Мальчик молча выронил обкромсанную конечность на землю и с полминуты простоял над ней, совершенно неподвижно, молча.
А потом побежал. Выскочил в распахнутую калитку и побежал что было сил – спотыкаясь и падая, не разбирая дороги, совсем ничего не видя из-за тумана и из-за едких слез, залепивших глаза.
– Ваню-ю-ю-ша! – услышал он за собой срывающийся, испуганный голос старухи.
Она бежала за ним, задыхаясь и нелепо прицокивая своей костью. Топ-тук, топ-тук, топ-тук…
– Кто-нибу-у-удь! Остановите его-о-о! Задержите егоо-о! Держите детеныша! Убье-е-ется!
Мальчик оглянулся – ничего, ничего не видно! – и побежал быстрее. Постепенно старуха отстала. Голос ее слышался теперь едва-едва – где-то далеко позади.
А потом, пробежав еще немного, он вдруг наткнулся на что-то и упал, больно проехавшись по земле локтями и коленками и ткнувшись лицом в мокрую густую траву.
– Ну вот и попался! – сказал противный скрипучий голос. Знакомый голос.
Мальчик съежился, свернулся на земле клубочком и застыл.
Чья-то сильная жилистая рука взяла его за шкирку, подняла с земли, грубо встряхнула.
– Давай-ка я тебя все-таки съем, – сказало волосатое существо, дыхнув Мальчику в лицо водочным перегаром.
Топ-тук, топ-тук, топ-тук – снова послышалось совсем рядом.
– Я т-те съем, Лесной! – пыхтя, сказала старуха. – А ну отдай детеныша! Забыл, что ли, чего Бессмертный сказал?
– Да подавись ты! – Лесной неохотно разжал пальцы и выпустил Мальчика.
– Пойдем, Ванюша. – Костяная повертелась в тумане и ловко вцепилась своей когтистой пятерней в безвольно повисшую руку Мальчика.
– Тьфу ты, твою мать! – сплюнул им вслед Лесной.
– А ну не ругайся при детях, – процедила Костяная, не оборачиваясь.
– Баба-Яга, костяная нога! Жопа жилена, манда мылена! – заорал Лесной и захохотал гнусаво и хрипло.
– Алкаш! – сварливо выкрикнула Костяная.
– Я хочу домой, – тихо сказал Мальчик. – Пожалуйста. Я домой хочу.
– Домой?.. Ну так мы и идем домой, Ванюша… Сейчас кушать будем. Я борщик сварила… И пирожки еще остались – с утра. Идем, сынок. Идем.
Топ-тук, топ-тук, топ-тук…
XVI. Путешествие
Он позвонил мне где-то через неделю, директор интерната.
Он позвонил и сказал:
– У меня для вас хорошая новость. Ваш мальчик сегодня вышел из комы.
Может быть, две-три секунды – две-три секунды между этими его словами и следующими его словами – и были моим счастьем? Бесконечным, оглушительным, беспримесным счастьем, которое по-настоящему, которое один раз в жизни?
– Я могу его забрать?
– Да, но… вы должны понимать, что «вышел из комы» – еще не значит «пришел в сознание».
– Что… что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что ваш ребенок теперь может шевелиться, самостоятельно принимать пищу, возможно, даже ходить… Но – по крайней мере, пока – он как бы совсем не воспринимает окружающую действительность.
– Но он… он хотя бы узнает меня, если я приду?
– Боюсь, что нет. Я же объясняю вам: сейчас он ничего не воспринимает.
Мне захотелось повесить трубку.
– Так вы придете? – словно почувствовав это, забеспокоился директор.
– Да, конечно.
– Сегодня?
– Да. Думаю, да.
Я не пришла. Ни в тот день, ни после. Никогда.
Чтобы не видеть, во что он превратился. Чтобы не знать, какое у него стало теперь лицо, и какое выражение – если есть хоть какое-то… – застыло в его глазах, и какие звуки он теперь издает… Чтобы не видеть, какие он строит гримасы, и как он раскачивается из стороны в сторону, и как он теперь улыбается.
