Твое сердце принадлежит мне - Дин Кунц 13 стр.


– Эти последние месяцы стали самыми пугающими и обескураживающими в моей жизни, – рассказывал Райан, – но дело не только в страхе и депрессии, выходить из которой мне все труднее. В эти месяцы меня не покидало ощущение, что с моей жизнью творится что-то странное, и я говорю не о болезни. Я думал о том, что мною кто-то манипулирует, что я больше не контролирую свою жизнь, не получаю того лечения, на которое могу рассчитывать. Я понимаю, человеку моего возраста легко впасть в паранойю, когда тебе ставят такой диагноз, потому что все это очень уж неожиданно. Я хочу сказать, мне лишь тридцать четыре года и у меня не выходит из головы мысль, что я могу умереть.

– Мы этого не допустим, – доктор Хобб наклонился вперед. – Просто не допустим.

Учитывая сложившуюся ситуацию, Райан не думал, что должен воспринимать всерьез столь уверенное заявление доктора Хобба, но воспринял. Поверил, что доктор Хобб не даст ему умереть, и до такой степени преисполнился благодарности, что глаза затуманились от слез и несколько мгновений он не мог произнести ни слова.

Глава 28

В тот день, практически полностью уделив свое время Райану, доктор Хобб провел многочисленные анализы и исследования, но обошелся без еще одной биопсии сердечной мышцы. Исходил из того, что в лаборатории должным образом исследовали образцы, представленные доктором Гаптой.

Впрочем, для проверки он распорядился провести недавно разработанный анализ крови на ключевые гены, ответственные за анормальное строение сердечной мышцы, обусловленное наследственной кардиомиопатией. Анализ показал наличие этих генов.

Райан не думал, что диагноз доктора Гапты будет оспорен. Что ему требовалось от доктора Хобба, так это надежда, осознание того, что он попал в руки блестящего врача, который энергично развивает свою практику, точно так же, как Райан энергично создавал и расширял «Быть, чтобы делать».

Доктор Хобб прописал Райану два препарата из тех четырех, что он принимал, два других снял, добавил три новых.

В семь вечера, вновь в своем кабинете, перед тем как отправить Райана в Ньюпорт-Коуст, хирург вручил ему мобильник особой конструкции. Дважды нажав на одну-единственную кнопку, Райан мог связаться через спутник со службой экстренной медицинской помощи.

– Постоянно держите его при себе, – инструктировал Райана Хобб. – Каждый вечер заряжайте на прикроватной тумбочке. Но отсоединяйте от зарядного устройства и берите с собой, если идете в ванную. Вдруг там с вами случится что-то непредвиденное.

Хобб дал Райану список случаев, вроде приступа удушья, когда тот должен незамедлительно воспользоваться телефоном и звонить в службу экстренной помощи.

– Если меня известят, что ваше ожидание закончено и подходящее донорское сердце найдено, – добавил доктор Хобб, – я свяжусь с вами через эту же службу. В таких делах время дорого. Я не доверяю обычным телефонам. Пациенты их выключают, переводят звонки на автоответчик. Если этот телефон заряжен, он всегда в рабочем состоянии. Кнопки выключения просто нет. Потому заряжайте его и держите при себе. Донорское сердце обязательно появится.

* * *

Обратный путь, в компании молчаливого и серьезного Нараки, занял два часа.

В клинике доктора Хобба Райана угостили легким ленчем, но не обедом. Он открыл холодильник, достал еду.

Для Ли и Кей Тинг рабочий день уже закончился, они находились у себя… чем там занимались, Райана не волновало. Он больше не числил их в заговорщиках.

Если все-таки подозревал, то чуть-чуть. Больше не тревожился из-за того, что они могут причинить ему вред. Он взял в свои руки контроль над собственной судьбой, и никто из его ближайшего окружения не имел об этом ни малейшего понятия.

Хотя доктор Хобб мог подумать, что его новый пациент – человек эксцентричный, а то и хуже, он согласился с его просьбой не сообщать доктору Гапте, что теперь Райана курирует другой кардиолог.

Семь последних лет Райан страховал себя сам, потому что терпеть не мог бюрократические процедуры страховых компаний с их ворохом бумаг. Поэтому чек в сто тысяч долларов, выписанный доктору Хоббу в качестве аванса, позволял исключить возможные трения между врачами.

Он собирался по-прежнему периодически бывать у доктора Гапты, но не следовать его советам и не принимать прописанные им лекарства.

