– Сэр, я позволил себе предположить, что вы предпочтете пить кофе не из чашки, а из кружки, раз уж не садитесь к столу.
– Идеально, Уинстон. Благодарю вас.
Наполнив кружку кофе, Уинстон положил на столик у кресла круглую подставку, а уже на нее поставил кружку.
– Пенелопа интересуется, будете ли вы обедать в семь, как обычно.
Он говорил про свою жену.
– Сегодня чуть позже. В восемь – идеальный вариант.
– Тогда в восемь, сэр, – он единожды кивнул, как и всегда, чуть поклонился и вышел, с прямой спиной, расправив плечи.
Хотя Райан не мог отказать Уинстону в эффективности и профессионализме, с которыми тот вел все дела и руководил обслуживающим персоналом, он полагал, что они с Пенелопой переигрывают, демонстрируя свое англичанство, начиная с выговора и манер и заканчивая маниакальной приверженностью к заведенному порядку, потому что на собственном опыте, работая в других домах, уяснили, что американцев-работодателей такое завораживает. Его же эта игра на публику иной раз раздражала, чаще веселила, и в итоге он пришел к выводу, что сможет и потерпеть, поскольку дело свое они знали превосходно и пользовались его полным доверием.
Получив новое сердце, прежде чем вернуться домой после восстановительного периода, он уволил Ли и Кей Тинг, а также их помощников. Каждый получил выходное пособие в размере двухгодичного жалованья, так что поводов для жалоб не возникало, плюс хвалебные рекомендательные письма, но не объяснение.
Доказательствами, что Тинги его предали, он не располагал, но не мог и полностью оправдать их, а ему хотелось вернуться домой с ощущением безопасности и покоя.
Уилсон Мотт представил ему настолько подробное досье об Уинстоне и Пенелопе Эмори (и других новых работниках), что у Райана сложилось ощущение, будто он знает их всех, как самого себя. Он никого из них не подозревал, и они не давали повода усомниться в их верности. Так что год прошел без единого инцидента.
И теперь, с кофе и пирожными под рукой, Райан вновь так углубился в роман Саманты, что потерял счет времени. Поднял голову, дочитав очередную главу, и увидел, что зимние сумерки начали отхватывать у дня те остатки света, которые еще не вобрали в себя дождь и туман.
Если бы он оторвался от книги на несколько минут позже, то не увидел бы одинокую фигуру на южной лужайке.
Поначалу подумал, что этот гость – тень, созданная туманом и сумерками, потому что фигурой он напоминал монаха в длинной рясе с капюшоном на голове, которого каким-то ветром занесло далеко-далеко от любого монастыря.
Но, присмотревшись, понял, что принял за рясу черный дождевик. А капюшон в тающем свете практически полностью скрывал лицо. Черты Райан различить не смог – только бледное пятно.
Гость (точнее, незваный гость) вроде бы смотрел на высокое, от пола до потолка окно, за которым в кресле и сидел Райан.
Когда он отложил книгу, поднялся, чтобы шагнуть к окну, фигура сдвинулась с места. И когда Райан добрался до окна, незваный гость уже исчез.
На южной лужайке под моросящим дождем перекатывались только волны тумана.
После целого года, в течение которого у него ни разу не появлялось повода для тревоги, Райан уже решил списать увиденное на игру света.
Но человек в дождевике появился вновь между трех гималайских кедров, которые напоминали гигантских монахов, участвующих в какой-то важной церемонии. Незваный гость вышел из-под деревьев и остановился, вновь глядя на высокое окно солярия.
За прошедшие минуту-другую свет еще заметнее померк, и лица незнакомца Райан не увидел вовсе, хотя тот и подошел на десять футов ближе.
Именно в тот момент, когда Райан осознал, что подвергает себя опасности, вот так стоя у окна, незнакомец развернулся и двинулся прочь от дома, очень плавно, словно не шагал, а скользил по траве, сотканный из того же тумана, только более темного.
Сумерки, поддерживаемые дождем и туманом, быстро перешли в ночь. Незваный гость более не появился.
Садовники получали полное жалованье и за дождливые дни, пусть на работу не выходили. За исключением Генри Сорна, старшего садовника. Тот мог и прийти, чтобы проверить дренажную систему лужаек. В некоторых местах ее, случалось, забивали листья, и там лужайки подтапливались.
Но Райан определенно видел не Генри Сорна. Судя по грациозности, с какой перемещался незваный гость, плавности его движений, у Райана сложилось ощущение, что это женщина.
