Алекс видел, как тот выходил из подъезда, закуривая сигарету.
— Вы мне объясните, как в такую духоту можно курить?
— Я не алкоголик, но я даже выпить захотел, не то что закурить, — Леонид подошёл к окну.
— Лучше пьянеть от водки, чем трезветь от действительности. Ты уверен, что это не нечаянный наезд воров, которые с перепугу бросили машину за углом?
— Я уже ничего не понимаю. Он сидел на игле?
— А они не могли рассчитывать, что на месте Сергея окажешься ты?
— Кто? Кроль? Он вообще ни на что не способен.
— Бойся человека, неспособного ни на что, он способен на всё.
— Кокос положили ему, а сбить хотели меня?!
— А ты не видел никого в толпе?
— Не знаю, я об этом не думал, — Леонид неожиданно для себя растерялся.
— А ты подумай, и будь поосторожней. А за то, что привёл этого курьера, спасибо. Но Серому уже ничем не поможешь.
Алекс резко погрустнел, да и азарт у него резко пропал. Через два дня Алекс вышел на дельца в морге. Итог был неутешителен: Кишмиш никогда не принимал наркотиков. Ни малейшего намёка на следы уколов. Подлог? Этот вопрос повис в воздухе. Ответа на него не мог дать никто…
Александр Литвин 5.04.92 года 15.20
Степь. Пейзаж за окном не менялся, и скорость, видимо, именно поэтому, не чувствовалась.
— Слушай, 120 идёт, а словно плетёмся, — Александр улыбнулся, — Ещё немного и я усну.
— Красотища.
— Я здесь вырос. Кажется, трассу знаю с закрытыми глазами. Мы здесь ещё с отцом ездили. Как он нас терпел? Мы с Олькой щенячий визг поднимали, когда он обгонял кого–нибудь. А Олька лезла назад и корчила смешные рожи водилам, оставшимся позади.
— И как же он вас терпел?
— А ему это нравилось! Как я теперь понимаю: он просто «тащился» от нашей радости. Наверно, это и было счастье.
— Интересно, а почему я не люблю шум, гам и визги?
— А потому, что ты башкой работаешь. А от визга мозги имеют тенденцию плавиться.
— Скоро пост будет, не гони.
— Ещё пять минут. А как ты в голове всё это держишь — кто, что, кому и сколько? Я всё писал.
— Оно само, — Олег покрутил рукой около виска:
— Само накручивается. Система сама работает, а как — меня не колышет. Помню, и всё тут.
Он показал на открывшуюся впереди перспективу: вдали на холме был пост Гаишников. Тормозили всех.
— А говоришь «пять минут».
— Отвлёкся. Ты не волнуйся. Мы — чистенькие.
На посту всё прошло как обычно — проверили права, техпаспорт на машину. Крайне вежливо осведомились насчёт наличия оружия и наркотиков. Традиционные ответы «не был, не имею, не участвовал» — и свободен.
Они только въехали в город, как ветер изменился. Мгновенно из ниоткуда нашли грозовые тучи, и хлынул ливень.
— Чёрт, как я обожаю эту погоду.
— Саня, лучше остановись. Ни хрена не видно.
Дождь лил как из ведра. Дворники не справлялись, и в полуметре впереди действительно не было ничего видно, не говоря уже про светофоры. Саша принял вправо и остановился на краю.
— Ты проехал на красный. Ты в курсе?
— Правда? — Саша злостно улыбнулся, — Не моз–зет быть! Там поток машин шёл, и что, все на красный?
— Угу.
Дождь немного стих. К машине подбежал человек и постучал в стекло рядом с Олегом. Олег мельком глянул на друга. Тот неопределённо пожал плечами.
Олег опустил стекло. В машину заглянул парень лет 20. В шапке. Олег уловил только вопросительно–ищущие глаза: человек окинул сидящих взглядом. А затем, почти одновременно с этим взглядом Олег ощутил на своём горле лезвие.
