Люси тронула Оскэ за плечо.
— Ежик, как думаешь, тот коп не соврал про акул?
— По ходу, не соврал. Если кидать в море мясо с кровью, то акулы учуют и пойдут за кораблем, как привязанные. Биологический факт.
— Штурмовики, — лаконично сообщила Флер, показывая пальцем куда-то на запад.
В небе возникли три серо-зеленых пятнышка. Через мгновение это уже были силуэты, похожие на фантастических гигантских шмелей. Они ровной цепочкой ушли в пике в полумиле от «Семасу», от их брюшек оторвались большие цилиндрические предметы, пролетели по геометрически-идеальным дугам и обрушились на корабль. Было видно, насколько легко они пробили надстройку и проломили палубу… Из дыр показалось разгорающееся пламя. Оно казалось, в начале, тусклым, но быстро набрало яркость и выплеснулось вверх, как оранжевый гейзер. Тяжелый шлейф дыма сносило на юг, а надводная часть корабля уже оседала от жара. На краях бортов появились пурпурные пятна, послышался звук, будто лопнула огромная басовая струна, корабль вздрогнул и начал резко уходить кормой в воду, одновременно заваливаясь на бок. Вокруг него, с шипением поднялись облака грязно-белого пара, а когда рассеялись — на поверхности океана остались лишь несколько небольших лениво вращающихся водоворотов.
В круге безопасности, тем временем, появились спасательные плакботы, похожие на стофутовые овальные тазики. Каждый из них выдвинул стрелы-лебедки с сетками на конце троса, вылавливая из воды бултыхающихся людей. В последнюю очередь, как полагается, сняли людей с надувной лодки. Все. Операция завершилась.
— Домой, — негромко сказал Оскэ.
— Ага, — как-то потерянно отозвалась Флер.
Флайка описала широкий полукруг и развернулась на северо-восток. На пару минуту наступило молчание. Всем было как-то не по себе от этого массового шоу.
— Почему все так херово? — спросила Люси, — Я думала, это как-то иначе…
Оскэ снова полез за сигаретами и, прикуривая, пробурчал:
— А как еще?
— Ну, например, этих арестовать и на депорт, а корыто — конфисковать и на аукцион.
— Кто купит корыто из-под китобоя? — возразила Флер.
— Ну… Можно найти уродов, которым это не важно.
— Вот-вот. Давай выпустим побольше уродов в наш океан, а то без них скучно.
— Ладно, допустим, не аукцион. Но зачем вот так…?
— Да, некрасиво получилось…
— Девчонки, хотите позитивных эмоций? — перебил Оскэ, — Гляньте вот туда.
Он показал вправо-вниз. Там низко над водой летел треугольник, развернутый одной стороной вперед. Над центром треугольника зачем-то была узкая двускатная крыша.
— Прикольная сикорака, — оценила Флер, — это она взлетает или приводняется?
— Это она скользит, — ответил он, — Помните, на ДР тети Чубби был флейм про скрин-глайдеры, а я рисовал схему Липпиша? Так вот это она. Но без хвоста и с вот этим…
Оскэ на секунду отпустил штурвал и изобразил ладонями двускатную инсталляцию.
— Ежик, а давай ты притрешься поближе к этой штуке, — предложила Люси.
— Я, конечно, могу и так, но, мне кажется, лучше познакомиться с пилотом. Если он правильный канак, то даст посмотреть. Интересно же…
Флер кивнула и постучала пальцем по экрану ноутбука.
— Я вижу локальную сеть этой сикораки. Такая же, как и у нас. Я кину месседж, ага?
= Aloha! Мы летим слева. Смотрим на твой дивайс. Прикольный!
= Iaora oe! Вижу вас. Тоже прикольная машинка. Вы кто/откуда?
= Я Флер с Футуна. Пилот — Оскэ с Олосенга, мой hoakane. И Люси, моя сестра.
= А я Хаген с Ротума. Почти соседи. А сестра симпатичная?
Флер повернулась к Люси.
— Парень спрашивает, ты симпатичная?
— Дай сюда ноут, — ответила та и, завладев средством коммуникации, написала:
= Hi! Это Люси. Пингвины в Антарктиде, с которыми я make-love последние 50 лет находили меня сексуальной. Но мы расстались из-за климата. Мне так не хватает их нежных клювов. Мужчины-люди грубее и ничего не понимают в женской красоте.
= Я тебя хорошо понимаю! После секса с морской коровой, женщины homo sapiens вызывают у меня только недоумение. Не за что подержаться.
= Не надо об этом, или я зарыдаю. А можно посмотреть поближе твой самокат?
= Фишка на фишку. Я покажу свой, а вы — свой. ОК?
= ОК. Где встречаемся?
= У меня на Ротума. Это на норд-вест-норд отсюда.
