— Когда трогаемся? — спрашивает Гарри.
Он стоит, перекинув свою «лейку» через плечо, и аж дымится от нетерпения. Словно охотничий пес, учуявший в степи аромат рагу из зайца (один знакомый специалист уверял меня, что собака может представить себе зайца только в таком виде, отсюда и особая нацеленность на этот вид дичи и стремление к обязательному воплощению в жизнь своего первоначального ощущения).
— Уже скоро, — отвечает Энди.
И он прав, так как через десять минут мы снимаемся с якоря. Энди хорошо сориентировался, и мы начинаем довольно быстро продвигаться сквозь чащу леса…
Я не считаю шагов, но когда мы наконец выходим в долину, их количество составляет что-то между тремя тысячами четырьмястами семью и тремя тысячами четырьмястами девятью. Лес остается позади, и мы чапаем напрямик через поля, поросшие травой и усыпанные японскими касками, оставшимися со времен войны, которая не так давно шла в этих краях.
Сейчас что-то около трех часов утра.
Мы бесшумно двигаемся вперед, но волнение не утихает. Что ждет нас дальше? Земля под ногами сухая и твердая, и стебли травы ритмично скрипят, по мере того как мы прокладываем себе путь в направлении, указанном Энди.
По некоторым признакам я чувствую, что жилье уже где-то рядом. То тут то там попадаются следы, оставленные человеком. Неожиданно перед нами во всем своем бесстыдстве возникает дорога, и кажется, что даже желтый глаз луны нарочно делает вид, будто смотрит в другую сторону.
— Стой! — приказывает Энди.
Мы останавливаемся. Энди снова сверяет ориентиры.
— Пошли.
Забираем левее.
— Не шуметь! — советует Энди. — Мы уже недалеко.
Еще четверть часа — и я натыкаюсь на Джеймсона, который вдруг замирает передо мной как вкопанный. Обер тоже не промахивается и от всей души врезается мне в спину. К счастью, он не тяжелый, спасибо и на этом.
— Не надо подходить ко мне так близко, Обер, — увещеваю я. — Венгры — народ жутко ревнивый, особенно женщины. Да, кстати, а почему у вас такое имя? Вы что, родом из Канады? Или откуда?
— Я могиканин… — отвечает он. — Но чтоб мне сдохнуть, если я знаю, почему меня окрестили таким образом.
— Тс-с-с, — вполголоса цыкает на нас Энди и тут же добавляет: — Ну и ну! Это будет покруче, чем пойти на рыбалку в роликовых коньках, да еще с крыльями.
Нашим глазам открывается огромная усадьба, полускрытая живой изгородью из высоких деревьев… Большой дом, освещенный сверху донизу, вернее, во всю ширь, ибо что верх, что низ — один черт, потому как дом одноэтажный.
До нас доносятся звуки джазовой музыки, причем хорошей. За окнами мелькают силуэты… Но мы еще слишком далеко, чтобы как следует все рассмотреть.
Энди присаживается на корточки, мы тоже.
— Рок, — подзывает он, — и вы, Майк, ну-ка подойдите поближе.
Я подползаю, Майк уже рядом. Он протягивает мне большой бинокль. Свой я, естественно, оставил в лагере.
— Взгляните-ка туда…
Я смотрю. Все расплывается — я навожу резкость.
Вот это да-а… действительно забавно!
Вместо одежды вся публика украшена восхитительными жемчужными ожерельями и браслетами из цветов… нет, это я хватанул… На одном из парней я вижу целую гирлянду, спускающуюся на грудь, и венок из разных цветов.
— Раздевайтесь, — приказывает Энди. — Вы, Обер, идите собирать цветы… вместе с Джеймсоном и сплетите из них венок…
— Но я не умею! — стонет верзила Джеймсон.
— Ладно, расслабься, — говорит Обер. — Это же примитивно… Сразу видно, что ты никогда не играл в театре… Вот где действительно учат всему.
Я же выполняю приказ Энди и скоро остаюсь в самом легком облачении… Те, кто не занят сбором цветов, сразу обступают меня…
— Мамочки! — восклицает Николас. — Так это же вы — Мистер Лос-Анджелес прошлого года!
Я усмехаюсь… У меня хороший портной, и когда я одет, трудно догадаться, каких результатов я добился в плане совершенствования собственной анатомии (в самом начале, конечно, родители помогли).
— Точно, — говорю, — только славы мне этот титул не прибавил. Все почему-то принимают меня за идиота.
— И не слишком ошибаются, — встревает Гарри.
Тем временем Майк Бокански тоже сбросил одежду, и, ей-Богу, между нами почти никакой разницы… Мальчик Майк явно на высоте!