— Тихо. Деньги сюда. Все. А то твоему товарищу — капец!
Олег сидел не шевелясь.
Взгляд Александра из светлого стал мутно–серым. Уголки губ дёрнулись наверх в злостной, едва заметной улыбке и опять вернулись на место. Он не спеша полез в карман, достал зажигалку, во втором кармане не нашёл сигарет. Лениво, непонятно кому, наверно сам себе сказал:
— Ну и хрен с ними!
И только тогда посмотрел на человека, держащего нож у горла Олега.
— Ну что же ты ждёшь? Давай, режь этого придурка! Он у меня девчонку увёл, а мне с этим гадом ещё и работать приходится. С удовольствием посмотрю, как ты ему шкуру попортишь.
Человек с ножом застыл.
— Ты что, сумасшедший? Деньги гони!
— Я их тебе дам! Ты его кончи, и я тебе ещё сверху добавлю. Мне самому руки пачкать не хочется! — Александр не сводил с паренька, постепенно начинающего понимать, что не он ведёт ситуацию. И уже не знающего, куда деться самому. Затянувшаяся пауза стала тягостной.
Александр наконец–то нашёл сигареты и закурил.
— Мне выйти или ты сам уйдёшь? Свободен!
Человек всё ещё не шевелился.
— Пошёл вон, идиот!
Парень с полученного благословения убрал наконец–то нож от горла Олега и бросился бежать прочь.
— Ну, знаешь ли? А если бы он резанул?
— Этот перепуганный своим поступком ребёнок? Не-а. Поехали?
— Поехали, — Олег всё ещё вертел головой во все стороны, словно разминая затёкшую от напряжения шею.
— Саня, а у тебя что, подружка появилась? Познакомишь?
— Пошёл ты! — Саша впервые за всё время рассмеялся:
— Я что, похож на самоубийцу? С моим образом жизни–то.
— А что? Хорошая идея!
Игра третья. Перерождение
3.05.98 года 17.20 воскресенье.
Стресс — это когда ты просыпаешься с криком и понимаешь, что ещё не засыпал. Бывает такое время, которое называется чёрной полосой. То есть, когда всё рушится, и ты не в силах этому противостоять, ты можешь делать одно из двух: злиться на себя и на весь окружающий тебя мир. Можешь пытаться что–то сделать, но тебя всё равно постигнет неудача, потому что чёрная полоса в самом расцвете; или тебе остаётся найти мыло и верёвку покрепче.
Хорошо, если ты выберешь первое, потому что время идёт, и всё когда–нибудь заканчивается. Пусть это будет хуже для окружающих, которым предстоит пережить твои выпады. Главное — пройдёт время, и всё будет в норме. Главное — ты будешь жить. Ну и что с того, что станешь уже совсем другим человеком?
Олег 27.06.92 года 22.10
Он ходил кругами по кухне, вытаптывая дорожку от окна к двери и к полке, на которой стояла одна несчастная банка с кофе. Олег был дома с пяти часов вечера, но сестра не появилась даже к девяти. А уже начало одиннадцатого. Всегда, когда она так задерживалась, она звонила. Сегодня звонка домой не было. У Олега ужасно ныл живот. Что–то случилось. Он это просто знал, настолько неприятным было это чувство.
Олег, не зная, куда себя применить в этом страшном ожидании непонятно чего, теребил ключи, хватался за нож, прижимался лбом к кухонному окну. Кончилось тем, что Олег ушёл в зал, рухнув в кресло, замер и уставился на телефон. Сердце наматывало круги, и голова начинала плохо соображать. Олег не хотел звонить Алексу, вдруг будет звонить его Кэтти, а телефон будет занят.
Иногда он думал, что вот придёт Кэт домой, он поставит перед ней чашку с кофе, и скажет: «У меня есть хобби, но оно тебе не понравится». А потом становилось страшно окунать её в новый мир, где человек — человеку отнюдь не друг, товарищ и брат. Сейчас он рассказал бы ей всё и был готов бросить всё, только бы она пришла.
