— Всё в порядке. Просто ненормальная. Бомжей кормит.
— Хорошо, — сказал незнакомый охранник.
Аня даже оглянулась от неожиданности. Вот ведь какой симпатичный парень, а? Очень хороший человек, не видит ничего странного в том, что кто-то кормит голодных бомжей, даже одобряет это… И только входя в дом, по своей гнусной корректорской привычке подумала: ещё не известно, к чему относится его «хорошо», — к тому, что она кормит бомжей, или к тому, что она ненормальная.
Она вошла в лифт, и Руслан шагнул вслед за ней. Лифт сразу показался не таким уж огромным, как она о нём думала. Аня отступила в угол и отвернулась. Руслан сам нажал кнопку, стоял молча, сверлил Аню тяжёлым взглядом, сердито сопел. На четвёртом этаже вышел вместе с ней, пошёл к двери седьмой квартиры первым. Аня не выдержала:
— Это дама Маргарита поручила вам за мной следить? И конвоировать до квартиры? И докладывать обо всех моих преступлениях? Это входит в ваши служебные обязанности? Или дама Маргарита пообещала вам дополнительную плату?
— Какая ещё дама… — Руслан остановился возле двери в квартиру и сердито уставился на Аню. — А-а, Маргарита Владимировна? При чём тут следить?.. Дурная ты, Анюта. Хозяйка велела присматривать, чтобы тебя никто не обидел. Ребята говорили, вчера даже на пост звонила, спрашивала, как и что. Сказала, чтобы помогали тебе, если что, а то ведь ты как ребёнок… Заботится о тебе. Ты ей родня, что ли?
— Так это не вы ей сказали, что я забыла, как сигнализацию отключать?
— Да меня вчера вообще не было! — возмутился Руслан. — Это кто-то по журналу посмотрел, в журнале всё записывается. Анюта, ты в голову не бери, это ерунда, это почти все забывают, каждый день одно и то же… Твоя Маргарита сама два раза забывала, так что…
— Извините меня, — покаянно сказала Аня. — Я подумала, что это вы доложили… Ой, как неудобно… Спасибо вам за помощь, и за то, что… присматриваете, только у меня всё в порядке, правда-правда, вы не беспокойтесь.
— Ага, в порядке, — проворчал Руслан. — С бомжами тусуешься. Это порядок? Такое добром не кончается.
— Я не тусуюсь, — строго сказала Аня. — Я их просто кормлю. Выношу еду на улицу. Они никогда не попадут в этот дом, так что никакой опасности для хозяйской квартиры не представляют.
Под бдительным взором Руслана она отомкнула замки, вошла в квартиру и захлопнула дверь. Руслан остался на лестничной площадке — наверное, ждал, что она опять не сумеет отключить сигнализацию. Напрасно ждёт. Сегодня Аня сигнализацию включить вообще забыла. Вот интересно, это видно на посту охраны? И если видно — запишут ли этот факт в журнале? Впрочем, не важно. Дама Маргарита, оказывается, не так контролирует её действия, как заботится о ней. Не зря дама Маргарита понравилась Ане с первого взгляда.
От экзаменационного обеда оставалось ещё очень много, и Аня решила отнести бомжам всё. К приезду царя Давида всё равно новый обед готовить, а в оставшееся до его приезда время она одна старый обед съесть просто не сумеет. И хлеба очень много осталось, уже даже черстветь стал. И едва початая большая банка сметаны стоит третий день. И целый пакет магазинного печенья, высохшего сто лет назад. Зачем дама Маргарита покупала готовое печенье, если знала, что Аня собирается печь торт сама? Безумная расточительность…
В общем, её дежурный тряпочный мешок оказался опять битком набит. Аня захватила одноразовые тарелки и ложки, стратегический запас которых привезла с собой из дома, и вышла из квартиры, с трудом открыв дверь, потому что руки были заняты мешком с едой, свёртком с посудой и пакетом с мылом, шампунем и кое-какими медикаментами.
— Во, нагрузилась, — недовольно сказал Руслан. — Они у тебя не разжиреют, на таких-то харчах? Давай сюда, хоть донести помогу.
