– Рая, ты что! Перестань немедленно. – Я попятилась к двери. – Встань, не расстраивай меня, пожалуйста. Я ничего особенного не сделала, я же не даром, ты не думай…
– Евочка! – Рая тяжело, по-старушечьи, встала с коленей, отряхнула с подола юбки невидимую пылинку. – Евочка, я не достойна такого… Если бы не Севочка, я бы никогда… Ты же знаешь, я служила вам верой и правдой…
Я не знала, но верила. Рая, она такая, вся интеллигентная, правильная, не мне чета. Может, поэтому мне так неловко бывает в ее присутствии. Ощущение, словно мне, плебейскому отродью, прислуживает особа царских кровей.
– Все, Рая, хватит! – отрезала я и распахнула дверь кабинета. Пора спасаться бегством. Знала бы, что все так закончится, сто раз подумала бы, прежде чем давать ей деньги.
– Хозяйка, – Вовка переводил встревоженный взгляд с меня на Раю, – все в порядке?
– Лучше не бывает, – буркнула я и уже хотела уходить, когда взгляд зацепился за лежащую на столе связку. – Рая, ключик мы сами подберем! – Я смахнула связку в карман и выскочила из кабинета.
– Что случилось? – шепотом спросил Вовка.
– Ерунда! Тут все с приветом, ты потом сам убедишься.
– А в чем привет выражается? – не унимался он.
– Я ей денег дала, чтобы сыну, ну, тому, чьи картины, выставку организовать, а она мне в ноги бухнулась. Представляешь?!
– Много дала?
– Да какая разница! Дала и дала! Я ж не просто так, я ж, типа, в долг… Все, отстань от меня, Козырев. – Я потерла виски, а потом спросила уже спокойнее: – Как думаешь, через какое время таблетки должны подействовать?
– Не знаю. – Он пожал плечами. – Что, болит сильно?
– Ну, не так, как вчера, но все равно неприятно. А вот и твоя комната! – Я остановилась напротив соседней с моей двери. – Будем жить через стеночку и перестукиваться, как заговорщики.
На то, чтобы из доброго десятка разномастных ключей найти нужный, у меня ушло несколько минут. Вовка все порывался мне помочь, но я не позволила, мне нужно было время, чтобы окончательно прийти в себя после случившегося.
– Все, готово! – Я наконец разобралась с замком и толкнула дверь. – Осваивайся пока, а я к себе.
– Какие будут распоряжения, хозяйка? – Вовка иронично выгнул бровь.
– Я же говорю, осваивайся, присматривайся. План действий я завтра выработаю. А пока хочу полежать полчасика в тишине, подготовиться к встрече с домочадцами.
– Может, тебе в город за лекарством смотаться? – Вовка не торопился уходить, таращился на меня своими рыжими с золотистыми искорками глазами, разглядывал.
– Завтра вместе смотаемся, – пообещала я, – а сегодня отдыхай. И спасибо тебе, – добавила шепотом.
– Не за что, хозяйка.
К обеду моя головная боль не то что не прошла, а, наоборот, усилилась. Подозреваю, что в немалой степени этому способствовала царящая за обеденным столом обстановка.
Стол накрыли не на кухне, а в просторной столовой. Похоже, я опоздала, потому что все семейство уже было в сборе.
– Евочка! – Рая улыбалась мне тревожно-виноватой улыбкой. – А я уже боялась, что ты заблудилась.
– Эта заблудится, дождешься, – не отрываясь от тарелки, буркнула Амалия.
– И где ты, Ева, ночку коротала? – вместо приветствия ехидно поинтересовался Серафим. Вид при этом у него был вполне дружелюбный, лишь самую малость заинтересованный.
– Ты бы лучше спросил, не где, а с кем. – Амалия в раздражении отложила вилку. – Прислуга говорит, она уже какого-то мужика в дом притащила. Что за мужик, а?