Обер уже закончил очень миленький браслет из каких-то там эдельвейсов и протягивает его мне. Смотрится замечательно… Джеймсон смирился и собирает цветы, и первая же попытка сотворить нечто путное оборачивается у него каким-то жутким свинством, и он решает не упорствовать…
— Сейчас вы пойдете к ним, — объясняет нам Энди, — и постараетесь вернуться как можно скорее, как следует разузнав все, что только сумеете.
— А если мы ничего не разузнаем? — спрашивает Майк.
— Ну, тут я на вас вполне полагаюсь, — отвечает Энди.
— Не нравится мне все это, — говорит Майк. — Во-первых, я без собаки, а во-вторых, без гранат. Я же абсолютно безоружен!
— Придется выкручиваться так, — напутствует его Зигман. — И вообще, давайте проваливайте отсюда.
— Есть, шеф, — кивает Майк, — считайте, мы уже ушли.
Он тоже нацепляет на себя цветы, и мы удаляемся, нежно взявшись за руки — это у нас шутки такие. Ребята, зажимая рты, корчатся от хохота.
Какое-то время меня не покидает чувство неловкости, но погода удивительно хороша, и все-таки еще ночь. А кроме того, складывается впечатление, что на этом странном острове всем на это глубоко наплевать… Я-то, честно говоря, ожидал увидеть бронированные укрепления, за которыми Шутц штампует роботов, чтобы потом захватить всю Америку или что-нибудь в этом роде… А тут — ничего подобного. Можно подумать, дружеская вечеринка голых мужиков…
Мы идем по тропинке, с обеих сторон окаймленной цветами. Музыка слышится уже очень отчетливо…
Вдруг на повороте я вижу, как Майк, который идет впереди, вздрагивает всем телом.
Прямо у дороги стоит крест с распятым на нем мужчиной… Он тоже обнажен… очень светлые волосы… страшно бледен… Слева в груди огромная рана. Тело прибито к стволу дерева стальным стержнем, пронзившим сердце. На шее висит табличка: «Дефект внешнего вида».
Майк хватает меня за руку. Ой явно не соображает, что жмет слишком сильно, правда, я тоже не чувствую боли. Он стоит как вкопанный.
— Что это значит? — шепчет Майк. — Вы заметили у этого типа какой-нибудь дефект внешнего вида?
— Ну… — тяну я, — сейчас я не хотел бы поменяться с ним местами, а раньше — с удовольствием! Он мертв, — добавляю я чуть позже.
— Мертвее не бывает, — отвечает Майк. Он, как обычно, хладнокровен, но видно, что и ему слегка не по себе.
— Возвращаемся или идем дальше?
— Идем дальше, — говорит Майк, — а там посмотрим.
Да, тут я вдруг замечаю, что на улице совсем нежарко, особенно когда у тебя даже задница ничем не прикрыта… И что это еще за дефект внешнего вида, которого не видно! Не исключено, что это лишь надуманный предлог…
Мы замедляем шаг… Праздник уже совсем близко… Впереди появляются двое… Сейчас они пройдут мимо. Так и есть…
— Хм, — выдавливает Майк вполголоса, — если они там все такие же, как эта парочка, то понятно, почему убрали того приятеля.
Да, мы оба в жизни не встречали таких красивых людей, как эти… Такое не поддается описанию. При виде нас они даже головы не подняли. Просто равнодушно прошли мимо, держась за руки. Мужчина и женщина, одетые не больше нашего… так, немножко цветов…
— Послушайте, Майк… вы и вправду считаете, что у нас есть шанс остаться незамеченными? Мне кажется, я состою из одних дефектов внешнего вида… А уж там, в доме, лучше и вовсе не показываться…
— Да вы-то еще ладно, — бормочет Майк, — а вот я даже не могу сообразить.
Я изучающе смотрю на него: да нет, ничего не скажешь. Ну, может, только волосяной покров малость густоват.
Делюсь с ним этими соображениями.
— Да черт с ним, — говорит Майк. — Если дело только в шерсти, то как-нибудь обойдется… Не буду же я рвать на себе всю эту красоту, только чтобы понравиться доктору Шутцу. Взгляните-ка налево, — продолжает он безо всякого перехода.
Я поворачиваюсь налево и вижу еще один иссиня-бледный труп, на этот раз коленопреклоненный… Длинный железный прут насквозь пронзил ему горло… Голова откинута назад, а металлический штырь одним концом уходит в землю, на шее — та же табличка с тремя роковыми словами…
— Матерь Божья! — восклицаю я. — Вот так приемчик!.. Как вы думаете, они выставили это в нашу честь?
— Да нет… Тс-с-с… — шепчет Майк.
Мы выходим на широкую поляну. Несколько пар — двенадцать или пятнадцать — танцуют медленный танец, а все остальные ходят, прогуливаются, смеются, выпивают, курят.
Теперь уже нам ошибаться нельзя.
Теперь уже нам ошибаться нельзя.
