Так долго, насколько этого хватит.
Хлоя подняла голову, чтобы посмотреть на него. Глаза закрыты, тело расслаблено, напряжение исчезло с лица. Почувствовав ее взгляд, Сойер открыл глаза.
— Как хорошо быть достойным ингалятора.
Хлоя улыбнулась.
— Я даже ни разу им не воспользовалась.
— Я заметил.
— У меня был оргазм, и это ничего мне не стоило, — радостно сообщила она.
— Я регулировал движение. — Сойер насмешливо покачал головой. — Ты даже не получила штраф за превышение скорости.
— Да. Ни приступа астмы. Ни реанимации, — прошептала она.
Ничего, что бы останавливало их…
Явно подумав о том же, Сойер положил ее на спину и прижал к матрасу с выражением безнравственного, но заманчивого намерения. Он был твердым, и Хлоя вздрогнула от предвкушения.
— Опять, Сойер?
— О да. — Он поцеловал ей грудь. — А потом снова.
Глава 20
Хлоя выскользнула из постели и начала собирать с пола разбросанные вещи. Приподнявшись на локте, Сойер любовался ею: волосы растрепаны, глаза сонные, — она походила сейчас на; ленивую, сытую дикую кошку.
— Пора возвращаться, — говорила она ему, разрываясь между желанием снова лечь и необходимостью выполнить свои обязанности. — Джекс сегодня работает в спа-салоне. А я должна еще отвезти Лансу еду и грудное растирание. Если Рене там, я научу ее, как это делать. О, и у нас гостья. Сбежавшая невеста. Я обещала сегодня уход за телом, чтобы ее взбодрить. Кроме того, я делаю массаж лица в «Четырех сезонах».
Когда она подняла бра и трусики, Сойер вскочил с постели.
— О нет, — засмеялась она. — Я же сказала тебе, что сегодня занята. Стой!
— «Стой»?
— Да.
Нелепо было думать, что она могла бы им командовать, за исключением власти, которую он дал ей в постели. От этой мысли соски у нее тут же затвердели.
Чувствуя капитуляцию, он собрался обнять ее, но Хлоя увернулась.
— Я не знаю, что это. Но для пары антиподов вроде нас мы прекрасно уживаемся в постели, — с неуверенным смехом произнесла она, поднимая с пола юбку.
— Мы не такие уж разные, — ответил Сойер.
Она увидела, что он абсолютно серьезен. К тому же успел надеть джинсы, хотя еще не застегнул.
— О’кей, возможно, мы оба… в некотором роде одиночки, — признала она.
— Полагаю, тебе нравится так думать. Что ты сама по себе.
— Да, я сама по себе.
— А твои сестры что, мясное рагу?
— Н-е-ет, — протянула она. — Я имею в виду, что была такой до недавнего времени. Иногда я забываю, что они у меня есть.
— Не только они. Теперь еще Джекс и Форд.
— Конечно. — Хлоя искала обувь и пыталась не заметить, что Сойер не включил себя.
— А также жители Лаки-Харбор, которые заботятся о тебе. Ланс и Такер. Эми, Люсиль.
Она кивнула, сдерживая… что? Растущую обиду. Что было смехотворно. Он ведь ничем ей не обязан.
— Хорошо. Я не одинока. — Хлоя сунула ноги в туфли, затем повернулась к нему. — А ты думаешь, мне нравится быть мученицей?
— Нет. Я думаю, что не верю в одиночество, как и ты.
Пора уходить. Приступа астмы не случилось, даже когда он погружался в нее, а теперь она чувствовала его симптомы.
— Ты собираешься исключить меня из твоего списка? — тихо спросил Сойер.
— А ты хочешь в нем быть?
Голос не дрогнул. Очень хорошо. Потому что Хлоя чувствовала себя маленькой, слабой и не была уверена, сможет ли взглянуть на него. Проклятие, когда только успела стать трусливой?
