— Не для них игра, сэр, верно?
Майор повернулся — рядом стоял Хейксвилл.
— Что?
— Крикет, сэр. Слишком сложно для черномазых и шотландцев, сэр, по причине того, что здесь требуются мозги.
— А вы играете, сержант?
— Я, сэр? Никак нет, сэр. Нет времени на забавы, сэр, поскольку солдатское дело воевать.
— Отвлечься тоже бывает полезно. Ваш бывший полковник, например, играет на скрипке.
— Сэр Артур играет на скрипке, сэр? — с явным недоверием спросил Хейксвилл. — Не знаю, сэр, при мне он никогда не играл.
— Уверяю вас, играет. — Присутствие сержанта раздражало майора. Он невзлюбил Хейксвилла с первого взгляда и укрепился в неприязни за тот короткий срок, что сержант заменял Шарпа. — Так в чем дело?
Сержант то ли ухмыльнулся, то ли его перекосил нервный тик.
— Явился, сэр, для помощи и облегчения дел.
Такого ответа Стокс никак не ожидал и недоуменно уставился на Хейксвилла.
— Разве вы не вернулись в роту? Мне казалось, капитан Моррис приказал вам приступить к исполнению непосредственных обязанностей.
— Так точно, сэр. И как раз вовремя. Но я все думаю о несчастном Шарпи, сэр. Как он там, в неволе у нехристей? Я ведь и не знал, что его захватили, пока вы не сказали.
Майор пожал плечами.
— Думаю, обходятся с ним не так уж и плохо. Маратхи, насколько мне известно, жестокостью по отношению к пленникам не отличаются.
— Я вот о чем подумал, сэр. Не оставил ли Шарпи у вас свой ранец, сэр?
— Ранец? А с какой стати прапорщик должен был оставить у меня ранец?
— Мне, сэр, просто интересно. Офицеры ведь не любят таскать везде свой багаж, поскольку должны соблюдать достоинство. Вот я и подумал, сэр, что, если он оставил вам ранец, то я мог бы освободить вас от такой обязанности, поскольку вы, сэр, есть мистера Шарпа давний товарищ. Вот о чем я подумал, сэр.
Стокс нахмурился. Предложение сержанта звучало как-то странно, хотя он и не мог понять почему.
— Обязанность, сержант, не такая уж тяжелая.
— Так точно, сэр, я ничего такого и не имел в виду. Просто подумал, что вам и своих забот хватает. А раз так, то я бы, сэр, и облегчил бремя.
Майор покачал головой.
— Вообще-то, сержант, мистер Шарп действительно оставил мне свой ранец, и я обещал сохранить его. Обещания, сержант, я привык держать, так что ранец останется у меня.
— Как пожелаете, сэр, — хмуро пробормотал Хейксвилл. — Не подумайте чего, сэр. Как христианин почитал своим долгом. — Он повернулся и ушел. Стокс проводил сержанта взглядом, покачал головой и направился к эскарпу.
Сегодня вечером, думал он, мы установим батареи, а завтра вытащим орудия. Еще день уйдет на подготовку боеприпасов, а потом начнется бомбардировка. Два дня непрерывного гула, долбежки, пыли, копоти и дыма, после чего крикетчики поведут людей через перешеек. Бедняги, вздохнул майор. Бедняги.
* * *— Не люблю ночные предприятия, — пожаловался Хейксвиллу капитан Моррис.
— Из-за Серингапатама, сэр? Суета, сэр, и неразбериха.
Сержант имел в виду ночную атаку в лесу возле Серингапатама, когда из-за несогласованности действий участвовавшие в ней роты 33-го полка понесли немалые потери и вынуждены были отступить.
Капитан повесил ножны на ремень и нахлобучил треуголку. Уже стемнело. Габионы были погружены на повозки, волы запряжены, и все только ждали команды майора Стокса, чтобы тронуться в путь. Предполагая, что неприятель может совершить вылазку с целью помешать установлению батарей, майор распорядился сформировать из роты Морриса линию пикетов. В задачу капитана входило наблюдение за крепостью и в случае нападения врага защита саперов до подхода резервного батальона сипаев. Все свои надежды Моррис возлагал на благоразумие противника, который предпочтет ночному бою спокойный сон.
— Добрый вечер, Моррис! — с неуместным оптимизмом приветствовал капитана Стокс. — Ваши парни готовы?
— Готовы, сэр.
Майор отвел Морриса за палатку и повернулся в сторону крепости, представлявшей собой в этот поздний час неясный темный силуэт на фоне еще более темных скал.
— Дело вот в чем, — заговорил Стокс. — Они наверняка заметят наши фонари и услышат скрип повозок. И в таком случае, скорее всего, ударят по нам из пушек. Может быть, и ракеты пустят. Не обращайте внимания. Ваша задача следить за воротами. Если они вышлют пехоту, то только через них.