Оказывается, он не ушёл. Всё-таки контролирует. Или заботится? Вот уж не вовремя. Бомжи могут просто испугаться — и разбегутся.
— Бомжи вас испугаются, — сказала Аня. — Незнакомый человек, да ещё — мужчина, да ещё — такой большой… Обязательно испугаются. Убегут — и где я их потом искать буду? Нет, не надо помогать, я сама донесу.
— Ничего, разбегутся — переловим… — Руслан отобрал у неё мешок и пакет, пошёл было к лифту, но остановился, оглянулся и напомнил: — Дверь как следует закрой.
Это что же, они все действительно её за ребёнка принимают? Наверное, это потому, что она так и не выучила ни одного правила межличностного общения. И поведенческие стереотипы у неё какие-то не такие. И ещё что-то… а, да, патология сосудистой системы. Аня вздохнула, закрыла дверь — как следует, на оба замка! — и пошла за Русланом.
Бомжи смирно сидели на импровизированных табуретках за импровизированным столом, при виде Руслана не разбежались, но заметно насторожились. Поднялись, стали беспокойно топтаться и оглядываться по сторонам. Старушка Галина Андреевна опять принялась мелко креститься и беззвучно шевелить губами. Только якобы старик Александр Викторович не поднялся с бетонной плиты, сидел, сильно горбясь и опираясь локтями о колени. Кто его знает, может быть, действительно старик?..
— Не бойтесь, этот человек нам не враг, он просто сумки мне помог донести, — торопливо заговорила Аня, подходя поближе. Вспомнила, что практически то же самое она говорила вчера о Евгении Михайловиче, и на всякий случай добавила: — Это Руслан, он мне как старший брат, он меня охраняет… то есть заботится обо мне. И вообще очень хороший человек. Добрый.
Добрый человек Руслан с нескрываемой неприязнью оглядел её инвалидную команду, сплюнул под ноги, молча шагнул к импровизированному столу и шлёпнул на него сумку и пакет. В сумке что-то звякнуло.
— Ну вот, побилось всё, — со злорадным торжеством заявил Лёня-Лёня. — Донести помог, ага… Вчерашний хмырь хоть не кидал с размаху.
— Ну, ты… — брезгливо процедил Руслан, угрожающе оборачиваясь к Лёне-Лёне.
Аня дёрнула его за рукав и успокаивающе сказала:
— Ничего там не побилось, Леонид. Нечему там биться, контейнеры и миски пластмассовые. Ну, вынимайте всё, сумку я заберу. А пакет можете оставить, он крепкий, вам пригодится.
Лев Борисович стал освобождать сумку, стараясь не смотреть на Руслана, остальные не двинулись с места. Руслан сердито сопел у неё за спиной. Галина Андреевна крестилась, шевелила губами и таращила выцветшие тоскливые глаза.
Нельзя было позволять Руслану идти сюда. Она постарается сделать так, чтобы её бомжи и Руслан никогда больше не встретились.
Лев Борисович, наконец, освободил сумку, не глядя, протянул ей, она взяла, сказала: «Приятного аппетита», — повернулась и подтолкнула Руслана, чтобы он пошёл впереди неё. Он поупирался немножко, но всё-таки пошёл, что-то ворча и подозрительно оглядываясь на компанию бомжей. Аня не выдержала и сердито сказала:
— Ну, как вам не стыдно, честное слово… Разве можно так себя вести? Нашли врагов народа, подумать только!
— А мне надо, чтобы незнамо кто перед воротами маячил? — огрызнулся Руслан. — Хорошо ещё, что жильцы не видали. Вот бы вони было… И чего ты мне выкаешь? Сама говорила: брат, брат! А сама выкает…
— Я не ожидала, что брат у меня окажется таким… невежливым.
— Говорила бы уж лучше прямо: хамло деревенское, — злобно подсказал Руслан. — Чмо и козёл. А если что случится — с тебя, что ли, спрашивать будут? С меня будут спрашивать!