У него работали две женщины, Пенелопа Эмори и ее помощница, Джордана. Ни у одной не было причин появляться на лужайке, а насчет того, чтобы погулять в дождливый день… такая мысль просто не могла прийти в голову ни Пенелопе, ни Джордане.
Территорию окружала стена. Бронзовые ворота закрывались автоматически, как только их миновал автомобиль, и никак не могли остаться открытыми. Чтобы перелезть через стены или ворота, требовалось приложить немало усилий.
Электронные замки двух калиток открывались только из дома и с наружного пульта. Ворота на подъездной дорожке открывались еще и с помощью пульта дистанционного управления. За исключением сотрудников, Райан отдал такой пульт только одному человеку.
Стоя у окна солярия, не видя ничего, кроме своего отражения на зачерненном ночью стекле, Райан прошептал: «Саманта?»
* * *После обеда Райан унес роман Сэм наверх, с намерением прочитать еще главу или две, прежде чем лечь спать, хотя сомневался, что даже при втором прочтении ее слова смогут убаюкать его.
Как обычно, Пенелопа ранее убрала покрывало и откинула одеяло в сторону. На прикроватной тумбочке горела лампа, и ему это нравилось.
На взбитых подушках лежал целлофановый мешочек, с горловиной, перевязанной красной ленточкой. Пенелопа не могла оставить вечернюю конфетку, а в мешочке лежали именно конфетки.
Не традиционные мятные леденцы или шоколадные конфеты «Годива», какие часто оставляли горничные на подушках в номере отеля. В мешочке лежали миниатюрные белые сердечки, с надписью красным на одной стороне, какие обычно продаются только перед Днем святого Валентина, до которого оставалось чуть меньше месяца.
В некотором недоумении Райан повертел хрустящий мешочек в руке. Заметил, что все конфетки одинаковые, и надпись на них одна и та же: «БУДЬ МОИМ».
Насколько он помнил, в мешочке обычно лежали конфетки с разными надписями: «ЛЮБЛЮ ТЕБЯ», «МОЙ СЛАДКИЙ», «ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ» и другими.
Чтобы собрать в один мешочек одинаковые конфетки, требовалось купить несколько, выбрать из них конфетки с нужной надписью и сложить в один.
В ванной, сев перед зеркалом, он развязал ленточку, высыпал конфетки на черный гранит. На тех, что легли вверх лицевой стороной, увидел одну и ту же надпись.
Перевернул остальные, надпись не изменилась: «БУДЬ МОИМ».
Глядя на сердечки, числом больше сотни, Райан решил, что пробовать их не следует.
Ссыпал все конфетки в мешочек, скрутил горловину, перевязал ленточкой.
Этот подарок он мог получить по случаю первой годовщины пересадки сердца, но не сумел истолковать смысл этого послания из двух слов. Возможно, конфетки подарили ему от души.
Оторвав взгляд от мешочка, Райан посмотрел на свое отражение в зеркале. И не смог понять выражение собственного лица.
Глава 33
Он сидел в кровати, читал и читал, пока не закончил роман, уже в начале третьего утра, хотя и не собирался так долго бодрствовать.
Несколько минут смотрел на фотографию Саманты на задней стороне суперобложки. Конечно же, в жизни она была красивее.
Отложив книгу в сторону, Райан привалился спиной к подушкам.
В первые три месяца после операции побочные эффекты двадцати восьми препаратов доставляли ему определенные неудобства, а в двух или трех случаях серьезно обеспокоили. Но дозировку скорректировали, несколько препаратов заменили другими, и после этого процесс восстановления пошел так хорошо, что доктор Хобб называл Райана «моим суперпациентом».
По прошествии года никаких признаков отторжения не проявлялось: ни необъяснимой слабости, ни усталости, ни повышенной температуры, ни озноба или головокружения, ни поноса или рвоты.
Биопсия сердечной мышцы оставалась золотым стандартом при определении отторжения. Дважды за прошедший год Райан проходил эту процедуру. Оба раза патолог не нашел в представленных образцах никаких отклонений от нормы.
Для поддержания физической формы Райан много ходил, отмеривая милю за милей. В последние месяцы начал пользоваться велосипедным тренажером и поднимать тяжести.
Мышцы подтянулись, он чувствовал, что находится в неплохой форме.
Судя по достигнутым результатам, он относился к тому удачливому меньшинству, у кого при пересадке чужого сердца возникало не больше проблем, чем при переливании крови. Единственной серьезной медицинской проблемой оставалась повышенная восприимчивость к инфекционным болезням: в число принимаемых препаратов входили и те, что ослабляли иммунную систему.
