– Куда? Не слышала, что я сказала? – прошипела Маринка.
– Тихо! – шикнула на нее Танька, прижимая ладонь к старой штукатурке. Стена пульсировала. Отдаваясь в кончики пальцев, старое здание сотрясала мерная вибрация, и где-то далеко-далеко, на пределе слуха доносился протяжный зов: «Повели-и-итель! Услышь меня-я!»
– Он здесь! – прижимаясь к стене всем телом, прошептала Танька. Бесшумной тенью Оксана Тарасовна метнулась к ней. У входа протяжно взвизгнули тормоза – мини-вэн вовкулаков догнал их. Только бы серокожий не заметил!
– Наверх! – одними губами шепнула Танька и рванула по лестнице. Дверь, обрамленная плакатами с изображением пестрых птиц, ящериц и кобр, дрожала, а из-под нее пробивалась полоса света. Танька прижалась ладонями к створке – пульсация толкнулась в ладони и принесла с собой звук. Танька узнала скользкий, будто маслом смазанный голос серокожего:
– Я привел к тебе ведьм, Повелитель! Много ведьм!
– Безмозглый червь! Мне нужна одна! Хортицкая ведьма! – загремел в ответ другой голос. Танька скорчилась у двери, зажимая руками уши. Из носа у нее закапала кровь. Новый голос был… огромен. Может, так и нельзя говорить о голосе, но казалось, он не вмещается в комнату, не вмещается в здание, не вмещается в несчастную Танькину голову. Рядом, постанывая сквозь зубы, скорчилась Оксана Тарасовна. Маринка попыталась кинуться обратно, но только бессильно опустилась на колени.
– Их много! – серокожий завизжал пронзительно, будто обладатель неведомого голоса собирался разрезать его на части и нож уже приближался! – Они все ведьмы, и все… хортицкие! Я даже поговорить с ними не могу! Почему-то не могу! И придумать ничего не могу! – взвыл серокожий, а Танька истерически засмеялась – еще бы он мог! Она сама закляла его: «Ни думать, ни говорить: ни с мужчиной, ни с женщиной, ни с девушкой…» Он похищенным ро́бленным и слова сказать не может. Стоп. Значит, тот, с кем он сейчас говорит, – не мужчина и не женщина, и вовсе… не человек?
– Повелитель сам выберет настоящую хортицкую ведьму! – даже по голосу было ясно, что серокожий униженно извивается. – Я привел их сюда! Привел всех, всех хортицких ведьм!
Что значит – всех? У него только три… Ответ Танька получила незамедлительно. Дверь под ее ладонями затряслась, как в предсмертном ужасе, и осыпалась трухой, открывая замершую в проеме ведьмочку.
– Вот эта… – указывая на Таньку, вопил серокожий. – На ней есть отпечаток Дара хортицкой ведьмы! И вот на этой тоже! – он указал на Маринку. – Выбирай, Повелитель!
Взгляда оказалось достаточно, чтобы охватить все помещение. Вдоль стен, и впрямь как во всех передвижных экзотариумах, тянулись наскоро собранные клетки с какой-то живностью… в последней на коленях стояла троица ро́бленных. Стебли травы густо опутывали их и даже кое-где пронизывали насквозь, намертво приковывая к стенкам. Таньке были видны русые волосы Лики, темные – Вики и яркие рыжие пряди Катерины. Лица пленниц – белые, совершенно безучастные и бездумные, с широко распахнутыми пустыми глазами. Одетый в куртку охранника серокожий приплясывал рядом, а перед ним мерно колыхалось туманное окно в пространстве. И в этом тумане проступали неясные очертания. Таньке казалось, что она видит камень – громадный серый валун, излучающий жуткую угрозу. Контуры валуна сменились яркими красками огромного хищного цветка. Его лепестки растворились в тумане, зато остались сверкающие зубы, и клочья тумана сложились в морду неведомого зверя, тут же снова сменившись валуном… Танька выхватила горсть шариков разрыв-травы и метнула их внутрь, сама не зная, в кого целится – в серокожего или в портал позади него.
