Солнечный свет больно ударил по глазам. Сквозь сверкающую завесу брызг Ирка отчетливо, будто в приближенном кадре кино, увидела как ее собственный мушхуш, растопырив лапы, цеплялся когтями за пляшущее полотно мостков.
– Держись! – заорал подавальщик из трактира и прямо с седла кинулся в воду. Крыльями всплеснули полы плаща. Толчок заставил мушхуша пошатнуться… и вместе с вцепившимся в поводья котом скакун рухнул по другую сторону мостков. Подавальщик нырнул в поток… и грохнулся животом и грудью о едва прикрытую водой землю. Замолотил руками и ногами, пытаясь грести то ли по воде, то ли по земле. Паводок с ревом перекатился через мостик, перевернул незадачливого спасателя на спину, и… тот ухнул в прячущийся рядом овраг, камнем уйдя под воду.
Звучно ударили крылья, гоня воду и воздух. Черная борзая прянула вверх, как идущая на взлет ракета. Заложила крутой вираж и вошла в воду посреди расходящегося от падения подавальщика круга. Полумрак поднявшейся вокруг мути снова заволок взор, превращая все в бесформенные тени. Подавальщик отчаянно и бессмысленно дергался, но полы плаща уже насадились на острия веток, и чем больше он рвался из пут, тем сильнее плащ обкручивался вокруг него, закатывая как в кокон. Хортица гребла всеми четырьмя лапами, борясь с желанием убраться из водной ловушки. «Ничего-ничего, собаки отлично плавают!» Еще гребок – и она оказалась совсем рядом с бьющимся в путах плаща парнем. Свободным оставалось только его лицо – она увидела раздутые, как у балующегося малыша, щеки. Подавальщик старался удержать воздух… и тут над ним нависла оскаленная собачья морда. Невольный вопль вырвался из его груди, цепочка пузырьков рванула к поверхности, вода хлынула в легкие…
Собачья пасть ощерилась у самого его горла… клыки рванули опутавший его плащ, вспарывая плотную ткань. Псина ухватила его за рукав ветхой рубахи и поволокла наверх, навстречу свету и жизни.
Воздух ринулся в легкие, разрывая их на части, выворачивая нутро. Парень забился, отчаянно дыша… перед глазами, будто пьяный, качался крохотный островок.
– Плыви! – рыкнула псина, носом подталкивая его туда. И удивленно пробормотала: – Надо же, действительно разговариваю.
Парень изо всех сил заработал руками… и немедленно булькнул обратно на дно.
– Придурок, ты же плавать не умеешь! – взвыла псина, снова ныряя за ним. Она опять появилась на поверхности, волоча за собой полузахлебнувшегося подавальщика. Обрушивая с крыльев струи воды, Хортица оторвалась от мутного потока. Мимо нее, работая когтистыми лапами, плыл мушхуш – насквозь мокрый кот истошно мяучил в седле. С задранного трубой хвоста капала черная от краски вода. – Сейчас вернусь! – сквозь забитую пасть провыла Хортица. То и дело макая свою ношу в воду, она летела к островку. Мокрый подавальщик оказался неподъемно тяжелым.
– А я ведь медведя один раз утащила, – пропыхтела она, роняя парня у кромки воды. Развернулась на кончике крыла и ринулась к коту. Его мушхуш, зацепившись поводьями за торчащее из воды обломанное деревце, кружил на одном месте. Спикировавшая сверху Хортица ухватилась за поводья и, где заставляя мушхуша плыть, а где удерживая его на ногах, когда они пересекали мелкие места, доволокла до островка.
– Ну ты посмотри на него! – Бьющий в берег острова прибой уже подхватил безвольное тело подавальщика и перекатывал в воде, норовя утащить на глубину. – На минуту оставить нельзя! – цепляясь зубами за рубашку, пробубнила она. И без того истрепанная, рубашка с треском разорвалась.
– Брось ты его, мря! – сваливаясь с седла мушхуша, прошипел кот, яростно встряхиваясь и разбрызгивая вокруг себя подкрашенную черным воду. Плюхнулся на землю, как линялая черная тряпочка, и простонал: – Правильно Дина говорила – лучше его сжечь! Но еще не поздно утопить.
– Лучше поймай моего мушхуша! – принимая человеческий облик, рявкнула Ирка. Ее мушхуш, цепляясь когтями за плетение стеблей, медленно брел по качающемуся мостику к островку. Зато третьего, оставшегося на том берегу скакуна нигде не было видно. Вместе с ним пропала и седельная сумка с припасами.
– Все из-за тебя, придурок! – пропыхтела Ирка, хватая парня под мышки и затаскивая его под торчащее посреди островка чахлое деревце.
– Ненавижу… воду… Ненавижу, – глядя перед собой расфокусированным, как у младенца, взглядом, пробормотал он.