— Я никогда не говорю таких слов! — Аня даже обиделась. — И слушать таких слов не хочу! Брат не должен ругаться при сестре! То есть никто не должен ругаться. Ни при ком.
— О господи… — изумлённо пробормотал Руслан.
Замолчал и до самого подъезда шёл молча. И до квартиры её провожать не стал. Наверное, тоже обиделся. Ну и пусть.
От этого настроение немножко испортилось. Аня ведь хотела поспрашивать названного брата о домработницах соседей, о химчистке, о том, как тут вообще всё… Ладно, сама постепенно разберётся. Например, узнает обо всём у зелёной Анны, няни вурдалакши Анюты. Ведь, наверное, встретится она когда-нибудь ещё с зелёной Анной? Надо просто иногда заглядывать на детскую площадку за домом, тогда обязательно встретится. Да можно прямо сейчас, тем более что рядом с детской площадкой у Ани есть неотложное дело, а она о нём совсем забыла. Хмель! Его же давно пора извести под корень, пока никто не пострадал! Где-то в ящиках кухонных шкафов она видела очень большой и очень острый нож…
— Нет, это я уже не знаю, что такое, — с выражением обречённости сказал Руслан, увидев её в холле. — Гош, гляди, что делается. Может, она маньячка, а?.. Анюта, за ношение холодного оружия можно срок схлопотать. Гош, ворота не открывай, нельзя её на улицу с тесаком выпускать.
Охранник Гоша выглянул из-за своей стойки, внимательно посмотрел на Анин нож и молча кивнул. Они что, на самом деле думают, что она собралась гулять по улицам с ножом в руках? Оказывается, не у неё одной нет чувства юмора…
— Я не собираюсь идти на улицу, — объяснила Аня. — Я собираюсь вырубить хмель вдоль ограды. Он очень вредный, а там дети гуляют.
— А тебе-то что?..
Руслан, кажется, собирался сказать ещё что-то, но передумал. Тяжело вздохнул, пожал плечами и зачем-то пошёл вслед за Аней. Наверное, чтобы охранять и защищать. Или всё-таки контролирует? Да нет, просто решил посмотреть, что она собирается делать. Просто так, из чистого любопытства. Наверное, никогда не видел, как вырубают заросли хмеля… Буйные заросли, вонючие, жирные, стебли — как канаты, а нож так и норовит выскользнуть из руки, зря она такой тяжёлый нож выбрала, с таким ножом она сто лет здесь будет возиться, а голова уже разболелась до тошноты…
— Эй, сестрёнка, — крикнул откуда-то издалека Руслан. — Перекур! А то ноги протянешь. Что я тогда твоей Маргарите скажу?
Аня с трудом выпрямилась и оглянулась. Вот тебе и раз… В своём трудовом порыве она даже не заметила, что Руслан тоже сражается с зарослями этой дряни, просто начал с другого конца, и вырубил уже больше половины, и нож у него — даже больше и, наверное, гораздо тяжелее её ножа… Ну вот, а она думала, что он контролирует… Фу, как стыдно…
Руслан подошёл, внимательно присмотрелся к ней, сердито сказал:
— Иди-ка ты отсюда. Совсем зелёная, смотреть противно. Правда трава ядовитая, меня — и то ведёт… Иди, иди, я тут сам справлюсь. Тебя до хаты проводить? Вон, на ногах не держишься.
— А как же вы? Одному — долго, а долго нельзя, плохо станет, — слабо возразила Аня, чувствуя, что действительно едва держится на ногах.
— Морока мне с тобой, — обречённо сказал Руслан, взял её за шкирку и повёл к подъезду, на ходу приговаривая: — Сестрёнку нашёл, называется! И на кой мне такое счастье? Одни неприятности от этих сестёр… Главное — не моё дежурство! Нет, надо было припереться… Я тебе садовник, что ли, чтобы территорию благоустраивать?
— Извините, — пробормотала Аня. — Вам не надо было… Я бы сама как-нибудь постепенно…
— Сдохла бы ты сама как-нибудь постепенно, — буркнул Руслан, втаскивая её в подъезд по-прежнему за шкирку. — Гош, отволоки эту ненормальную в квартиру, а то у меня уже никаких нервов не осталось… Я тут за тебя посижу.