— Знаю, сэр.
— Ни в коем случае не стреляйте из мушкетов! Если я услышу мушкеты, то подумаю о пехоте. И тогда я посылаю за мадрасскими ребятами, а дальше начинается неразбериха: всюду солдаты, где свой, а где чужой, не понять. Так что никакой стрельбы. Понятно? Только в случае появления пехоты. Если это случится, даете мне знать, сдерживаете противника и ждете подкрепления.
Моррис кивнул. Задание ему объяснили уже два раза, так что в дополнительных инструкциях нужды не было. Тем не менее он повернулся к построившейся и готовой к маршу роте:
— Никто не открывает огонь без моего разрешения, ясно?
— Им все ясно, сэр, — ответил за роту сержант Хейксвилл. — Ясно как божий день. Один только выстрел без позволения, и виновный зарабатывает добрую порку, сэр.
Моррис повел роту по старой дороге, которая шла непосредственно к воротам Внешнего форта. Ночь выдалась на редкость темная, так что, едва отойдя от эскарпа, капитан понял, что уже не видит ничего вокруг. Слышалось только шарканье сапог. Шли медленно, на ощупь. Висевшая над Гавилгуром бледная полоска полумесяца напоминала серебристое лезвие.
— Разрешите обратиться, сэр? — Глухой голос Хейксвилла прозвучал так неожиданно, что Моррис вздрогнул.
— Только не слишком громко, — проворчал капитан.
— Буду тих, как мышь, сэр. Я вот думаю, сэр, если мы здесь, придется ли нам участвовать в штурме вражеской крепости, сэр? Хотелось бы знать, поскольку рядовой состав интересуется, сэр.
— Участвовать в штурме? Господи, что вам такое вздумалось! Надеюсь, что нет.
Хейксвилл хмыкнул.
— Я потому еще спрашиваю, сэр, что хочу составить завещание.
— Завещание? — удивился Моррис. — Вам нужно завещание? Есть такая необходимость?
— Накопил кое-какие сбережения, сэр, — обиделся сержант.
А скоро будет больше, подумал он. Предположение о том, что ранец с главным богатством Шарпа остался у Стокса, подтвердилось. Оставалось только придумать, как до него добраться.
— Сбережения, говорите, а? — В голосе Морриса прозвучали саркастические нотки. — И кому же, черт возьми, вы их оставляете?
— Никому иному, как вам, сэр. Вы уж простите солдата, сэр. Семьи у меня нет, кроме армии, которая для меня, сэр, все равно что мать родная.
— Ну, тогда конечно. Составляйте ваше завещание. Коннорс вам поможет. Я с ним поговорю. — Коннорс был ротным писарем. — Полагаю, однако, что о завещании вам думать пока рано.
— Надеюсь, сэр, что так, но уж лучше позаботиться заранее.
Они замолчали. Темная громада крепости приближалась, и Моррису все больше становилось не по себе. Какой смысл в бесполезном ночном маневре? Врага в такой темноте все равно не увидишь, если только те дурни не надумают зажечь фонари. Словно в ответ на его мысли над Гавилгуром, точнее, над Внешним фортом появилось неясное свечение. Возможно, оно было всего лишь отражением разведенных в соседнем форте костров. Вскоре капитан разглядел и пару мерцающих огоньков на стене. Факелы? Или костры? Так или иначе, легче не стало — главные ворота все равно оставались погруженными в непроглядную тьму.
— Достаточно! — тихонько крикнул он. Вообще-то капитан совсем не был уверен, что подошел к форту достаточно близко, но идти дальше не имел ни малейшего желания, а потому остановился и велел Хейксвиллу растянуть роту через перешеек в западном направлении. — Пять шагов между каждой парой.
— Пять шагов между каждой парой. Есть, сэр.
— Если кто что-то увидит или услышит, немедленно передать мне.
— Есть, сэр.
— И пусть не вздумают курить, слышите? Не хватало только получить картечи из-за какого-нибудь идиота, который жить не может без табака.
— Понял, сэр. Будет сделано. Где мое место, сэр?
— В конце цепи, сержант. — В роте Моррис был единственным офицером, поскольку и лейтенанта, и прапорщика свалила лихорадка, и их пришлось оставить в Майсуре. Впрочем, Хейксвилл, на его взгляд, вполне мог заменить лейтенанта. — Если увидите неприятеля, отдайте приказ стрелять. Но только не ошибитесь, сержант. Только не ошибитесь.
— Есть, сэр, — отозвался Хейксвилл и зашипел на солдат, приказывая растянуться цепью.
Некоторое время слышались шорох шагов, сопение и прочие приглушенные звуки, но потом все смолкло. Дальний фланг роты растаял в темноте. Наступила тишина. Или почти тишина, потому что где-то в вышине постанывал ветер, а из форта доносилась заунывная музыка, тональность которой слегка разнообразил тот же ветер. Еще хуже, чем волынка, подумал Моррис.