Ещё никогда в жизни такого не было. Чувство опасности и неизбежности подкатывало к горлу и становилось трудно дышать. Что–то случилось. Он чувствовал это каждой клеточкой своего тела. Смотрел на телефон и бубнил про себя:
— Ну, ну позвони… позвони… позвони… позвони…
Олег хотел позвонить в скорую, но боялся, что ему скажут что–то плохое.
В тот момент, когда позвонили в дверь, Олег содрогнулся, хотя и ждал звонка, но по телефону. Потом облегчённо вздохнул и ринулся открывать дверь, (даже не глядя в глазок, хотя это уже вошло в железную привычку). Как он её сейчас отругает!..
На пороге стоял Александр, весь в чёрном. Бледное лицо и злой взгляд. Олег не видел его таким с тех пор, как погиб Кишмиш.
— Поехали со мной.
— Кто?
— Белый… и девушка с ним. Поехали, в машине разберёмся.
У Олега, пока искал ключи, мелькнула мысль о Кэт. Но у неё были ключи. И с ней потом разберёмся… разберёмся. 50-тикопеечная монета Кэт на его ключах… Боль в сердце отдалась уколом в спину, свело руку. Олег невольно охнул.
Сначала для Олега всё было словно игрой. Он будто попал в сказку на сцене и играл роль в новом спектакле, которую ему выдали. Но по мере того, как развивались дальнейшие события, он стал всё ярче и яснее понимать, что ни в какую сказку он не попал. Он в жизнь вляпался! И эти деньги не стоят ничего.
Алекс сел за руль, Олег рядом. Машина рванула с места.
— Не гони. Под лежачий камень всегда успеешь.
— Тише едешь — хрен приедешь! — Алекс не сбавил скорости, — не говори мне что делать, и я не буду говорить тебе куда идти.
— Не гони. Под лежачий камень всегда успеешь.
— Тише едешь — хрен приедешь! — Алекс не сбавил скорости, — не говори мне что делать, и я не буду говорить тебе куда идти.
— Он жив?
— Да, он жив. Смог позвонить, — Алекс говорил медленно, словно с трудом преодолевая внутреннее сопротивление.
— Мы с Максом забрали их с Садков. Это район частных домов. Он и девушка с ним. Их избили. Места живого нет. Весь товар забрали. Пока она без сознания, а он бредит. Как я смог понять, их было шестеро. И Белый кого–то знает. Он всё время бредит и говорит: «Нет».
— Никогда не бывает так плохо, чтобы не было еще хуже. Что за девушка? — у Олега появилось смутное беспокойство, он не мог понять, с чем оно связано.
— Не знаю, была с ним, когда они встретились с теми, кто их так…
Олег теребил в руках 50-копеечную просверленную монету сестры, нанизанную на кольцо вместе с ключами, и пытался вспомнить, есть ли у Кэтти знакомые в Садках, но не смог. Да и не могли её, ей всего шестнадцать… хотя причём здесь возраст?
Кэтти 27.06.92 года 22.20
Она пришла в себя в тёмной комнате. Вокруг не различались ни цвета, ни предметы, ни звуки. Кэт не могла понять ни то, где она находится, ни то, как она сюда попала. Не могла вспомнить, что было до того, как она проснулась. Из ощущений поняла, что лежит на кровати, накрыта до самого подбородка чем–то лёгким и тонким. Почему–то показалось, что она в море, и на миг стало смешно, но смеяться она не смогла. Попробовала пошевелиться, но не смогла. Хотела встать. Но вдруг всё тело пронзила острая боль. Ей показалось, что она закричала от боли, но она только застонала. Во тьме возник женский силуэт, он наклонился к ней. Локон волос подошедшей упал на плечо Кэт и причинил невыносимую боль, она застонала. Женщина вышла, зашёл мужчина лет тридцати. Он подошёл, снял с неё простыню. Она поняла, что не чувствует даже то, одета она или нет. Приятный мужской голос произнёс тихо и жёстко:
— Оля, морф, быстро! — отвернулся, в его руках возник шприц. Он наклонился и спросил, как её зовут. Она не смогла это сказать. От боли, неотпускающей её, стало холодно. Уже после укола, когда боль стала стихать, она услышала голос брата и прошептала:
— Олега… Позови Олега.