Судя по достигнутым результатам, он относился к тому удачливому меньшинству, у кого при пересадке чужого сердца возникало не больше проблем, чем при переливании крови. Единственной серьезной медицинской проблемой оставалась повышенная восприимчивость к инфекционным болезням: в число принимаемых препаратов входили и те, что ослабляли иммунную систему.
Однако он ждал, что ситуация изменится, на место света придет тьма. Поскольку события, которые привели к трансплантации сердца, так и остались без концовки.
И вот теперь появились конфетки в виде сердца с одинаковыми надписями, которые несли в себе какое-то тайное послание. Плюс фигура на южной лужайке. Под дождем.
Он притушил настольную лампу. Даже после года относительно нормальной жизни предпочитал не спать в абсолютной темноте.
Из его апартаментов на балкон вели две двери. Обе толщиной в три дюйма, со стальной рамой, каждая с двумя врезными замками. Если включалась охранная сигнализация, то при открытии любой начинала выть сирена.
Со второго этажа на третий, где находились его апартаменты, вела лестница. На площадку, которой она заканчивалась, открывались и двери лифта. Со стороны апартаментов дверь на ту же площадку закрывалась врезным замком без сквозной замочной скважины. С площадки открыть этот замок не представлялось возможным.
Следовательно, если бы незваные гости и проникли в дом после включения охранной сигнализации, в его апартаменты они бы все равно не смогли попасть.
В сейфе, спрятанном в гардеробной, Райан хранил пистолет калибра 9 мм и коробку патронов. В этот вечер, перед тем как лечь в кровать, он зарядил пистолет. И теперь оружие лежало в наполовину выдвинутом ящике прикроватной тумбочки.
Райан хорошо помнил свои страхи перед плетущимся против него заговором, которые испытывал в предшествующие операции месяцы. И склонялся к тому, что их причину следовало искать не в ухудшении циркуляции крови и не в побочном эффекте прописанных ему лекарств, а в свойственной ему подозрительности. Если еще в раннем детстве ты узнаешь, что родителям доверять нельзя, недоверие становится ключевым элементом твоей жизненной философии.
Если и теперь причиной волнений являлась та самая подозрительность, ему требовалось приложить определенные усилия, чтобы не скатиться в паранойю. Возможно, первый шаг в правильном направлении он мог сделать, вернув пистолет в сейф прямо сейчас, а не утром.
Но Райан оставил пистолет в ящике прикроватной тумбочки.
Так и необъясненное постукивание не появилось. Лежа на правом боку, ухом на подушке, Райан слушал ровные удары своего сердца.
Со временем заснул, ничего ему не приснилось.
* * *Проснулся он поздним утром и по аппарату внутренней связи попросил миссис Эмори подать ленч в час дня в солярий.
Приняв душ, побрился, оделся, положил пистолет и мешочек с конфетками в сейф.
Дождь закончился еще прошлым вечером, но с северо-запада подходил новый облачный фронт, так что во второй половине дня вновь обещали осадки.
Когда Пенелопа поставила ленч на стол в солярии, Райан спросил, не оставляла ли она конфеты на его подушке прошлым вечером, не упомянув, что они в форме сердечка.
Несмотря на виртуозное мастерство в демонстрации своего англичанства, умение никогда не выходить из роли, она определенно не относилась к тем женщинам, которые лгут в глаза, ничем не выдавая себя. Вопрос Райана определенно ее смутил, потом поставил в тупик, словно Райан мог подумать, что в собственном доме к нему кто-то мог отнестись как к гостиничному постояльцу. Ответила она, само собой, отрицательно.
Вернувшись, чтобы убрать тарелки со стола, она сообщила, что спросила насчет конфет у Джорданы и Уинстона и уверена, что они не имеют никакого отношения к этому происшествию, хотя, возможно, кто-то это сделал с добрыми намерениями. С помощником Уинстона Рикардо она не разговаривала, потому что вчера он не работал и, следовательно, никак не мог оставить конфеты.
Механик, присланный компанией, которая обслуживала тепловые сети дома, вчера заменял фильтры на третьем этаже. Вчера же другой механик регулировал холодильник под стойкой бара в гостиной, примыкающей к большой спальне. Миссис Эмори хотела узнать, нужно ли ей связаться с ними и убедиться, что ни один из них тут ни при чем.
