Маратхи на стенах встретили его громкими криками. Сипаи рванулись вперед, и Додд прибавил ходу, но мадрасские кавалеристы остановились, доехав до тела своего офицера. Полковник триумфально помахал отобранной у противника саблей.
Канониры форта, увидев, что сипаи собрались вокруг убитого, не устояли перед соблазном продемонстрировать врагу свое искусство. Бухнула пушка, за ней другая. Сипаи бросились врассыпную, а зрители на стенах получили еще один повод порадоваться. Стоявший у воротной башенки Ману Баппу сначала укоризненно покачал головой, намекая на то, что рисковать так Додду не следовало, потом сложил ладони перед собой в знак благодарности. Полковник рассмеялся, поклонился князю и с удивлением заметил, что его белый мундир забрызган кровью.
— Кто бы мог подумать, что в этом прапорщике так много крови? — пробормотал он.
Услышавший его командир эскорта недоуменно нахмурился.
— Сахиб?
— Не обращайте внимания.
Додд забрал винтовку и повернул коня к Делийским воротам. Со стен его приветствовали восхищенные защитники крепости. Он не стал останавливаться, чтобы поговорить с Ману Баппу, но пересек Внешний форт и выехал через Южные ворота. Узкая тропа спустилась в ров, повернула круто влево и побежала вверх, к массивным воротам Внутреннего форта. Все четверо ворот были приветливо распахнуты. Стук копыт отскакивал от стен. Створки захлопывались у него за спиной, тяжелые запоры опускались в скобы.
У последних ворот полковника дожидался конюх. Додд спешился, бросил ему поводья обеих лошадей и распорядился сначала напоить трофейную лошадь, а уже потом ее вытереть. Саблю он отдал слуге, попросив отчистить клинок от крови. И только после всего этого Додд повернулся к Бени Сингху, который возвращался во дворец из сада. В роскошном шелковом зеленом халате, сопровождаемый двумя слугами, один из которых держал над напомаженной головой господина зонтик, а второй нес маленькую белую собачку, килладар остановился, увидев англичанина.
— Я услышал крики. Что случилось? — спросил Бени Сингх. — Почему стреляли пушки? — Он заметил пятна крови на мундире Додда. — Вы ранены?
— Был бой, — ответил полковник и подождал, пока толмач переведет его слова. Он немного говорил по-маратхски, но пользоваться услугами переводчика было легче.
— Джинны здесь! — взвыл килладар. Собачонка испуганно тявкнула. Слуги заволновались.
— Я убил джинна! — рявкнул Додд и, схватив индийца за руку, прижал его пухлую ладошку к сырой от крови ткани. — Это не моя кровь. Но она еще свежая. — Он потер ладонью килладара о красное пятно и поднес его руку ко рту. Не спуская глаз с индийца и удерживая его взгляд, полковник слизнул кровь с перепачканных пальцев. — Теперь я — джинн. Понятно? — Он отпустил руку. — И я пил кровь своих врагов.
Бени Сингх, стараясь не смотреть на свою руку и держа ее на весу, поспешно отступил от страшного англичанина. Его передернуло. Он вытер ладонь о халат.
— Когда они пойдут на приступ?
— Думаю, через неделю. И будут разбиты.
— Но если они все же ворвутся в крепость? Что тогда? — не успокаивался килладар.
— Тогда они убьют вас, — пожав плечами, ответил Додд. — Изнасилуют вашу жену. Ваших наложниц. Ваших дочерей. Удовольствий хочется всем, так что к вашим женщинам выстроится очередь. Они будут драть их, как хряки. — Полковник засопел, захрюкал и задвигал бедрами.
— Нет! Нет! Этого не случится! — провозгласил Бени Сингх.
— Если и не случится, то только потому, что мы не допустим их сюда. К счастью, среди нас есть и мужчины, готовые не хныкать, а драться.