Нет, она просто реалист.
— И я забочусь о тебе, — сказал он.
Хлоя наконец повернулась и задала свой вопрос:
— Что здесь произошло, Сойер?
Вздохнув, он покачал головой:
— Я не знаю.
По крайней мере он честен.
— Я должна знать.
— Правда? — Ни веселья на лице, ни насмешки в голосе.
Закусив нижнюю губу, Хлоя боролась с собой. Одна ее часть хотела знать, что он к ней чувствует, смущен ли он, как и она, случившимся между ними. Стала ли она чем-то большим для него, чем приятное времяпрепровождение.
Однако другая ее часть, упрямая и циничная, отказывалась спрашивать. Тогда пришлось бы раскрыться перед ним, а она этого не делала. Никогда.
— Хлоя, ты даже сестрам не можешь сказать, что к ним чувствуешь. И если б я сказал тебе о своих чувствах, ты…
— Конечно, умерла бы от приступа астмы? — Она прижала к груди ладонь. — Проклятие.
— Дыши, — приказал Сойер, сделав к ней шаг, и остановился, когда она подняла руку — Ты должна сохранять дыхание.
Боже. Воздух со свистом вырвался из легких, и Хлоя не знала, то ли это облегчение, то ли отчаяние.
— Теперь ингалятор, — последовал очередной приказ.
Она сделала впрыск, потом еще.
— Это паника, — заключил Сойер. — Не астма.
— Я знаю! Я работаю над этим! И, к твоему сведению, забочусь о сестрах. — Он поднял бровь. — Да, я обыкновенная, заурядная женщина, которая то и дело пристает к местному шерифу.
Сойер коротко засмеялся.
— Хлоя, ты красивая, чертовски умная и заставляешь меня терять разум. Но ты не была и никогда не будешь заурядной.
— Эй, — сказала она, не упустив из виду, что он не опроверг ее замечание насчет «пристает». — Я могу быть заурядной, если захочу.
— Это вряд ли. — Сойер наклонился, чтобы посмотреть ей в глаза. — И ты нравишься мне такой, какая есть.
Мило, но сомнительно.
— Знаешь, я бы не возражала быть немного заурядной.
— Почему?
— Потому что… — Хлоя замолчала и потерла грудь, чувствуя там не проходящую тяжесть от его сочувственного взгляда, и отвернулась, чтобы не смотреть на него. — Это не важно. Просто не обращай внимания.
— Хлоя, — позвал он, когда она пошла к двери.
— Что?
— Заурядность надоедает. — Догнав ее, Сойер достал у нее из кармана ингалятор, встряхнул и передал ей. — Ты когда-нибудь думала, что твою астму может вызывать эмоциональная, а не физическая реакция?
— Такая мысль приходила мне в голову. Но сейчас это не имеет значения. Мы просто… болтаем.
Какая же она неблагодарная. Ради нее Сойер взял на себя труд изучить астму, и если наблюдение значит больше, чем разговор, тогда он попал в цель. Хлоя открыла рот, надеясь сказать нечто выдающееся, но сумела выдавить лишь «пока» и сбежала.
Даже после утреннего кофе Сойер все еще думал о взгляде Хлои, когда она покидала его спальню, о взгляде, говорившем о том, что он в чем-то разочаровал ее.
Да, он умел разочаровывать людей, однако Хлоя поняла его. Она выглядела смущенной и ранимой, что застало его врасплох. Он чувствовал то же самое. Господи, они были настоящей парой.
Но работа не то место, чтобы думать об этом. Его первым, не таким уж большим сюрпризом дня было сообщение, что Митч арестован за продажу наркотиков. Он уже пошел на сделку с полицией, назвав своего поставщика.
Тодд.