Чтобы не видеть. Не знать.
XVII. Детеныш
– Покушал? Ну вот и молодец, – сказала Костяная, после того как Мальчик, давясь и плача, съел суп и пирожки. – А теперь – тихий час. Ложись спать, Ванюша.
– Я не буду спать, – сказал Мальчик.
– Как это не будешь? Почему? – удивилась Костяная.
– Не хочу.
– А чего же ты хочешь?
– К маме хочу.
– К маме, к маме… Вот заладил. Хорошо. Не хочешь спать – не надо. Так уж и быть. Но только сегодня – в порядке исключения. Дальше у нас будет тихий час строго по расписанию.
– Дальше? – переспросил мальчик.
– Ну да. Дальше. Пока ты здесь будешь жить.
– И сколько же я здесь буду жить?
– Ну, – старуха зажмурилась, что-то прикидывая, – по закону до восемнадцати лет.
– По какому закону?
– По вашему, сынок, по вашему. По человечьему… Ладно, рано тебе еще про такие вещи думать. Пойдем лучше. Давай руку.
– Куда пойдем? – отшатнулся Мальчик.
– Познакомлю тебя кое с кем.
– Я не хочу, – сказал Мальчик и вцепился обеими руками в бревенчатый стол.
На всякий случай. Если она вдруг попробует тащить его силой.
– И что же ты будешь здесь делать? – поинтересовалась Костяная.
– Сидеть и ждать маму.
Старуха разразилась противным квакающим смехом:
– Много же лет ты…ык… так просидишь… ык… ой… так насмешил – аж икота напала! Пойдем со мной.
– Не хочу.
Старуха вдруг перестала смеяться. И икать перестала.
– Придется, – сказала она. – А то…
Что-то в ее лице изменилось. Нос, и без того крючковатый, заострился и как-то странно побелел. И губы тоже побелели. И приоткрылись – нет, скорее, оскалились, обнажив длинный гнилой зуб… клык.
– А то сожгу, – прошипела старуха и указала когтем на печь. – Пирожок из тебя сделаю, Ваня… Терпенье мое не бесконечно. Ты меня лучше не зли, сынок. Ну?! Пойдешь со мной?
Мальчик отпустил стол, медленно протянул Костяной свою дрожащую руку и испуганно сказал:
– Пойду. Хорошо, я пойду с вами.
– Не «с вами», Ванюша, а «с тобой», – Костяная мгновенно подобрела и расплылась в беззубой улыбке. – Мы с тобой будем запросто – на ты.
– Пойду с тобой, – послушно повторил Мальчик.
– И еще – называй меня все-таки мамой, а? – елейным голосом попросила Костяная.
– Вы мне… ты мне не мама, – прошептал Мальчик.
– Я же уже говорила тебе – это не важно. Здесь все детишки меня так называют. Ну?
Мальчик молчал.
– Давай я тебе помогу, – затараторила Костяная. – Давай… я тебе говорю: сейчас мы пойдем кое с кем познакомимся, сынок . А ты мне скажи: хорошо, мама. А то…
– Хорошо, мама, – глотая сопли и слезы, сказал Мальчик.
– Ну вот и славненько, – взвизгнула Костяная и погладила Мальчика по мокрой щеке. – Пойдем. Да ты не смотри на меня так, Ванюша… Я же на самом деле добрая… Я редко из себя выхожу… Ну – не бойся…Костяная слегка подтолкнула Мальчика к массивной темно-коричневой двери.
– Иди. С ним тебе нужно встретиться в первую очередь.
Мальчик сделал несколько шагов и остановился в нерешительности.
– Постучать? – спросил он.
– Необязательно, – сказала она. – Можешь просто войти. Он ждет тебя.
– Он – кто?
– Тот Кто Рассказывает, – ответила Костяная. – Тот Кто не Может Есть.
– А ты пойдешь… мама? – спросил Мальчик.
– Нет. Я подожду тебя здесь.
Мальчик взялся за тяжелое бронзовое кольцо на двери и потянул на себя. Дверь со скрипом открылась. Он шагнул внутрь.