Хотя Гапта вызывал у Райана не больше подозрений, чем Ли и Кей Тинг, он, узнав об участии Хобба, мог сообщить новости Форри Стаффорду, а Форри (или его жена Джейн) поставили бы в известность Сэм.

Он верил, что Форри – его друг. Но дружба постоянно давала сбои. Брат поднимал руку на брата со времен Каина и Авеля, а в этом варварском веке такое случалось и чаще, и с большей жестокостью.

Его сердце на сто процентов верило, что Саманта ему верна и никогда не предаст, и рассудок в значительной степени соглашался с сердцем, но он хорошо помнил ее слова за их недавним обедом.

«Если бы ты знал, до какой степени я тебя понимаю, ты бы, возможно, меня и не любил».

Он любил ее, как никого другого, доверял ей, как не позволял себе доверять никому. Но, таков уж этот мир, те, кого любят и кому доверяют, наиболее ранимы.

«Человеческие существа – такие сложные, такие непредсказуемые… это редкий случай, когда ты можешь полностью понимать человека, до самых дальних уголков, и по-прежнему его любить».

Возможно, это была самая честная, самая откровенная, идущая от любящего сердца фраза, которую ему когда-либо говорили.

Но в его нынешнем тревожном состоянии, которое так легко могло смениться отчаянием, он не мог полностью отрицать и такой вариант: ее слова были предназначены для того, чтобы манипулировать им.

Таким, как сейчас, он себе не очень-то нравился. И понимал, что еще долго не будет нравиться. Но тем не менее он достаточно любил себя, чтобы не воспринимать жизнь обузой.

Сидя на высоком стуле у одного из двух центральных островков на кухне, предпочитая обедать при свете лампочки вытяжки над плитой, он поел халлоуми[30], крекеров, черных оливок, несколько ломтиков суджука. Закончил грушей и пригоршней чищеных фисташек.

Подумал о том, что в грядущие недели и месяцы ему придется есть одному чаще, чем хотелось бы.

Ознакомившись с инструкциями каждого из пяти препаратов, полученных от доктора Хобба, принял все положенные таблетки.

Позже, наверху в спальне, вставил мобильник экстренной связи в зарядное устройство, а его поставил на прикроватную тумбочку, у самой кровати, чтобы дотянуться до него в любом состоянии.

Как и во все последние ночи, не стал гасить лампу на прикроватной тумбочке, потому что, просыпаясь в темноте, он теперь чувствовал, будто приходит в себя в гробу, после того как его похоронили живым и воздуха оставалось совсем на чуть-чуть.

Лежа в кровати, под старый вестерн («Искатели» с Джоном Уэйном), Райан анализировал решения, принятые в этот день, и чувствовал, что все сделал правильно.

Он очень верил в своего нового кардиолога, хотя даже Хобб не смог объяснить причину мягкого, но настойчивого постукивания, которое время от времени возникало в теле Райана. Впрочем, врач решительно отмел предположение, что постукивание как-то связано с протоком крови через сердечную мышцу, измененную кардиомиопатией.

Хобб высказался в том смысле, что это постукивание может свидетельствовать о какой-то ушной болезни. Райан заверил доктора, что обязательно обратится к отоларингологу, но остался при своем мнении: источник постукивания находился не в ушах, одном или втором, а в груди.

Он не очень-то следил за приключениями Джона Уэйна, оказавшегося на Западе после окончания Гражданской войны, потому что лежал и ждал, когда же вновь начнется постукивание.

Время шло, фильм подошел к концу, волны усталости подталкивали Райана ко сну, и мелькнула мысль, что постукивания больше не будет: он уже ответил на него, открыл дверь.

Он не знал, что хотел этим сказать. Мысль эта с трудом пробила себе дорогу, потому что мозг наполовину погрузился в реку сна.

И Райан заснул.

* * *

Во сне вокруг него материализовался знакомый ландшафт, впервые за несколько месяцев. Сон вернул его в одно из тех мест, которые регулярно снились ему в сентябре.

Вначале он ощутил только пустоту. Бездонную, ужасающую.

Потом пустота сменилась водой, невидимой без света, бесшумной, не теплой и не холодной. Он ее скорее предугадывал, чем чувствовал.

Поднялся ветер, таинственный ветер, что-то бормочущий, в ветре возник свет (бледное марево луны сквозь насыщенный пылью воздух), под которым поблескивала рябь, но само озеро оставалось черным.

Ветер, так и на набравший силу, стих окончательно. Земля сформировала периметр озера, не плодородная почва, а черные скалы, из скал росли худосочные, бесцветные, как тени, деревья.

