Ворон перевернулся на спину и, направив собственный автомат в сторону опушки, веером послал ответную очередь. Стрельба по нему на мгновение смолкла. В тот же миг Ворон ударил ногами по воротам сарая, расширяя образовавшуюся между створками щель. Со стороны опушки по воротам вновь ударил автомат. Очевидно, один из боевиков сообразил, что он собирается пробраться внутрь. Ворон поспешно выхватил из поясного подсумка ручную гранату, выдернул кольцо и, не глядя, швырнул гранату в сторону леса. Через секунду где-то между ним и опушкой раздался взрыв. В тот же миг Ворон вновь перевернулся на живот и ужом втиснулся в приоткрывшиеся после его удара створки.
– Куда он делся?! Я его не вижу! – раздалось по-чеченски со стороны леса.
«Поищите, поищите», – мысленно усмехнулся Ворон, отползая от многократно простреленных ворот в глубь сарая.
...По истеричному голосу Бадыра Гамид понял, что его бойцы растерялись. Захват русского капитана, который должен был пройти легко и быстро, оказался совсем не простым делом. Но, несмотря на очевидный риск схватки с российским спецназовцем, Гамид не собирался отступать. Жажда мести и желание поквитаться с русскими оказались сильнее страха.
– Он в сарае! – громко крикнул Гамид в ответ на вопрос Бадыра и, понизив голос до шепота, приказал Эльхану: – Зайди сзади. Если русский попытается выбраться оттуда, убей его. Мы с Бадыром ворвемся в ворота и выгоним его на тебя.
Услышав последние слова командира, Бадыр опешил.
– Как же мы туда попадем, ворота-то заперты?
– Так взорви их! На то у тебя и гранаты! – вновь повысил голос Гамид, начиная терять терпение от тупости своих бойцов.
Но конкретные приказы возымели действие даже на них. Эльхан вдоль опушки бросился вокруг сарая, чтобы занять позицию напротив его задней стены. Бадыр приготовил пару ручных гранат и, зажав их в кулаках, устремился к воротам. Сам Гамид, оставшись на месте, взял на прицел фасад сарая, готовясь всадить очередь во врага, когда тот покажется в створе ворот.
...Едва смолкли автоматные очереди, и сарай, и хоздвор пилорамы вновь накрыла тишина. Но Ворон понимал, что тишина наступила ненадолго. Как только обстрелявшие его боевики рассредоточатся, то снова ринутся в атаку. Знать бы еще, сколько их и что они замышляют. Родившийся в его голове вопрос заставил Ворона вернуться обратно к воротам и выглянуть в щель меж раздвинутых створок. К сараю от опушки стремительно бежал человек с автоматом за спиной, держа перед собой плотно сжатые кулаки. «Гранаты!» – понял Ворон. Он сейчас же вскинул свой автомат, но оставшийся невидимым противник опередил его. Среди кустов, за спиной бегущего к сараю боевика, блеснуло пламя, и одновременно с грохотом выстрелов сильнейший удар в левую верхнюю часть груди опрокинул «вымпеловца» на спину. Захваченный азартом боя, в первый момент он даже не почувствовал боли, но левая рука сразу онемела, и ставший невероятно тяжелым автомат выскользнул из разжавшихся пальцев. Ворон отбросил в сторону бесполезное оружие – с одной действующей рукой вести стрельбу из автомата все равно было невозможно – и вытащил из подсумка ручную гранату. Бегущий от леса боевик был уже на полпути к сараю. Еще немного, и он сможет зашвырнуть свои гранаты в приоткрытые ворота. Обхватив правой рукой гладкое стальное «яблоко», Ворон зубами выдернул из гранаты кольцо с предохранительной чекой и, не вставая с земли, метнул гранату между раздвинутыми створками ворот.