Там было просторно и светло. Через всю комнату тянулся огромный стол, накрытый ослепительно белой скатертью. Он был сервирован на множество персон.
От удивления Мальчик раскрыл рот. На этом столе были все, абсолютно все лакомства, которые только можно было себе представить. Курица-гриль в чесночно-сметанном соусе, утка с яблоками и грецкими орехами в винной подливке, поросенок на вертеле, жаркое, шашлыки и отбивные, сыры с дырками, сыры с плесенью, сыры, истекающие нежными солоноватыми каплями влаги… Салаты, винегреты, рагу… Блины со сметаной, блины с вареньем, блины с черной икрой и блины с красной рыбой. Пирожки с яблоками, с капустой, с картошкой, с черносливом… Торты, пироги, фрукты, пудинги, мороженое, конфеты… Все. А еще в больших хрустальных чашах – жидкий, тягучий, цвета янтаря мед и пиво, темное как нефть. С густой и белой, точно деревенская сметана, пеной.
Во главе стола, на старомодном стуле с изогнутыми ножками и высокой спинкой, сидел человек средних лет. Все остальные стулья пустовали.
– Садись, угощайся, – сказал человек приятным грудным голосом.
Мальчик переступил с ноги на ногу.
– Не стесняйся, – снова позвал тот. – Кушай.
Мальчик сел за стол. Положил себе на тарелку кусок утки, салат и оливки и стал есть, украдкой поглядывая на хозяина.
У него было странное лицо, у этого человека. Очень умное, очень худое, изможденное и неухоженное. Густые неопрятные усы, почти полностью скрывавшие рот, плавно переходили в длиннющую бороду-веник. Буйная растительность на лице была измазана чем-то блестящим и липким. Жесткие кудрявые волоски склеивались в подозрительные застарелые сосульки.
– А вы не будете кушать? – спросил Мальчик.
– Нет, – грустно произнес человек. – Не буду. Я – Тот Кто не Может Есть. Я – Тот Кто Рассказывает.
– Почему вы не можете есть?
– Не могу глотать, – ответил Тот. – Ты, Ваня, бери, бери себе еще. А я пока расскажу тебе одну историю. Вернее, начало одной истории. Называется «Светлый промежуток».
Светлый промежуток
Начало одной истории
Жил-был на свете мальчик, и звали его Ваня. Однажды Ваня вместе с мамой пошел в Чудо-Град – тот, что в Парке Горького, – кататься на аттракционах. И вот, когда он катался на маленьком смешном красном кресле в Пещере Ужасов, с ним произошел несчастный случай. Он очень сильно ударился головой. Так сильно, что у него пошла кровь из носа и из ушей, и он потерял сознание.
Некоторое время он так пролежал, а потом приехала «скорая», и Ваню повезли в больницу.
В машине мальчика положили на жесткую, трясущуюся от езды банкетку, накрытую вонючей оранжевой клеенкой, сделали ему четыре укола в вену, потом поставили капельницу, а глубоко в горло затолкали трубку, чтобы ему было легче дышать. Чтобы он вообще мог дышать.
К тому моменту, когда Ваню привезли в больницу, его пульс стал очень медленным. Он совсем не шевелился.
Мальчику сделали рентген и компьютерную томографию. Потом еще уколы. Наконец к Ваниным родителям, которые все это время ждали в коридоре, вышел нейрохирург и сказал, что будет делать операцию. Еще он сказал: «умеренная кома», «прогрессирующая внутричерепная гипертензия», «внутричерепная гематома», «трепанация черепа», «поставьте ваши подписи здесь и здесь»…– Кстати, ты знаешь, что такое трепанация черепа? – спросил Тот Кто Рассказывает.
– Нет, – помотал головой Мальчик. – Что это?
Ему совсем не нравилась эта сказка.