Человек, стоящий над ней замер на миг и вышел из комнаты. Она услышала крик брата, он влетел к ней, схватил за плечо, рухнул рядом с кроватью на пол на колени. Рука его, сжимавшая плечо, причиняла боль. Кэт хотела сказать ему, чтобы он отпустил, но не успела. Темнота окутала её, и боль исчезла вместе с братом. Она ещё слышала, как Олег кричал на кого–то, и как мужчина ругал его, а потом всё стихло. Морф сделал своё дело, и Кэтти уснула.
Олег стоял в коридоре красный и злой:
— Ты, Саня, вообще совесть имеешь?
— А что, по–твоему, я с ней делаю? — Александр глупо улыбнулся, за что неожиданно получил увесистый удар.
— Придурок. Если тебя ударили по правой щеке, подставь левую… Затем уйди под локоть и снизу в челюсть? Это же не я их так… кретин! — Алекс вытирал кровь с разбитой губы.
— Ты, ты… — Олег со всей силы грохнул кулаком по стене, даже не поморщившись от боли в разбитых в кровь костяшках пальцев.
— Убью! Понял?
Алекс всё прекрасно понял, — взгляд Олега не обещал ему в будущем ничего хорошего.
Олег не знал, что сказать Алексу, но готов был убить его, если бы это помогло Кэт.
Белый 27.06.92 года 23.45
Когда он пришёл в себя, хотелось пить. Казалось, что горло пересохло и горит. Алекс принёс воды и, смочив полотенце, положил его на грудь и живот. На лице лежал смоченный платок. Выглядел он устрашающе, лицо разбито. Весь был в крови, ссадинах и синяках, глубокая ножевая рана на руке. Ольга и Макс разрезали на нём то, что осталось от одежды, смыли кровь. Впервые за всё время в его глазах появилось осмысленное выражение, он уже не бредил.
— Девушка, она…
— Кто это сделал?
— Кроль и его люди. Шестеро, — Белый попробовал сесть на кровати, но от боли, пронзившей живот, опять рухнул.
— Не вставай, не надо. Если тебя ограбили, радуйся, что не угробили!
— Пошёл ты!
Дмитрий, придя в себя на улице, смог из последних сил добраться до частного дома, позвонить оттуда Алексу, сказать тому, чтобы забрал его и девушку, сказать хозяину, чтобы не вызывали скорую и ментов, а сказали адрес, куда ехать. Сказал спасибо парню, впустившему его в дом, и вырубился. Провалился в какой–то сизый туман, из которого его время от времени вытаскивал Кроль и снова, и снова бил его.
Сейчас, придя в себя, он вспомнил всё до малейших подробностей, удивился тому, что жив и попросил у Алекса обезболивающего. И тут же уснул, наконец–то ему ничего не снилось.
Рассказать смог всё только на утро. Ему помогли сесть, обложив подушками. Было около семи вечера, когда он вышел из машины с большой спортивной сумкой, в которой был товар, наверху пистолет и куртка. Он шёл к Ковалю и точно не знал, где стоит дом. За десять минут ходьбы по переулкам встретил только одного человека, — девушку лет шестнадцати. Спросил, не знает ли она нужный ему дом. Она, немного замешкавшись, сказала, что объяснять долго, но она идёт почти в том же направлении, и предложила проводить, а потом она покажет. Они с ней шли несколько минут по улице, а потом свернули в переулок. Он был в полтора шириной, и метров 200–300 в длину. Слева был невысокий забор из прутьев, опутанных диким виноградом, а справа, — высокий, под два метра, сплошной забор из крепко сколоченных досок. Под тяжестью лет забор немного покосился внутрь.