— Пять шагов между каждой парой. Есть, сэр.
— Если кто что-то увидит или услышит, немедленно передать мне.
— Есть, сэр.
— И пусть не вздумают курить, слышите? Не хватало только получить картечи из-за какого-нибудь идиота, который жить не может без табака.
— Понял, сэр. Будет сделано. Где мое место, сэр?
— В конце цепи, сержант. — В роте Моррис был единственным офицером, поскольку и лейтенанта, и прапорщика свалила лихорадка, и их пришлось оставить в Майсуре. Впрочем, Хейксвилл, на его взгляд, вполне мог заменить лейтенанта. — Если увидите неприятеля, отдайте приказ стрелять. Но только не ошибитесь, сержант. Только не ошибитесь.
— Есть, сэр, — отозвался Хейксвилл и зашипел на солдат, приказывая растянуться цепью.
Некоторое время слышались шорох шагов, сопение и прочие приглушенные звуки, но потом все смолкло. Дальний фланг роты растаял в темноте. Наступила тишина. Или почти тишина, потому что где-то в вышине постанывал ветер, а из форта доносилась заунывная музыка, тональность которой слегка разнообразил тот же ветер. Еще хуже, чем волынка, подумал Моррис.
Наконец невдалеке скрипнула ось первой груженной габионами повозки. Капитан понимал, что поделать с этим скрипом ничего нельзя и рано или поздно противник услышит и откроет огонь. И что дальше? Видно ведь лучше не станет. Более того, вспышки орудий ослепят людей. Вполне может случиться, что врага заметишь только, когда перед тобой блеснет сталь клинка. Моррис сплюнул. И зачем это все? Пустая трата времени.
— Моррис! — прошипел из темноты голос. — Капитан Моррис!
— Здесь! — Он повернулся на звук, шедший со стороны дороги на плато. — Я здесь. Кто там?
— Подполковник Кении, — по-прежнему шепотом ответил голос. — Не против, если я пройдусь вдоль вашей цепи?
— Конечно нет, сэр. — Появление чужого старшего офицера пришлось капитану не по вкусу, но отослать чужака он не мог. — Польщен вашим вниманием. — Моррис повернулся к роте. — Внимание, здесь у нас старший офицер. Передать дальше по цепи.
Подполковник двинулся вправо, и вскоре шаги его растворились в темноте. Тишину нарушал только скрип колес. Через какое-то время за валунами, где майор Стокс устанавливал главные батареи, появился свет фонаря. Моррис напрягся в ожидании реакции неприятеля, но в крепости никаких признаков активности не наблюдалось.
Шуму стало больше. Саперы снимали с повозок габионы и устанавливали их на камни, сооружая бастион. Кто-то негромко выругался, кто-то засопел от натуги, поднимая тяжеленную, набитую землей корзину. Еще один фонарь вспыхнул уже на камнях. Тот, кто держал его, решил, должно быть, проверить, правильно ли укладываются габионы. Ему тут же приказали спуститься.
Форт наконец проснулся, сначала Моррис услышал торопливые шаги, потом голоса на ближайшей позиции и в следующий момент увидел красный огонек пальника.
— Боже… — прошептал капитан, и тут же раздался первый выстрел.
Огонь копьем вырвался как будто прямо из стены, на мгновение осветив весь каменистый перешеек и затянутую зеленой пленкой гладь водохранилища, но в следующее мгновение его накрыло клубом дыма. Ядро со свистом рассекло воздух, пронеслось над ротой, ударилось о скалу и срикошетило куда-то вверх. За первым орудием ударило второе. Выброшенное из жерла пушки пламя осветило дымное облако изнутри, так что со стороны показалось, будто стена скрылась за неким причудливым туманным сиянием. Ядро угодило в габион, разбросав во все стороны землю. Кто-то застонал. В британском лагере и в крепости завыли собаки.
Моррис неотрывно смотрел на ворота, но ничего не видел из-за ослепительных вспышек орудий. Точнее, он видел смутные движения неких неясных форм, которые, скорее всего, были плодом его воображения. Артиллерия била теперь ровно, ритмично, ориентируясь на крошечные пятнышки фонарей. Потом фонарей стало больше, и светили они ярче, и часть бомбардиров перенесла огонь на западную оконечность перешейка, не догадываясь, что Стокс распорядился зажечь их умышленно, отвлекая неприятеля от настоящей цели.