...На бегу Бадыр увидел, как выглянувшего из ворот русского Гамид мастерски срезал первой же очередью. Это ничего не меняло. Жив русский или убит – Бадыр намеревался выполнить приказ до конца. От напряжения его ладони вспотели, но Бадыр продолжал цепко сжимать ребристые корпуса двух «лимонок» с выдернутыми чеками. Он уже выбрал место, куда собирался упасть, после того как зашвырнет гранаты в сарай. В этот момент что-то тяжелое шлепнулось в снег в нескольких шагах от него. Не останавливаясь, Бадыр непроизвольно обернулся в сторону упавшего рядом с ним предмета, но обнаружил только маленькую лунку в снегу. В следующее мгновение на месте лунки полыхнула короткая вспышка, и не менее десяти разлетающихся веером осколков пронзили тело Бадыра. Как подкошенный, он рухнул лицом в снег, выронив себе под ноги зажатые в кулаках гранаты. Спустя три с половиной секунды разорвались и они, но гранатные осколки искромсали тело уже мертвого боевика.
...На плечи Гамида свалилась срезанная шальным осколком ветка, и он судорожно вжался в снег, ожидая новых взрывов. Но их не последовало, и Гамид вновь поднял голову. На полпути к сараю, где укрылся русский, разметав руки и ноги, лежал Бадыр. Нелепая поза и изрытый взрывами снег вокруг его тела не оставляли сомнений, что боевик мертв. Гамид заскрежетал зубами от досады. Вместо того чтобы убить русского капитана, он уже потерял одного из своих бойцов. И как только удалось русскому выжить, ведь он отчетливо видел, что попал в него? Вне себя от злости Гамид выпустил по сараю длинную очередь и проворно переполз в сторону, чтобы не попасть под ответные выстрелы. Однако автомат русского молчал. Это придало Гамиду уверенности. Он приподнялся над кустом, за который упал, и громко крикнул Эльхану:
– Подберись ближе и забросай эту халупу гранатами! Я ударю со своей стороны!
И вновь русский не ответил выстрелами, хотя не мог не услышать его голос. Убит?! Ранен?! Окончательно осмелев, Гамид выбрался из кустов и, держа автомат наперевес, петляя, бросился к сараю. Одновременно с ним с противоположной стороны опушки к бывшей пилораме устремился Эльхан...
«Их осталось двое», – сообразил Ворон, услышав голос главаря боевиков. Если бы не рана, он наверняка справился бы с обоими, одного, возможно, даже захватил живым. Но полученное ранение сводило шансы к минимуму. Силы стремительно таяли. Левая рука и так уже висела бесполезной плетью, а вся грудь горела огнем. Ворон чувствовал, что через несколько минут он вообще потеряет сознание. И если бы бандиты не спешили и, вместо того чтобы атаковать, выждали какое-то время, то смогли взять его без всякого сопротивления с его стороны. Ринувшись в атаку сейчас, они совершили ошибку, которой следовало воспользоваться. Превозмогая боль в простреленной груди, Ворон дотянулся до пистолетной кобуры, вшитой в разгрузочный жилет, и, кое-как отстегнув клапан, вытащил из кобуры любимый спецназовцами за легкость, огневую мощь и многозарядность свой штатный «ГШ-18». С пистолетом в руке он отполз в угол сарая и, пристроив оружие на колене, направил его на входные ворота, откуда рано или поздно должны были ворваться в сарай боевики.
Прежде чем решиться на это, один из боевиков, выполняя приказ своего главаря, принялся швырять на крышу сарая гранаты. Кирилл услышал, как одна, затем другая граната ударились о шифер и, грохоча по крыше, скатились вниз. Следом за ними точно так же скатилась с крыши третья граната, а вот четвертая, провалившись в выбитую в шифере дыру, влетела внутрь. Судя по звуку, она упала где-то посредине сарая. Стиснув зубы, Ворон затаил дыхание. Сил на то, чтобы покинуть сарай, у него уже не было.
Четыре раздавшихся друг за другом взрыва слились в один, заглушая хруст пробиваемых осколками досок. Один из осколков чиркнул спецназовца по плечу, вырвав клок его армейского бушлата, другой обжег ногу ниже колена. Но и новую боль, как и боль в груди, можно было терпеть. Проверяя собственные силы, Ворон плотнее обхватил пистолет и потянул на себя ставший невероятно тугим спусковой крючок, выбирая его свободный ход. Пока он еще в состоянии нажать на спуск. Обиднее всего будет, если он не сможет этого сделать, когда бандиты придут его добивать.