Он шёл на два шага впереди девушки, которая смеялась сзади и говорила, что уже почти пришли, ещё два поворота и нужная улица. Внезапно перед Белым словно из ниоткуда выросли три человека, они поднялись с земли, сидели около забора.
— Ой, какая девочка.
— Отвали.
— Дай закурить.
— А девочку дашь?
— Отвали — это означает «нет».
Белый кинул им пачку сигарет. Двое достали и закурили. До них оставалось метра полтора. Белый, не оборачиваясь, сказал: «Беги», поставил сумку на землю к забору, выхватил пистолет и отступил на пару шагов.
— Думаю, лучше вам уйти по–простому, — направил на парня лет двадцати, — у тебя ещё вся жизнь впереди, зачем так рано кончать её под забором?
Белый сказал, что запомнил этого парня на всю жизнь. Тот не пошевелился, не подумал даже уходить, он смотрел как–то странно, словно сквозь него, далеко назад. Сзади раздался крик девушки. Белый, обернувшись, увидел, что её, прижав к себе спиной, захватив под локоть и приставив нож к её горлу, держит Кроль. А сзади него стояли ещё двое. Видно, она, побежав, наткнулась прямо на Кроля, и он схватил её.
— Отпусти её.
— Брось пистолет. Ну что же ты, Белый? Дипломатия — это искусство говорить «хоро–о–ошая собачка», пока не найдешь камень поувесистей. Ты считаешь, что ты его нашёл? Литвин тебя не защитит.
— Ты бред несёшь.
— Если человек о чем–то здраво судит — это верный знак того, что он сам в этой области недееспособен.
Кроль, убрав нож от горла, ударил девушку кулаком в живот, и та осела вниз. Белый импульсивно развернулся и выстрелил в того, который смотрел сквозь него, он был ближе всех. Парень сразу осел вниз, к высокому забору. Белый опять повернулся к Кролю.
— Отпусти её.
— Ты думаешь это реально, что ты уйдёшь отсюда на своих двоих после того, как подстрелил моего человека?
Это последнее, что Белый ещё помнил чётко. Потом на него набросились сразу все и смяли. Девушку отбросили на маленький забор, и она, напоровшись на прут ребром, осела вниз. Его скрутили двое, а Кроль бил его сначала в лицо, потом в живот и в грудь, по сердцу. Несколько раз спрашивал для кого товар. Он сказал для кого, не уловил момент, когда сумка исчезла. Потом двое держали его, вывернув руки за спину, а Кроль и ещё один по очереди избивали его. Под забором скулил раненый. Полным отстоем было то, что Белый никак не мог потерять сознание, и, чувствуя боль, понимал, что происходит. Один из парней поднял девушку и прислонил её к высокому забору. Он поднял её руки вверх и, сжав за запястья, практически положил её на забор. Она вцепилась в его руку зубами, и тот, заорав от боли, отпустил её и, наотмашь ударив по лицу, сбил её с ног. Белый видел, что её тоже начали избивать, что она почти сразу же потеряла сознание, и дальнейшее уже и сам понимал с трудом. Помнит, что его заставили сказать адреса: свой, Леонида, Олега и Алекса. Он не понимал, почему их не убили. Наверняка тех спугнул какой–то прохожий. Их бросили под забор и накрыли сверху диким виноградом, содрав его с забора. Очнулся он от холода, девушка была без сознания, он смог доползти — дойти до ближайшего дома, откуда и вызвал своих.
Когда Белый закончил рассказывать, Александр отвернулся от окна, у которого стоял. У него были разбиты губы, они опухли. Белый не помнил, было ли это вчера вечером.