Внимание юноши привлекла глубокая сдвоенная воронка, опровергающая один из дедовских тезисов — «снаряд дважды в одно место не попадает».
— Попадает, дедушка, еще как попадает… — пробурчал себе под нос непутевый внук, спускаясь в глубокую конусообразную яму с удивительно правильными краями. «Чем же они тут лупили? На взрывчатку никак не похоже». В один момент ноги дозорного потеряли опору, и он покатился вниз, напрасно пытаясь затормозить всеми четырьмя конечностями.
Воронка оказалась глубже, чем представлялась сверху. Застыв на глубине трех метров, Иван тут же принялся голосить, призывая друзей. Можно было попытаться выбраться самому, однако ровные стенки оставляли человеку в тяжелом и неповоротливом костюме радиационной защиты немного шансов. Крики о помощи тоже не помогали — либо остальные настолько увлеклись своими поисками, что не слышали ничего вокруг, либо толстая резина противогаза душила крик. Оставался еще вариант с автоматом — его-то точно не проигнорируешь…
«Значит, точно не пропаду, — облегченно заключил Иван, попавший в ловушку собственной глупой любознательности. — Все же надо бы самому вылезти, а то эти двое псевдотоварищей точно заклюют дурацкими шуточками. Если немного разбежаться и как следует подпрыгнуть…»
Сказано — сделано: Мальгин уперся спиной в одну из стенок, с силой оттолкнулся и, сделав два шага, резко подпрыгнул. Пальцы лишь скользнули по кромке ямы, ни за что не уцепившись. Настырный юноша еще дважды повторил попытку, прежде чем почувствовал, как земля под ногами пришла в движение и многотонным пластом рухнула куда-то вниз, увлекая за собой незадачливого дозорного.
* * *Стрелять Иван не решился — все-таки неизвестная территория, скорее всего враждебная… Только терпеливо светил фонариком «в небо» из глубокого, только что образовавшегося желоба. Друзья должны были заметить этот сигнал, и они не подвели.
Ребята что-то кричали, но слов было не разобрать. Наверное, спрашивали, чего Мальгин там делает и как его туда занесло…
Но что можно ответить на такие вопросы? «Я — любопытный дурак, которого длинный нос завел черт знает куда?» Все равно не услышат, а сигнализировать о таком световой морзянкой — только плодить идиотизм… Достаточно будет обычного SOS, а поржать над ним верные друзья успеют и позже. Главное, чтобы Живчик придумал, как вернуть несчастного «спелеолога» на нелюбимую, но столь желанную сейчас поверхность.
Ворча и чертыхаясь, Иван изучал дно, на котором оказался. Похоже, небольшая «пустотка» в земле — несколько метров в диаметре, низкий потолок, каменистые стены. «Не хотелось бы провести здесь остаток молодой жизни…» При этой безрадостной мысли ноги несчастного дозорного разъехались в разные стороны, заскользив по неожиданно ровному и гладкому полу. Не удержав равновесия, Ваня завалился на спину, больно приложившись затылком обо что-то неприятно твердое, отозвавшееся на удар протяжным, гулким эхом, ушедшим под землю.
Немного отлежавшись и вдоволь посквернословив, Иван внимательно изучил источник странного звука. Им оказалась большая железная плита, на которой он и поскользнулся, присыпанная сверху тоненьким слоем давно засохшей грязи. Ванька простучал ее для порядка — кажется, пустотелая… Возможно, за ней вовсе ничего не было!
«Хватит с меня тайн и приключений на сегодня, — благоразумно заключил Мальгин и отошел в дальний конец „пещеры“. — С фигней этой пусть фанаты разбираются, а у меня передоз».
Любопытству понадобилось всего несколько минут, чтобы возобладать над скукой и накатывающим страхом замкнутого пространства. Иван, будучи подземным жителем, не понимал, откуда взялась глупая склонность к клаустрофобии, однако поделать ничего не мог — приходилось терпеть. Очистив металлическую поверхность от земли, поняли, что плита сильно вытянута и проходит под всей пещерой, исчезая за ее пределами. Железо выглядело неоднородным — Ване удалось обнаружить несколько сварных швов, один из которых выглядел гораздо грубее и неряшливее прочих. Именно он и пострадал от времени сильнее всего. Достаточно небольшого усилия и…
«Не буду больше уподобляться сующим повсюду свой длинный нос Светланам», — схватил себя за руку Мальгин.
Он вновь забился в самый дальний уголок своей тюрьмы и, прислонившись к осыпающейся стене воронки, принялся терпеливо ожидать подмоги.