= ОК. А где конкретно?
= Треть мили к северу от северо-западного берега Ротума — два островка. Мой тот, который чуть меньше и ближе к берегу. Называется Хауаити. С запада бухта, 50 м шириной. Лэндитесь. Я дойду за час, а вы долетите быстрее.
= ОК. Отбой.
= До встречи. Отбой.
* * *Островок Хауаити оказался торчащим из моря холмиком неправильной формы, а его площадь, на глаз, была четверть гектара. В основном его покрывали пышные заросли карликового пандануса, а на южной стороне присутствовало кубическое строение лилового цвета, с несколькими окнами причудливой формы. Плоская крыша строения была вровень с вершиной холма, а над ней возвышалась блестящая 5-метровая воронка водоконденсатора и мачта с пропеллером ветряка. Так выглядел fare Хагена с воды из западной бухты островка. Краткое наблюдение с воздуха, перед посадкой позволяло утверждать, во-первых — что строение действительно кубическое, во-вторых — что с востока есть вторая, совсем крохотная бухточка, под живописным обрывом. Что касается оформления западной бухты (куда приводнилась растопырка), то здесь был короткий пирс из дюралевой решетки и типовой полуцилиндрический ангар на сваях.
— Прикольно устроился этот Хаген, — заключил Оскэ.
— Не перетрудился с благоустройством территории, — уточнила Флер.
Люси кивнула и иронично добавила:
— Папа сделал бы холм террасами и посадил виноград, но у этого парня другой стиль.
Оскэ многозначительно поднял палец к небу.
— О! Стиль — это правильно. У меня тоже похожий стиль, верно, Флер?
— Вообще-то, Ежик, тебе просто лень, но, если хочешь, давай считать это стилем. Да здравствует позитивная лень, двигатель прогресса, стиль постиндастриала и символ информационной эры. Круто я завернула, ага?
Послышалось негромкое, почти мелодичное стрекотание пропеллера, и в бухту, как мираж, скользнула сикорака. Ее непринужденное движение над поверхностью воды, действительно наводило на мысли об оптическом обмане. Впрочем, она почти сразу шлепнулась на воду и подошла к пирсу, как нормальная, грубо-материальная лодка. Причалила она с удивительной точностью, и в тот момент, когда ее борт (а точнее — короткое крыло) коснулся пирса, из кабины одним очень экономичным движением выскочил светло-бронзовокожий креол на вид — около 25 лет, среднего роста и очень необычного телосложения. Казалось, он собран из кусков разных людей. По-детски округлое лицо не подходило к худощавому телу, узкие плечи — к жилистым сильным рукам и ногам, а темно-карие глаза — к золотисто-соломенной щетке прямых волос.
— Aloha foa! — сказал он, — Welcome a fare-te-Hagen-Klein. А вы — Оскэ, Флер и Люси? Упасть мне сквозь небо! Люси, классно выглядишь. Это из-за секса с пингвинами, а?
Люси сложила руки перед грудью, и тихим голосом произнесла.
— Ах, Хаген! Как мило услышать комплимент от ценителя морских коров.
— В женщинах homo sapiens я тоже немного разбираюсь. В теории, по книжкам.
— Хаген, — вмешался Оскэ, — А для чего на твоем линкоре такая штука типа крыши?
— А это просто крылья. Они сложены, но если надо лететь, то они раскладываются. Правда, вручную, но это — минутное дело. Я тебе потом покажу.
— Ни фига себе… Так эта сикорака еще и летает…
— Хэх… Ты сказала «sikoraka»?
— Ну… Это просто слово для чего-то этакого, непонятно-движущегося.
— Хэх! А я думал, это на языке Ротума. Похоже на «siva ko raka». По-местному это: «девятый учебный юнит». Я и удивился, почему вдруг девятый? Он один такой.
— Самоделка? — спросила Люси.
— Ага. Я еще в колледже сделал маленький дрон по такой схеме — из интереса. А эту сикораку я слепил от нечего делать, когда сидел на каторге.
Оскэ, сочувственно покивал головой и спросил для ясности.
— За что тебя упаковали, бро?
— Подделка отметок в судовых коносаментах. Я работал в доле с филиппинцами из «Международного католического братства моряков»… Короче, заигрались и слегка подсели. Мне приклеили 2 года вот тут, — Хаген наклонился и похлопал ладонью по грунту, — Саперное дело. Все вокруг было заминировали во время войны за Хартию. Минное ограждение для реактивных батарей, простреливавших акваторию Фиджи и трассу Сидней-Самоа. Ну, типа: враг не пройдет. Потом, еще почти 20 лет руки не доходили, а когда в мэрии подумали: «пора бы это убрать» — как раз, подвернулся я.
— Так ты здесь остался после каторги? — уточнила Люси.