— У меня есть яд, — сказал килладар, не понявший последних слов англичанина. — Если они будут побеждать, полковник, вы предупредите меня?
Додд усмехнулся.
— Обещаю, сахиб, — с наигранным смирением пообещал он.
— Мои женщины предпочтут скорее умереть, чем достаться неприятелю, — продолжал индиец.
— А еще лучше, если умереть предпочтете вы. Если, разумеется, не захотите посмотреть, как белые мужчины будут пользовать ваших женщин.
— Этому не бывать! Они не поступят так подло.
— А что, по-вашему, им здесь нужно? — спросил Додд. — Разве они не наслышаны о красоте ваших наложниц? Каждый вечер солдаты у костра только о них и говорят. И каждый, засыпая, видит во сне их бедра и груди. Нет, килладар, они ждать не будут. Ваши женщины манят сюда врага, а соблазн сильнее даже страха.
Не желая слушать столь ужасные пророчества, Бени Сингх поспешил во дворец. Полковник усмехнулся. Он уже понял, что распоряжаться здесь может только один человек. Крепостью командовал Бени Сингх, и, будучи последним трусом, он был также другом раджи. Дружба же с раджой гарантировала верность гарнизона. Остальные защитники Гавилгура делились на два лагеря. Один состоял из солдат Ману Баппу и преданных князю Львов Аллаха, второй составляли Кобры Додда. Если из трех останется один, то именно он будет править Гавилгуром, а правитель Гавилгура есть в то же время и правитель всей Индии.
Додд провел ладонью по деревянному ложу винтовки. Он напугал килладара, и отныне страх будет его союзником. Поднявшись в прекрасном расположении духа на стену, полковник развернул подзорную трубу и стал наблюдать за британцами, только что установившими на плато первое орудие. Еще неделя, может быть, чуть больше, и противник сам придет на бойню и подставит шею под топор. И тогда самые необузданные мечты станут явью.
* * *— Он пользовался винтовкой! — воскликнул удивленно майор Стокс. — Говорю вам, он стрелял из винтовки. Из мушкета на таком расстоянии попасть невозможно. Двести шагов! И пуля прошла рядом! Поверьте, это оружие еще не оценили как следует. Будущее за ним. А вы как думаете?
— Игрушка. — Капитан Моррис махнул рукой. — Мушкеты не заменит ничто.
— Но как же быть с точностью? — указал Стокс. — Вы же не станете спорить, что в этом отношении винтовка гораздо эффективнее.
— Солдаты не способны пользоваться винтовками, — упорствовал капитан. — Вооружить их винтовками примерно то же самое, что дать дикарям ножи и вилки. — Он повернулся и сделал жест в сторону своих людей, легкой роты 33-го полка. — Вы только посмотрите на них! Половина не знает, где право, а где лево. Пушечное мясо, не больше того. Какие винтовки? Я бы вооружил их пиками, и пусть дерутся.
— Как скажете, — неодобрительно проворчал майор.
Дорожные работы закончились, и теперь ему предстояло заниматься другим ответственным делом: устанавливать на плато осадные батареи. Что касается пехотной роты Морриса, под эскортом которой он прибыл в распоряжение генерала из Майсура, то ей поручили обеспечить безопасность саперов. Капитану задание не нравилось — он предпочел бы вернуться на юг, к Серингапатаму, чем находиться на скалистом перешейке, обещавшем в ближайшие дни стать не самым спокойным местечком на земле. А пока приходилось опасаться как вылазок маратхской кавалерии, так и артиллерийской бомбардировки, поскольку все понимали, что противник постарается так или иначе помешать установлению батарей.
К палатке Стокса подошел сержант Хейксвилл. Физиономия его отражала некоторую обеспокоенность и даже смятение, но никакие посторонние мысли не помешали сержанту образцово исполнить ритуал отдания чести.
— Слышали новости, сэр? — обратился он к Моррису.
Капитан поднял голову и, прищурившись, взглянул на стоявшего против солнца Хейксвилла.