– Нечего было в нее лезть! – заорала Ирка.
– Ты… тонула… Я должен… спасти… – прошептал он и закашлялся, выплевывая из легких воду.
– А мне почему-то показалось, что это ты тонул, а я тебя спасла!
– Ты и должна была, потому что это ты виновата! Если бы ты не сказала, что я служу змеице… А я ненавижу змеев!
– Да-да, и змеев, и воду… Всех! – рыкнула Ирка, с хрустом сдирая с него остатки рубашки и берясь за штаны.
– Ты что делаешь? – парень аж в себя пришел, судорожно схватился за штаны.
– Собираюсь всыпать тебе, как Дина предлагала! – рявкнула Ирка. – Ты чего уставился? – накинулась она на кота, волочащего за собой тяжело поводящего боками Иркиного мушхуша. – Ищи одежду, мне и ему! Если сейчас не переодеться, воспаление легких обеспечено.
– Ну тебе-то ладно… – кот закопался в седельную сумку Иркиного мушхуша, вытаскивая оттуда предусмотрительно уложенную Диной вторую пару штанов и рубашку, расшитую яркими, как пожар, птицами. – А ему, может, не надо? Авось помрет и оставит нас наконец в покое.
– Змеевы прислужники в подлости уступают только самим змеям! – прохрипел подавальщик.
– Рот закрой! И отвернись, мне переодеться надо! – прикрикнула на него Ирка. – Не подглядывай, а то правда получишь!
– И не собирался даже! – проворчал тот, для наглядности еще и зажмуриваясь.
Ирка торопливо принялась стаскивать с себя мокрые тряпки.
– А тут на него никаких вещей нет, – раздался сзади растерянный голос кота.
Ирка затянула завязки сорочки и обернулась. Из седельной сумки вытащенного Иркой из воды мушхуша торчал пучок зелени, свисала цепочка колбасок – со свежим отпечатками кошачьих зубов. Припасы и никаких вещей.
– Может, они на том мушхуше были, который ускакал? – кот задумчиво почесал лапой ухо.
– То был твой мушхуш! Если там и были чьи-то вещи, то твои.
– Котам не нужны вещи! Мы даже сапоги не носим, что бы там ни рассказывали в ваших дурацких сказках! Разве только шляпы и береты! – и он с сожалением поглядел на поток, который уволок его роскошный белый берет.
– Дина не позаботилась о вещах для своего шпиона? – пробормотала Ирка.
– Я не шпион! – не открывая плотно зажмуренных глаз, выкрикнул подавальщик и скорчился от нового приступа кашля.
– И я даже начинаю тебе верить! – хмыкнула Ирка. Шоу продолжается: сперва он сбросил Ирку с моста, а потом кинулся спасать… не умея плавать. Для такого надо быть или абсолютным, выставочным экземпляром идиота… или запредельно хитроумным шпионом, готовым как угодно подставиться… чтобы внушить, что он идиот?
Полураздетого парня начала бить крупная дрожь.
«А ведь от такого шпионского хитроумия он и правда может помереть, – поняла Ирка. – Как там врачи говорят – ослабленный организм… Его надо согреть».
Ирка со вздохом вытянула из собранного Диной седельного мешка последнюю рубашку с вышивкой и вязаные шерстяные носки и двинулась к подавальщику. Парень кинул на нее переполошенный взгляд и попытался отползти:
– Девкины тряпки не надену!
– Это понятно – какой же парень согласиться добровольно надеть девчоночьи шмотки! – согласилась Ирка. – Так что будем принуждать. Кот, держи его! – и, придавив слабо брыкающегося подавальщика коленом, принялась натягивать на него рубаху.
Глава 28. Пенек – звучит гордо
– Зачем мы его за собой тащим? – кот когтистой лапой отпихнул заваливающегося на него парня. Того пришлось привязать к седлу, но он все время валился вперед, норовя подгрести кота как подушку, а кот молча и упорно сопротивлялся, стараясь отодвинуться подальше, пока наконец не выбрался мушхушу на голову, где и ехал, злобно насупившись и стуча хвостом по чешуйчатой шее скакуна. Мушхуш косился на него так же злобно, но сбросить наглеца не пытался: недвусмысленно выпущенные когти намекали, что злить кота сейчас себе дороже. – Ты посмотри на него, мря – милосерднее притопить!
Одетый в длинную девчоночью рубашку с яркой вышивкой, из-под которой торчали худые ноги в носочках, с обмотанной вокруг горла Иркиной зеленой банданой, подавальщик и впрямь представлял собой душераздирающее зрелище. А кашлял и трясся в ознобе и того страшнее.
– Это я виновата, – пробормотала Ирка.
– Конечно ты, – немедленно согласился кот. – Если б ты не полезла его спасать, он бы благополучно утоп сам!