* * *Мальчишка не заметил, когда появились друзья, а потому заорал, как умалишенный, почувствовав чью-то руку на своем плече. Света и Костя спустились по веревке и уже пару минут с ужасом наблюдали, как увлеченный, не видящий ничего вокруг Иван разбегался от одного края пещеры, несся к противоположному и, оттолкнувшись двумя ногами, тяжело приземлялся в одну и ту же точку. Затем раздосадовано бил каблуком правого сапога по месту приземления — и немая сцена повторялась.
Первой сжалилась над Мальгиным сердобольная девчонка:
— Ванечка, с тобой все нормально?
В ответ перепуганный Ванечка закричал так, что у всех троих затрещали барабанные перепонки.
Когда звуковая контузия и первый шок прошли, смущенный парень продемонстрировал «спасателям» результаты своего титанического труда — лопнувший по стыку двух металлических плит сварочный шов. Незавершенную работу Мальгина доделывали все вместе. Наконец плита не выдержала нечеловеческого напора и с протестующим скрипом пошла вниз.
Боевая троица оказалась в узеньком и низком квадратном туннеле, незамедлительно названном Живчиком «вентиляционным коробом». Метр в ширину, столько же в высоту и черт знает сколько в длину — туннель тянулся в обе стороны, и понять, где у него начало, а где конец, без разведки не представлялось возможным.
В очередной раз не высказанный вопрос «Куда идем дальше?» повис в воздухе. Взоры «рядового состава» устремились на «командира». Тот быстро глянул на компас и уверенно махнул: «На север». Спорить никто не стал.
Передвигались на четвереньках в обычном порядке: «Впереди вожак нашей стаи, за ним — самка, замыкает строй бета-самец». Ивану совершенно не понравилось, как их обозвал задавака Федотов. Хотя понятие «бета-самец» было незнакомо и малопонятно, но чувствовалось в нем подковыка и скрытая насмешка. Светка за «самку» съездила Федотову ладошкой по скуле, но Ване показалось, что сделала она это как-то не от души, как-то для проформы.
«Прогулка» выдалась долгая, нудная и однообразная. Туннель казался бесконечным, а не привыкшие к подобному роду передвижений конечности затекали, ныли и быстро уставали. Приходилось часто останавливаться и отдыхать — ложиться на прохладную металлическую поверхность короба и несколько минут релаксировать. Одна из релаксаций закончилась для Вани непродолжительным, но очень приятным сном: он находился у себя в палатке, а вокруг кипела станционная «ботаническая» жизнь, суетная, но такая близкая юному сердцу. В неприглядную действительность его вернули слова Светы: «Пойдем, засоня! Костя считает, осталось недолго».
К счастью, всезнайка оказался прав. Вскоре туннель забрал резко вниз, и ползти стало значительно легче. А затем Живчик обнаружил в боковой стенке решетку.
* * *В узкие щелочки смотрели по очереди. Из-за темноты с той стороны решетки практически ничего не было видно, только кусок ничем не примечательного широкого коридора. Светить фонариком Федотов категорически запретил: «Будем считать, что находимся на вражеской территории. В нашем случае лучше перебдеть. Дальше идем очень тихо — не шуметь, не разговаривать, острыми коленями и кривыми руками по коробу не стучать».
Спустя четыре решетки, друзья услышали первые голоса. Их обладателей разглядеть не удавалось, а далекая речь сливалась в сплошное «бу-бу-бу», однако то, что таинственный объект был обитаем, обнадеживало и настораживало одновременно.
«Значит, рядом с нашей станцией есть еще жизнь, кроме Чкалов… Как бы хотелось, чтобы здесь обитали добрые, миролюбивые люди, а не такие завистники и придурки, как надоевшие соседи… Или это всего лишь мародеры, а странное подземелье давно и безнадежно мертво? Но что они могут здесь искать? — Мальгин не любил вопросы без ответов, но сейчас что-то приятно щекотало нервы, и это было воистину противоречивое ощущение. — Вот так живчиками и становятся…» Сбросить пугающее наваждение помогли воспоминания о Ботанической — что может быть лучше спокойствия и тихого домашнего уюта?
Неожиданно ползущая впереди Света остановилась. Как ни пытался Иван высмотреть, что помешало дальнейшему движению группы, темнота скрывала все секреты. Наконец девушка продвинулась на несколько «шагов» вперед и снова замерла. До ушей дозорного донесся еле различимый шелест голосов — Костик со Светой о чем-то переговаривались! Юноша напрягся, пытаясь расслышать хоть слово. Ожидание и тревога — не лучшие союзники в пути… Вскоре ситуация разрешилась — команда вновь отправилась в дорогу, а через пару метров Мальгин увидел причину задержки: они миновали развилку, где туннель разбивался на три рукава, уходящих в разные стороны.
