– Спасибо, не надо.
Одри все равно встала.
– Ну ладно, чувствуй себя как дома. Я на секундочку, только сбегаю пись-пись.
Она мило улыбнулась, задержав его взгляд чуть дольше, чем следовало. Барри сделалось неловко, и он смущенно отвел глаза.
Одри вышла из комнаты. Барри стал перебирать журналы на кофейном столике: «Жесткий секс», «Путы», «Новости садо-мазо», «Современные сексуальные пытки». По спине побежали мурашки.
Что-то здесь было неладно.
Он так часто в последнее время испытывал это ощущение, что уже стало казаться нормой – быть все время настороже, готовым в любую минуту столкнуться с каким-нибудь новым жутким сюрпризом.
Барри подумал, не сбежать ли, но тут же осудил себя за трусость. К тому же это было бы невежливо.
И вообще, с чего вдруг такая паника? Ну, допустим, у Одри с Фрэнком несколько эксцентричные вкусы по части интима. Никого не касается, чем они занимаются у себя в спальне. В остальном комната была совершенно обычная: музыкальный центр у стены, голова лося над камином – Фрэнк добыл ее на охоте. Мебель типичная для американской семьи среднего достатка, и гравюры в рамках.
Только журналы выбиваются из общей стандартной картины.
Современные сексуальные пытки…
Прошло несколько минут.
В комнату вошла Одри. Из одежды на ней был только пояс верности – готического вида штуковина, охватывающая бедра и тесно облегающая зад и промежность. Щеки у Одри чуть раскраснелись, но вовсе не от стыда.
От возбуждения.
Барри заметил, что у нее отрезаны соски. Остались только шрамы.
Одри широко раскрыла рот, высунув язык. На языке лежал ключ.
Барри вскочил и попятился.
– Я… – начал он.
И запнулся. Что тут скажешь?
Одри двумя пальцами протянула ему ключ.
– Отопри мой ларчик!
Барри инстинктивно продолжал пятиться, хотя дверь находилась в другой стороне. Голос наконец вернулся к нему.
– Одри, ты выпила или что, я не знаю, только лучше перестань. Предупреждаю сразу, я такими вещами не увлекаюсь.
Одри бочком придвинулась к нему.
– Ты можешь делать со мной все, что хочешь, – прошептала она. – Бей меня, мучай, используй мой рот вместо унитаза, поставь мне клизму с кипящим маслом, сделай анальный душ с соусом табаско…
Она протянула руку к его паху и нахмурилась, помяв пальцами совершенно мягкий, ничуть не возбужденный член.
– Ты что, больной?
– Это я больной?! – Барри оттолкнул ее руку. – Иди к черту!
На улице взвизгнули тормоза, потом хлопнула дверца пикапа.
Барри отпихнул Одри и выскочил из дома. За спиной у него лязгнул пояс верности.
– Мне необходима боль! – завопила Одри вслед.
Барри пробежал мимо Фрэнка, боясь взглянуть другу в глаза. На бегу вспомнил, что так и не забрал документы для Морин, но ничто на свете не заставило бы его вернуться в дом.
Он промчался мимо пустой стройплощадки и остановился только на середине холма, совсем запыхавшись.
Что сейчас происходит у Ходжесов? Одри не успела бы снять с себя сложную конструкцию и снова надеть платье. Фрэнк кричит на нее, ругает за попытку измены, за то, что она открыла их извращенные склонности постороннему? Или… От новой мысли Барри прошиб холодный пот. Возможно, Фрэнк вовсе и не удивился? Вдруг они заранее сговорились? Он потому и вернулся домой пораньше – принять участие в веселье?
Нет, не может такого быть! Барри не планировал зайти к Ходжесам. Это Морин его отправила, чтобы хоть чем-то занять. Никто не знал, что он появится.
С другой стороны, Одри приглашала Морин зайти за документами. Что, если все представление было подготовлено для нее?
Если ты параноик, это еще не значит, что за тобой не охотятся.
Барри оглянулся и, убедившись, что Фрэнк не гонится за ним на своем пикапе, быстро зашагал вперед.
Когда он пришел домой, Морин сидела за компьютером. Прежде чем войти в комнату, Барри вытер пот со лба и пригладил волосы.
– Вот же черт, – пробормотал он. – Где эта брошюрка о сексуальных домогательствах?
– А что такое? – оглянулась Морин.
Барри все ей рассказал, с самого начала. Как Одри пригласила его в дом, завела невинный разговор о бедняжке Лиз, потом вдруг объявила, что идет «пись-пись», и о том, что последовало после: непристойно долгий взгляд, пояс верности, требование боли…
Морин сперва не поверила и явно решила, что Барри ее разыгрывает, но примерно к середине рассказа посерьезнела. Потом спросила:
– Она правда тебя трогала… там?