— Новости? Какие еще новости? Нет, не слышал. А что случилось? Может, противник попал в окружение?
— Ничего такого, сэр. Новости, к сожалению, не самые приятные.
— Да и вид у вас нездоровый, — заметил Стокс. — Что это с вами? Уж не заболели ли?
— Душа болит, сэр. Душа болит. Такая беда, такая беда. — Сержант засопел и даже смахнул с подергивающейся щеки воображаемую слезу. — Капитан Торранс, сэр, — сообщил он трагическим голосом и, сорвав кивер, прижал его к груди. — Капитан Торранс умер. Покинул нас, сэр.
— Умер? — Стокс пожал плечами — познакомиться с Торрансом ему не довелось.
— Так точно, сэр. Как говорят, сам лишил себя жизни. Сначала зарезал собственного писаря, а потом пустил пулю в голову. — Хейксвилл продемонстрировал, как это могло быть сделано, приставив к виску указательный палец. Потом еще посопел носом. — Хороший был офицер. Один из лучших, а я за свою службу многих повидал. Офицеров и джентльменов, сэр, таких, как вы, к примеру, — добавил сержант, преданно глядя в глаза Моррису.
Капитан, тронутый смертью Торранса не больше, чем майор, ухмыльнулся.
— Зарезал собственного писаря, а? Что ж, с этими мерзавцами только так и надо. По крайней мере теперь уже никого не надует.
— Ходят слухи, сэр, — Хейксвилл заговорщически понизил голос, — что он, должно быть, состоял в противоестественной связи.
— Что? — нахмурился Стокс. — В какой еще противоестественной связи?
— Со своим писарем, сэр. Прошу прощения, что осмелился произнести такое, сэр. Насчет капитана и писаря. Понимаете, он был голый, мистер Торранс то есть. А писарь смазливый парнишка, хоть и черномазый. Он часто мылся. Ему, то есть мистеру Торрансу, это очень даже нравилось.
— Хотите сказать, что они были любовниками? — спросил Моррис и расхохотался.
— Никак нет, сэр. Ничего подобного. — Хейксвилл отвернулся, вперив взгляд в бескрайнее голубое небо над Деканским плоскогорьем. — Не было такого. И ни в какой противоестественной связи они не состояли. Дело тут в другом. Капитану, сэр, нравилось разгуливать нагишом. Говорил, что так ему лучше. Любил прохладу. И одежда меньше пачкается. Ничего странного и противоестественного. Нет, сэр. Мистер Торранс, он был самый что ни на есть обычный человек. И бибби любил. Добрый был христианин и истинный джентльмен, вот что я вам скажу. И убивать себя мистер Торранс никогда бы не стал. Я знаю, кто его убил. Знаю.
Моррис многозначительно пожал плечами, давая понять Стоксу, что рассуждения сержанта находятся за гранью понимания.
— Но дело в другом, сэр, — продолжал Хейксвилл, поворачиваясь к капитану и вытягиваясь в струнку. — Я больше не состою при быках, сэр. Получил новые распоряжения, сэр. Вернуться в родную часть. Тот офицер, что сменил мистера Торранса, не пожелал меня оставить, поскольку у него имеется свой сержант. — Он нахлобучил кивер и уставился на Морриса преданными глазами. — Во исполнение приказа, сэр! Прибыл в ваше распоряжение! С рядовыми Кендриком и Лоури. Вернулся, сэр, для прохождения службы, чего всегда и хотел. Сэр!
— С возвращением, сержант, — коротко ответил Моррис. — Не сомневаюсь, что рота встретит вас с неизменным радушием. Солдаты наверняка будут в восторге.
— Так точно, сэр. Я ведь им все равно что отец родной. Без меня они как котята слепые, — добавил он, обращаясь уже к майору Стоксу.
Стокс нахмурился.