– Когда делают дырку в черепе. Это… очень древняя традиция. Давным-давно, в эпоху неолита, маленьким детям делали эту дырку, чтобы через нее вылетели плохие духи, а внутрь проникли хорошие. Тогда еще не было ни больниц, ни медсестер, ни общего наркоза, ни скальпелей. Ребенку давали выпить напиток из трав, а потом делали операцию кремниевым скребком. Большинство детей после этого умирали. Но те, кто оставался в живых, обретали мистическую силу. Они вырастали и правили другими людьми, потому что умели делать всякие волшебные вещи. А после смерти из их черепов вырезались амулеты…Родители поставили свои подписи. Мальчика побрили налысо и отвезли в операционную. Во время операции сердце у Вани стало биться совсем редко, а потом и вовсе остановилось. Но после электрошока забилось снова. Это была клиническая смерть. Не настоящая.
Через три дня в отделение реанимации, где лежал Ваня, пустили его маму.
Она его не узнала.
Ваня по-прежнему находился в коме. Его голова была плотно забинтована. Вся правая сторона лица превратилась в один огромный зелено-фиолетовый синяк. Изо рта и носа торчали какие-то трубочки. Глаза были закрыты.Врач – тот, что делал мальчику операцию, – отвел ее в свой кабинет, дал стакан воды и, когда она перестала всхлипывать, стал говорить о надежде. Он говорил, что нужно ждать. Он говорил, что головной мозг имеет очень высокие компенсаторные и адаптационные возможности. Он говорил, что о реальных последствиях травмы можно судить только после окончания острого, промежуточного и отдаленного периодов травматической болезни мозга. И что при тяжелых черепно-мозговых травмах эти периоды длятся несколько лет.
– Он будет таким несколько лет? – спросила мать и снова заплакала.
– Нет. Скорее всего, нет. В ближайшие дни он должен прийти в себя. Я надеюсь.
– А… пока он такой… он… как он ест?
– Мы кормим его через зонд. Вводим пищу прямо в желудок. Дробно, пять-шесть раз в сутки, в виде питательных смесей. У вас ко мне есть еще вопросы?
– Да… нет. Вот, – она положила на стол конверт с деньгами, – пожалуйста, все, что ему понадобится. Любые лекарства, процедуры, любые… господи… смеси.Врач, который делал Ване операцию, был неплохим человеком. Он действительно надеялся, что Ваня поправится. И он искренне не подозревал, что если Ваня не поправится, то из-за него. Из-за того, что он совершил ошибку.
Тот Кто Рассказывает умолк и погрузился в задумчивость.
Мальчик поерзал на стуле и отодвинул от себя подальше тарелку. Ее остывшее содержимое мерзко пахло сдобой и рыбой.
– Какую ошибку?
Тот Кто Рассказывает пододвинул к себе две чаши – с медом и пивом. Через тонкий хрусталь он грустно смотрел на мед цвета янтаря. Наконец он снова заговорил.…Большую ошибку. Он пропустил светлый промежуток. Тот, что наступает через некоторое время после удара, но еще до того, как гематома разрастается и сдавливает мозг. Иногда во время светлого промежутка человек приходит в сознание. Иногда нет. Тогда это называется «стертым светлым промежутком». В любом случае хороший врач должен распознать светлый промежуток и срочно сделать операцию. Потому что потом делать ее практически бесполезно. А врач, который оперировал Ваню… он упустил момент. У Вани был «светлый промежуток», но тот его не заметил. Одним словом, Ваня так и не пришел в себя.
– Он умер? – спросил Мальчик.
– Нет, – ответил Тот. – Физически – нет. Но он не мог больше видеть живых, слышать их и говорить с ними. Он не умер. Он переместился.
– А духи?
– Что – духи?
– Ну, те, хорошие духи? Они вошли в него через дырку в черепе? Он получил мистическую силу?
– О да, – вяло отозвался Тот. – Что ж… Вот и сказочке конец.
Он помолчал немного.
– И я там был. Мед-пиво… эх!.. – Тот Кто Рассказывает поднял чашу с медом, отхлебнул из нее большой глоток и закашлялся. Бледное его лицо побагровело. Шея напряглась так, что, казалось, кожа, обтягивающая вены и сухожилия, сейчас лопнет.