Охранник Гоша оторвался от своих телевизоров, вышел из-за стойки, молча принял Анну как эстафету из рук Руслана и повёл её — тоже за шкирку! — к лифту. Это было ужасно унизительно. Просто ужасно унизительно. Но не было сил сопротивляться, и даже говорить что-то уже не было никаких сил. Кажется, она действительно сильно отравилась.
У квартиры Гоша молча понаблюдал, как Аня неуверенно возится с замками, отобрал у неё ключи, сам открыл дверь, вошёл вслед за ней, проверил, выключена ли сигнализация, отдал ей ключи и впервые подал голос:
— Может, врача вызвать?
— Ой, нет, пожалуйста, не надо врача, — испугалась Аня. — Кто ж будет держать на работе человека, которому врачей надо вызывать?.. Я не больная, я просто хмелем надышалась, это скоро пройдёт, не надо никаких врачей…
— И чего Руслан тебя не выпорет? — задумчиво удивился Гоша. — На его месте я бы взял ремень, да ка-а-ак… Ты сейчас чаю крепкого выпей. И — спать. А если что — звони.
Он ушёл, а Аня подумала, что крепкий чай — это хороший совет. Надо выпить очень крепкого чаю, а спать не надо, потому что ещё столько работы! Только сначала она немножко посидит в холле на диване, подышит прохладным воздухом из кондиционера, а потом уже заварит чай, выпьет весь чайник и совсем придёт в себя.
Она пришла в себя, услышав басовитое мяуканье телефона. С трудом вынырнула из тяжёлого мутного сна, кряхтя, слезла с дивана, вяло удивляясь, с чего бы это она спала на диване, а не на своём прекрасном ложе, пошлёпала к телефону, держась за гудящую голову и пытаясь сообразить, вечер сейчас или уже утро. Если звонит дама Маргарита, значит — вечер. Логично? Наверное, логично. Сколько же она спала? Столько работы, а она дрыхнет почти пол дня!
— Добрый вечер, Маргарита Владимировна… — Аня услышала, какой хриплый у неё голос, и покашляла, закрыв трубку рукой.
— Что с тобой? — спросила дама Маргарита. — Ты не заболела? Вот бы некстати… Мы в субботу приедем. Примерно к полудню. Готовь что хочешь, человек на пять. Успеешь?
— Конечно, — уверила Аня даму Маргариту всё тем же слабым и хриплым голосом. — Всё я успею, не беспокойтесь. Я совершенно здорова, это просто хмель, не обращайте внимания. Высплюсь — и всё пройдёт.
— Так. Просто хмель, вот так, значит, — после довольно долгого молчания задумчиво сказала дама Маргарита. — Ты не говорила, что пьёшь. Это совершенно меняет дело. Не думаю, что Давид Васильевич подпишет договор.
— Что я пью? — не сразу поняла Аня. — А, спиртное? Нет, я не пью. Хмель — это растение такое. Здесь половина ограды вокруг дома хмелем заросла. Разве можно? Ну, пришлось вырубать. Надышалась, наверное. Пришла — и сразу уснула. И голова до сих пор болит.
— Зачем тебе это надо? — с неудовольствием спросила дама Маргарита. — На это существуют садовники… или, я не знаю, фирмы какие-нибудь такими вопросами занимаются. Или ты нанялась? Ради дополнительного заработка?
— Нет, я просто так. Там всё-таки дети гуляют, да и взрослым всякой гадостью дышать вредно… — Аня подумала, что очень жаль, что она не знала о возможности дополнительного заработка, и нечаянно продолжила свою мысль вслух: — Но я бы и нанялась, если бы знала, что можно. Дополнительный заработок никому не повредит. И маме можно было бы хоть что-то послать…
— Потом поговорим, — строго сказала дама Маргарита. — Добытчица хмельная ты наша. Ложись спать. Утро вечера мудренее.
