — объяснил я. — Крутишься в постели. Наверное, я единственный, кто с тобой еще и спит… Как там завтрак, готов?
Она указала большим пальцем себе за спину.
— Посмотри на часы. До завтрака еще два часа!
— Счастливые часов не наблюдают, — пробормотал я. — Ну что, долежим эти пару часов? Или ты несчастная?
Она ожгла меня, как кнутом, злым взглядом.
— Еще какая! Я же чувствую, что ты, как все мужчины, что-то скрываешь и постоянно брешешь!.. Не буду я больше с тобой спать!.. Буду сидеть с пистолетом в руке.
— Да хоть в зубах, — согласился я. — Зато не укусишь.
— Когда я тебя кусала?.. Ладно, то не считается!.. Почему ты мне брешешь?
Я подумал, ответил искренне:
— По двум очень важным причинам.
— Ну?
— Во-первых, ты власть…
— А во вторых?
— Ты женщина, — сказал я с некоторым сомнением в голосе, — а женщины нам всегда брешут, потому мы как бы имеем право из оправданного чувства самозащиты…
— Как бы, — возразила она, — это из древних моральных установок, а мы мораль отменили как пережиток, теперь только закон и порядок!.. Никто не имеет права на самозащиту, так как всех защищает власть!
— А если не успеет?
— Обязана успевать, — сказала она твердо, — для того и устанавливаются везде видеокамеры, прослушиваются разговоры, чтобы мы успевали прибывать на место еще до преступления!.. Только ты, гад, такой скользкий, что пока никак… Но я тебя расколю!
Я посмотрел на нее с застывшей улыбкой. А ведь в самом деле, если сумеет накопать компромат, сдаст без всяких сомнений. То, что вяжемся и спим в одной постели, давно ничего не значит, для шпионов это всегда было привычным делом, а теперь уже и для всех не повод даже здороваться.
— Что смотришь? — спросила она с подозрением.
— Да так, — ответил я, — задумался.
Она буркнула с некоторым дискомфортом:
— С чего бы? На мыслителя не тянешь.
— Не тяну, — согласился я. — А хотелось бы малость знать и уметь больше… Привередливый я?
Видимо, сделал что-то не так, вздохнул криво или повел глазом, но мир заблистал триллионами цветных конфетти, а все это великолепие погрузилось в мир колышущихся электромагнитных волн, таких странно шершаво-кисловатых с привкусом ванили.
Она буркнула:
— У тебя глупое лицо. Лучше не старайся быть умным, тебе не идет.
Я вздохнул, а она повернулась и ушла, надменно дергая приподнятыми ягодицами.
Вроде бы я не так долго отсутствовал, но мир здесь за это время в самом деле стал иным. Вижу больше, слышу лучше, а главное, сразу же ощутил в доме множество электроприборов, разветвленную сеть проводов, какая старина, хотя пока еще экономичнее, чем модное беспроводье.
А также пронизывающие весь наш мир электромагнитные волны, посылаемые самыми разными приборами, что делает для меня мир странно трепещущим, будто вот-вот исчезнет.
Я тряхнул головой, не исчезло, но сделал усилие, и снова я простой парняга, которому банку пива и на диван перед жвачником.
Но что-то не захотелось, по крайней мере — щас, а что потом — посмотрю. Я человек свободный: хочу — сижу, хочу — лежу.
Рискнул, снова вызвал это странное состояние. Электромагнитные волны разом заполнили мир, а я в нем как рыба в воде… Осторожно пошарил по разным волнам, натыкаясь на разную хрень, в основном — дурацкая музыка, не сразу отыскал Инет, а уже там торопливо, словно вот щас поймают и вдарят, порыскал в пределах досягаемости и со сладким ужасом ощутил, что пределов нет, могу читать хоть частную переписку, хоть государственные тайны под дюжиной криптозащит…
С кухни донесся ее нетерпеливый крик:
— Ты долго там, гад полосатый?
— Иду, — крикнул я. — Бегу, моя мангусточка!
Она встретила подозрительным взглядом.
— Кого-нибудь уже убил?
— Где?
— По дороге на кухню, — отрезала она. — Но где закопал? Как закопал?..