По его утверждению, Тодд работал на одного из заправил наркобизнеса. Правда, в отличие от Митча Тодд был достаточно ловок, чтобы избавиться от него. Сначала они были равноправными партнерами, однако потом Митч стал больше заботиться о собственном потреблении наркотиков, чем о продаже для их шефа. И Тодд, опасаясь потерять кормушку, вытеснил Митча из дела. Теперь Митч был достаточно напуган, чтобы показать на него пальцем.
Но Тодд лишь посредник крупного наркоторговца, которого агенты Управления по борьбе с наркотиками уже пытались загнать в угол. Сейчас они хотели использовать Тодда, чтобы он привел их к нему.
Сойер не мог сказать, что удивлен, это вызвало у него раздражение. Особенно когда подъехал к дому Тодда, чтобы еще раз попытаться вразумить его.
— Боже, — простонал Тодд. — И что тебе надо?
— Мы должны поговорить, — ответил Сойер, выходя из машины.
— Серьезно? А мне сказать нечего, — засмеялся Тодд.
— Я могу договориться насчет тебя, если поможешь нам.
— Ты хочешь, чтобы я назвал тебе имя.
— Да.
— Не выйдет. — Тодд сел в грузовик.
Сойер вздохнул. При всем желании послать его он не мог просто уехать.
И не знал почему.
— Еще не слишком поздно. Если это то, о чем ты думаешь. Пока нет.
Ухмылка Тодда исчезла, но взгляд остался жестким.
— Уже да.
Сойер глядел ему вслед, зная, что Тодд достаточно глуп, чтобы предупредить своего поставщика. На чем и погорит. Сойер надеялся, что достаточно умен, чтобы арестовать его. Покачав головой, он вернулся к машине. У Тодда было много возможностей изменить свою жизнь, а он решил окончательно погубить ее. Без всякого удовольствия Сойер позвонил агенту Риду Моррису и сообщил все, что знал о Тодде.
Он пытался не чувствовать вину, а также избавиться от других бесполезных эмоций. Ведь что бы ни произошло, Тодд в любом случае обвинит его.
Он пытался не чувствовать вину, а также избавиться от других бесполезных эмоций. Ведь что бы ни произошло, Тодд в любом случае обвинит его.
Не твоя вина…
Хлоя сказала ему это, даже не зная всю историю. Она была как весенняя гроза — бурная, непредсказуемая и одновременно успокаивающая. Сойер опять вернулся к мыслям о Хлое. И опять, увы, ненадолго, поскольку был срочно вызван к дому, где какой-то пьяный идиот якобы выбрасывал из окна вещи своей матери. Когда он подъехал, входная дверь была открыта, а звонившая ему женщина стояла на веранде.
— Это мой сын, — дрожащим голосом сказала она и, наклонившись, прошептала: — У Томми проблема с алкоголем.
— Он еще внутри?
— Да. Что вы хотите с ним сделать?
— Я хочу вытащить Томми наружу, чтобы поговорить.
— Но вы его не арестуете, правда? Он не угрожал мне или что-то еще.
— Мэм, он причинил намеренно вред окнам, а это домашняя жестокость. Плюс как минимум три сотни баксов за ремонт. В итоге это уголовное преступление. Я должен арестовать его.
— О Боже. Он близок к сумасшествию. — Женщина закусила губу. — Я думаю, ему нужна реабилитация. Вы можете забрать его на реабилитацию?
Сойер заглянул в дом. Наверное, Томми был его ровесником, но выглядел лет на пятьдесят. Он сидел в гостиной за кофейным столиком с двумя рядами по крайней мере двадцати пустых пивных банок. На одной висели солнцезащитные очки.
— Что ты делаешь? — спросил его Сойер.
Томми продолжал с напряженной сосредоточенностью пьяницы глядеть на банки.
— Это не ясно?
— Не зли меня, — предупредил Сойер.
— Я проверяю очки. Говорят, что они поляризованы, но я думаю, изготовители — обычные мошенники. Я подам в суд. — Томми наклонился, посмотрел сквозь линзы и вдруг швырнул банку с очками в стену. — Придурки.