— Ага. Место стало насквозь знакомое и практически родное, по понятной причине, а земля тут дешевая — тоже по понятной причине, и дом уже готовый, не надо строить.
— Так ты здесь остался после каторги? — уточнила Люси.
— Ага. Место стало насквозь знакомое и практически родное, по понятной причине, а земля тут дешевая — тоже по понятной причине, и дом уже готовый, не надо строить.
— Дом, в смысле, бывший форт батареи?
— Какая ты догадливая. У пингвинов научилась?
— А ты у морских коров научился фэлсить коносаменты? — парировала она.
— Один-один, — уважительно согласился Хаген.
Люси Хок-Карпини, 12,5 лет.У нас было не меньше трех причин, чтобы зависнуть у Хагена Клейна. Во-первых, сикорака, это понятно. Во-вторых, реальный ракетный форт времен революции. Это прикольно. И, в-третьих: киты. От той истории с китобоем «Семасу» осталось такое чувство: как в дерьмо ныряли. Надо было это стереть чем-то хорошим на ту же тему.
Сидим мы у Хагена в форте, на крыше, в саду… Ну, не в саду, а в том, что само собой выросло на этой крыше за 20 лет. Называется: «парк в английском стиле»… Пьем из древних кружек со штампом «Rotuman Revolucion Fuego Brigada» легкое домашнее триффидное пиво, и тут Хаген вспоминает про старый плафер на мелководной банке Таеовае, милях в двадцати к северо-западу отсюда. Ядро плафера — несколько тысяч гектаров густой планктонной каши, конечно, окружено плавучей изгородью, но по-любому, что-то расползается, и вокруг кишит планктон и рыба. Киты часто кормятся около разных плаферов, но долго не задерживаются. Слишком много там людей.
Плафер Таеовае — исключение. Клан горбатых китов, кочевавший между Фиджи, Австралией и Аотеароа, прибился к этому плаферу, и тут живут два-три китовых поколения. Вроде бы их несколько сотен, но никто точно не считал. А когда Хаген рассказал, как здешние киты общаются с людьми, то мы сначала не поверили. Это слишком невероятно. В голове не укладывается. А с другой стороны, человек же не предложил верить на слово, а, как правильный канак сказал: «хотите — посмотрим?»
Вообще-то, если смотреть формально, то Хаген не тянет на правильного канака. Ни хозяйства, ни семьи. Даже fare — не fare, а бывший артиллерийский капонир. У Ежика, какой бы он ни был раздолбай, хотя бы, что-то семейно-хозяйственное — in progress, а Хаген, по ходу, вообще от этого абстрагировался. Даже топливный спирт покупает! В углу, у двери — шеренга канистр «Alco-fuel». При такой доходной работе (он дизайнер робото-моторики), деньги на фюэл — это мелочь. Но жить в деревне, иметь четверть гектара земли, и не поставить бродильню с перегонным кубом? Не понимаю!
С другой стороны, субъект не безнадежен. Триффиды, все-таки посадил (хотя, если разобраться, не великий труд: закопал на солнечном склоне, около соленой воды, и собирай 6 урожаев в год). А, кстати, пиво он из них делает классное: не крепкое, не сладкое, не кислое, а ровно то, что надо. Значит, хозяйственная жилка у Хагена есть. Безнадежный в хозяйстве человек не может делать хорошее пиво! Между прочим, и сикорака — тоже показатель. Такие самоделки для хозяйства очень полезная штука…
На парня с такими рабочими параметрами, быстро падает одна, а то и две девчонки, и дальше само собой получается, что семья, дети, и нормальное для канака хозяйство. А здесь, почему-то, не падают. Из-за криминального прошлого? Фигня. Не воровство, не разбой, и не что-нибудь извратное. Снимать в порту стружку с коммерческих грузов — тоже безобразие, но из другой сферы. Кстати, «Международное католическое братство моряков» (оно же — «береговое братство»), гнилого субъекта в долю не возьмет.
Значит, причина в другом. Может, внешность? Странная, ну и что? А кому-то как раз понравится. Характер? Как пишут в P-files на маминой работе: «коммуникабельный, эмпативный, динамичный, с чувством юмора». Что-то такое со здоровьем? Нет, все фигня! Из осмотра деталей интерьера помещений (мой поклон авторам инструкций с маминого компа), видно: разные женщины в доме появляются — и исчезают, оставляя мелкие следы своего недолгого пребывания. Одна такая исчезла несколько дней назад, оставив трогательную записку: «Хаг! С тобой было здорово! Прощай! Удачи тебе!».
Откуда я знаю про записку? От неаккуратно протертого зеркала в ванной. Женщины иногда юзают всякий крем, губную помаду и краску для body-art не по назначению, и следы еще долго видны через люмо-тестер, который есть в обычном мобайле.