«Значит, ребята решали, по какому проходу идти, — облегченно выдохнул Иван. — Или чертов умник предлагал разделиться…» От этой мысли внутри все похолодело, а зубы предательски клацнули, отбивая нервную чечетку.
Вентиляционный короб расстраивался еще дважды, но больше совещаний не устраивали, и группа шла прямо, никуда не сворачивая.
Решетки попадались теперь гораздо чаще, а голосов становилось все больше. О чем говорили люди, по-прежнему было не разобрать, да и в поле зрения никто не попадался. Лишь однажды удалось рассмотреть комнату, слабо подсвеченную крохотным огоньком. Присмотревшись, Иван понял, что помещение освещается лампой, установленной на письменном столе. Убранство кабинета — это оказался именно кабинет — заставили дозорного мысленно присвистнуть: «Вот как у нашего начстанции рабочее место выглядеть должно!» Огромный ковер, застилающий все просматриваемое пространство пола, вдоль одной стены — шикарный деревянный шкаф со стеклянными дверцами, полностью забитый книгами, на другой — гобелен с изображением древнего рогатого зверя. На последней из видимых стен висела картина в массивной резной раме. Изображение в полумраке разобрать не удавалось, зато неплохо просматривалась входная дверь, расположенная слева от картины. Из-под нее пробивался тусклый, по всей видимости, коридорный, свет, выхватывая из темноты часть проема, также выполненного из резного дерева! Но больше всего неискушенного дозорного поразили исполинское кожаное кресло на мощной деревянной «ноге», расширяющейся книзу четырьмя львиными лапами, и невероятных размеров письменный стол-аэродром, кромка которого была щедро украшена многочисленными витыми узорами. Конечно, Мальгин в жизни не видал, что такое ковер, гобелен и аэродром и уж тем более львиные лапы, но чтобы оценить немыслимое богатство обитателя этого кабинета, почти забытых в новом мире слов и не требовалось.
Красота и очарование любимой Ботанической мгновенно померкли, перечеркнутые всего лишь одной комнатой, причем первой попавшейся… Что могло ожидать команду дальше, зрелище какой неведомой роскоши, Иван представить себе не мог, однако был уверен в одном — с этой «станцией» дружбы не получится. А если, не дай бог, она все же случится, то Ботанической уготована судьба Чкаловской — вечно пресмыкаться, выслуживаться и таскать крохи с барского стола…
Продолжать тайное путешествие по чужой вентиляции расхотелось начисто. «Вернуться бы домой, забыть обо всем и никогда не вспоминать…»
Следующая остановка стала для друзей последней.
* * *Иван терпеливо ждал своей очереди, чтобы придвинуться к решетке и с жадностью высматривать «потусторонние» чудеса. Но Живчик почему-то медлил, не подпуская к обозрению даже Свету. Сам же он, стянув противогаз, припал к щели вплотную, попеременно прикладываясь к узкой «бойнице» то глазами, то ухом, и не отрывался уже минут десять.
«Что же там происходит?» — маялся Мальгин. Наконец он решился и последовал примеру старшего товарища — снял дыхательную маску. Легкие мгновенно наполнились местным воздухом, показавшимся после осточертевшего «намордника» необыкновенно свежим и даже вкусным, а в ушах зазвучали голоса, к которым так напряженно прислушивался Живчик.
Говоривших было несколько. Все мужчины. Большего разобрать не удавалось, как Иван ни напрягался. Разве что один голос — резкий, трескучий, неприятно режущий слух, немного выбивался из общего неразборчивого гула. Почему-то он казался отдаленно знакомым…
* * *Генерал Вольф закрыл усталые глаза и откинулся в кресле. Виски пульсировали. Голову раскалывала нещадная боль. «Жаль, нельзя прикрыть уши, чтобы не слышать этот мерзкий голос…» В последнее время мигрень стала невыносимой, а перерывы между ее визитами все сокращались, грозя в один не очень прекрасный момент исчезнуть окончательно.
«Когда я выпил последнюю таблетку? Месяца три назад, кажется. А ведь держался целый год… Зря, конечно, выпил, слабину дал. С ней хоть оставалась какая-никакая надежда, она грела, неизменно лежала в нагрудном кармане, как талисман или оберег, и будто шептала: „Держись, Станиславыч, я тут, я рядом, станет невмоготу — помогу, обязательно помогу, выручу, ты, главное, держись“…
Этот пришлый проситель с невозможным голосом убьет меня. Господи, как же режет виски! Заткнись, поганец! Сделаем все, что просишь, даже больше — чтобы уж мало не показалось, только умолкни, умолкни!