Как раз в этот момент в щели между створками входных ворот появился автоматный ствол, а над ним голова одного из боевиков. Вглядываясь в темноту изрешеченного осколками сарая, бандит повел стволом из стороны в сторону. Но Ворон уже поймал на прицел показавшуюся в проеме ворот голову бандита и в следующее мгновение вдавил спуск до отказа. Одновременно с грохотом выстрела голова бандита мотнулась назад, он оступился и, опрокинувшись на спину, остался неподвижно лежать перед воротами.
...Едва Эльхан сунулся в сарай, как оттуда раздался одиночный выстрел, и Эльхан с простреленной головой рухнул на спину. Увидев его залитое кровью лицо с застывшими вытаращенными глазами, Гамид истошно закричал и, направив свой автомат на ворота сарая, открыл беспорядочную стрельбу. Его собственный крик утонул в грохоте автоматной очереди, но уже через несколько секунд Гамид понял, что вновь слышит только собственный голос. Расстреляв последние патроны, автомат внезапно захлебнулся. Осознав это, Гамид почувствовал, как его захлестывает волна страха. Отправляясь за головой русского офицера, он не стал надевать боевую разгрузку, которая на меховой дубленке выглядела нелепо, поэтому в отличие от своих бойцов не имел при себе ни гранат, ни запасного автоматного рожка. Все его оружие составляли теперь уже бесполезный автомат и пистолет в поясной кобуре. Но сражаться с матерым спецназовцем, имея при себе один кургузый «макаров», было равносильно самоубийству. Запасные магазины имелись у Бадыра с Эльханом, но одна мысль, что ему придется обыскивать их трупы на глазах у засевшего в сарае спецназовца, привела Гамида в ужас. Всего одна бутылка с зажигательной смесью могла решить исход схватки. Окажись у него сейчас под рукой пол-литра напалма или хотя бы обычного бензина, и участь укрывшегося в сарае русского была бы решена. Внезапно Гамиду пришла в голову мысль, что и русский может сообразить, что он практически безоружен. Он поспешно вытащил из кобуры пистолет и стал отступать обратно к опушке. Гибель Бадыра и Эльхана требовала отмщения, но Гамид не мог заставить себя приблизиться к воротам сарая.
Откуда-то издалека донесся рокот мощного автомобильного мотора. Услышав его, Гамид поспешно огляделся по сторонам. По проложенной от села к пилораме дороге скользили лучи фар. Машина быстро приближалась. Судя по звуку работающего двигателя, это был тяжелый грузовик или... армейский БТР. Осознав это, Гамид почувствовал облегчение. Никто не в силах противостоять целому отделению армейцев. Значит, в том, что он не добил русского капитана и не отомстил за своих бойцов, нет его вины. Просто так сложились обстоятельства. Найдя оправдание своим действиям, Гамид, ни о чем более не раздумывая, бросился обратно в лес.
...Силы таяли гораздо быстрее, чем бежали секунды. Ставший невероятно тяжелым пистолет клонился к земле, и удерживать его ствол в направлении приоткрытых ворот становилось все тяжелее. Ворона тянуло бросить пистолет, закрыть глаза, привалиться спиной к стене сарая и забыться, но он не позволял себе это сделать. Очевидно, это чувствовал и его противник, потому что, в упор расстреляв сарай из автомата, до сих пор не рискнул показаться в проеме ворот.
Ворон не мог сказать, сколько прошло времени с того момента, как боевик прекратил стрельбу, а сил на то, чтобы взглянуть на часы, уже не осталось. Но вот снаружи, сначала еле слышно, а затем все отчетливее, послышался какой-то нарастающий шум. Звук быстро приближался. И вот уже Ворон узнал в нем шум дизеля армейского БТРа. Бронетранспортер въехал на хоздвор пилорамы и остановился. Сейчас же на его борту вспыхнул осветительный прожектор. Световой луч пробежал по снегу, задержался на мгновение на трупах убитых бандитов и уперся в ворота сарая. После чего снаружи раздался так хорошо знакомый Ворону голос его бывшего командира капитана Овчинникова:
– Ворон, жив?! Отзовись!
Он хотел ответить, но губы предательски задрожали, и он не смог вымолвить ни слова. Но Овчинников каким-то образом почувствовал его присутствие (от радости и волнения Ворон не сообразил, что на его местонахождение указывали оставленные им следы на снегу), и уже через несколько секунд за воротами сарая вновь послышался его голос:
– Ворон! Я иду к тебе! Не стреляй!
С электрическим фонарем в одной руке и с автоматом в другой Овчинников втиснулся в сарай и, отыскав укрывшегося в углу друга, облегченно произнес:
– Живой? Вот и молоток.
* * *Он то терял сознание, то вновь приходил в себя. В очередной раз вынырнув из забытья, Ворон услышал над собой голос Овчинникова:
– Держись. Скоро доедем.
Действительно, где-то совсем рядом раздавался натужный рев двигателя, а тело тряслось и раскачивалось, в то время как перед собой Ворон видел одно ночное небо. Тогда он с трудом повернул голову и увидел рядом с собой Овчинникова, расположившегося на броне БТРа, привычно подогнув под себя ноги. Слева и справа от Антона сидели бойцы из его оперативно-боевой группы.
– Лежи, лежи, – поспешно сказал Овчинников, заметив движение своего друга.
Он подался вперед, и Ворон почувствовал, как друг подкладывает ему под голову рукав расстеленного на броне армейского бушлата. Он понял, что лежит на крыше десантного отсека бронетранспортера, на разложенных на броне бушлатах его товарищей, которые неожиданно пришли ему на выручку. Ворон с благодарностью посмотрел на своего прежнего командира. Но Овчинников, заметив его признательный взгляд, сейчас же возразил:
– Бондарева поблагодаришь. Это он нас к тебе направил, как только пробил номер трубы, с которой тебе Стриж звонил. До твоего Стрижа этой трубой пользовались ближайшие подручные Басаева. Представляешь, у радиоразведчиков не менее десятка радиоперехватов телефонных разговоров, которые вели бандиты с этой трубки. В общем, как только стало понятно, что звонок Стрижа элементарная подстава, Бондарев сразу послал нас к тебе. Я механику: «Жми, что есть мочи!» Хотя сам, чего греха таить, боюсь: опоздаем. А оказалось, ты сам справился. Всех духов уложил! – Овчинников бодро улыбнулся.
– Не всех, – еле слышно прошептал Ворон. – Один ушел.
– Видел я его следы возле опушки, – насупившись, пробурчал Овчинников. – Если б не ночь, можно было бы и с этим поквитаться. А в темноте его в лесу хрен найдешь! Ничего, мы с ним еще встретимся. Никуда он от нас не денется. Это я тебе обещаю, – уверенно закончил он.
Ворон хотел ответить другу, но, пока собирался с силами, кто-то из сидящих впереди бойцов громко обратился к Овчинникову:
– Товарищ капитан, вас Полсотни первый!
Пятьдесят первый, или Полсотни первый, был радиопозывным полковника Бондарева в последней чеченской командировке «Вымпела». Услышав о вызове командира, Овчинников тут же поднялся с колен и, сказав Воронину: «Я сейчас», проворно перебрался по броне в головную часть БТРа, где располагался радист с рацией.
Офицеры «Вымпела», включая начальника оперативного отдела полковника Бондарева, справедливо не доверяли портативным импортным радиостанциям, сигналы которых без особого труда перехватывали боевики с помощью частотных сканеров тех же зарубежных фирм. Поэтому, отправляясь на задание, оперативные группы «Вымпела» брали с собой отечественные радиостанции, более громоздкие, зато обеспечивающие по-настоящему скрытную и надежную радиосвязь.