– Ну, Ева у нас уже давно самостоятельная женщина. – Приглашенный гость Лешик, привстав, галантно кивнул. Ишь какой, все по этикету! Даже оделся к столу, как английский лорд: костюм с иголочки, стильный, элегантный.
– Ева, здравствуй! Рад тебя видеть! – Сева, чуть отодвинув свое кресло от стола, приветственно помахал мне рукой с зажатой в ней льняной салфеткой. Выглядел он, пожалуй, самым счастливым и беззаботным из всей честной компании и на убийственно-презрительный взгляд, который метнула в него Амалия, не обратил никакого внимания.
– Всем приятного аппетита! – У меня был выбор: усесться на пустующий стул между Лешиком и Серафимом, либо занять место во главе стола. Я выбрала последнее, в конце концов, я здесь хозяйка.
Маневр мой не остался незамеченным: Амалия презрительно фыркнула, Серафим удивленно вскинул бровь, Лешик одобряюще улыбнулся, Сева на мгновение перестал размахивать салфеткой, а Рая заметно побледнела.
– Не по Сеньке шапка, – проворчала моя вторая мама, не сказать чтобы очень громко, но так, что все заинтересованные лица сумели ее расслышать.
– Хотела перед тобой извиниться за вчерашнее. – Я улыбнулась как можно более лучезарно. – Если б знала, что волосы у тебе наращенные, а не натуральные, ни за что не стала бы их выдергивать. Они ж, наверное, дурных денег стоят, а тебе экономить нужно, тебе ведь приходится не только себя, но еще и лучезарного Серафима содержать.
Амалия зашипела, а ее роскошное декольте пошло багровыми пятнами. Серафим, который прежде развалившись сидел на стуле, резко выпрямился и посмотрел на меня с ненавистью.
– Что-то ты больно деловая стала после этой своей больнички. – Зеленые глаза недобро сощурились. – Может, это оттого, что ты кое-чего не помнишь? – В голосе его послышалась многозначительность вперемешку с угрозой. – Может, тебе стоит память освежить?
– Ты освежать будешь? – Я с такой же точно многозначительной угрозой поиграла столовым ножом, прежде чем вонзить его в исходящий умопомрачительным ароматом кусок мяса.
Наверное, Серафим не остался бы в долгу и принялся бы освежать мою память прямо за обеденным столом, если б в нашу перепалку не вмешался Лешик.
– Прекрати, – тихо сказал он и посмотрел на Серафима взглядом, не предвещающим ничего хорошего.
Удивительное дело, но Серафим послушался, уткнулся в свою тарелку и больше за все то время, что длился обед, не произнес ни единого звука. Амалия была с ним солидарна и негодование свое выражала исключительно презрительными гримасами. Рая ела мало, то и дело бросая в мою сторону тревожные взгляды. Единственным человеком, которого царящее в столовой напряжение, видимо, ничуть не смущало, оказался Сева, вид у него был рассеянный и мечтательный. А меня снедало любопытство, что же такое постыдно-страшное собирался поведать присутствующим Серафим. Насколько я успела понять, предшественница моя была едва ли не святой: работала за копейки, вместо того чтобы попросить бабок у опекуна, помогала непризнанному гению, содержала двух уродов-бездельников, собиралась усыновить беспризорника. Ангел во плоти, а не девушка. Что ж за тайна такая постыдная?…
* * *
…Все, жить мне более незачем. Сегодня утром приезжал Андрей Сергеевич, имел с папенькой долгий разговор. А за обедом Лизи объявила, что князь Поддубский сделал ей предложение и она согласилась…
С обеда я отпросилась, сослалась на мигрень. Заперлась в своей комнате, плакала, думала о том, как все несправедливо в жизни устроено. Решение пришло легко, только б хватило смелости совершить задуманное…
…Веревка шершавая, царапает ладонь, свивается кольцами на притрушенном свежим сеном полу. Петля никак не получается. Не знаю я, как правильно ее делать, потому, наверное, и плачу. В амбаре тихо и жарко, сквозь щели в досках пробиваются солнечные лучи. И пылинки оттого кажутся золотинками. Вот и я стану как золотинка. Я даже платье свое золотое надела, чтоб красиво было…
С петлей я справилась. Надежно, должно быть, получилось. И балка вон подходящая. Приставить лесенку, перебросить веревку, встать на колоду…
Сейчас, сейчас. Закрыть глаза, прошептать слова молитвы. Понимаю, что уходить вот так – это грех, но жить с теми мыслями, с которыми я живу, еще больший грех. Я же им всем смерти желаю: и Лизи, и мадам, и даже Андрею. Особливо Андрею. Пусть уж лучше я уйду…
Петля царапает шею и мучительной колкостью своей напоминает гувернантское платье. А колода под ногами раскачивается, того гляди упадет.