— И кто же, по-вашему, убил капитана Торранса? — спросил он. Сержант хранил стоическое молчание. Не дождавшись ответа, майор поднялся со стула. — Если знаете что-то, говорите! Не забывайте, речь идет о преступлении. Вы обязаны рассказать все, что знаете. Ну же!
Сержант по-прежнему молчал, но с физиономией его творилось что-то неладное: казалось, все лицевые мышцы пришли в движение, норовя вырваться из-под кожи. Наконец он вздохнул и, набрав воздуху, выпалил:
— Шарпи, сэр!
Стокс рассмеялся.
— Не говорите ерунды! Вы разве не знаете, что бедняга Шарп захвачен неприятелем? Сейчас он в крепости, в чем у меня нет ни малейших сомнений.
— Так все говорят, сэр, но я знаю лучше, — стоял на своем сержант.
— Перегрелся на солнце, — объяснил майору Моррис и жестом отослал несчастного сержанта. — Отправляйтесь в роту, Хейксвилл, и приступайте к своим обязанностям. Я рад, что вы вернулись.
— Тронут, сэр, вашими словами, — с жаром ответил Хейксвилл. — А уж как я рад, то и не передать, сэр. Каждый должен быть на предписанном ему месте, сэр, и мое место в роте. — Он козырнул, четко повернулся и удалился, отбивая строевой шаг.
— Молодец, — одобрительно заметил Моррис. — Теперь таких не сыскать. Соль земли.
Майор Стокс, имевший небольшой опыт знакомства с сержантом, придерживался другого мнения, но выражать его воздержался. Отойдя от палатки, он стал наблюдать за саперами, наполнявшими землей габионы, огромные плетеные корзины, которыми предполагалось защитить артиллерийские позиции. Почва на плато была бедная, и лопаты то и дело врезались в камень. Первые орудия планировалось установить под покровом темноты, поскольку именно на начальной стадии работ неприятелю легче всего нанести удар по незащищенным батареям. Ночью же, как считал Стокс, огонь врага будет не столь точен.
Всего майор рассчитывал поставить четыре батареи. Две, осадные, намечалось поместить в конце перешейка, за огромными черными валунами, протянувшимися короткой грядой примерно в четверти мили от крепости. Громадные камни, как и наполненные землей габионы, должны были до некоторой степени заслонить и орудия, и бомбардиров от вражеского огня. Саперы уже прокладывали дорогу к предполагаемой позиции, прячась от неприятеля за неровностями местности. Две другие батареи, по замыслу майора, следовало поставить к востоку от перешейка, на краю плато, откуда они могли бы вести по брешам продольный огонь.
После недолгого обсуждения решили, что брешей будет три. Рано утром, на рассвете, Стокс подполз к крепости, насколько это позволяла разумная осторожность, и, укрывшись за обломками камней, тщательно исследовал Внешний форт с помощью подзорной трубы. Он долго разглядывал пушечные амбразуры, прикидывая, сколько человек может разместиться на бастионах и стрелковых ступенях. В общем-то, такого рода детали не входили в сферу компетенции майора, поскольку его обязанности ограничивались проломом стен, но увиденное все же ободрило Стокса.
Стен две, и обе возвышались на крутом склоне, лицом к плато. Склон крут настолько, что основание внутренней стены возвышалось над парапетом внешней, и это порадовало майора, поскольку для бреши требовалось всего лишь разбить основание. Построенные несколько столетий назад, стены были рассчитаны не на защиту от артиллерии, а на противодействие пехоте. Майор понял, что может разместить орудия таким образом, чтобы они били по обеим стенам одновременно. Более того, как только основание древней кладки будет разрушено, стена рухнет, и обломки ее, просыпавшись вперед и вниз, станут естественным пандусом, по которому смогут подняться атакующие.
