Только после того, как будет создана почва для частичного воссоединения – доктринальное согласие, подтвержденное опытом духовного единения, – появляется условие, при котором, по плану Булгакова, возникает необходимость получения санкции со стороны канонической традиции. На этом этапе сопричащение играет центральную роль. С одной стороны, сопричащению придается большое значение в программе Булгакова, поскольку оно завершает процесс частичного воссоединения между Православной и Англиканской церквами в мистической, сакральной сфере и в то же время представляет собой наглядное действие. С другой стороны, и это являлось более важным фактором для всего булгаковского проекта, на данном этапе Булгаков считал необходимым, чтобы представители канонической традиции признали и санкционировали новый источник религиозного права, указанный в его предложении. Этот вопрос о «сакральном благословении» целиком составляет вторую половину предложения в его развернутой форме[296]:
«(a) Необходимо, чтобы епископ той церкви, к которой принадлежат верующие, санкционировал их участие в таком сопричащении, а епископ второй церкви выразил согласие на участие этих лиц в таинстве причастия, совершаемого в его церкви.
(b) Сакральное благословение должно включать в себя определенные молитвы и, возможно, возложение рук со стороны православного епископа, и соответствующие действия, совершаемые в Англиканской церкви. Эти действия не следует смешивать с повторным рукоположением или условным рукоположением, равно как и ни с каким иным из церковных таинств.»[297].
Часть (b) описания сакрального благословения содержит положения, составленные таким образом, чтобы они могли максимально возможным образом соответствовать канонам каждой из церквей, не нанося ущерба ни одной из канонических сторон, вовлеченных в процесс. Первая часть первого предложения направлена на то, чтобы удовлетворить требования канонов Православной церкви и при этом особо удостовериться, что англикане, принимающие участие в сопричащении, не являются «сектантами и еретиками»[298]. Вторая часть предложения и остальная часть текста призваны подтвердить, что каноны Англиканской церкви признаются и выполняются. Согласно части (а) епископы обеих церквей должны санкционировать участие членов своей паствы в сопричащении и принять в своей церкви членов другой церкви в качестве полноправных участников обряда причастия. Все эти положения были направлены на то, чтобы официальные представители канонической традиции соответствующих церквей могли дать необходимую санкцию на участие членов своей церкви в сопричащении и, таким образом, одобрить сопричащение. Применительно к вопросу об источниках религиозного права это бы означало признание в канонической традиции обеих церквей опыта духовного единения в качестве источника религиозного права.
Завершение второго этапа означало бы, что воссоединение Англиканской и Православной церквей в рамках Братства состоялось. Однако булгаковское предложение подразумевало и третий этап: «Конечной же целью сопричащения является достижение полномасштабного воссоединения между Православной и Англиканской церквами»[299]. И наконец, «сопричащение предлагается как попытка восстановить единство между Восточной и Западной церквами»[300]. Эта цель рассматривается в контексте концепции «молекулярного процесса воссоединения», которое представляет собой путь к глобальному полномасштабному воссоединению[301]. Термин «молекулярный» восходит к органической модели церкви как тела, имеющей большое значение в православной традиции[302]. Однако в данном случае использование этого термина свидетельствует о том, что органическая концепция церкви как тела применяется по отношению не только к Православной церкви в отдельности, но и к двум церквам вместе, к Англиканской в той же мере, что и к Православной. Группа членов Братства, участвующих в сопричащении, должна была бы стать протомолекулой нового христианского организма, который в конечном итоге объединит всех верующих в Христа в обеих этих церквах[303].
Здесь возникает закономерный вопрос: считал ли Булгаков, что этот христианский организм должен возникнуть, опираясь прежде всего на правообразующий авторитет опыта духовного единения, как это, по его представлениям, должно было бы произойти в рамках Братства? И не предполагал ли он, что с определенного момента роль основного источника религиозного права будет возвращена канонической традиции? Следующие три абзаца из «Некоторых пояснений» могут пролить свет на этот вопрос:
«Эта группа членов церкви, достигших согласия по доктринальным вопросам, переходит к дальнейшим действиям, не дожидаясь того момента, когда соответствующая церковь целиком окажется готова разделить их опыт.