Решено, досчитаю до десяти, а потом спрыгну. Один, два, три, четыре… Скрипит что-то? Нет, почудилось. Пять, шесть…
– Сонюшка! – Тихий вскрик и одновременно крепкие руки вокруг моей талии, держат, не дают прыгнуть. – Да что же ты удумала, окаянная?!
Стэфа! И как только узнала?! Все испортила! Другим разом я не решусь. Я и ныне еще не до конца решилась…
– Я смотрю, в комнате тебя нету, и платья нету… – Стэфа держит крепко, не вырваться, сдергивает с шеи петлю. – А Настена говорит, что ты к амбарам пошла вся разнаряженная. Не хотела я идти следом, думала, может, на свидание к Семену Ефимовичу, а потом точно в спину кто толкнул… Ну зачем же ты так, Сонюшка? Неужто нету другого выхода?
– Нету. – Сажусь тут же на колоду, сжимаю голову руками. Руки трясутся, а в голове точно жернова крутятся, собственный голос глухой и еле слышный. – Не могу я без него, Стэфа, понимаешь? У меня душу точно выжег кто. Я ж думала, любовь – это радость, а оно вон как… – От слез больно говорить и дышать тяжело. А в воздухе пылинки-золотинки кружатся. Не вышло у меня стать золотинкой…
– Нету. – Сажусь тут же на колоду, сжимаю голову руками. Руки трясутся, а в голове точно жернова крутятся, собственный голос глухой и еле слышный. – Не могу я без него, Стэфа, понимаешь? У меня душу точно выжег кто. Я ж думала, любовь – это радость, а оно вон как… – От слез больно говорить и дышать тяжело. А в воздухе пылинки-золотинки кружатся. Не вышло у меня стать золотинкой…
– Ох, горюшко мое. – Стэфа гладит меня по волосам, стряхивает с подола соломинки. – Так любишь князя этого своего, что на все готова?
Вместо ответа киваю головой. Я даже в петлю из-за него готова…
Стэфа молчит очень долго. И я молчу. Мне больше сказать нечего, да и не хочется. Конечно, я не умерла сегодня, но что-то во мне все равно сгинуло…
– Есть один способ. – Стэфин голос едва различим, а во взгляде тоска пополам с решимостью. – Не желала я тебе, Сонюшка, такой доли, но коль тебе и жизнь без него не мила…
* * *
Перед тем как уснуть, я решила почитать на сон грядущий. За неимением более подходящего чтива взялась за ежедневник своей предшественницы. Сказать по правде, изучать этот гроссбух было скучно, сплошные сокращения, какие-то даты, непонятные цифры. Заинтересовал меня единственный момент: номер мобильного телефона, подчеркнутый аж двумя красными линиями. Рядом с номером все тем же каллиграфическим почерком было выведено: «Виталий Сабурин!!! Встреча в 14.00» Что это за Виталий Сабурин такой? Надо бы завтра разузнать поподробнее. Последняя запись в ежедневнике датировалась тем самым днем, в который мы попали в аварию. Похоже, Рая не врала насчет намерений своей прежней хозяйки посетить банк, потому что записи заканчивались аккуратненьким, старательно выведенным словом «банк». Я отложила ежедневник, зевнула. Все, на сегодня хватит с меня приключений, самое время поспать.