Господи! Столько лет провести в заточении, чудом спастись — и ради чего? Ради того, чтобы немедленно тебя отыскал какой-то иуда и приперся качать права, что-то у тебя клянчить? Это как если бы скованного Сатану достали из бездны, а вместо того, чтобы строить грандиозные планы возмездия воинству ангелов, он был бы вынужден выслушивать кляузы дворовых хулиганов на участковых милиционеров…»
Визитер же все говорил и говорил — о тяжелой доле их «народа», о нещадной эксплуатации, о попранной гордости. А потом длинно и витиевато сулил какие-то смешные и скудные блага в обмен на поддержку.
«Предатели везде одинаковы, — без всяких эмоций думал Генрих. — Как всегда, предлагают свою никчемную душонку в обмен на материальные блага. Твоя душа, мой скрипучий попрошайка, вряд ли заинтересует даже не особо разборчивого черта, нам же она и вовсе ни к чему. Но ты ведь не знаешь, что мы сами назначаем цену за свои услуги. Тем хуже для тебя, незнание — одна из самых дорогих вещей в мире, даже в таком ущербном. „Никогда ничего не проси у тех, кто сильнее тебя“!»
— Как вы, говорите, называется ваша станция? — уже вслух перебил Генрих Станиславович своего гостя.
Конечно, он знал это название. За полтора десятка лет, проведенных им в заточении, мало что изменилось, только вот обитаемый мир сжался до пределов нескольких станций… Жалких, мелких… Ничтожных в сравнении даже с порядком замшелым и заплесневелым Бункером.
Визитер ошалело посмотрел на пожилого, седого как лунь мужчину в военной форме. Тот презрительно кривил тонкие губы в неприветливой усмешке.
— Чкаловская, товарищ генерал.
— А те негодники, что вас обижают и кушать не дают?
Гость предпочел пропустить издевку мимо ушей:
— Ботаническая, товарищ генерал.
— Хорошо, молодой человек. Надо постараться не перепутать… годы, знаете ли, берут свое… Сотрем в порошок не ту, конфуз выйдет… Кстати, а вы в каком звании?
Чкаловец заколебался:
— Н-никакого нет, товарищ генерал. У меня гражданское образование, товарищ генерал.
— Обидное упущение с вашей стороны, прямо-таки досадное. — Человек в форме сокрушенно покачал седой головой. — Но раз вы имеете намерение возглавить объединенные станции, наверняка успели получить классическое высшее образование по управлению, администрированию или, на худой конец, юриспруденции? Многие наши уважаемые лидеры, начиная с Владимира Ильича и заканчивая Дмитрием Анатольевичем, были академическими юристами.
Гость побледнел и упавшим, но все таким же неприятным голосом тихо сказал:
— Никак нет, товарищ генерал. У меня среднеспециальное техническое образование, имею уважаемую рабочую профессию…
— Ну что ж, докучать вам расспросами я более не намерен. Благодарю за честные ответы. А насчет образования не переживайте, ведь тот же Ульянов-Ленин уверял, что государством способна управлять даже кухарка. Я правильно говорю, товарищи? — генерал окинул вопросительным взглядом людей, сидящих по его сторону стола.
Все поспешно закивали, лишь блондин с дальнего угла несуетливо, с намеком на вальяжность, поднялся и, в нарушение субординации, перебил командующего:
— Тут еще кое-что…
«Маркус, — зарычал про себя седой. — Неугомонный Маркус-Тевтон… Опять лезешь вперед, сучонок». Он никогда не нравился старику — слишком холеный для нормального мужика, слишком избалованный женским вниманием, а потому самовлюбленный и слишком заносчивый. К тому же гражданский… К последним генерал относился заведомо презрительно, считая их второсортным, бесполезным сбродом, способным лишь на проедание день ото дня скудеющих запасов продовольствия. Однако проклятый блондинчик, вопреки общему правилу, бесполезным не был — долгие годы заточения, в отличие от убогого апатичного большинства, впавшего в отчаяние и пьяное безумие, он провел с пользой — постоянно тренируя и совершенствуя тело и закаляя дух. И эта исключительность тоже вызывала раздражение…
— Да, Маркус.
— Я хотел бы дополнить обращение нашего нового друга и союзника. Артур Шарифович, не возражаете?
Человек со скрипучим голосом поспешно кивнул.
— Уважаемые чкаловцы передали схемы Ботанической, ее укреплений и постов. Мы вместе помозговали и набросали предварительный план прорыва периметра и захвата станции… Я понимаю, что это не моя компетенция, однако хотел бы перед вами, Генрих Станиславович, ходатайствовать о передаче операции под мое руководство. У нас с чкаловскими товарищами установились хорошие деловые и дружеские отношения и высокий уровень взаимопонимания. Мои люди и повстанцы провели совместную разведку окрестностей Ботанической, наметили основные пункты для…