– Маринка, сматывайся! – заорала она, выхватывая из кармана новую гость шариков.
Клетки распахнулись. Танька замерла с занесенной для броска рукой, чувствуя как цепенеют мышцы. По полу, струясь как лента, ползла змея… Это была самая прекрасная змея в мире! Настолько прекрасная, что на глаза наворачивались слезы, а в груди комком застывала сладкая боль от созерцания невероятной красоты. Ее чешуя казалась драгоценным ожерельем, а переливы узоров походили на витражи старинных церквей. Грация движения завораживала как балет, как струи поющего фонтана…
«Сцитала, – лениво подумала Танька. – Самая медленная… и самая красивая змея. Вот сейчас она до меня доползет – и конец! Ну и пусть. Смерть, исполненная прелести…»
– Хи-хи-хи… – серокожий сотрясался в знакомом хихиканье. Выставив руки, Маринка мелкими шажками шла навстречу сцитале, и на лице ро́бленной читалась жажда обладания этой невозможной красотой.
– Она, Повелитель? – залепетал серокожий. – Или эта? Эта? – Он поочередно тыкал пальцем в плененных ведьм.
Извиваясь, как восточная танцовщица, сцитала поднялась на хвосте у самых Танькиных ног. «Вот сейчас! – замирая от восхищения и ужаса, поняла ведьмочка. – Будет больно…»
– Нет, мое! – завопила Маринка, отталкивая Таньку прочь, и кинулась к змее. Танька шарахнулась спиной об пол… сверкнула лунная сталь. Здухач падал с потолка как атакующий сокол – и алый его плащ развевался крыльями. Меч рубанул сциталу по башке – в последнее мгновение красавица-змея метнулась в сторону, но узорчатую шкуру располосовал безобразный разрез. Все очарование пропало! Танька захлопала глазами, будто только проснулась. Змея заструилась прочь.
– С закрытыми глазами лучше, – сонно пробормотал здухач. – Сам решаешь, что видеть, чего не видеть… – и ринулся вслед за удирающей сциталой. Лунный меч заработал, как винт мясорубки.
– Мог сильно не торопиться. – Танька вскочила. – Если Маринке так хотелось змейку, пусть бы поцеловались. Хотя это, конечно, негуманно… по отношению к змее.
В зале экзотариума вдребезги разлетелись окна, в проемы ринулись крепкие парни в камуфляжной форме – подоспели вовкулаки. Из клетки, мелко семеня лапками, выскочил паук. Сеть крупных черных пауков затянула окна, десятки жвал впились в лезущего на подоконник Рудого… оборотень захохотал. Он хохотал и хохотал, прижимая руки к животу, его сотрясало в судорогах, а в глазах проступил ужас. Нож рыбкой промелькнул над плечом молодого вовкулаки… крепкий пинок под зад заставил его рухнуть на пол, неуклюже перекатившись через клинок. Рудого выгнуло дугой… и поджарый рыжеватый волк вскочил на крепкие лапы. Дикий хохот смолк.
– Еще ни один волк не помер от смеха, – в окне появился Ментовский Вовкулака. Перекидываясь в прыжке, его бойцы прыгали через подоконник. Раздался бешеный лай.
– Собачка в клетке? – Танька встряхнула Марину за шиворот. – Это же сцилла!
Выскочившее из клетки существо и впрямь напоминало… свору собак! Шесть голов на одном теле, шесть пастей, и в каждой острые акульи зубы в три ряда. Непомерно длинное туловище делало сциллу похожей на таксу, но двенадцать ее ног двигались с неслыханной скоростью. Бросок! Сцилла оказалась совсем рядом с Танькой. Налетевшие со всех сторон вовкулаки вцепились сцилле в ляжки, Рудый прыгнул на спину. Словно раскрывающийся цветок, сцилла выгнула шесть своих шей в разные стороны, и шесть огрызающихся пастей встретили врагов! Заскулил Серый, когда три ряда зубов сциллы впились ему в холку.