Таким образом, очевидно, что подобное сопричащение между англиканской и православной общинами Братства не может претендовать на то, чтобы служить заменой санкционированному целостному воссоединению двух церквей.
Начиная молекулярный процесс воссоединения, не следует рассчитывать на получение санкции со стороны высших органов власти Православной или Англиканской церкви, поскольку самой целью этого действия является подготовка будущего целостного воссоединения, которое должно быть санкционировано Синодами соответствующих церквей. Для начала молекулярного воссоединения достаточно получить одобрение со стороны епархиальных епископов Англиканской и Православной церквей»[304].
В этих фрагментах Булгаков проводит разграничение между «молекулярным процессом воссоединения» и будущим «целостным воссоединением». Он также использует термин «сопричащение» в противоположность «санкционированному целостному воссоединению двух церквей». В этом контексте выражение «молекулярный процесс воссоединения» выступает как синоним таких понятий, как «сопричащение» и «частичное воссоединение», и относится к действиям, совершаемым в рамках Братства (молекулы). В то же самое время «молекулярный процесс воссоединения» можно интерпретировать как движение от «частичного воссоединения» в рамках Братства к «целостному воссоединению» между Англиканской и Православной церквами. Такой двойственный характер предложения Булгакова в той его части, которая касается «молекулярного процесса воссоединения», усложняет определение источника религиозного права на различных этапах этого процесса. Тем не менее очевидно, что Булгаков упорно настаивал на том, что частичное воссоединение в рамках Братства никоим образом не ставит под сомнение авторитет Синодов при установлении будущего целостного единства. Это прямо вытекает из второго и третьего фрагментов, приведенных выше. Грядущее целостное объединение должно быть санкционировано Синодами соответствующих церквей. Частичное воссоединение является всего лишь подготовкой целостного объединения, и для его осуществления достаточно санкции со стороны епископов местных епархий. Хотя Булгаков настаивал на необходимости санкционирования частичного воссоединения в рамках Братства со стороны епархиальных епископов, в конечном итоге возможность его осуществления основывалась на правообразующем авторитете опыта духовного единения[305]. Соответственно, если все подготовительные этапы частичного воссоединения, начиная с процессов, происходящих на уровне Братства, не получат санкции со стороны канонической традиции, то в этом случае, согласно булгаковскому плану, роль канонической традиции на стадии полномасштабного целостного воссоединения будет, в первую очередь, состоять в том, чтобы подтвердить и узаконить правообразующий характер личного опыта духовного единения.
Доводы противоположной стороныНа протяжении двух лет, последовавших за предложением Булгакова, «молекулярное действие», «сакральное благословение», «доктринальное согласие» и «сопричащение» постоянно подвергались обсуждению на различных встречах членов Братства[306]. Предложение Булгакова в различных его аспектах у одних находило поддержку, у других вызывало отторжение[307]. Флоровский был, возможно, одним из тех немногих членов Братства, которые, не разделяя настроения большинства, признавали фундаментальное значение отстаиваемого Булгаковым направления, но при этом были абсолютно с ним не согласны[308]. Флоровский выразил свое несогласие с предложением Булгакова в четырех основных положениях:
(a) Существует величайшая опасность избрать, подобно Риму, неверный путь к воссоединению.
(b) Недостаточно пребывать в любви имилосердии со всем человечеством, если это лишь человеческая любовь. В природе объединенной церкви отсутствует ясность.
(c) Труднее обрести единство в истине, нежели в любви. Здесь Флоровский склоняется к мнению епископа Трурского о первичности соответствия догме и о вторичности свободы.