– Прямо вцепилась.
Оба долго молчали, не зная, что сказать. Фрэнк и Одри были их единственными настоящими друзьями в Бонита-Висте, кроме Лиз и Майка с Тиной.
Морин помотала головой.
– Никак не поверю… Одри?!
– Одри. – Барри тяжело опустился на стул. – Господи, как же Рэя не хватает! Он был последним бастионом здравого рассудка в этом дурдоме.
– Может, надо уезжать?
Барри промолчал, однако про себя впервые признал, что, может быть, придется.
Телефон.
Два звонка. Четыре. Восемь.
Перестал.
В тишине Лиз позволила себе снова сделать вдох. Третий раз звонит, считая с обеда. Шестой за день.
Лиз говорила себе, что это могут быть друзья – Тина, Мойра, Одри или Морин, а может, какая-нибудь реклама, но в глубине души она твердо знала, что это неправда. Ясно, кто до нее добирается и названивает по шесть-семь раз в день.
Правление.
Лиз осторожно отогнула краешек занавески и выглянула. У крыльца – никого, на улице тоже пусто, ни машин, ни прохожих. Только видимость может обманывать. Неизвестно, кто прячется за деревьями, за большими валунами. Эти мерзавцы на все способны.
– Прости меня, Рэй! – всхлипнула Лиз.
Она уже в который раз просила у мужа прощения за то, что не верила ему, не слушала все эти годы.
Лиз вытерла слезы, стыдясь своей слабости.
За окном солнце клонилось к закату. Длинные тени протянулись по склону холма. Лиз вздрогнула и отпустила занавеску. Быстро прошла по всему дому, в каждой комнате включая свет. Ни одного темного угла не осталось, и все равно страх разъедал ее изнутри. Вернувшись в ярко освещенную гостиную, Лиз приблизилась к телефону и осторожно, словно тот был заражен радиацией, сняла трубку.
Хуже всего ночью.
Ночью страшнее.
Лиз включила телевизор, чтобы в доме было не так пусто и тихо, и пошла на кухню. Раньше она всегда готовила настоящий обед: жареную рыбу, фахитас с курицей, запеканку из индейки, – а сейчас просто поджарила себе гренок с сыром и запила кока-колой. Сегодня она не будет пить, останется трезвой и ляжет спать с ясной головой… И все-таки не удержалась – к восьми часам сидела с бутылкой, а в десять, когда ложилась, в голове уже порядком шумело.
Так и заснула при включенном свете и орущих телевизорах в гостиной и в спальне.
А проснулась в полной тишине и темноте.
В первый миг подумала с ужасом, что кто-то пробрался в дом и выключил везде свет, чтобы ее напугать. Потом глянула на цифровое табло будильника на прикроватном столике и поняла, что дело не только в лампах и телевизорах.
Отключили электричество.
Лиз спустила ноги с кровати и, держась за стену, подошла к окну. Выглянула из-за занавески, надеясь увидеть сплошную черноту, но среди деревьев мерцали желтые огоньки.
В других домах освещение работало.
Отключили у нее одной.
Она поскорее забралась опять в постель и зажмурилась, приказывая себе заснуть.
Однако сон не шел. В голове лихорадочно крутились мысли. Лиз старалась припомнить все, что говорил Рэй. Как жаль, что он ничего не записывал! Не осталось никаких подробностей, никаких доказательств…
Нет, доказательств они не оставляют. Не такие дураки.
Мысли шли по кругу. По крайней мере, это лучше, чем думать об отключенном электричестве и о том, что кто-то шныряет вокруг дома, а может, и пробует залезть внутрь.
Неприятные случаи бывали и раньше, но до сих пор до физической опасности дело не доходило. Хоть бы и сегодня обошлось!
Лиз пробовала считать овец, представлять себе черную пустоту… Заснуть все равно не получалось.
В темноте слышались звуки. Шорохи и скрипы в доме, крик ночной птицы за окном, вой койота, стрекот цикад. Невнятный стук: то ли ветви деревьев на ветру, то ли… что-то еще. Звуки постепенно сливались в единый гул, одни стихали, другие, наоборот, набирали силу. И наконец раздался голос.
Она сперва решила, что ей мерещится. Голос был детский, мальчишеский, произносящий какую-то белиберду. Бессмысленный набор звуков. Как раньше разрозненные ночные шумы сложились в единый голос, так и невнятица мало-помалу оформилась в слова.
Ее имя.
– Лиз! – дразнясь, кричал голос. – Лиззи!
Звук шел со всех сторон сразу, отовсюду и ниоткуда. Не поймешь, в доме раздается или на улице.