Пристальный взгляд серых глаз и закаменевший рот предполагали, что она воспринимает этот инцидент как вызов ее профессионализму и личное оскорбление и готова преследовать нарушителя до ворот ада, если понадобится, где и задать ему такую трепку, что пытки, вроде поджаривания на медленном огне, ожидавшие его за воротами, покажутся сущей ерундой.
– Вы показываете себя с лучшей стороны, пытаясь найти объяснение, но все это не так и важно, Пенелопа, – Райан попытался притушить ее пыл. – Давайте не будем выносить сор из дома. Кто-то счел это хорошей шуткой, вот и все.
– Будьте уверены, когда эти господа появятся в доме в следующий раз, я не спущу с них глаз.
– Я в этом не сомневаюсь. Совершенно не сомневаюсь.
Оставшись в солярии один, Райан вернулся к своему любимому креслу и открыл книгу Саманты, чтобы перечитать ее в третий раз.
* * *Дождь пошел в четверть третьего. Как и днем раньше, природа пребывала в добродушном настроении, так что для начала ограничилась моросью.
Время от времени Райан прерывал чтение и оглядывал южную лужайку.
Но отрывался от книги реже, чем намеревался. Если женщина в плаще с капюшоном вернулась, она могла бы наблюдать за ним по полчаса, а то и больше, тогда как он не подозревал бы о ее присутствии.
Сюжет, характеры, стиль повествования по-прежнему зачаровывали его, но в третьем прочтении он стремился получить нечто большее, чем могло дать ему любое литературное произведение. Погрузившись в прозу, он находился рядом с Самантой. Слышал ее голос, как радостный, так и грустный.
Он также надеялся понять, почему их отношения сложились таким вот образом. Закончив книгу в тот самый день, когда она узнала о его пересадке сердца, Сэм не могла вписать в нее ни строчки, объясняя их разлуку, да и вообще, люди не пишут друг другу целые романы, заменяя ими письмо или телефонный разговор. Однако еще при первом прочтении, в трех начальных главах, Райан почувствовал, что найдет в книге объяснение их текущих взаимоотношений.
Хотя книга пела голосом Саманты, светилась ее благородством, отражала ее чувственность, в романе нашлось много сцен, которые, по мнению Райана, она никак не могла написать. Нет, по всему чувствовалось, что писала Саманта… но Саманта, не испытавшая многое из того, что определило ее жизнь.
Вот и получалось, что целиком и полностью он ее не знал. А если хотел, чтобы их отношения наладились, прежде всего представлялось необходимым полностью понимать Саманту, и первая книга могла ему в этом помочь, позволить заглянуть в ее сердце.
Уже в сумерки Райан отложил книгу, чтобы оглядеть лужайку, деревья, южную часть стены, окружающей участок, по которой расползлась бугенвиллея. Ее шипы могли заметно снизить скорость незваного гостя, пожелавшего бы уйти этим путем. Но никто не наблюдал за ним из промокшего сада.
Райан поднялся с кресла, оставив торшер включенным, показывая тем самым, что отлучился только на минуту.
Встал у окна в углу комнаты между двух королевских пальм, пышная крона которых закрывала от него верхний свет, присмотрелся.
Кем бы ни была эта женщина, Райан сомневался, что она вернется так скоро. Она же знала, что ее первый визит не остался незамеченным. Однако в этом мире хватало странностей.
За дождем, под облаками, мягкая рука сумерек затемняла небо, ночь грозила отключить свет в самое ближайшее время. Фигура в дождевике с капюшоном так и не появилась.
* * *После обеда, поднявшись на третий этаж, Райан запер дверь на врезной замок, который не представлялось возможным открыть снаружи по причине отсутствия замочной скважины.
Из прихожей своих апартаментов, пусть и не без тревоги, сразу прошел в спальню.
Покрывало сняли, одеяло откинули, как и вчера, но на подушке на этот раз ничего не лежало.
Каким бы странным ни казался этот конфетный подарок, Райан подумал, что сглупил, решив, будто появление этих конфеток – первое из череды загадочных происшествий, которые утянут его в водоворот безрассудства, как это случилось годом раньше. Тогда выяснилось, что те странности ничего из себя не представляли, а на него произвели столь сильное впечатление только потому, что голова работала плохо (в мозг поступала кровь, в недостаточной степени обогащенная кислородом) и давало о себе знать побочное действие лекарств.
Он проверил обе двери на балкон. Каждая закрывалась на стандартный врезной замок, который изнутри открывался барашком, а снаружи – ключом, вставленным в замочную скважину, и на второй, уже только с барашком внутри, незаметным снаружи. Райан убедился, что закрыты все четыре замка.