Ветер, так и на набравший силу, стих окончательно. Земля сформировала периметр озера, не плодородная почва, а черные скалы, из скал росли худосочные, бесцветные, как тени, деревья.

Как и прежде, он стоял на этих скалах, но в одном сон изменился: у него появилась компания.

На дальнем берегу Райан разглядел человеческую фигуру. Темную, но выделяющуюся на черном фоне у нее за спиной.

Фигура медленно двинулась по берегу, огибая озеро. Райан предполагал, что это, должно быть, Саманта, хотя с такого расстояния совсем не видел лица, а тело скрывал длинный плащ.

Она бы позвала его, как и он – ее. Но в этом месте воздух не разносил голосов.

Он направился ей навстречу, но сделал лишь несколько шагов по скользящим под ногами камням, прежде чем ему на плечо легла рука, останавливая его. Даже в сумраке он узнал стоящего рядом Уильяма Холдена.

– Это не она, приятель, – услышал Райан голос так давно умершего актера, звезды «Сабрины», «Моста через реку Квай» и многих других фильмов, обладателя премии «Оскар» за роль в фильме «Концлагерь-17».

Райана не удивило, что Холден, в отличие от него, может говорить в этом мире. Правила, по которым живут обыкновенные люди, не распространяются на кинозвезд.

Страдание отражалось на красивом лице актера, словно он играл в фильмах «Дикая банда» и «Телесеть».

– Послушай, приятель, я любил выпить. Однажды в Европе сел за руль нетрезвым, убил пешехода.

Даже если бы Райан мог говорить, едва ли он нашелся бы с ответом на признание актера.

Женщина находилась еще далеко, медленно сокращала разделявшее их расстояние.

– Не дури, Дотком. Это не она. Ты пойдешь со мной.

И Райан последовал за Холденом, уходя от приближающейся фигуры. Всю долгую ночь они шли вокруг озера, точно так же, как в кино могли бы уходить от индийских повстанцев или немецких солдат, и Райан подумал, что ему надо бы похвалить актера за блестящую игру в фильме «Бульвар Сансет» или попросить автограф, но ничего не смог сказать, да и Холден более не произнес ни слова.

Глава 29

С приближением рождественских каникул и во время них Райан находил все новые причины, чтобы снизить до минимума число вечеров, которые делил с Самантой. Проводил в ее компании ровно столько времени, чтобы у Саманты не зародилось подозрение, будто он старается ее избегать.

Любил ее еще более страстно, чем прежде, ему хотелось быть с ней. Но она так хорошо его знала, вот он и боялся, что совершенно невинная фраза или выражение лица подскажет ей, что он тайком поменял кардиолога, ушел от Гапты к Хоббу.

Он не хотел с ней спорить, но еще больше, чем спор, его страшила реакция Саманты. Узнав, что он сделал, она бы осудила его. А ему, как розе – дождя, требовалось ее одобрение.

Райан отказывался от предыдущих договоренностей, ссылаясь не только на свою болезнь, но и на побочные эффекты лекарств, которые принимал: тошноту, головокружение, бессонницу, резкие перемены настроения. Иной раз так оно и было.

А когда они все-таки встречались, он старался очаровать, ублажить, развлечь ее, старался, чтобы она видела в нем скорее Доткома, чем Моргунчика, без малейшего намека на то, что он прилагает хоть какие-то усилия, чтобы так себя вести. С нею притворство давалось ему легче, чем с кем бы то ни было, потому что он всегда стремился показать себя с самой лучшей стороны, доставить ей радость, то есть и до того, как появились у него тайны.

После того как в сентябре Райану выставили диагноз, его болезнь ударила и по Саманте. Конечно, в психологическом плане ей пришлось заплатить меньшую цену, чем ему, но все же достаточно серьезную, потому что его болезнь отнимала у нее время и эмоции, необходимые для писательства. Ее роман забуксовал. Нет, она вроде бы продолжала работу, но словно стояла на высоком обрыве и никак не могла добраться до протекающего внизу творческого ручейка.

Теперь, когда Райан бывал с ней все реже, она могла в большей степени сосредоточиться на своей работе. Роман все сильнее затягивал Саманту, и ее увлеченность играла на руку Райану. Когда работа шла споро, Саманта не так остро воспринимала разлуку.

Каждую неделю или раз в десять дней Райан ездил в лимузине в Беверли-Хиллс, где его осматривал доктор Хобб, который настаивал на необходимости постоянного контроля его сердца. И каждый визит все больше убеждал Райана в том, что он принял правильное решение, отдав себя в руки столь увлеченного своей работой человека.