Я протянул несчастным голосом:
— Ну почему сразу убил…
— У тебя морда такая, — выпалила она.
— Какая?
— Сладенькая, — отрезала она. — Интеллигентик хренов. Это в кино только у преступников брутальные лица, а в реале вот такие!.. Ну признайся, убил или не убил?
— Не убил, — признался я. — Только ранил.
Она отбросила сковороду, метнулась было из кухни, но оглянулась, сказала со злостью:
— Опять, гад, прикалываешься над властью?
— Ты без штанов, — напомнил я. — Так что я могу вполне. Если хочешь, проверь статью двести семьдесят восьмую, подзаконный акт двести сорок, пункт «Ы», там как раз наш случай…
— Проверю, — пообещала она, — и арестую за обман правоохранных структур.
Она в самом деле вытащила смартфон, растянула его до размеров крупного планшета и быстро вошла в Инет.
— Какая, говоришь, статья?
— Двести семьдесят восьмая, — сказал я. — Ищи-ищи… подзаконный акт двести сорок, пункт «Ы»… читай внимательно, а я пока позавтракаю.
Я переложил на свою тарелку яичницу с беконом, умял почти до конца, когда она наконец подняла голову и посмотрела на меня с изумлением и ненавистью.
— Гад… откуда ты знал?.. Или все прочел и запомнил?
Я отправил в пасть последний ломтик вкусно пахнущей ветчины, поднялся с тарелкой в руках.
— Спасибо, было очень вкусно. Можешь пожарить еще, уже себе. Увы, не удержался, все съел, раз уж ты предпочла выказать себя умной и вместо завтрака читать Уголовный или Гражданский кодекс.
Она прошипела:
— Я не вместо… А ты все подстроил!
— Но было вкусно, — признался я и облизнулся. — Бросай работу в полиции, иди ко мне личным поваром? Бить не буду…
— Сперва я тебя придушу, — пообещала она. — Теперь опоздаю на службу!
— Еще почти ночь, — напомнил я. — Можно два раза позавтракать.
Глава 7
Она в самом деле приготовила завтрак, настолько навороченный, что я не утерпел, подсел к столу и помог ей справиться с задачей, а потом отвалился и смотрел осоловело, как дикий кабан, что отыскал поляну с желудями и полакомился всласть, а потом еще напихал в пузо и на запас.
— Поваром бы ты зарабатывала больше, — сообщил я. — Это же надо удумать такое… Нет-нет, не говори из чего! Приличные люди о кухне даже не вякают.
Она фыркнула:
— Так то приличные. А остальные и по жвачнику передачи о кухне ведут!
— Я вообще-то приличный, — сообщил я. — Это с тобой только неприличный, потому что под твоим воздействием, как совсем уж неприличной и демократически ориентированной…
— Свинья, — заявила она. — Даже свинтус. Свинтус грандиозус!.. За дерзость помоешь посуду.
— Запросто, — ответил я.
Манипулятор подхватил обе тарелки и отправил в моечную машину. Мариэтта сказал зловеще:
— Вообще-то могу такое интерпретировать как попытку обмана властных структур… Но ладно, сейчас некогда. Надо на службу, а ты сиди и дыши в две дырочки! Не забыл, что все еще под подозрением?.. А скоро вообще сядешь.
На кухню, стуча коготками, выбежал заспанный Яшка, посмотрел снизу вверх с недоумением, чего это мы ночью жрать встали, я подхватил его на колени и, поцеловав в мордочку, сказал ласково:
— Один ты меня любишь и пока что не угрожаешь придушить.
Мариэтта фыркнула.
— Пока что!
Через полчаса ей начали звонить, она всем объясняла, махала руками, даже если без видеорежима, женщины не могут без жестикуляции, наконец отключила мобильник в часах, лицо уже сосредоточенное, брови сдвинуты.
— Надо ехать, — сказала она сдержанно, — что-то неясное, шеф даже не желает объяснять по связи.
— Может, — предположил я, — как раз не стоит? Пусть разбираются сами?
Она ожгла меня злым взглядом.
— Вот из-за таких нас и теснят по всем фронтам!.. Никуда не исчезай, чтобы не искать, когда придем арестовывать.