Ночью мне снились кошмары, я вертелась на огромной кровати, стонала и силилась проснуться. А когда наконец мне это удалось, оказалось, что сорочка моя насквозь мокрая от пота, дышать нечем, голова раскалывается от боли, а перед глазами плавают фиолетовые круги. Чувствуя себя полнейшей развалиной, я сползла с кровати, настежь распахнула окно и вскрикнула от неожиданности – оконная рама была затянута паутиной так плотно, что с трудом пропускала солнечный свет. Могу поклясться чем угодно, еще вчера окно сияло абсолютной чистотой. Активные, однако, в этом доме насекомые. Санстанцию, что ли, вызвать?…
Я прекрасно понимала, что санстанция в этом деле мне не помощник, что паутина на моем окне появилась неспроста, что она – отражение узора на моем запястье, намек и предупреждение. Знать бы еще, какое именно… Ерунда, паутина – она и в Африке паутина, надо просто сказать Рае: пусть горничная вымоет окно.
Раю я позвала в свою комнату сразу после завтрака, подвела к окну, отдернула шторы. В свете солнечных лучей паутина подрагивала и мерцала золотым, это было даже красиво. Рая красоту не оценила и с тихим стоном упала в обморок. На мои вопли прибежал Вовка, бросил быстрый взгляд сначала на паутину, потом на беспамятную экономку и велел принести воды.
Пока Вовка возился с Раей, я тихо сидела на краю кровати, обхватив себя руками за плечи, и думала над тем, как же мне жить дальше. По всему выходило, что жизнь у меня будет веселой, полной приключений, падающих в обморок экономок и затянутых паутиной окон.
Наконец Рая пришла в себя, но только лишь затем, чтобы, увидев мое перекошенное лицо, разрыдаться. Она плакала, размазывая по бледным щекам потекшую тушь, вымаливала прощение. С ума сойти! Такая трагедия из-за невымытого окна. Да я, наверное, испугалась в разы меньше ее. Это притом, что я знала, что паутина появилась не просто так.
– Рая, не плачь, – сказала я строго. Жизненный опыт подсказывал мне, что истерики нужно пресекать не лаской, а именно строгостью. – Просто вели кому-нибудь из своих подчиненных вымыть окно. Я бы и сама вымыла, но с детства боюсь пауков, а над этой паутинкой, похоже, трудилась целая артель восьмилапых.
Слова мои подействовали самым целительным образом: Рая достала из кармана носовой платок, промокнула им заплаканные глаза, посмотрела на меня очень внимательно, а потом кивнула.
– Немедленно распоряжусь. – Голос у нее был странный, с глухими металлическими нотками. – Ты очень сильно испугалась, Евочка?
– Не сильнее тебя, – усмехнулась я, ловя на себе встревоженный взгляд Вовки. – А ты, Владимир, – я попыталась выдавить из себя улыбку, – запрягай коней, через час отправляемся в город.
– Куда скачем? – спросил Вовка, когда вверенный ему «Мерседес» отъехал от дома на безопасное расстояние.
– Сейчас узнаем, – достав из сумочки подаренный Щирым телефон, я набрала выписанный из ежедневника номер.
Ответили мне почти сразу.
– Детективное агентство «Феникс», – сообщил приятный мужской голос.
От избытка чувств я ткнула Вовку в бок и замахала свободной рукой, привлекая его внимание. Вот это номер – детективное агентство!
– Господин Сабурин? – спросила я после небольшой заминки.
– Он самый. Чем могу быть полезен?
Полезен? Похоже, он может быть очень даже полезен. Я решила пойти ва-банк.
– Виталий, это Ева Ставинская. Помните меня?
– Ева? – В голосе послышались удивленные нотки. – Конечно, Ева, я вас очень хорошо помню.