— О’кей, — сказал Сойер. — Не выйти ли нам на улицу для разговора?
— А не дать ли тебе в ухо?
Сойер рывком поднял его с кушетки. Впервые посмотрев на него и оценив его внушительные размеры, увеличенные бронежилетом, Томми немного присмирел.
— Я только изучаю мои солнцезащитные очки, — сказал он.
Тридцать минут спустя он изучал скамейку в камере и постепенно трезвел.
А Сойер отправился на день профориентации в младшую среднюю школу. Боже, он просто ненавидел это. Не рассказы о вреде наркотиков и не вопросы детей. Он ненавидел критические взгляды учителей, которые помнили его собственные школьные дни, Когда это закончилось, состоялся еженедельный бейсбольный матч, и, к величайшему удовлетворению Сойера, они разгромили команду пожарных. Затем был поздний обед с Джексом в баре, где он все время поглядывал на входную дверь, ожидая Хлою, которая так и не появилась.
На следующий день Сойер попытался наверстать упущенное и с тяжелым вздохом занялся ненавистной бумажной работой. Правда, мучился не долго, поскольку был вызван к женщине, которая жаловалась на ограбление. Но когда Сойер вошел в салон красоты на пирсе, оказалось, что женщина хотела поговорить с ним о своем двенадцатидолларовом маникюре.
— Мэм, вы заявили, что вас ограбили.
— Я к этому и веду. Посмотрите, какой здесь интерьер, все новое.
— И что?
— А то, что они не могли бы устроить это, делая маникюр за двенадцать долларов. Это явно ширма для преступной деятельности.
Сойер чуть не арестовал ее. Но вместо этого предложил компромисс: если она умолкнет, он, возможно, будет достаточно милосердным, чтобы не выписать ей штраф за ложный вызов.
Поскольку он все равно был на пирсе, то решил зайти в ресторан к Эми. Взглянув на него, она тут же принесла ему двойной бургер и внушительную порцию пирога.
— Осторожно… здесь Хлоя.
Она повернула голову в направлении столика у него за спиной, где Хлоя обедала с Андерсоном, владельцем магазина скобяных товаров.
Потом Эми ушла, оставив Сойера есть в одиночестве, и он старательно отводил взгляд от пары. Ему нет дела, с кем Хлоя обедает, говорил он себе, зная, что лукавит. Два месяца назад он поднял бы на смех любого, кто сказал бы, что его свела с ума женщина. А теперь его не покидало ощущение, будто он в неуправляемом штопоре.
Когда поступил вызов, Сойер так быстро вскочил с места, что едва не пролил содовую. Привыкнув есть по пути, он схватил вторую половину бургера и приказал себе не глядеть на Хлою, пока идет к выходу.
Зато он был прекрасно виден.
Хлоя улыбнулась и помахала ему, как будто и в самом деле была рада его видеть. На душе у Сойера полегчало, и он сделал усилие, чтобы не представлять себе ее лицо, когда подъехал к дому Дилайлы Голдстайн.
— Что случилось, миссис Голдстайн? — спросил он, стоя перед дверью.
Она посмотрела на него сквозь занавеску.
— Сойер? Это ты, дорогой? Опять забавляешься дверными звонками?
Он вздохнул. Дилайле уже восемьдесят девять лет.
— Нет, мэм. Я теперь шериф, помните? Вы звонили, утверждая, что вам требуется помощь.
— Да, требуется. Я продолжаю слышать пение Фрэнка Синатры по телевизору, когда тот выключен.
Сойер заглянул в гостиную. Телевизор выключен. Синатры не видно и не слышно. Войдя, он сел на корточки перед ТВ, которому было не меньше пятнадцати лет. На поверхности ни пылинки, что требовало определенного таланта.