Одетый в длинную девчоночью рубашку с яркой вышивкой, из-под которой торчали худые ноги в носочках, с обмотанной вокруг горла Иркиной зеленой банданой, подавальщик и впрямь представлял собой душераздирающее зрелище. А кашлял и трясся в ознобе и того страшнее.
– Это я виновата, – пробормотала Ирка.
– Конечно ты, – немедленно согласился кот. – Если б ты не полезла его спасать, он бы благополучно утоп сам!
– Добрый ты, котик, – прошипела Ирка, борясь с желанием взять кота за шкирку и как следует встряхнуть.
– Коты известны не добротой, а рациональным отношением к жизни!
– Я сам виноват… – Новый приступ кашля заставил парня обвиснуть в седле, если бы не обмотанная вокруг бедер веревка, он бы свалился под когти мушхуша.
Ну и как его после такого бросить?
– …что связался со змейской прислужницей! – сквозь кашель выдавил он.
А с другой стороны, если подрезать веревку, то можно просто незаметно потерять его как ненужный багаж! Вместо этого Ирка снова полезла в принесенную из своего мира сумку.
– Это чего? – Кот с любопытством вытянул шею.
– От температуры и от кашля. Правильно Танька говорила: в поездку всегда надо лекарства брать.
– Может, хоть таблетки из другого мира его прикончат и мы от него избавимся! – возрадовался кот. – Человек, из-за которого мы потеряли мушхуша, лучшего не заслуживает!
– Замолчите оба! – цыкнула на них Ирка и озадаченно уставилась на болтающегося в седле парня. Кот прав, лучше всего избавиться от такого спутника. Только вот оставить его, больного, на торчащем среди водного разлива островке она просто не могла. Стоило представить, как он там тихо помирает, один, лежа на мокрой земле. После того как сперва опрокинул ее в воду, а потом кинулся спасать. Псих! Ирка все больше сомневалась, что такой псих и впрямь мог быть Дининым агентом. Среди людей таких идиотов вообще не водится – не выживают!
– А ты действительно… человек? – она с сомнением поглядела на таблетки у себя на ладони.
Парень поднял на нее абсолютно больные, воспаленные глаза и прохрипел:
– Я-то человек… настоящий… не то что некоторые… Человек! – Лицо его пылало в жару, веки сами собой опускались, язык заплетался – похоже, начинал бредить.
– М-да? Я подумала, вдруг ты пенёк-оборотень, больно башка дубовая. – Ирка подогнала своего мушхуша поближе и положила ладонь парню на лоб. Даже температуру мерить не надо – на таком лбу хоть чайник кипяти.
Давать или не давать? Ирка перекинула таблетки из ладони в ладонь. В пальцах поселился терзающий парня жар. В одном пальце! Танькино колечко деликатно светилось, точно намекая на что-то… Если все люди на самом деле не местные, а перебрались в Ирий из нашего мира, больших различий быть не должно. Ирка решительно вытряхнула еще и таблетку антибиотика, отстегнула от седла флягу с водой и протянула парню: – Пей!
– Мне ничего от тебя не надо, змейская подружка! – Он сцепил зубы и мотнул головой, отворачиваясь от лекарства, как маленький ребенок.
– Слушай, пенёк! Реши, пожалуйста, или я змейская подружка, так не фиг было меня второй раз спасать на мою голову!
– И мою! И этого бедного зверя тоже! – вставил кот, топчась на голове у мушхуша.
– Или уже теперь лечись и не выпендривайся! Пока я тебе эти лекарства в горло не затолкала!
– Не сможешь – ты всего лишь девчонка, а я сильный парень, крепкий… – Он окончательно обвис, так что Ирке пришлось обхватить его за плечи.
– Пей уже… – буркнула она, поднося к его губам флягу – взять сам он был не в состоянии. – Сильный-крепкий пенек…
– Я не пенек. – Глаза его слипались.
– Ну и как тебя зовут? Два раза чуть из-за тебя не сдохли – и даже не познакомились! – Иркина злость улетучилась – трудно злиться на человека, которого держишь, чтоб не упал, и кормишь таблетками.
– Зовут… Не помню. Помню, что человек… Человек, – последние слова звучали уже совсем бессвязно.
– Человеком я тебя звать не могу. Быть тебе Пеньком, – решила Ирка. – И зачем ты за нами увязался?
– Мне некуда идти, – тихо, как во сне – может, и впрямь во сне? – выдохнул он. – Не помню куда…
Ирка сняла с седла сушившуюся на ярком после грозы солнышке белую курточку и набросила ему на плечи как одеяло.
– А ты иди к нему, – скомандовала она коту.
– Чего это? – ощетинил усы кот.