Некоторые побочные действия препаратов доставляли Райану определенные неудобства, но приступов острых болей в области сердца, аритмии или удушья больше не случалось. Все это говорило о том, что доктору Хоббу удалось подобрать правильное медикаментозное лечение, и доказывало правоту Райана, который решился вмешаться в лечебный процесс и посрамил тех, кто, возможно, тайно хотел видеть его больным.

Четырнадцатого января, в пять утра, зазвонил телефон экстренной связи. Райану подобрали донорское сердце.

Из всех списков, где появлялась его фамилия (сто человек, заработавших самые большие деньги в Интернете, журнала «Форбс», двадцать самых творческих программистов Интернета журнала «Уайред», сто самых желанных холостяков журнала «Пипл»), он поднялся на вершину наиболее важного для себя.

После того как врачи зафиксировали смерть мозга донора, жизнедеятельность тела поддерживали машинами до прибытия Райана в больницу и его подготовки к операции. Если сердце не хранили несколько часов в охлажденном солевом растворе, если его не приходилось транспортировать, если его забирала у донора и тут же пересаживала пациенту одна и та же бригада хирургов, шансы на успех значительно возрастали.

Что-то все равно могло пойти не так. В зависимости от травм или болезней, приведших к смерти мозга, донор мог перенести инфаркт, серьезно повредить сердечную мышцу, и, таким образом, его сердце уже не годилось бы для трансплантации. Не выявленное ранее заболевание почек, печени или другого внутреннего органа, не являющееся причиной смерти донора, а потому оставленное без внимания, могло привести к токсемии, септическому шоку, повреждению тканей. Могло подвести медицинское оборудование. Больница могла остаться без электроэнергии из-за аварии.

Райан предпочел не думать о том, что могло пойти не так. Разволновавшись, он только ухудшил бы свое и без того тяжелое состояние. Он прожил почти треть года, отпущенного ему доктором Гаптой, но полный год ему никто не гарантировал, речь шла только о прогнозе. Сердце могло подвести его в любой момент, и тогда уже не он ждал бы донора, а его легкие, печень, почки вырезали бы с тем, чтобы они послужили другим людям.

Сразу после звонка по телефону экстренной связи Райан позвонил Саманте, моля Бога, чтобы она не взяла трубку. Он не хотел говорить с ней напрямую, отвечать на вопросы, слышать нотки разочарования или страх за его судьбу.

Заканчивая роман, Саманта часто допоздна засиживалась за компьютером и ложилась спать уже после полуночи. Вот Райан и надеялся, что она переключила телефон на автоответчик… так оно и вышло.

Даже ее бесстрастное: «Извините, сейчас я не могу ответить вам» разволновало Райана. Он задался вопросом, а услышит ли он снова голос Саманты, увидит ли ее?

– Сэм, я тебя люблю, люблю сильнее, чем могу выразить словами. Послушай, мне позвонили. Сердце есть. Я вылетаю. Договорился об операции с доктором Хоббом и его бригадой. Не говорил тебе, потому что ты приняла бы меня за параноика, но я себя таковым не считаю, Сэм, я думаю, что поступил правильно. Может, на меня так подействовал диагноз, может, я немного тронулся умом, может, паранойя – побочный эффект прописанных мне таблеток, но я так не думаю. В любом случае я все еще раз проанализирую, когда вернусь, если выживу. Сэм, Сэм, Господи, Сэм, я хочу, чтобы ты поехала со мной, хочу, чтобы находилась рядом, но только в том случае, если я не умру, а я могу, нельзя исключать такую возможность. Но я хочу, чтобы ты, что бы ни случилось, закончила этот роман, и с ним к тебе пришел огромный успех, и чтобы ты всегда была счастлива, ты этого заслуживаешь. Возможно, ты даже посвятишь свою книгу мне. Нет, об этом забудь. Но, если это книга о любви, Сэм, а зная тебя, я думаю, что так оно и есть, если она о любви, может, ты сумеешь сказать читателям, что кое-чему по этому предмету ты научилась от меня. Я-то научился от тебя всему. Скоро я тебе позвоню. Скоро увидимся. Сэм. Дорогая моя Сэм.

Глава 30

Чемодан стоял запакованным много недель. В 5.45 Райан, держа его в руке, спустился на лифте вниз и прошел по пустынным комнатам к парадной двери.

Это был его дом-мечта. Он отдал много времени и мыслей как его проектированию, так и строительству. Он любил этот дом. Но не попрощался с ним, не задержался и на секунду, чтобы восхититься им в последний раз. В конце концов, дом не имел никакого значения.

Назад Дальше