Что же, все-таки, не так с Хагеном? Мне интересно, и я начинаю прислушиваться к интуитивным сигналам, как рекомендовано в маминых рабочих инструкциях. Хаген вызывает у меня едва заметное беспокойство. Чем? Движениями. Какими именно? Простейшими, казалось бы. Вот, он берет котелок и наполняет водой. Он насыпает в котелок какао. Он ставит котелок на плитку. Он включает электричество. Что не так?
Попробуем аналогии. Первое, что всплывает в голове. Как-то раз Рон и Уфти затеяли дуэль на paint-guns среди кучи пустых картонных ящиков, (Папе привезли на Алофи дивайсы для нового мини-комбайна). Мы с Флер визжали от восторга. Ковбойские фильмы отдыхают — там такого нет! Человек выпрыгивает из укрытия, и его оружие следует за взглядом, а потом сразу выстрел. Бац! Ни одного лишнего движения, все рассчитано и отработано сотни раз. Каждое звено тела работает функционально…
Я наблюдаю, как Хаген прикуривает сигарету. Функционально. Экономично. Это движение отработано сотни раз — и оно всегда точно повторяется, когда Хаген хочет прикурить. Вот так, на всех его бытовых действиях — с котелком, с выключателем, с пакетом какао — лежит печать такой повторяемости. Когда он болтает и оживленно жестикулирует, его движения естественны, но когда он прерывается, чтобы глотнуть какао, рука выполняет точную последовательность операций с чашкой…
Знает ли он про эту свою странность? Понимает ли, как тревожно это выглядит со стороны? Знает ли, почему с ним это происходит (а, действительно — почему)? И любопытно: с сексом у него как с жестами, или как с чашкой? Если второе, то ясно почему такая надпись на зеркале… А что бы я делала на месте этой девушки? Ну, я увидела странность. И что? Уж точно, я бы не струсила и не смылась, как дура…
* * *Трудно сказать, кем являлись с китовой точки зрения люди на плафере и человеческая техника. Скорее всего — какими-то непонятными существами, которые то оказывались маленькими, медлительными, неуклюжими и беззащитными, а то вдруг становились огромными, мощными и стремительными. Но эти существа в любом случае вели себя дружественно, и рядом с ними на китов и китовых детенышей ни разу не нападали ни акулы, ни косатки, а планктона и мелкой рыбы вокруг почему-то всегда оказывалось видимо-невидимо. Возможно, с китовой точки зрения, это свойство чужих — создавать вокруг себя поле безопасности и изобилия пищи — казалась каким-то необъяснимым природным эффектом, но эффектом стабильным и надежным. Эти странные существа оставались для китов чужими и подозрительными, но каждая самка в клане знала, что рядом с ними можно оставить детеныша, и он будет в полной безопасности.
Стоит ли удивляться, что самки подталкивали китят поближе к надувным рафтам, с которых ныряли сотрудники плафера в перерывах, и на которых ездили инспекции периметра. А потом, киты обнаружили, что чужих можно приманивать — и это очень просто: чужих привлекают китовые игры и песни… Это — прагматичное объяснение. Сотрудникам плафера больше нравилось другая версия: китам здесь хорошо, они счастливы и хотят поделиться этим счастьем с людьми…
Так или иначе, здесь полдня не проходило, чтобы какая-нибудь китовая компания не устроила «песни и пляски». Под аккомпанемент басовитого гудения и мелодичного скрипа, огромные бурые тела вылетали вверх на всю свою длину, и шлепались в море, выплескивая целые водопады искрящихся брызг, а затем «бабочки» китовых хвостов поднимались над поверхностью и игриво покачивались из стороны в сторону, будто спрашивая зрителей: «Ну, как? Понравилось? А хотите еще?».
Тем не менее, киты так и не стали ручными. Они совершенно точно пели в расчете на внимание людей, но избегали прямого контакта с ними. Детеныша еще можно было погладить (хотя его мама сразу начинала нервничать и бить грудными плавниками по воде), а подросшие киты — уплывали при любой попытке подойти к ним ближе, чем метров на двадцать. Врожденное недоверие удерживало их от контакта с человеком…
* * *Над водой прозвучал глухой гул или мелодичный рев или мычание на басовой ноте. Казалось, он доносится со всех сторон одновременно. Потом, в паре сотен метров от надувного «Зодиака» над водой поднялся грудной плавник длиной в два человеческих роста и гулко хлопнул по воде. В другой стороне раздалось шипение в вверх взлетел фонтан воды в форме размытой литеры «V». И снова послышалось гулкое мычание.
— Здорово! — воскликнула Флер, — А можно с ними поплавать?
— Ты что? — ответил Оскэ, — Они весят тонн по тридцать. Если такой заденет…