26 Секреты Маркуса Шутца
В нескольких метрах от нас — три женщины. Они ведут рассеянную беседу и, кажется, за кем-то наблюдают. Собрав все свое нахальство, я склоняюсь перед первой из них.
Клянусь вам, я впервые в жизни танцую вот так — без тени паутинки на теле, с партнершей, у которой одежду заменяет всего лишь широкий венок из красных цветов на шее. Еще повезло, что Сандэй Лав и старые подружки Берил с Моной дали мне небольшую фору… Да и то мне уже кажется, что это было сто лет назад. Я чувствую, как два упругих шара упираются мне в грудь, а мои ноги прикасаются к гладкой и прохладной коже ее бедер… Я привлекаю ее поближе, а сам думаю только о том, чтобы пластинка, если это пластинка, крутилась подольше или чтобы музыка не прекратилась прямо сейчас…
Майк тоже танцует. Я ищу глазами третью из подруг и вижу, что она удаляется, даже не удостоив нас взглядом.
Неожиданно я вздрагиваю, увидев два совершенно одинаковых лица, но посещение клиники в Сан-Пино уже внесло некоторую ясность на сей счет. Но, послушайте-ка, а Джеф Девэй? Что сталось с ним? С тех пор как я вернулся в Лос-Анджелес, произошло слишком много событий, и у меня совершенно вылетело из головы, что Джеф должен был лететь с нами.
Даже не представляю, что делать дальше. Заговорить с этой женщиной? Но она начинает первая.
— Вы из какой серии? Похоже на «С».
— Совершенно верно, — соглашаюсь я, благодарный за подсказку. — А вы?
— Всего-навсего серия «О», — униженно произносит она. — А я думала, доктор не разрешит вам прийти… Это праздник только для серии «О».
— Я пришел по собственной инициативе, — поясняю я. — А то, знаете, в своей серии уж слишком все друг на друга похожи… Вся прелесть пропадает.
— Да, — соглашается она, — доктор, конечно, старается разнообразить элементы лица, но все равно остается много общего. Мне очень приятно пообщаться с «С»…
Девушка тут же доказывает, что ей это и в самом деле приятно, и мне остается только ответить тем же.
— А доктор сегодня появится? — спрашиваю я, не особо рассчитывая на удачу.
— Да, к концу вечера… Думаю, уже скоро… А хотите, пойдем в прерию прямо сейчас?
— Гм… — несколько смущенно выдавливаю я.
А что там делают, в этой прерии? Впрочем, я, кажется, начинаю догадываться…
— Сегодня нам можно, — продолжает девушка. — День безопасный.
Это уже более чем прозрачный намек.
— А может быть, лучше поболтаем? — предлагаю я.
— О-о, — без энтузиазма тянет она, — поболтать… Это тоже ничего, но скучно… А мне бы так хотелось заняться любовью с «С»…
Ну как тут откажешь… ведь не могу же я ей ляпнуть, что мне это неприятно, тем более что сам именно сейчас невольно доказываю обратное… Боже, ну и денек!
Девушка увлекает меня к деревьям, и как только их тень укрывает нас, мы отстраняемся друг от друга. Она хватает меня за руку и пускается бегом. Но где же Майк? Да черт с ним…
Мы падаем в густую ароматную траву.
Девушка уже потеряла всякий контроль над собой.
— Ну скорее, — стонет она. — Скорее… умоляю…
Дьявольщина, нет, так быстро — даже не интересно. Я как раз начал входить во вкус всяких предварительных штучек и не премину ей это продемонстрировать. К тому же это вовсе не утомительно.
После старта проходит минуты три, а мне уже приходится закрыть ей рот рукой, так как девушка начинает оглушительно орать, извиваясь при этом как угорь, разрубленный натрое. Впрочем, ее красота слишком идеальна. Я пытаюсь найти хоть малейший изъян, какую-нибудь аномалию… Тщетно. Внешний вид безупречен. Но и в упорстве тоже не откажешь.
Ладно… Давай-ка поменяемся местами… Травка — это, конечно, хорошо, но ощутить под собой нежную девичью кожу — тоже, несомненно, приятно… Нет, я слишком трезво все соображаю… А как хотелось бы потерять голову…
— И чему же вас все-таки научили? — интересуюсь я.
— Подчиняться приказам, — отвечает она прерывающимся голосом…
Это что же, придется ей все объяснять? Ну уж нет, мне просто не хватит духу… У меня слишком богатое воображение… и слишком сложное…
— Давайте я лучше покажу… — шепчу я ей на ухо, — так нам будет удобнее…
Дело в том, что остались еще кое-какие мелочи, которые я не осмелился попробовать с Сандэй, Берил и Моной. А какие именно, извините, не ваше дело.