Помнит! Вот и замечательно!
– Виталий, я бы хотела с вами поговорить, – выпалила я.
– Не вижу к этому никаких препятствий. – По голосу незнакомого Виталия Сабурина было понятно, что он улыбается. – Когда и где вам удобно?
Я глянула сначала на часы, потом на спидометр.
– Через час в кафе «Арлекин» вас устроит?
– Хорошо, – сказал Сабурин и отключился.
– Что это было? – спросил Вовка, когда я сунула телефон в карман куртки.
– Частный детектив, – сообщила я. – Наша девочка за каким-то хреном обращалась к нему. Как тебе?
– Пока никак. – Вовка не сводил взгляда с дороги. – А что было в твоей комнате?
– Ты о паутине? – Я старалась, чтобы голос не выдал моего волнения. – А хрен ее знает! И Рая такая впечатлительная. Я уже не рада, что ей показала.
– Знаешь, – Вовка наконец посмотрел в мою сторону, – я не впечатлительный, но и меня эта хреновина изрядно напугала. Ну-ка, покажи запястье.
Я молча поддернула рукав пальто, вытянула вперед руку, сама смотреть не стала. А что смотреть, если еще утром все проверено и замерено!
– Мне кажется или она стала больше? – Голос Вовки изменился, стал глуше, точно трещинками пошел.
– Не кажется. – Я опустила рукав.
Больше Вовка ничего не сказал, снова уставился на дорогу и молчал до самой Москвы.
В кафе было малолюдно, я осмотрелась. Молодой человек, сидящий с чашкой кофе у окна, приветственно помахал нам рукой. Его европейская респектабельность никак не вязалась с моим почерпнутым из американских боевиков представлением о том, как именно должны выглядеть частные детективы, и потому я немного замешкалась. Неизвестно, как долго бы я топталась на пороге, если бы не Вовка, который решительно потащил меня к Сабурину.
– Рад видеть вас в добром здравии, Ева. – Сабурин поздоровался с Козыревым, пожал мою протянутую руку. – В газетах писали…
Значит, в газетах писали? Ну что ж, это несколько облегчает мою задачу. Не придется объяснять все с самого начала.
Я и не стала, заговорив о самом важном: об амнезии и записи в ежедневнике.
Сабурин слушал мой рассказ очень внимательно, даже чашку с недопитым кофе отставил в сторонку, а когда я закончила, сказал:
– Правильно ли я вас понимаю, вы пытаетесь с моей помощью восстановить часть своего прошлого?
– Да, – я кивнула, – мне важно знать, для каких целей я вас нанимала. Я же вас нанимала, ведь так?
– Совершенно верно.
– В таком случае, думаю, вас не затруднит рассказать, что я от вас хотела.
Сабурин помолчал, а потом многозначительно посмотрел на Вовку.
– Ева, должен предупредить, это конфиденциальная информация. Раньше вы не хотели, чтобы о ней узнал кто-нибудь посторонний.
– Он не посторонний, он мой друг. – В подтверждение своих слов я взяла Козырева за руку.
– Как вам будет угодно. – Сабурин кивнул и залпом допил свой давно остывший кофе. – Вы наняли меня для того, чтобы я отыскал вашего сына.
Сына?! Вот это да! Вот тебе и ангел с крылышками!
– Какого, простите, сына? – на всякий случай уточнила я. – Своего будущего сына, мальчика, которого я решила усыновить?
– Нет, речь шла о вашем настоящем ребенке. – Сабурин тряхнул головой. – Вы, Ева, попросили меня найти мальчика, которого вы родили четыре года назад и которого ваш отец не позволил вам забрать из роддома.
– И вы его нашли? – предвосхитил мой вопрос Вовка.
– Да, в одном из подмосковных интернатов для детей с особенностями психики.
– У вас сохранилась информация по тому делу? – Вовка решил взять инициативу в свои руки, и я была ему за это несказанно благодарна.