Из соседней клетки выскочила мышь – сама с хорошую собаку размером! Мышь открыла пасть… и оттуда, как в матрешке, выскочила мышь поменьше. Та тоже открыла пасть – и выпустила мышь еще меньше… и эта мышь открыла пасть…
– Мыши! Мыши! – сдвоенный вопль был такой, что туманное окно портала колыхнулось и загадочное шевеление там стало суетливо-испуганным. Орали Маринка и Оксана Тарасовна. Они глядели на стремительно «раскладывающуюся» мышь-матрешку и не замечали ни кромсающего змею здухача, ни сцепившейся с вовкулками сциллы…
– Это ирийские звери, они только похожи на наших, а сами другие! – завопила Танька, но ее ценное наблюдение никого не тронуло. С перекошенными от ужаса и отвращения физиономиями Оксана Тарасовна и Марина ринулись на мышей! Удар кочерги вколотил очередную мышь обратно в пасть «носительницы». Маринкина метла с хряском опустилась на спину самой крупной мышильде. Отвешивая удары направо и налево, ро́бленная яростно вопила:
– Трифоновой золою, святою водою, тварь ползучую-грызучую поганой метлой разметаю… А-а, на тебе!
Маринка хлестнула прутьями метлы мышильду по морде, та с совершенно собачьим рычанием прыгнула, обеими лапами вцепилась в черенок и, скаля жуткие зубищи, поползла к ведьмочке… Эк! Глазки мыши закатились – кочерга Оксаны Тарасовны прилетела ей промеж ушей.
– Все белое-серое-черное, мышиным цветом нареченное… – подхватила заговор старшая ведьма, кочергой, будто клюшкой для гольфа, отправляя в полет еще одну мышь. В крепких челюстях вовкулак уже ломалась третья шея сциллы, бессмысленно кишащие на оборотнях пауки-хохотунчики хрустели под когтистыми лапами.
Маринка хлестнула прутьями метлы мышильду по морде, та с совершенно собачьим рычанием прыгнула, обеими лапами вцепилась в черенок и, скаля жуткие зубищи, поползла к ведьмочке… Эк! Глазки мыши закатились – кочерга Оксаны Тарасовны прилетела ей промеж ушей.
– Все белое-серое-черное, мышиным цветом нареченное… – подхватила заговор старшая ведьма, кочергой, будто клюшкой для гольфа, отправляя в полет еще одну мышь. В крепких челюстях вовкулак уже ломалась третья шея сциллы, бессмысленно кишащие на оборотнях пауки-хохотунчики хрустели под когтистыми лапами.
Серокожий дико завопил:
– Повелитель! Забери ведьму, Повелитель! – Он кинулся к клетке с ро́бленными, распахнул решетчатую дверцу и рванул Катерину за длинные волосы. Он что, хочет зашвырнуть ее в портал? Повелителю для ознакомления? Танька кинулась вперед. Прилепившийся между веток декоративного дерева странный комок, напоминающий одновременно улей и громадную каплю застывшего клея, дернулся… из него вылетело существо, похожее на крупную цветную пчелу, и с разгона врезалось Таньке в лицо. Девочка закричала от острой боли, хлопнула себя ладонью по лбу… Существо билось и корчилось у нее между пальцами… Это был червяк! Крохотный плодовый червяк, покрытый пестрыми перышками, – и с крыльями! Червяк изогнулся… на слепой голове открылась пасть… и он впился Таньке в ладонь! Танька швырнула червяка об пол. Из клеевого кокона вылетел пестрый рой и ринулся к Таньке, отделяя ее от серокожего…
– И-хи-хи! – хихикающий серокожий выдернул из клетки Катерину – громко хлопая, рвались стягивающие ее травяные путы, – другой рукой вцепился в Лику…
Танька выхватила зажигалку и швырнула навстречу пестрому рою свое любимое заклятие Огня-Сварожича. Будто выпущенная из огнемета, волна пламени накрыла летающих червяков.