— Вам нравится Фрэнк Синатра, мэм? — наконец спросил он.
— Конечно. Мой Стен, упокой Господь его душу, любил Фрэнка. Мы каждый день слушали его в это время. Иногда танцевали. — Миссис Голдстайн вздохнула и горестно прижала руку ко рту.
Дав ей минуту, чтобы успокоиться, Сойер сделал вид, будто изучает заднюю сторону телевизора.
— Почему это происходит, как ты думаешь? — прошептала она. — Ты думаешь, это призрак Стена или Фрэнка? Потому что, как бы я ни любила музыку Фрэнка, не хочу, чтобы он оставался в моем доме, наблюдая за мной. Это… ужасно.
Выпрямившись, Сойер посмотрел ей в глаза.
— Это Стен. Не Фрэнк.
— Ты уверен?
— Абсолютно, миссис Голдстайн. И я думаю, что вам следует просто наслаждаться музыкой. А не бояться.
Она улыбнулась ему.
— Ты хороший человек, шериф.
По крайней мере она не сказала «милый».
Ему пришлось остаться на кофе с шоколадным пирожным.
— Ты когда-нибудь собираешься приручить эту необузданную девочку Хлою Трегер и жениться на ней? — спросила она, кладя пирожное в пакет, чтобы он взял его с собой.
Неожиданный вопрос лишил Сойера дара речи.
— Я спрашиваю потому, что Хлоя приезжает сюда, когда меня терзает головная боль. Она массирует мне виски этим чудесным бальзамом, который готовит у себя дома. Он замечательный. И Хлоя замечательная. Она станет великолепной женой шерифа.
Хлоя — жена? Смехотворная мысль, но Сойер не засмеялся. Он знал, что Хлое нужна свобода, не в ее характере быть прирученной. И не в его, чтобы попытаться это сделать.
— Я не гожусь в мужья, миссис Голдстайн.
— Ерунда. Ничего глупее я еще не слышала. У вас, молодых людей, нет чувства романтики. В мое время если парень хотел девушку, то ухаживал за ней, добивался ее. Делал ее своей.
Да, но с Хлоей этот номер не пройдет. Она прямо «обожает», когда ей кто-то говорит, что делать. Сойер направился к выходу.
— До свидания, миссис Голдстайн.
— Ты ведь не имеешь в виду «занимайся собственными делами»?
Сойер поморщился, и женщина засмеялась.
— Послушай, дорогой. Я старая и, возможно, слишком уж сентиментальная, но небезразличная. Не отказывайся от того, что возможно. Иначе, когда состаришься, как я, что будет доноситься из твоего телевизора?
«Металлика» ему вполне подойдет.
На пути к дому Сойер получил сообщение, что в дежурном магазине, ограбленном месяц назад, опять сработала охранная сигнализация. Включив мигалку и сирену, он помчался туда, но увидел хозяина и продавца, которые в ожидании стояли на улице. Когда Сойер вышел из машины, хозяин посмотрел на часы.
— Семь минут, — удовлетворенно сказал он. — Мы только что установили новую охранную систему, и это наш холостой прогон. Отличная работа, шериф. Большое спасибо.
С трудом разжав стиснутые зубы, Сойер напомнил ему, что он не является личным консультантом их магазина и они не имели права звонить без крайней необходимости. Затем он воспользовался случаем и купил себе два шоколадных батончика с начинкой.
Его дом выглядел мрачным и пустым. Ни еды, ни тепла, ни чего-либо хоть отдаленно напоминающего гостеприимство. Сойер прошел через передний двор и вдруг замер при виде Хлои, сидевшей на веранде.
Она была в длинном пальто и высоких, до колен, сапогах, но обхватила себя руками, чтобы не замерзнуть. Сойер тут же поднял ее и крепко обнял, потому что она не была ни мрачной, ни равнодушной. И когда она прижалась к нему, Сойер почувствовал необыкновенное облегчение.