– Лиззи! Лиззи! Лиззи!
А голос не такой уж детский. Скорее искусственно повышенный, как при ускоренной перемотке. Лиз натянула одеяло на голову, как маленькая, но звук тише не становился. Она подоткнула одеяло со всех сторон и зажала уши руками.
Даже не слыша, она знала, что голос все еще звучит, и до утра не смела заснуть. Руки и ноги занемели, но она не отнимала ладони от ушей, пока в щелочку между складками одеяла не забрезжил утренний свет.
В шесть снова включилось электричество. Разом вспыхнули все лампы, в двух комнатах зазвучала программа новостей. Теперь можно было вылезти из кровати.
Скорее накинуть халат, обежать комнаты, проверить окна, двери – вроде все как было. Никто ночью не забрался в дом.
На веранду она выходить побоялась, а выглянув в окно, не увидела ни дохлых кошек, насаженных на колья, ни собак с отрезанными головами. Кажется, и вправду обошлось.
– Слава богу, – прошептала Лиз.
Она приготовила на завтрак гренки с сыром, сварила кофе и только села за стол, как в дверь постучали.
Лиз вздрогнула от неожиданности и чуть не уронила чашку. Решила затаиться – мало ли, может, она спит или принимает душ. Стук раздался снова, громче, настойчивей.
Лиз на цыпочках вышла в прихожую. Посмотрела в глазок.
Джаспер Колхаун.
У Лиз перехватило дух. До сих пор она видела председателя правления только на официальных мероприятиях – на отчетно-выборном собрании и на разбирательствах по поводу разнообразных нарушений. Видеть его здесь, у себя на пороге, ни свет ни заря, в черной мантии было, мягко говоря, непривычно.
Не он ли ночью шутки шутил с электричеством?
Председатель с улыбкой смотрел прямо в глазок.
– Элизабет, откройте.
Она знала, что снаружи увидеть человека в глазок невозможно. Даже изнутри, чтобы хоть что-нибудь разглядеть, нужно прижаться глазом вплотную к крохотному стеклянному кружочку. Неоткуда Колхауну знать, что она стоит за дверью! И все же ей невольно захотелось отступить подальше в дом.
– Выходите, Элизабет. Мне нужно с вами поговорить.
Какое-то странное было у него лицо – точно маска или толстый слой грима. Лиз вздрогнула, рассматривая его через выпуклое стекло.
– Вы же знаете, что я вам звонил, – продолжал председатель. – А я знаю, что вы не подходите к телефону.
Лиз задержала дыхание, молясь, чтобы он ушел. Она не смела шевельнуться, не смела вздохнуть, чтобы не выдать себя.
– Я не уйду, пока вы не откроете дверь.
Лиз твердо решила, что простоит так, если надо, целую вечность, под защитой своей крепости, но вдруг передумала. Быстро отперла замок, отодвинула задвижку и распахнула дверь настежь.
– Убирайтесь с моего участка! Вон!
Председатель широко развел руки, должно быть, демонстрируя искренность, однако жест вышел карикатурным.
– Элизабет, Элизабет…
– Прекратите это преследование и выметайтесь со двора!
– Преследование? – Он хмыкнул, словно подобная мысль ни в коем случае не могла прийти ему в голову. – Я просто хочу задать вам один вопрос от лица правления. Очень важный вопрос.
– Не знаю, что за вопрос, но я отвечаю: нет! А теперь уходите и оставьте меня в покое.
– На этой неделе состоялось закрытое заседание ответственных работников ассоциации, и мы единогласно решили пригласить вас в правление.
Лиз растерянно моргнула.
– Что?
Колхаун улыбнулся. Лиз снова пробрала дрожь. На открытом воздухе, при солнечном свете толстый слой грима телесного цвета придавал его лицу неестественный вид. Неужели он всегда такой? Лиз то ли не помнила, то ли не обращала внимания. Однажды в Нью-Джерси она видела, как снимали рекламу какого-то автомобиля. На экране комментатор выглядел совершенно обычно, а в реальной жизни облепленное гримом лицо казалось ненатуральным. Быть может, Колхауну грим тоже придает солидности за председательским столом, при искусственном освещении, а сейчас его лицо выглядит гротескно.
Впрочем, зачем ему вообще грим? Что он там замазывает? Лиз снова пробрал холодок.
– Мы будем крайней благодарны, если вы примете наше предложение и согласитесь вступить в правление Ассоциации домовладельцев коттеджного поселка Бонита-Виста.
– С чего это вдруг?
Колхаун, видимо, постарался изобразить дружелюбную улыбку.