– Прилепись к сей метле, с нею ступай, где люди не ходят, звери не бродят, только грызучая-ползучая тварь живет! – прокричала Оксана Тарасовна… и у Таньки над плечом просвистела Маринкина метла. В ее черенок и прутья, как декоративные украшения, были вплавлены мыши-матрешки – от самой здоровенной до самой маленькой. Вращаясь, метла пронеслась сквозь поднятое Танькой пламя, рассекая его надвое, и влетела в портал. Изнутри раздался звук глухого удара… и жуткий нечеловеческий вопль.
– Повелитель! – растерянно пробормотал серокожий, волочащий к порталу своих безучастных пленниц. Воняло жженым пером, и горелые останки червяков сыпались Таньке на голову.
– А ну пусти девчонок! – Танька выхватила из сумки гребень и провела огоньком зажигалки по покрытым кровью серокожего зубцам. – Открывайся, сундук, выпускай тыщу мук! – забормотала она. – Режьте, колите и бейте его, чтоб покражу отдал, все, что у меня забрал. Не вернет – в страшных муках умрет!
Пальцы серокожего разжались. Лика бессильно соскользнула к его ногам и скорчилась на полу, Катерина потрясла головой, пытаясь разогнать окутавший ее морок, оставшаяся в клетке Вика зашевелилась. Вращение тумана в портале сменилось стремительным ураганом, в нем появлялись и пропадали безумные образы: искореженные черные камни, изломанные цветы, чудовищные птицы, невиданные звери мелькали как в калейдоскопе, возникая и вновь пропадая.
– Встанет у него мое добро как кол, и не поможет ему ничто, даже высший престол! – прокричала Танька.
Катерина развернулась… и крепеньким кулачком вмазала серокожему в челюсть!
– Повели-итель! – протяжно взвыл тот, заваливаясь на спину.
Пара вовкулаков деловито тянули сциллу в разные стороны. Ее четыре головы уже бессильно болтались, а двенадцать лап слабо скребли пол. Рядом с Танькой завис здухач – с прямого лезвия серебристого лунного меча капала черная змеиная кровь.
– Забирайте их, быстро! – крикнула Танька, указывая на ро́бленных, и бросилась вперед.
– Куда? – рявкнул вслед здухач, но девчонка уже проскочила через зал экзотариума, пинком отшвырнула тянущего к ней руки серокожего и встала перед туманным порталом, прикрывая лицо от бьющего оттуда ветра. Волосы ее развевались как флаг.
– Ты кто такой? – пронзительно завопила она.
«Осталось только добавить: давай, до свиданья! – в панике подумала девочка. – Сейчас оттуда как выскочит… кто-нибудь… как даст!»
– Бегите! – закричала она – и здухач немедленно ринулся к ней, зависнув над головой с мечом наизготовку. У ног оскалился, дыбя шерсть, громадный седой волк. Хлещущий из портала ветер превратился в ураган, водоворот образов кружил голову – Танька снова увидела выступающий из тумана громадный валун.
– Ве-едьмы! – извиваясь на полу как червь, выл серокожий. Мимо него промчался Рудый, на руках унося Катерину, Лика уже исчезла за дверью, а еще пара молодых вовкулаков с хрустом выдирали из клетки бесчувственную Вику. – Ве-едьмы! – выл серокожий. – Они разбегаются, Повелитель! Я старался! Но их слишком много. Никто не сказал, что их может быть так много и все они – хортицкая ведьма! – Серокожий забился в корчах.
– Среди них нет хортицкой ведьмы! – грянуло из портала с такой силой, что Таньку приподняло в воздух и швырнуло в другой конец зала. Ринувшийся за ней здухач поймал ее у самой стены. – Хортицкой ведьмы нет в человеческом мире! Ты мне больше не нужен!