Она торопливо вышла, дальше я поглядывал на экраны, где ее полицейская машина промчалась по комфортабельным дорогам поселка, нарушая правила, здесь скорость должна быть снижена до двадцати километров из-за внезапно выбегающих на дорогу детей или собак, даже автоматика не успеет среагировать, но Мариэтта то ли видит издали, у кого что во дворе, то ли настолько злая, что даже на выезде почти не затормозила, так и вылетела пулей, сделав лихой разворот почти на двух колесах.
— Хорошо же, — сказал я, — а теперь займемся интимом…
Аня сошла с экрана легкая и быстрая, как индийская богиня любви, прощебетала сексапильным голоском маленькой девочки, в Индии это самый писк, но с нашими морозами пищат по-другому.
— Повелитель?
Я сосредоточился, сказал властно:
— Ребут!.. Я кое-что добавлю…
Она послушно отключилась, я отрубил электроэнергию в доме и сделал пару глубоких вдохов. Мир вокруг стал шершаво-цветным, страшноватым. Я даже не пытаюсь понять, в соприкосновение с черной материей или темной энергией я вошел, просто настойчиво велел своему мозгу создать портал, и он возник буквально через секунду, прямоугольник дверного проема, окантованный багровым огнем звездных глубин.
— Не повреди меня, — прошептал я Хаосу, — я же твой… сын Хаоса… только уже оформленный…
При пересечении рамы пахнуло холодом, но шагнул я снова на пол гостиной. Портал исчез, как только я оказался на той стороне, а стол, о который опирался правой рукой, сейчас у меня слева.
Я дернулся, и хорошо, что все работает в моем мире тоже, еще замечательнее, что я цел, но, блин, стоило проламывать пространство-время, чтобы прыгнуть аж на два шага!
— Ладно-ладно, — прошептал я, унимая бешено стучащее сердце, — не все сразу… и это здорово… не наглей… Аня, не спи!
Вспыхнул экран, Аня появилась на нем в двумерности, быстро распахнула прекрасные глаза с длинными ресницами.
— Уже? Я ничего не почувствовала нового…
— Я передумал, — сообщил я. — Ты мне и такая вполне.
Она засияла.
— Ой…
— Не спеши, — сказал я. — Ты же хозяйка в доме, вот и хозяйствуй на кухне и во дворе. Больше никуда не лезь.
Включив электричество, я пошел на кухню и уже сам приготовил себе жареное мясо, на это ушло шесть секунд, заодно опустошил половину содержимого холодильника, стараясь утолить зверский голод и восстановить истраченные на портал силы.
А потом я лежал в темноте, а мозг как бы сам по себе шарил по Инету, получая от него моментально все, что ищет, а с ним еще и монбланы мусора, в котором тоже попадаются жемчужные зерна.
Странное чувство, прошла минута, а я перерыл все, что в облачных, распределенных, дискретных и строго зашифрованных, с потрясенным чувством убедившись, что шифров для меня просто не существует.
Видимо, это станет проблемой для правительств и секретных служб, когда люди получат чип «мозг-компьютер». Хотя на первых порах шифрование еще защитит данные, пока чип будет просто чипом, то есть отдельным переходником между живым мозгом и сетью, но когда этот чип станет биологическим и перейдет в часть мозга…
Я дернулся, это же привычный мир вообще рухнет, он уже сейчас рушится, но тогда вообще будет обвал всего и всех ценностей. Надеюсь, в правительствах это понимают, потому и пропагандируют открытость всех и всего, чтобы смягчить стремительно налетающий шок предельной откровенности…
В комнату зашла Аня, после апгрейда все чаще пользуется голографией, я дернулся, привык, что живу один. За нею мчится скачками, как енот с гребнем на спине, Яшка, с разбегу прыгнул на свисающее до самого пола платье, в надежде повиснуть на нем и, цепляясь коготками, взобраться наверх, однако пролетел насквозь, ударился о пол и обиженно вспискнул.
— Иди ко мне, — позвал я.
Он торопливо вскарабкался по одеялу и примостился у меня возле уха. Аня сказала вдогонку: