– Бродячие собаки. Их здесь много, – пояснил составитель поездов, перехватив его встревоженный взгляд.
Гамид облегченно перевел дыхание. Исчезнувшие под вагоном тени оказались всего лишь бродячими собаками. Горские собаки, обнаружив чужаков, давно бы уже подняли своим лаем на ноги всю округу, а русские псы трусливы, как и их хозяева. Окончательно успокоившись, Гамид подтолкнул в спину Михаила, и вся группа диверсантов вновь двинулась следом за ним. Но, обойдя стоящие на путях вагоны, под один из которых нырнули собаки, Нелюбин остановился и, вытянув руку, указал вперед:
– Вон тринадцатый путь и та цистерна.
За вагонами располагался станционный тупик, ярко освещаемый установленным на решетчатой мачте прожектором. В его свете Гамид увидел четыре железнодорожные линии, упирающиеся в пронумерованные кладки из железобетонных блоков. Пути с номерами «десять», «одиннадцать» и «двенадцать» были пусты, а на тринадцатом стоял вагон, точь-в-точь такой, в каких перевозят заключенных, и сцепленная с ним железнодорожная цистерна. На ее освещенном выпуклом борту четко выделялась свежая надпись «кислота» и соответствующие ей предостерегающие обозначения. Гамид улыбнулся. Именно так выглядели цистерны, которые он видел на Новочебоксарском химкомбинате, когда, еще будучи студентом Московского химико-технологического института, проходил там преддипломную практику. Инженеры по технике безопасности тогда тоже строго следили за четкостью всех положенных обозначений и ни за что не пропустили бы в заправочный цех цистерну со стершейся надписью. За пятнадцать лет ничего не изменилось. Вот только солдатская расхлябанность стала еще больше.
В этот момент из-за цистерны вышел часовой с автоматом на груди, и Гамид понял, что поторопился с последним выводом. Обходящий цистерну часовой дошел до «вагонзака», как обозвал Гамид вагон, где ехали сопровождающие цистерну караульные, после чего повернул обратно. И тут произошло то, чего главарь диверсантов никак не ожидал увидеть. Навстречу первому часовому из-за цистерны вышел второй, и тоже с автоматом на груди... Парный пост! Значит, и остальных караульных вдвое больше... Гамид закусил губу. Он понятия не имел, как снимать часовых. В его боевом и зоновском опыте не было ничего подобного. Любой из его бойцов, да и он сам, сможет завалить этих неуклюжих вахлаков одной очередью. Но как это сделать бесшумно, чтобы остальные караульные не узнали о нападении?! Задача серьезно осложнялась. В полной растерянности Гамид обернулся к Хасану и указал взглядом на остановившихся возле цистерны солдат. Арабский боевик лишь смежил веки и, наклонившись к уху Гамадова, прошептал:
– Их нужно как-то отвлечь.
Несмотря на шепот арабского боевика, Михаил Нелюбин услышал его слова и в страхе попятился. Но его тут же схватили за руки и вновь подтолкнули к Гамадову.
– Отпустите. Я вам все показал, – жалобно пролепетал Михаил.
Вместо ответа Гамид подался вперед, одной рукой зажал Нелюбину рот, а другой ухватил за отвороты его рабочего оранжевого жилета и вместе с ним отпрянул за товарный вагон. Вслед за своим командиром остальные диверсанты тоже попрятались в укрытия. Однако в общем шуме железнодорожной станции охраняющие цистерну часовые не услышали голос составителя поездов или просто не обратили внимания на донесшиеся из темноты звуки. Они все так же стояли рядом, лениво переговариваясь о чем-то между собой. Убедившись в этом, Гамид подтянул к себе обмякшего от страха Михаила и с гневом зашипел ему в лицо:
– Еще раз откроешь пасть без моего разрешения, и я придушу тебя собственными руками.
Он действительно повернул руку, которой сжимал отвороты рабочего жилета Нелюбина, и перекрутившийся ворот впился Михаилу в горло. Михаил захрипел и задергался, пытаясь освободиться. Тогда Гамид ослабил хватку и, пока Нелюбин не успел отдышаться, быстро спросил:
– Сколько товарных поездов уходит сегодня ночью на Москву?
У Михаила ныла шея и кружилась голова. Хотелось, чтобы этот кошмар как можно быстрее кончился. И он честно ответил:
– Четыре.
– Составы с цистернами есть? – тут же последовал новый вопрос.
– На девятом пути состав из двадцати цистерн с бензином должен отправиться в Москву в шесть тридцать утра, – произнес в ответ Михаил.
Гамид изумленно вытаращил глаза... Двадцать цистерн с бензином – это просто отлично!.. Он переглянулся с Хасаном:
– Проверь.
Хасан кивнул и, схватив Нелюбина за шиворот, грозно приказал ему:
– Веди туда.
Когда араб вместе со сцепщиком скрылись в темноте, Гамид вновь выглянул из-за вагона, продолжив наблюдение за часовыми. Те не проявляли настороженности, что свидетельствовало, что оба караульных свыклись с обыденностью своей службы и не ожидают нападения. За то время, что Гамид наблюдал за ними, часовые порознь неспешно обошли вокруг цистерны и снова остановились в свете освещающего тупик прожектора.
Спустя минут десять вернулся Хасан. Оставив сцепщика под охраной своих бойцов, он в одиночку пробрался к Гамиду. Лицо араба, как обычно, выглядело бесстрастным. Но Гамид понял, что он доволен результатом разведки.
– Все точно, – подтвердил Хасан. – Двадцать цистерн с бензином на девятом пути. Охраны никакой.
Гамид улыбнулся в ответ, но, вновь вспомнив об охраняющих цистерну часовых, вопросительно взглянул на Хасана. Тот жестом подозвал к себе Али и, перемолвившись с ним несколькими фразами на арабском языке, изложил Гамиду родившийся у них план...
Пока террористы совещались, Михаил Нелюбин с ужасом думал о том, что должно было вскорости произойти. Он не слышал слов – главный чеченец общался со своими бандитами исключительно шепотом, но общий смысл разговора ему был понятен и без слов. Что, если не детали нападения на охраняемую военными цистерну, они могут обсуждать? Но вот совещание закончилось, и главарь снова подошел к Михаилу. На его лице играла больше похожая на оскал довольная усмешка.
– Снимай жилет, – потребовал главарь.
Безобидное на вид требование испугало Михаила:
– Жилет? Зачем?
Но ему не собирались ничего объяснять. Один из бандитов вырвал у него из руки фонарь. Двое других грубо сорвали с плеч оранжевый рабочий жилет и протянули главарю. Не прикасаясь к жилету, тот глазами подал знак кому-то из своих подручных, и сейчас же сильнейший удар обрушился на голову Михаила, отправив его в глубочайший нокаут...
Боевики Али подхватили под мышки враз обмякшее тело железнодорожника и уложили на землю.
– Присмотрите за ним, – приказал им Гамид. – Он нам еще понадобится.
Пока его бойцы возились со сцепщиком, Али натянул на себя его жилет. В темно-зеленом с черными вставками спортивном костюме и оранжевом жилете железнодорожника он выглядел нелепо. Но в темноте спортивный костюм вполне можно было принять за рабочий комбинезон. Убедившись в этом, Гамид дал отмашку Хасану, которому предстояло действовать в паре с Али.
Арабским боевикам уже не раз приходилось действовать вместе. Каждый отлично знал боевые возможности своего напарника, что позволяло им понимать друг друга без слов. Выждав ровно пять минут, Али включил трофейный фонарь и вместе с ним вышел из-за вагона на обозрение часовых, расхаживающих возле загнанной в тупик цистерны. За это время Хасан, держась в темноте, обогнул станционный тупик и, никем не замеченный, залег на границе освещенного участка, с противоположной стороны стоящей на тринадцатом пути цистерны. От цели его отделяли двадцать метров залитого электрическим светом открытого пространства. И если бы в момент последнего броска кто-то из часовых вздумал обойти цистерну, то непременно заметил бы диверсанта. Но вниманием обоих часовых завладел неожиданно появившийся перед ними железнодорожный рабочий, который неторопливо шел вдоль пути, помахивая в такт ходьбе зажженным электрическим фонарем. Ни у одного из них не возникло и тени подозрения, что тем самым он подает сигнал своему сообщнику. Зато Хасан, жадно наблюдающий за всем происходящим возле тринадцатого пути, заметил поданный ему сигнал и, вскочив на ноги, помчался к цистерне. Стремительно преодолев освещенный участок, он нырнул под железнодорожную платформу и по-обезьяньи, опираясь руками о землю, проскочил под днищем цистерны. В последний момент часовые услышали подозрительный шорох у себя за спиной, но сделать что-либо уже не смогли. Вынырнувший словно из-под земли диверсант, не разгибаясь, ухватил одного из них за ноги, ниже колен, и, рванув на себя, опрокинул на землю. Второй часовой судорожно схватился за автомат, но не успел передернуть затвор, как Хасан молниеносной подсечкой сбил его с ног и, навалившись сверху, схватил за горло. Одновременно с Хасаном ринулся в схватку Али. В считаные секунды он добежал до копошащихся на земле тел и, оказавшись возле первого часового, когда тот, путаясь в ремне, рвал с себя автомат, со всей силы ударил его тяжелым фонарем в висок. Глухо хрустнула височная кость, голова солдата упала на грудь, и он неподвижным кулем растянулся на земле. Разделавшись с первым часовым, Али поспешил на помощь напарнику. Но тот справился и без него. Несколько раз ударив своего противника затылком о землю, Хасан оглушил его, после чего захватил голову солдата за темя и подбородок и резким рывком в противоположные стороны свернул ему шею.
Убедившись, что оба солдата мертвы, диверсанты забрали их автоматы, и Али дважды мигнул фонарем, сигнализируя наблюдающим за схваткой диверсантам, что с часовыми покончено. Увидев сигнал, Гамид приказал боевикам Али сторожить железнодорожника, который все еще не пришел в себя, а сам с двумя боевиками Хасана присоединился к арабам. Еще находясь в засаде, вайнахи извлекли из-под курток автоматы и, перебежав к караульному вагону, сейчас же взяли на прицел его зарешеченные окна. Хасан достал из кармана вагонный ключ и вопросительно взглянул на Гамида. Тот кивнул и на всякий случай отошел от «вагонзака» к цистерне. Он вообще предпочел бы наблюдать за штурмом из какого-нибудь укрытия, защищающего от пуль караульных, но взятая на себя роль командира заставляла лично руководить операцией. Правда, мастерство, которое продемонстрировали арабы, без единого выстрела снявшие обоих часовых, позволяло надеяться, что они отлично справятся с задачей и без его команд.
Тем временем Хасан стволом вниз повесил себе на плечо трофейный автомат и, взявшись одной рукой за вагонные поручни, бесшумно вскарабкался на ступени «вагонзака». Подобравшись к двери, он вставил в гнездо вагонный ключ и осторожно повернул его, выводя из зацепления дверной засов. Следя за ним, Гамид затаил дыхание и нервно закусил нижнюю губу... Чего он там возится?! Этому бесчувственному роботу все равно, а каково ему, Гамиду, наблюдать за ним...
Словно прочитав его мысли, Хасан с силой толкнул от себя вагонную дверь и, мгновенно сдернув с плеча изготовленный к стрельбе автомат, вломился в вагон. Следом за ним в распахнувшуюся настежь вагонную дверь влетел Али с автоматом наперевес, и уже через секунду в вагоне загремели хлесткие, как удары бича, автоматные очереди. Хрустнуло пробитое чьей-то шальной пулей оконное стекло. В ответ стоящий ближе всех к нему боевик-вайнах, не совладав с собой, выпалил по окну длинной очередью.
– Прекратить огонь! – вне себя от бешенства рявкнул Гамид.
Услышав его окрик, вайнах прекратил стрельбу. Практически сразу смолкли очереди и внутри вагона. В дверном проеме вновь появился Али и, встретившись взглядом с Гамидом, выразительно чиркнул себя ладонью по горлу. Гамид с облегчением выпустил набранный в легкие воздух... Все! Охрана уничтожена. Осталось только забрать груз. Арабы выполнили свою задачу. Все остальное уже его забота...
К Гамиду вернулось прежнее самообладание и уверенность. Он вновь ощущал себя полноценным командиром и, решительно выступив вперед, принялся энергично отдавать приказания:
– Быстрее заканчивайте там! – повелительный кивок в сторону Али. – Ты, собирай гильзы! И чтобы подобрал все до единой! – Глаза Гамида метнули заряд гнева в открывшего стрельбу вайнаха. – Пошли. Приведем в чувство сцепщика. Пора и ему браться за дело! – закончил он, остановив взгляд на втором вайнахе из боевой тройки Хасана.
12. ПО ЛИНИИ ВОЕННОЙ КОНТРРАЗВЕДКИ
Скорый поезд Москва – Ижевск
30 июля, 05.30
Бригадир поезда оказался прав – в его служебном купе Ворона никто не побеспокоил. В результате за час сна в пути он успел более-менее отдохнуть и, проснувшись, чувствовал себя вполне бодро.
Не считая последних полутора часов, минувшую ночь Ворон провел на станции Пильна, на границе Нижегородской области и Чувашской республики. Накануне там при прохождении воинского эшелона с железнодорожной платформы сорвалась перевозимая БМП, повредив при этом железнодорожные пути. И он, как оперуполномоченный контрразведки, отвечающий за безопасность военных перевозок, был направлен установить причины этого происшествия.
К этому моменту в штате военной контрразведки, куда Воронин был зачислен благодаря стараниям генерала Углова, он прослужил немногим более месяца. Процесс вхождения в должность оперуполномоченного контрразведки оказался для Ворона неожиданно тяжелым. Даже непривычная форма офицера железнодорожных войск, в какой ходили все сотрудники отдела безопасности военных перевозок, после спецназовского комбеза казалась неудобной и поначалу вызывала раздражение. Но если к своей новой форме Ворон в конце концов привык, то оскорбляющее его до глубины души снисходительное отношение начальника отдела ему так и не удалось переломить.
После четырех лет службы в «Вымпеле» Ворон считал себя профессионалом в оперативной работе. Однако его новый начальник, подполковник Жигалов, возглавляющий отдел безопасности военных перевозок, придерживался другого мнения и относился к своему новому сотруднику, как к новичку-стажеру. Несмотря на настойчивые просьбы Воронина, начальник отдела избегал давать ему сколь-либо ответственные поручения, ограничиваясь привлечением капитана к текущим делам, не требующим ни оперативной хватки, ни проявления аналитических способностей. Рутина таких дел занимала руки, но не голову, вызывая у Ворона ощущение собственной бесполезности и ненужности. Не желая мириться с подобным положением, которое Ворон считал для себя унизительным, он осаждал начальника требованиями допустить его к оперативной работе. В конце концов его настойчивость победила. Чтобы отделаться от назойливого сотрудника, подполковник Жигалов откомандировал Воронина на станцию Пильна, поручив ему разобраться в обстоятельствах произошедшей там аварии с воинским эшелоном.
Это поручение Ворон расценил как представившуюся ему наконец возможность опровергнуть всякие сомнения начальника отдела в своих оперативных способностях. Однако в Пильне его ждало разочарование. Когда Ворон прибыл на станцию, следователь военной прокуратуры уже фактически закончил изучение обстоятельств падения БМП с железнодорожной платформы. Проведенный Вороном опрос солдат из команды сопровождения лишь подтвердил первоначальный вывод следователя о том, что боевая гусеничная машина сорвалась с транспортировочной платформы по причине самопроизвольного обрыва крепежных растяжек.
Зафиксировав на бумаге ответы солдат и предварительный вывод следователя из военной прокуратуры, Ворон в три часа утра по телефону связался с ответственным дежурным по управлению, чтобы доложить о результатах проведенного расследования. Но дежурный, даже не выслушав до конца его доклад, переключил оперативника на подполковника Жигалова. Ворон понял: произошло нечто чрезвычайное. Из-за рядового происшествия начальник отдела военных перевозок не прибыл бы ночью на службу. «Погибли люди!» – промелькнула в его мозгу внезапная догадка, еще до того, как он услышал от Жигалова о гибели на станции Канаш армейского караула, сопровождавшего воинский груз. Флегматичный и скупой на проявление эмоций Жигалов в этот раз ощутимо нервничал. Даже в телефонном разговоре Ворон почувствовал, как дрожит его голос:
– Немедленно отправляйтесь в Канаш. Это всего сто двадцать километров от Пильны. Выясните на станции подробности случившегося и доложите мне.
– Я?! – опешил Ворон. Он никак не ожидал, что начальник отдела поручит столь серьезное задание именно ему.
– Да, раз вы оказались рядом! – теряя терпение, выкрикнул в трубку Жигалов. – Осмотрите место происшествия, допросите свидетелей. Соберите предварительную информацию, чтобы нашей оперативной группе было с чем начинать работу.
«Значит, я гожусь лишь для сбора первичной информации, а работать по делу будут другие», – мысленно перевел слова начальника Ворон. Но, прекрасно понимая, что произошедшая трагедия – не повод для демонстрации собственных амбиций, он четко ответил:
– Есть, товарищ подполковник.
Спустя двадцать минут, сев в первый проходящий поезд, каким оказался скорый поезд Москва – Ижевск, капитан Воронин отправился на станцию Канаш, к месту произошедшей трагедии. Как советовал его прошлый начальник, полковник Бондарев, не имея достаточной пищи для размышлений, Ворон не стал ломать себе голову над возможными версиями случившегося, а постарался заснуть, чтобы набраться сил для предстоящей работы. Это вполне удалось – сработал приобретенный в «Вымпеле» опыт. За час сна в дороге он полностью восстановился и, проснувшись, чувствовал себя так, словно и не было позади бессонной ночи.
* * *Вместе с Ворониным в Канаше с поезда сошли лишь несколько пассажиров. Оглядев пустой перрон, Ворон сразу увидел молодого невысокого офицера. Тот тоже заметил сошедшего с поезда капитана, выделив армейскую форму среди гражданской одежды немногочисленных пассажиров, и решительно направился к Воронину.
– Старший лейтенант Башаров, помощник коменданта, – отрекомендовался он, но руки при этом не подал.
– Капитан Воронин, отдел военных перевозок.
Ворон сам протянул старлею руку. Тот с задержкой и явно неохотно пожал ее и, осуждающе глядя на Воронина, сказал:
– Как же вы, контрразведчики, допускаете такую «дедовщину», что солдаты прямо в карауле убивают друг друга?