– Вы – давняя жительница поселка, многих знаете, дружите и с новыми домовладельцами. При этом у вас есть свободное время, которое вы можете посвятить выполнению общественных обязанностей. Трудно найти более подходящую кандидатуру.
Полный бред. Что они замышляют? Хотят ее подкупить? Лиз перевела дух. Попробовала призвать на помощь логику, но бессонная неделя и постоянное напряжение дали себя знать. Мысли путались.
Как поступил бы Рэй?
– Ну, Элизабет, что скажете?
Лиз медленно проговорила:
– Давайте разберемся. Вы убили моего мужа, а теперь хотите, чтобы я участвовала в ваших делишках?
Улыбка Колхауна испарилась.
– Подобных лживых клеветнических измышлений мы терпеть не будем! Я, как и все мы, скорблю о кончине вашего мужа и потому готов делать вам определенные поблажки, однако мы не позволим распространять злонамеренные слухи…
– Я, значит, самая подходящая кандидатура? – фыркнула Лиз. – Не знаю, зачем на самом деле вы устроили этот фарс, зато я отлично знаю вас, Джаспер Колхаун! И всех в вашем правлении знаю. Убирайтесь отсюда, и чтобы духу вашего больше не было на моем участке!
Колхаун вновь улыбался.
– Элизабет, вы совершаете ошибку.
– Это мое дело.
Они еще несколько секунд смотрели друг другу в глаза.
Правильно ли она поступила? Сердце говорило – да, а разум отвечал – нет. Лиз, не прощаясь, закрыла дверь. Дрожащими пальцами заперла замок и набросила цепочку, не смея заглянуть в глазок, пока не услышала, как завелся автомобиль Колхауна, как полетели из-под колес мелкие камешки и понемногу звук мотора председательского «Лексуса» затих вдали.
Проработав неделю в бешеном темпе, Барри наконец закончил роман. Отправил рукопись по почте в издательство, и они с Морин, как обычно, отметили завершение работы мороженым-сандей – этот ритуал сохранился еще с давних, безденежных времен. Молоденькая официантка в кафе «Дэйри Кинг» – местной разновидности «Дэйри Квин» – то ли не знала, что они из Бонита-Висты, то ли ей было все равно. Когда Барри попросил добавить орехов, девчонка насыпала их от души. Барри и Морин съели мороженое на улице, сидя за шатким металлическим столиком. Зонтик не спасал от солнца, но на жаре холодная сладость казалась еще вкусней.
На обратном пути спустила шина заднего левого колеса. Барри битый час проторчал на карачках возле машины, обливаясь потом и ругаясь последними словами, пока извлек из-под днища запаску и отвинтил намертво приросшие гайки спущенной шины.
Наконец он поставил запасное колесо и выпрямился, собираясь забросить пробитое в багажник, и тут у него над головой просвистела банка с пивом и с треском расплющилась о бок «Субурбана». Теплая липкая жидкость мигом пропитала волосы и одежду, а бросивший банку водитель грузового фургона, радостно просигналив, скрылся за поворотом дороги.
– Черт бы тебя побрал! – в ярости заорал Барри.
Швырнув колесо в багажник, он принялся оттирать лицо, одежду и руки оставшимися салфетками из кафе.
Когда приехали домой, оказалось, что верхний туалет засорился, хотя ни Барри, ни Морин туда сегодня не заходили. Барри прочистил его вантузом, и вроде все наладилось, однако Барри опасался, не предвестье ли это более серьезных проблем с очистной системой.
– Попробуй позвонить Майку или еще кому-нибудь, – посоветовала Морин. – Может, что-нибудь полезное подскажут.
– Угу, – рассеянно ответил Барри.
На самом деле звонить ему не хотелось. Он до вечера протирал пол в ванной и отмывал половичок. Потом вынес его сушиться на верхнюю террасу.
Вслед за жарким днем настала такая же жаркая ночь. Ложась спать, Барри с Морин оставили окна открытыми и включили вентилятор.
Когда они раздевались, с улицы донесся визг тормозов.
И глухой удар.
– Черт, дьявол! Кончится когда-нибудь этот день?
Барри снова натянул штаны, накинул рубашку и взбежал по лестнице.
Он решил, что кто-то сбил оленя или пекари, и ожидал увидеть в свете фар труп злосчастного животного, а рядом – расстроенного водителя, осматривающего бампер на предмет повреждений и вмятин. Однако ему открылась совсем иная картина.
Водитель решил скрыться с места происшествия. Задние огни автомобиля уже исчезали среди сосен. В последних красноватых отблесках Барри увидел посреди дороги неподвижное тело. Сперва ему показалось, что это ребенок, и он бросился к пострадавшему со всех ног. Но сделав несколько шагов, понял, что это не ребенок.