Овчинников вернулся через несколько минут хмурый и злой. Встретившись с вопросительным взглядом Ворона, он поспешно отвел глаза. Но затем, не выдержав собственного молчания, ударил кулаком по броне и заговорил:
– Бондарев сообщил: ЧП во Владикавказе. Четверть часа назад начиненный взрывчаткой бензовоз, протаранив ворота КПП нашего военного госпиталя, врезался в больничный корпус и взорвался. Там сейчас страшный пожар. И пожарным никак не удается сбить пламя. Огнем уже охвачено почти все здание. По словам очевидцев, горят чуть ли не железобетонные стены и стальные листы на крыше. Бондарев вместе со следователями военпрокуратуры сейчас на вертолете вылетает туда. Так что на базе мы его скорее всего не застанем. – Овчинников замолчал. Но известие о случившейся во Владикавказе страшной трагедии продолжало мучить его, и уже через несколько секунд он снова воскликнул: – Горят стены и железная крыша. Да не напалмом же, в самом деле, был заправлен этот бензовоз!
В отчаянии от собственного бессилия Овчинников еще раз ударил кулаком по броне, после чего принялся разминать отбитую руку, и лишь тогда заметил, что Воронин пытается ему что-то сказать. Наклонившись к лицу раненого друга, он разобрал его слова:
– Это действительно напалм. Самый настоящий напалм... Сообщи Бондареву, чтобы он передал пожарным во Владикавказ... Это все Гамадов. Он уже изготовлял напалм в первую чеченскую. Когда Басаев со своими бандитами захватил Буденновскую больницу, у них были при себе канистры с самодельным напалмом... Стриж в прошлый раз сказал, что Басаев с Гамадовым готовят большой теракт... Этот взрыв во владикавказском госпитале их рук дело...
Говорить становилось все труднее. И, сказав последнюю фразу, Ворон вновь потерял сознание и уже не видел, как Овчинников опять связывался с Бондаревым и передавал полковнику его слова.
* * *Басаев вынес из блиндажа портативный переносной телевизор и, установив его на деревянной колоде, принялся подсоединять сетевой шнур к вынесенному ранее автомобильному аккумулятору. Стоя в стороне, Гамид молча наблюдал за ним. Еще дальше от штабного блиндажа расположились шестеро дюжих моджахедов из личной охраны Верховного эмира.
– Сейчас русские будут свои новости передавать. Хочу послушать, что они сегодня скажут, – объяснил Басаев свои действия и довольно ухмыльнулся.
Он наконец подсоединил телевизор к аккумулятору и, включив его, настроил на первый общероссийский канал. Ровно в двенадцать, после традиционной заставки «новостей», на экране появилась фигура диктора в темном костюме.
– Траур надел, – усмехнулся Басаев. – Мы их всех заставим траур надеть.
Он обернулся к Гамадову, приглашая того разделить радость от успеха проведенной накануне крупномасштабной диверсии. Но Гамид остался невозмутим. Гибель Бадыра и Эльхана и, главное, безнаказанность русского капитана, застрелившего его ближайших помощников, отравляли Гамиду настроение. И даже известие о том, что в результате взрыва грузовика-бензовоза, начиненного изготовленной им зажигательной смесью, один из больничных корпусов владикавказского военного госпиталя практически выгорел дотла, не принесло ожидаемого удовлетворения.
– В начале выпуска вновь о трагедии во Владикавказе, – объявил телевизионный диктор с экрана. – Вчерашней ночью и сегодняшним днем от полученных ожогов скончались еще три человека, пострадавших в результате вчерашнего теракта в военном госпитале Владикавказа. Таким образом, на данный час число жертв теракта составило уже двадцать шесть человек. В военном госпитале и городских больницах Владикавказа остаются еще пятьдесят девять пострадавших от вчерашнего взрыва и возникшего вслед за ним пожара. Состояние семи человек врачи оценивают как критическое. Еще пятнадцать человек находятся в тяжелом состоянии. Практически все находящиеся в больнице пострадавшие получили ожоги различной степени тяжести и отравление дымом...