(d) Ввиду психологических и духовных различий между Западом и Востоком возможно ли достижение сущностного единства только посредством приведения в соответствие формулы иусловий рукоположения? [309]
Для большинства англикан, равно как и для представителей православной эмиграции в Париже, учение о папской непогрешимости стало примером ошибочного и едва ли не греховного пути к воссоединению церкви[310]. Тот факт, что Флоровский счел возможным провести параллели между предложением Булгакова и попыткой воссоединения, предпринятой в рамках Римско-католической церкви, нанес Булгакову чувствительный удар в его среде. Как показывает это предварительное замечание, критика Флоровского была направлена не только против содержательной стороны предложения Булгакова, но и ставила в очередной раз под сомнение репутацию самого автора предложения, которая в некоторых кругах православной общины и так была далеко не безупречной[311]. Три последующих замечания обращены к содержательной стороне предложения. По моему мнению, критика Флоровским предложения Булгакова была, по сути, сосредоточена на обвинении последнего в использовании психологической аргументации за счет интеллектуальной и догматической. Иными словами, обвинения, выдвинутые Флоровским против Булгакова, во многом сродни обвинениям в исступлении (в локковском понимании этого слова)[312].
Примечательно, что Флоровский, соглашаясь с большинством положений, к которым обращается Булгаков, при этом отвергает то новое, что последний выводит из этих обращений. Флоровский подвергает сомнению предложение Булгакова в двух основных разделах. Во-первых, способны ли те положения, к которым обращается Булгаков, даже в сочетании друг с другом послужить достаточным оправданием для практики сопричащения в Братстве. Во-вторых, может ли практика частичного сопричащения сколько-нибудь эффективно содействовать полномасштабному воссоединению.
Флоровский, несомненно, признает тот факт, что члены Братства, представляющие как Англиканскую, так и Православную церкви, уже испытали «любовь и милосердие» по отношению друг к другу [313]. Таким был и исходный пункт предложения Булгакова. Но дальнейший ход рассуждений Булгакова тут же становится мишенью критики Флоровского. Для Булгакова любовь, совместная молитва, духовное единение, переживаемые в Братстве, являются не человеческим достижением, но «откровением» от Бога[314]. «Бог призывает нас действовать здесь и сейчас»[315]. Решение об осуществлении практики сопричащения в рамках частичного воссоединения в Братстве есть не проявление человеческой инициативы, но ответ человека на призыв Бога. «Духовно опасно все время обсуждать одни лишь различия»[316]. Отсрочивая осуществление частичного воссоединения и сопричащения, мы тем самым рискуем оскорбить Бога. Флоровский подрывает самые основы аргументации Булгакова: прекрасно, что члены Братства испытывают любовь и милосердие, но это «лишь человеческая любовь»[317]. Флоровский с самого начала даже не касается столь важного для Булгакова вопроса о доктринальном согласии. Предлагаемая им аргументация не дает оснований для признания доктринального согласия в булгаковском смысле, так как любовь и опыт духовного единства в Братстве в своей основе суть человеческие чувства и эмоции. Таким образом, Флоровский отвергает откровение как основание для предложения Булгакова.
Поставив под сомнение справедливость притязаний Булгакова на откровение, которое должно было придать необходимую правомочность внесенному им предложению, Флоровский предпринимает попытку обрисовать это предложение как единство «в любви», противостоящее единству «в истине»[318]. Разграничивая эти две разновидности единства, Флоровский называет притязания Булгакова не имеющими ничего общего с «истиной», догмой и разумом и тем самым возвращает их в сферу эмоциональной и психической жизни. По мнению Флоровского, любое обсуждение воссоединения следует начинать с установления «необходимого соответствия догме», затем оно должно получить подтверждение со стороны канонической традиции, и только тогда можно будет приступить к рассмотрению вопроса о сопричащении[319]. Согласно этому пункту аргументации, указанные притязания не принадлежат к сфере «истины», так как они не санкционированы канонической традицией. А если притязание не принадлежит к сфере «истины», то возникают сомнения в наличии у такого притязания разумного основания.
