Он определенно видел в ней трагическую героиню, которая желает заставить каждого участвовать в своей постановке. Та Евгения, смешливая и уверенная в себе, которую он знал, куда-то исчезла, а на ее месте оказалась эта угрюмая, подавленная женщина. Глаза ее казались огромными, голос дрожал, и в конце концов она разрыдалась, чем привела его в состояние еще большего раздражения.
– Может, ты вообще уйдешь и оставишь меня одну? – произнесла она сквозь слезы. – От тебя все равно нет никакого толку.
Он едва справился с искушением немедленно уйти из дома, предоставив жене возможность собирать свои слезы в хрустальный бокал.
– Прекрати, Евгения! Это уже становится невыносимым. Неудивительно, что наша дочь плачет по ночам. На мне это отражается тоже далеко не лучшим образом. Думаешь, легко, возвращаясь домой, обсуждать одну и ту же тему? Почему бы тебе не проявить больше такта к своим домашним и дать нам возможность хоть изредка отдыхать от твоих криминальных новостей?
– То есть ты хочешь сказать, что тебе со мной становится трудно?
– Я только хочу, чтобы ты перестала себя жалеть. А еще я не хочу, чтобы ты говорила обо всем, что случилось, окружающим. Чем меньше людей об этом будет знать, тем лучше. Быть может, нам удастся как-нибудь утрясти эту историю?
Евгения так удивилась, что даже перестала плакать.
– Утрясти? Что ты имеешь в виду?
– Ну, я пока не знаю, – сказал он. – Как это говорят? Спустить дело на тормозах.
– Но я говорила с адвокатом. Это невозможно!
– Может, стоит поискать адвоката, для которого это возможно? – хитро прищурил он глаз. – Ради бога, Женя, люди выходят сухими и не из таких передряг! Если вдуматься, то, что ты совершила, – это же такая мелочь! В конце концов, девчонка жива. Еще вопрос, могла ты предотвратить столкновение. Пешеходы тоже бывают виноваты.
– Я не хочу начинать все сначала, – устало проговорила Евгения. – Но, кажется, я говорила тебе о том, что в любом случае оставление человека в беспомощном состоянии образует состав преступления. Даже если бы она сама прыгнула мне под колеса, я обязана была довезти ее до больницы.
– Видно, эта адвокатесса здорово промыла тебе мозги, – заметил он с усмешкой. – Ты даже мысли не допускаешь, что она может заблуждаться.
– Пока что она меня полностью устраивает.
– Может быть, она неплохой адвокат. Не буду спорить, я ее не знаю. Но мне известно, что в делах такого рода бывают полезными связи. Может, твоя Дубровская – отличный теоретик, но она привыкла работать стандартными способами, как девочка-отличница, которая и шагу не ступит, не спросив разрешения. Здесь же нужны изворотливость и напор.
– А у тебя есть какие-то другие предложения? – съехидничала Женька. – Может, ты собираешься дать следователю взятку?
Александр поджал губы:
– Не люблю это слово. Слишком уж отдает уголовщиной. Знаешь, как говорят в народе? Не подмажешь – не поедешь.
Евгения покачала головой. Воистину, за последнее время она узнала о своем муже много нового. Каждый день он преподносил ей сюрпризы, демонстрируя удивительную гибкость своих жизненных принципов.
– Вот что, изворотливый ты мой, – сказала она насмешливо. – Я не для того топала в милицию с повинной, чтобы ты сейчас давал кому-нибудь взятку для прекращения дела.
Он выпрямился. В глазах его блеснула сталь.
– Тогда, совестливая моя, не упрекай меня больше в том, что я не стараюсь облегчить твою участь.
И они, крайне недовольные друг другом, разошлись в разные стороны. Ту ночь Александр провел в гостевой комнате…
На следующий день Евгения позвонила в приемный покой больницы и спросила, как чувствует себя пациентка из пятой палаты.
– А вы почему интересуетесь? – спросил ее женский голос. – Вы ее родственница или знакомая?
Говорить о своих родственных связях не имело смысла, ведь она не знала даже фамилии Машеньки.
– Мы даем информацию только по запросу родственников, – категорически ответила телефонная трубка.
– Но подождите… – Евгения растерялась. – Я… Вы знаете, я видела телевизионный сюжет и была потрясена бездушием водителя, который бросил эту девушку на дороге. Неужели у нее нет никого из родных или близких, кто мог бы оказать ей помощь?
– Представьте себе, никого, – смягчившись, ответила женщина. – И я понимаю ваши чувства. У этого водителя и вправду нет сердца. Но, честно говоря, меня удивляет позиция родственников. Такое впечатление, что бедняжка никому не нужна! Никаких визитов, передач… Я уж не говорю об оплате необходимых медикаментов. Вы же знаете, как сейчас с этим в больнице.
– Знаю, потому и звоню вам. Я хотела бы оказать помощь девушке. Для меня это не составит труда. Может, вы мне скажете, в чем она нуждается?
– О… – Женщина явно была удивлена. – Это так неожиданно! Давайте я переговорю с врачом, а потом сообщу вам. Или хотите, вы можете сами все это узнать, а заодно и поговорить с больной. Я думаю, она вам будет благодарна.
– А что, ее состояние улучшилось? Она может общаться? – Сердце Евгении заколотилось сильнее.