– Того, что коты – лечебные животные! – Она ухватила кота за шкирку и затолкала на седло, парню к груди. – Все-таки в нашем мире все правильней устроено: коты и пеньки помалкивают, не то что ты ему – слово, а он тебе – десять! – и в ответ на обиженную мину на морде кота, напомнила. – А если некоторые хотят поговорить, то могут рассказать, кто их в мой мир послал. – Морда кота тут же стала равнодушно-отмороженной: вроде как мы тихие котики, молчаливые… – Вот и правильно! – агрессивно одобрила Ирка. – Так и договоримся: пока ты этого Пенька греешь, я тебя ни о чем спрашивать не буду!
– Даже сколько еще до Симураны? – муркнул кот и, смирившись со своей ролью грелки, принялся месить лапами «пациента», урча как трансформатор.
– И так ясно, что недалеко, – отрезала Ирка. Мушхуш, с головы которого сняли кота, повеселел и прибавил ходу, следом бойко потрусил Иркин скакун. Она оглянулась через плечо – позади далекой зеркальной полоской сверкал на солнце разлив. Путь по мосткам, тянущимся с одного крошечного островка на другой, представлялся Ирке сплошным покачиванием, от которого и сейчас еще кружилась голова, скрипом плетеного полотна, хлопками лопнувших старых стеблей и плеском воды. Больной Пенек честно продержался всю дорогу до твердой земли: не ноя, не жалуясь и не прося передышки, что вызывало невольное уважение. И не выкинул ничего – вот где счастье-то!
Ирка уже не думала, что они доберутся и она увидит Айта, парящего над городом. Если с первого раза не повезло, то и со второго тоже так сильно не повезет – даже в городе, названном именем ее отца. Тем более в городе, названном именем отца. От Симаргла-Симурана, повелителя природы и растений, ей достался облик крылатой борзой и чувство… неполноценности. Даже мама с ее бездумным, легкомысленным эгоизмом хоть иногда вспоминала о существовании дочери, а божественный папочка… Ирка сомневалась, что он хотя бы знает, как ее зовут! Ну и ладно, и забыли о нем! Ей все равно нужно попасть в Симурану – уложить в постель навязавшегося ей на голову придурка и все-таки сварить травяной настой: питье и сон при таких болезнях первое дело! Вода Дининого бассейна не дала Ирке не только простыть, но даже чувствовать усталость, но после купания в мутном паводке от блистательного образа благородной девицы не осталось и следа. Ей нужно вымыться, переодеться и… искать Айта. Перестать заниматься котами, встречными Пеньками – искать! Если его не окажется в Симуране, она просто повторит заклятие…
Мушхуши взбежали на небольшой холм, и течение Иркиных мыслей прервалось само собой.
– Ох! – восторженно выдохнула она. Свет вечернего солнца играл на сплошной кипени белых, розовых, синих, иногда фиолетовых и даже темно-бордовых лепестков, окутывающих цветущие деревья.
– Симуранские сады! – торжественно провозгласил кот и вдруг издал восторженный дикарский мяв, от которого спящий Пенек судорожно вздрогнул и снова едва не сверзился с седла. – Смотри, смотри, у них там берныкли ранней урожайности есть! – приплясывая на шее мушхуша, вопил кот… потом в длинном прыжке сиганул на землю и со всех лап помчался по проложенной между садами аллее.
Ирка недоуменно пожала плечами, подхватила повод второго мушхуша и неторопливо поехала между высаженными в рядок деревьями следом за мелькающим впереди черным крашеным хвостом. Кота она догнала быстро – он стоял на задних лапах перед невысоким заборчиком, отгораживающими уже отцветшие и усыпанные плодами деревья. Плоды выглядели странно – больше всего они походили на крупные, с ладонь, двухстворчатые раковины. Даже разводы перламутра отсвечивали на солнце! На эти-то раковины кот и пялился с тем страстным и умильным выражением, с каким обычно взирал на кусок свежей телятины.
– Не замечала в тебе любви к фруктам! – пожала плечами Ирка.
– Какие фрукты, мря! – рявкнул кот. – Говорю же – ранние берныкли! Смотри, смотри! – хвост его дрожал от нетерпения.
Раковина на ближайшей ветке приоткрылась… и оттуда высунулись две перепончатые лапы, похожие на гусиные, только ярко-желтые. Раковина открылась еще больше… и на землю, негромко пища, вывалился длинношеий птенец. Взмахивая пронзительно-лимонными крылышками, заскакал под деревьями. Чпок-чпок-чпок! Плоды-раковины открывались одна за другой, и на землю с писком сыпались желтенькие птенцы. Появившаяся из-за деревьев девушка в такой же, как на Ирке, пестрой вышитой рубахе и распашной юбке приветливо улыбнулась и принялась собирать птенцов в здоровенную корзину – будто опавшие яблоки.