Сведя на нет первоначальную значимость предложения Булгакова, Флоровский задается вопросом, способно ли это предложение внести какое-нибудь позитивное начало в дело полномасштабного воссоединения Востока и Запада «с их психологическими и духовными различиями»[320]. В какой-то степени Флоровский допускает возможность применения предложения Булгакова для преодоления психологических различий между Востоком и Западом, но при этом отмечает, что рассматриваемое предложение не дает основания для эффективного преодоления различий духовных. Выдвинутые Флоровским обвинения в [религиозном] исступлении были подхвачены и другими противниками предложения. Как отметил один из членов исполнительного комитета, «данное предложение было необъективным и открывало простор для действий индивидуума, основанных на чувствах и эмоциях»[321]. Тем не менее Булгаков, отвечая на критику оппонентов, продолжал развивать свое предложение.
«У кладезя Иаковля» и «О границах Церкви»Полемика между Булгаковым и Флоровским по вопросу о воссоединении вышла за пределы Братства. Она проникла и на страницы печатных изданий. Ключевые статьи, написанные каждым из авторов, помогут нам составить более целостное представление о развернувшейся между ними полемике и об их позициях по отношению к неправославным христианам. Первой увидела свет статья Булгакова «У кладезя Иаковля». С нее и представляется целесообразным начать наше рассмотрение, прежде чем обратиться к ответной статье Флоровского «О границах Церкви»[322]. Меня в этих работах будут интересовать вопросы религиозного права, а именно – что для каждого из этих авторов является истинным источником религиозного права и как они применяют данное право для решения проблемы христианского единства.
Ключевое значение в контексте решения проблемы христианского единства имеет для Булгакова беседа Христа с самарянкой у колодца Иаковля:
«Поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. Настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таковых поклонников Отец ищет Себе»[323].
Булгаков ставит под сомнение господствующее в Православной церкви убеждение в том, что Православная церковь – «единственная истинная церковь», а все прочие церкви есть «схизмы и ереси». В проблеме отношения Православной церкви к неправославным христианам Булгаков видит конфликт между двумя источниками религиозного права: «жестким и негибким, неумолимым институционализмом единоспасающей церкви» и «служением в духе, который «дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Ин 3:8)»[324]. В этом очерке Булгаков в еще более резкой форме, чем в полемике о частичном воссоединении между Православной и Англиканской церквами, отстаивает свое убеждение в том, что все христианские церкви на самом деле суть одно тело, суть одна церковь:
«Церковь едина, как едина жизнь во Христе Святым Духом, только причастность к этому единству имеет разные степени или разную глубину. Поэтому и в отношениях Православия и инославия естественно имеются два аспекта: отталкивание в борьбе истины с полу-истиной, искажением, но и взаимное влечение любви церковной»[325].
Отталкивание и влечение, единство и разделение – все это присутствует в церкви. Выход из этой антиномии тезиса и антитезиса предоставляет не только «сознание и уточнение вероисповедных различий» и «растущее сознание своего единства», но и понимание того, что «Дух Божий» преодолеет эту антиномию «не через соглашение или компромисс, но новым вдохновением»[326]. В области религиозного права Булгаков ищет новый его источник, который придал бы правомочность его представлениям об экуменическом реформировании церкви. Булгаков отвергает традиционную интерпретацию канонов Православной церкви как негибкую и институционную на основании того, что она настаивает на истинности только Православной церкви. Не является для него единственным источником религиозного права и «растущее сознание своего единства»[327]. Несомненно, обе эти разновидности религиозного права должны были внести свою лепту в формирование у Булгакова представления о «новом вдохновении» как об источнике религиозного права. По всей видимости, предложение Булгакова о частичном воссоединении в Братстве явилось практическим следствием его концепции об источнике религиозного права.