Кладка, насколько он смог рассмотреть, не ремонтировалась со времен строительства. На это указывало, в частности, то, что темный камень покрывали серый лишайник и густая зеленая растительность, обосновавшаяся в щелях между блоками. Стены выглядели грозными препятствиями, потому что были высоки и дополнены внушительными бастионами, с которых защищающиеся могли вести фланговый огонь. Стокс, однако, знал, что тесаный камень скрывает сердцевину из мусора, который просыплется, как только в стенах появятся достаточно большие бреши. Нескольких выстрелов, полагал он, будет вполне достаточно, чтобы разбить эту начинку. Всей работы на два дня. Два дня упорной долбежки, и стены рухнут.
На рекогносцировку майор отправился не один, а в компании подполковника Уильяма Кении из Ост-Индской компании, которому и предстояло возглавить штурм брешей. Кении, худощавый, неразговорчивый мужчина постарше Стокса, лежал рядом.
— Ну что? — спросил он после того, как майор минут пять молча рассматривал крепость в подзорную трубу.
— За два дня управимся, сэр, — сказал он. Если бы маратхи позаботились соорудить земляной гласис, осада, скорее всего, растянулась бы еще недели на две, но уверенность неприятеля в неприступности Гавилгура была столь велика, что защитить основание внешних стен даже не пришло им в голову.
Кении хмыкнул.
— Если все так легко, проделайте мне еще пару дырок во внутренней стене.
— Не во внешней? — уточнил Стокс.
— Там и одной будет достаточно, — продолжал подполковник, наводя на стену собственную трубу. — Итак, Стокс, одну хорошую, широкую брешь в ближней стене. Только не слишком близко к главным воротам.
— Понятно, сэр. Постараемся. — Главные ворота находились левее, так что атакующие непременно оказывались не у них, а у стены и углового бастиона. Более уязвимые для артиллерийского огня, они защищались башнями и бастионами, что предполагало большое сосредоточение солдат именно на этом участке.
— Прямо посередине, — сказал Кении, сползая вниз. — Проделайте брешь справа от главного бастиона и еще по одной по обе стороны от нее, а остальное мы берем на себя.
Сломать стены не трудно, однако Стокса не оставляло ощущение тревоги. Подход ограничивался громадным резервуаром, расположенным справа от перешейка. Уровень воды в нем существенно понизился по причине отсутствия дождей, а вода «зацвела», но само наличие хранилища означало, что штурмовым отрядам пришлось бы протискиваться между ним и отвесным обрывом слева. В самом узком месте полоса наступления составляла не более пятидесяти футов, и все пространство находилось в зоне поражения неприятельского огня, вести который защитники крепости могли как со стрелковых позиций над главными воротами, так и с флангов. Майор уже решил, что батареям нужно приберечь несколько ядер для ворот, дабы попытаться сбросить расположенные возле них орудия и посеять панику среди защитников.
И вот теперь, изнывая под полуденным солнцем, майор расхаживал между саперами, усердно заполняющими песком габионы. Он не ленился самолично проверять каждую корзину, удостоверяясь, что сипаи плотно утрамбовывают землю, поскольку плохо утрамбованные габионы ни на что не годились. Загруженные корзины поднимали на повозки. Неподалеку стояли другие повозки, с порохом и ядрами. Все шло своим чередом, без сбоев, и взгляд майора устремился через плато, туда, где устраивали лагерь недавно прибывшие войска. Ближайшие палатки, в большинстве своем самодельные и изрядно потрепанные, принадлежали кавалерийскому отряду маратхов, выступавшему на стороне британцев. Поглядывая на часовых у палаток, Стокс решил, что ценности, пожалуй, лучше убрать под замок, а слуге поручить получше приглядывать за сундуком. Остальные маратхи отправились на поиски источника или колодца, поскольку на плато источников не нашлось. Здесь было суше и прохладнее, но все равно жарко. Дальше, за палатками, где стояли в аккуратных пирамидах мушкеты, кружились пыльные вихри. Несколько офицеров Ост-Индской компании, сняв мундиры, играли в крикет на глазах заинтересованных зрителей, сипаев и солдат из шотландской бригады.