Аня немножко послушала короткие гудки в трубке, напряжённо вспоминая, успела ли она сказать даме Маргарите «до свидания», и с огорчением думая, что, наверное, не успела, зато успела наговорить много лишнего. А всё — из-за её незнания правил межличностного общения. А если царь Давид не захочет подписывать договор? Кто ж захочет подписывать договор с работником, который, вместо того, чтобы заниматься прямыми обязанностями, вырубает какие-то сорняки, до которых никому даже дела нет? Она бы на месте царя Давида не захотела подписывать.
Ну и ладно. Зато теперь рядом с детской площадкой нет этой ядовитой гадости. И зелёная Анна может быть совершенно спокойна, если маленькая вурдалакша Анюта опять полезет в заросли возле ограды. Только надо проверить, не осталось ли какого-нибудь ростка, из которого опять вылезет что-то вредоносное. И полить корни кислотой… Кажется, среди запасов моющих и чистящих средств в одной из ванных комнат она видела бутылку жидкости для борьбы с накипью. Там наверняка хоть какой-нибудь процент кислоты есть. Или нет? Вот мама точно бы сказала, чем надо поливать корни сорняков, чтобы те опять не выросли. И бабушка точно бы сказала. И ещё не так поздно, чтобы их мог разбудить телефонный звонок. А за междугородний разговор она заплатит с первой же зарплаты, и царь Давид даже не узнает, что она использовала своё служебное положение в личных целях…
Трубку взяла бабушка и, конечно, тут же начала Аню воспитывать:
— Ты почему не звонишь? Мы тебе третий день звоним, нигде застать не можем! И что думать прикажешь?
— Бабуль, прости, не могла раньше, неоткуда было, на работе я теперь не весь день сижу, у меня свободный график… — Аня перевела дух и как можно спокойней, даже как бы между прочим, сказала: — У меня теперь новый телефон. И адрес тоже новый. Как вы там? Не болеете?
— Что с нами сделается, — проворчала бабушка. — Новый адрес, ага… Это что же, твой бизнесмен и хату тоже на ветер пустил? И как же вы теперь? В коммуналке какой? Слушай, нельзя тут советовать, конечно, но бросала бы ты его. Всё в распыл пустил, и тебя пустит… Прости меня, дуру старую, не могла сдержаться. Да и то — сколько мы молчали, всё ждали, когда сама надумаешь… Обидеть боялись.
— Ну и зря молчали, — совсем спокойно и даже весело сказала Аня. — Всё, я надумала. На прошлой неделе заявление на развод подала. И ушла ещё четыре дня назад. Пусть он что хочет на ветер пускает, я ни при чём. Я теперь в такой квартире живу! То есть, может быть, это не надолго, но всё равно… Я домработницей устроилась, дом прекрасный, хозяева прекрасные, зарплата прекрасная… Что ещё? Да! В типографии разрешили свободный график, так что можно будет дома читать… А, я это уже говорила. Бабуль, ты чего молчишь? Ты меня не одобряешь?
— Я тебя одобряю, — торжественно сказала бабушка. — Ты молодец, Анька. А что домработницей… ну, что ж. Если что не так — тогда к нам вернёшься. Ещё и лучше. На-ка с матерью поговори, а то она уже трубку у меня из рук рвёт.
— Вот и хорошо! — энергично сказала мама вместо приветствия. — Вот и правильно! Вот и камень у нас с души упал! Ну, теперь давай поподробнее.
Аня совсем успокоилась и стала рассказывать маме всё очень подробно — и о даме Маргарите, у которой прекрасные руки, ничуть не хуже, чем у Аниной мамы, и о царе Давиде, который в свои семьдесят лет позволяет себе ломать ноги, падая с необъезженных жеребцов, и о «наполеоне», который получился очень удачным, потому что Аня делала его по рецепту бабушки, и о зелёной Анне с маленькой вурдалакшей Анютой… Даже о названном брате Руслане рассказала. И о том, как он помог вырубить заросли хмеля. И о том, что скоро, может быть, Льва Борисовича положат в больницу, будут лечить его позвоночник. Совершенно бесплатно. И о телефоне, который умеет говорить «мрррау», — тоже рассказала. Мама смеялась. Хорошо.