На этот раз через полчаса я уже устаю… Нехватка опыта или, может, наоборот, перетренировался. Что касается девушки, то она лежит совершенно неподвижно… То есть сердце пока еще бьется… Ну и ладно. Пошатываясь встаю на ноги…
Решаю, что девушку лучше оставить лежать, где лежит… Да, место действительно странное. Но в конце концов не затем же нужна эта фабрика по производству людей, чтобы учить их играть в шашки…
Я возвращаюсь на бал. И сталкиваюсь нос к носу с Майком.
— Куда же это девались ваши цветочки? — ехидно спрашиваю я.
— А кто вас тяпнул за плечо? — парирует он.
— Это секрет, мой мальчик… Ну как, разузнали чего-нибудь?
— Бабы тут горячие просто до безобразия… — бормочет Майк.
— А мне они нравятся, — говорю, — только для Энди этого, думаю, будет маловато. Майк! Смотрите! А вот и дедуля!..
Этот человек внезапно возник неизвестно откуда и сразу попал в окружение молодых людей… Высокий, стройный, седовласый, одетый в брюки и рубашку из белого шелка.
Он направляется в нашу сторону.
— А вы что здесь делаете? — строго спрашивает он. — Сегодня не ваш день.
Потом внимательно присматривается ко мне, и уголки его губ расходятся в улыбке.
— А! Это же сам мистер Рок Бэйли! Какая честь… А я было принял вас за… гм… одного из своих воспитанников.
— Из серии «С», — добавляю я.
Его улыбка становится шире.
— Совершенно верно, из серии «С».
— Майк Бокански, — представляю я своего спутника.
Майк кланяется. Доктор отвечает ему тем же.
— Меня зовут Маркус Шутц. Ну что ж, мистер Бэйэи, я очень рад, что счастливый случай наконец привел вас ко мне. Насколько я понимаю, вы уже побывали у меня в Сан-Пинто… Но здесь гораздо приятнее. Такое спокойствие…
— И никто не мешает убирать тех, у кого вдруг обнаружатся дефекты внешнего вида, — замечает Майк.
Доктор протестующе поднимает руку.
— Они сами кончают с собой. К сожалению, здесь это так… Я воспитываю в них вполне определенное мировоззрение… Так получается, что одна только мысль о внешнем уродстве приводит их в ужас и, обнаружив в себе какой-либо недостаток, они сами уничтожают себя… Но так как, даже несмотря на это, они все равно прекрасны, мы на несколько дней сохраняем их тела… Мои садовники специально выставляют их при входе в усадьбу.
— А ваши опыты идут успешно? — интересуюсь я.
— Боже мой, в последнее время не обошлось без неприятностей… Должен признаться, мои секретари — братья Петросян — доставили мне немало хлопот… Я вдруг обнаружил, что оба занимаются за моей спиной темными делишками. В общем, ничего особенного: снимки моих операций. По-моему, дела у них шли неплохо, но потом у меня начались из-за этого проблемы, и я попросил их прекратить…
— Странная у вас манера просить, — говорит Майк.
— Среди моих людей есть превосходные стрелки, — отвечает Маркус Шутц. — Но, послушайте, Бэйли… Помните, я пригласил вас как-то к себе… Почему вы тогда отказались от дамы, которую я вам предложил? Вы ведь любите женщин, не так ли? Заметьте, у меня лично несколько иные вкусы, но я действительно не понял, что вызвало у вас такое отвращение.
— А я запомнил ваших санитаров, — объясняю я. — Кстати, с одним из них я уже расплатился, но попадись мне только другой…
— Да бросьте, он хороший мальчик, — говорит Шутц. — Послушайте, ну почему вы так предвзято настроены? Вы все это скоро забудете… Идемте лучше выпьем, я угощаю вас обоих…
Мы с Майком обмениваемся ошарашенными взглядами.
— Не надо так удивляться, — говорит Маркус Шутц, — у всех, кто встречается со мной впервые, реакция одинаковая. Я вовсе не похож на того, кем являюсь на самом деле. Скажите-ка, — он поворачивается в мою сторону, — вы не откажетесь погостить у меня несколько дней?… Мне не терпится познакомить вас с одной очаровательной девушкой. И, надеюсь, вы будете менее… воздержанным, чем в первый раз… И если мистер Бокански тоже не против, для него у меня тоже кое-кто найдется. Габариты как раз подходящие…
— Вы, кажется, принимаете меня за хряка, — довольно грубо протестует Майк.
— Что вы, что вы, — возражает Шутц, — не надо таких слов… Просто я люблю красивых людей и стараюсь наделать их побольше. Но мне необходимо разнообразие, а его можно добиться только используя разных базовых производителей… Видите, я с вами вполне искренен. И надеюсь, между нами всегда все будет откровенно… Ваш друг, видимо, прямой человек, — продолжает он, обращаясь ко мне, — он использует такие редкие слова — тоже своего рода откровенность. И это приятно.