И лишь потом защитники крепости вспомнили про ракеты. Вспышек добавилось. Казалось, с бастионов срываются и несутся по непонятной и непредсказуемой траектории, рассыпая искры и оставляя дымный след, огненные стрелы. Несколько таких стрел с пронзительным воем промчались над головой Морриса по направлению к лагерю. В цель не попала ни одна, но жуткий свист и сыплющиеся сверху искры действовали на нервы. Затем, внося свою лепту в ночное светопреставление, взорвались первые снаряды. Застучали по камням осколки. Выстрелы звучали не слишком часто, потому что командирам орудий приходилось постоянно поправлять наведение, но и не реже шести-семи раз в минуту. Ракет неприятель не жалел. Моррис пытался разглядеть хоть что-то, но вспышки слепили глаза, а ворота скрывал дым, в котором при желании можно было обнаружить что угодно. Капитан не подавал команду открывать огонь, рассчитывая, что если ворота отворятся, то он услышит либо скрип, либо звук шагов. Пока же он слышал только, как кричат люди на стенах, то ли понося невидимого врага, то ли подбадривая друг друга.
Хейксвилл на правом конце цепи после первых же выстрелов укрылся за камнями. Сначала он отсиживался там с рядовыми Кендриком и Лоури, но потом отполз еще дальше вправо, обнаружив глубокую расселину. Он понимал, что здесь ему ничто не грозит, но все равно каждая пролетающая ракета заставляла вздрагивать и втягивать голову в плечи, а каждый разрыв снаряда — подтягивать колени к груди. Сержант знал, что где-то на линии пикета находится чужой офицер — предупреждение Морриса прошло по всей цепи. Рискованное поведение старшего офицера представлялось полной глупостью: зачем человеку такого звания, как у Кении, соваться в пекло, если можно отсидеться в лагере? Тем не менее, когда подполковник негромко позвал его по имени, Хейксвилл не ответил. Вообще-то он даже не знал, подполковник ли это — хотя кто еще мог его требовать? — но все равно предпочел отмолчаться. А вдруг в этот самый момент какой-нибудь чумазый нехристь нацеливает пушку как раз на него? Ничего, подполковник переживет, решил сержант, зато своя шкура целее будет.
— Кто здесь? — требовательно спросил голос, переместившись на несколько ярдов сторону от убежища Хейксвилла.
— Рядовой Кендрик, сэр.
— Ко мне, рядовой. Требуется ваша помощь.
Кендрик выскользнул из-за камней и шагнул на голос. Чертов ублюдок, подумал он, но ослушаться приказа не мог.
— Где вы, сэр?
— Здесь, рядовой, здесь! Поторопитесь! Живей!
Кендрик споткнулся о камень, поскользнулся и грохнулся на задницу. В свете прорезавшей небо ракеты он успел лишь увидеть перед собой темную фигуру. В следующее мгновение к горлу прижалась прохладная сталь лезвия.
— Только пикни — сдохнешь, — прошипел голос.
Кендрик притих. Он не издал ни звука и все равно умер.
Неподалеку снаряд угодил в пару быков. Несчастные животные, которым разворотило внутренности, свалились на дорогу и жалобно замычали.
— Уберите их с пути! — крикнул кто-то, и несколько сипаев, торопливо перерезав постромки, потащили тяжеленные окровавленные туши в сторону. Двое солдат уже катили к эскарпу пустую повозку, чтобы пропустить другую, груженную габионами. Быки продолжали мычать. — Да убейте же их! — приказал офицер. — Штыками! Не стрелять!
Сипаи вытащили штыки. Колоть пришлось долго — мешала темнота, да и шкура оказалась толстая. К тому же быки отчаянно, из последних сил били копытами. Еще один снаряд взорвался рядом, полоснув осколками по камням. Дорога стала скользкой от пролившейся крови и разбросанных кишок, и следующую повозку занесло. Оси пронзительно, с надрывом заскрипели.
— Все в порядке, солдат? — спросил тот же безликий голос.
— Так точно, сэр, — отозвался рядовой Лоури.
— Я подполковник Кении. — Мужчина опустился рядом.
— Так точно, сэр, — сказал Лоури. Он нервничал, сам не зная почему.
— Что-нибудь видите?
— Никак нет, сэр, — ответил Лоури и почувствовал прикосновение клинка к горлу.
— Где Хейксвилл? — прошептал ему на ухо голос, и Лоури вдруг со страхом понял, что никакой это не подполковник Кении.
— Не знаю, сэр, — прохрипел он и попытался вскрикнуть, но крик замер на губах, потому что лезвие уже вошло в глотку.
Выпущенное низко ядро раскололо громадный валун, прикрывавший убежище Хейксвилла, и сержант заскулил, пытаясь поглубже вжаться в расселину. Шагах в тридцати от него упала и тут же принялась, рассыпая искры, гоняться за собственным хвостом ракета. Наконец она приткнулась к камню и погасла, оставив после себя узор голубоватых огоньков. Еще одно ядро врезалось в габионы, но теперь они плотно прилегали друг к другу, и утрамбованная земля поглотила силу удара.