– Повели-и-итель! – пронзительно заверещал серокожий… и крик его оборвался, точно его срезали ножом. Жестом отчаянной мольбы серокожий заломил тонкие гибкие руки над головой… и они начали осыпаться на пол экзотариума. Пожухшие листочки, жучки – дохлые и слабо подергивающие лапками, зеленые гусеницы и трепещущие серыми крылышками ночные мотыльки, мелкие звериные косточки и такие же мелкие веточки, кусочки коры… Исчезли пальцы серокожего, руки по локоть, потом по плечи. Мелкий мусор сыпался с длинных хрящеватых ушей, вот исчезли и они… Серокожий протяжно вздохнул… и осыпался кучей мусора. Туманный портал засветился жемчужным светом и пропал тоже.
Остался пустой зал разоренного экзотариума – с выбитыми окнами и разломанными клетками. Посредине горка мусора: маленькая зеленая гусеничка ползла прочь, пара червяков пытались ввинтиться в бетонный пол. Валялась загрызенная сцилла – девять из ее двенадцати лап были безжалостно перекушены. Уцелевшие пауки-хохотунчики шуршали по углам.
– Этот экзотариум был на самом деле самым экзотическим! – оглядывая учиненный погром, ошеломленно пробормотала Танька. – Весь, включая владельца. От которого мы теперь точно ничего не узнаем! – Она перевела взгляд на кучу мусора, в который превратился серокожий. – А самое паршивое, что его Повелитель знает: Ирки здесь нет, она в Ирии!
Глава 25. Фотоальбом ведьмы
– Ты почему не в школе?
Сегодня Вовкулака явился последним – на Иркиной кухне уже сидели Танька и Богдан. Несмотря на майскую теплынь, Танька куталась в плед.
– Я заболела! – прогундосила она и, сморщившись, глотнула горячего чая. – Ничего удивительного, если летать под дождем.
– Ты ж крутая ведьма! – ставя воду под пельмени, ухмыльнулся Вовкулака. – Заклятие прочитай или зелье свари.
– От температуры – страшное заклятие панадола, от насморка – зелье «капли в нос». – Танька демонстративно пшикнула в каждую ноздрю лечебным спреем. – Рецепт приготовления – на полную луну возьми кошелек и сходи в ночную аптеку.
– А ты за компанию прогуливаешь? – кивнул Богдану Вовкулака.
– Так он в аптеку и ходил, – вместо Богдана ответила Танька. – Не могла же я маме сказать, что всю ночь под дождем на метле носилась!
– Вот и лежала бы дома в постельке – чего сюда притащилась? – буркнул Вовкулака.
– Не могу я дома одна сидеть – я с ума сойду! Родители ушли, а я сюда… – она поникла, ворсистые хвосты старого пледа провисли до самого пола, как истрепанные крылья.
– Мда-а-а… И снова у нас вышла полная лажа, – задумчиво протянул Вовкулака. – Никакого от вас, ведьм, толку. Вон, даже простуду вы лечите хуже, чем аптека!
– Можно подумать, от вас толк был! Вшестером одну несчастную собачку-мутанта загрызли.
– Шестиголовую! – наставительно поднял палец Вовкулака. – И никакая она не несчастная – ты ее зубки видела? Серому чуть горло не перехватила, остальные все покусанные ходят. Оторвалась собачка будь здоров!
– Не много она от вас оторвала, – Танька критически оглядела Вовкулаку.
– Не то что этот… Повелитель, – вмешался мрачный Богдан. – Как он серокожего: не нужен – и сразу в горстку трухи!
– Типичная манера криминального авторитета. – Вовкулака кинул пельмени в закипевшую воду. – Хотя рассыпать ненужного «шестерку» в труху круче, чем прикопать труп в лесополосе. Даже круче, чем растворить в кислоте. Серьезный у них в Ирии мужик завелся.