Жидкий ароматный мед цвета янтаря вылился обратно изо рта Того Кто не Может Есть, медленно потек по усам.
– Уходи, – сказал Мальчику Тот, отдышавшись. – Позже я позову тебя снова и расскажу еще одну сказку. А сейчас – иди. Не смотри. Мне надо кое-что закончить.
Тот Кто не Может Есть взял в руки чашу с пивом цвета нефти.
Мальчик соскочил со стула и, не попрощавшись, кинулся к выходу.
Закрывая за собой дверь, он услышал бульканье, хрип и надсадный кашель.
XVIII. Детеныш
Она действительно была не такая уж злая, эта старуха. Она очень вкусно готовила – причем именно те блюда, которые Мальчик любил. И вообще старалась ему всячески угодить. На ночь, перед сном, она приятно расчесывала ему волосы черепаховым гребешком и даже пыталась петь песенки своим надтреснутым голосом. А если он наотрез отказывался спать после обеда – она не настаивала. Через несколько дней Мальчик даже стал думать, что это была просто шутка такая – насчет печки. Просто уловка – в воспитательных целях.
Однажды утром, когда Костяная возилась на огороде, он подошел к ней и робко сказал:
– Отпусти меня, пожалуйста.
– Что, Ванюш?
– Отпусти. Меня. Ну пожалуйста. Отпусти.
– Ты опять за свое? – наморщила желтый лоб Костяная.
– Опять…
– Куда ж тебя отпустить?
– К маме.
– Это невозможно, сынок.
– Почему? Ну почему невозможно?
– Потому что, во-первых, отсюда пока нет дороги. Для тебя. То есть – ты можешь попробовать разные наши способы, но этому еще придется учиться… Во-вторых, твоя мама и сама не очень-то хочет, чтобы ты к ней вернулся…
– Неправда!
– Правда, правда, Ванюша.
– Нет, не правда! Вы врете! Ты врешь! Зачем ты врешь?!
– Да не вру я, Ванюша. И перестань, пожалуйста, плакать. Ну что ты, ей-богу, как девочка? Мама сама тебя нам отдала. И очень хорошо сделала. А вернуться ты к ней не сможешь… Но если очень захочешь – можешь попробовать ее к нам как-нибудь…
– Сюда? Она может прийти сюда?
– Ну, не совсем сюда… В другое место. Мы туда все, наверное, пойдем.
Мальчик перестал плакать и посмотрел на старуху – пристально, по-взрослому.
– Я не понимаю, – сказал он.
– Вот и хорошо! – обрадовалась почему-то Костяная. – Хорошо, что не понимаешь. Тебе еще рано такие вещи понимать.
– Я все равно убегу, – упрямо сказал Мальчик и шмыгнул носом.
– Сопли вытри, – Костяная протянула ему мятый шелковый платочек.
Мальчик шумно высморкался.
– Все равно убегу, – повторил он.
– Ну что ж, – устало вздохнула Костяная, – не хотела я всяких наглядных демонстраций… Да видно придется. Что ж… Беги.
– Что?
– Беги, говорю. Все равно обратно вернешься.
Старуха потрепала его по волосам – длинный коготь неприятно царапнул Мальчику голову.
– Больно, – обиженно отстранился Мальчик.
– Ой, прости, Ванюша, прости, радость моя, – нервно засюсюкала Костяная, – что ж это я, дырявая голова… Забыла, что у тебя шов там…
– Что у меня… там?
– Шов, сынок, шов, – ответила она.
Мальчик вдруг вспомнил странную сказку, которую рассказал ему Тот Кто Не Может Есть.
…ты знаешь, что такое трепанация черепа?..
Костяная повернулась и молча уковыляла в избушку, оставив Мальчика одного.
Он оторопело поглядел ей вслед, потом провел по своей голове рукой. Действительно, там что-то было. Какая-то неровная длинная корочка……Он умер? – Нет. Физически – нет. Но он не мог больше видеть живых, слышать их и говорить с ними…