– Ее состояние можно назвать удовлетворительным, и я не думаю, что мы ее долго у себя продержим. Проблема лишь в том, что после перенесенных травм у нее есть определенные проблемы с памятью.
– Она потеряла память?
– Нет. Так сказать нельзя, – помедлила с ответом женщина. – Что-то она помнит. Довольно связно рассказывает о себе и своей семье, но некоторые моменты вызывают у нее затруднения. Словно кто-то стер их ластиком.
– Но у нее все будет нормально? Что говорят врачи?
– Прогноз благоприятный. Они говорят, что она еще легко отделалась, точно родилась в рубашке. Вы же знаете, что она несколько часов пролежала при минусовой температуре на дороге, пока ее не обнаружили! Удивительно, но у нее не было признаков обморожения. Так, несколько переломов, ушибы, в том числе сотрясение мозга. Но у нее молодой сильный организм, который помогает ей лучше любого врача. Возможно, она подавлена, чувствует себя одинокой, брошенной. Но мы не оказываем психологическую помощь. Конечно, подходим, интересуемся ее состоянием. Но хорошо бы, у нее появились друзья. Замечательно, что вы позвонили! Может, навестите ее?
– Нет. Не сейчас, – произнесла Евгения, стараясь, чтобы ее голос не прозвучал испуганно. – Конечно, я к ней приеду. Но позже. А пока я хотела бы помочь ей тем, чем могу. Так когда мне можно будет перезвонить вам насчет медикаментов?
Вечером того же дня пакет с необходимыми лекарствами, фруктами, а также несколько номеров журнала «София» были переданы на имя Марии…
Глава 10
Как и обещала Дубровская, через неделю следователь пригласил их осмотреть вещи потерпевшей. Правда, Евгения не особенно понимала, зачем это нужно, но адвокат была настойчива, и она подчинилась, правда не без колебаний. В ее памяти еще была свежа картина всеобщего судилища, которое устроили ей тетки в больничной палате. Однако в этот раз процедура заняла гораздо меньше времени и не была такой пугающей, поскольку понятые, приглашенные следователем, были абсолютно равнодушны к происходящему. Это были два мужичка с синими лицами, которые оказались в милиции явно не по своей доброй воле. В воздухе висел стойкий запах перегара.
– Итак, что вы хотите посмотреть? – улыбнулся следователь. Сегодня он находился в превосходном настроении. – Все?
На последнем слове он сделал ударение, явно желая смутить женщин. Евгения представила, как им на обозрение выложат бюстгальтер и трусы Машеньки, и они будут рассматривать их в присутствии этих неопрятных мужчин. Она почувствовала неудобство. Видно, правду говорят, что врачи и юристы – самые большие циники. Адвокат чувство юмора следователя также не оценила.
– Нас интересует верхняя одежда девушки, а конкретно – куртка или пуховик, который был на ней на месте происшествия.
Следователь поднял с пола объемный пакет, сунул туда нос, затем, для достоверности, запустил руку. Перемешав содержимое несколько раз, он поднял глаза.
– Тут ничего нет, – сказал он с несколько глуповатой улыбкой.
– Как ничего нет? – не поняла Дубровская.
– А так, – следователь высыпал содержимое пакета на стол. Прежде чем бомжи успели вытянуть шеи, он ловко убрал обратно нижнее белье, оставив на столе джинсы, легкую кофточку и короткие сапожки. – Вот, как говорится, чем богаты…
Женщины недоуменно рассматривали кучу тряпья, перепачканного грязью с примесью хвои.
– Но тут же нет верхней одежды, – озадаченно проговорила Дубровская. – Нас же интересует именно она.
– Я сам удивляюсь, почему так получилось, но больше у нас ничего нет.
– Но этого просто не может быть! – воскликнула адвокат. – Вы хотите сказать, что эта ваша Машенька находилась в лесу в подобном одеянии?! Зимой?! В джинсах и кофте?! – Она повернулась к Евгении: – Вы точно разглядели, что пострадавшая была в куртке?
– Да, – проговорила Евгения. – Во всяком случае, я могу сказать, что она не была раздета.
Швец была готова к чему угодно, только не к этому. Напрягая свою память, она пыталась вытащить из прошлого отдельные фрагменты, детали, которые ей помогли бы вспомнить, во что была одета пострадавшая. Однако даже сквозь плотную завесу времени, навсегда закрывшую от нее этот день, Евгения могла сказать вполне определенно: никакой девушки в блузке и джинсах, распростертой на снегу, на месте происшествия не было. Перед ее глазами по-прежнему чернело бесформенное человеческое тело.
– При таких обстоятельствах результаты ранее проведенного опознания кажутся мне еще более сомнительными, – заметила адвокат. – Судите сами. В первоначальном протоколе допроса моя подзащитная заявила, что не подходила к телу и затрудняется даже с определением половой принадлежности пострадавшего. Единственным, что она могла вспомнить из его одежды, был пуховик темного цвета с капюшоном. Как видно из вещей, представленных следствием, подобного предмета одежды на месте происшествия найдено не было! Вопрос, который я задавала ранее, становится все более актуальным. Итак, кого вы нам подсунули?
Следователь, сообразив, что какая-то логика в размышлениях адвоката все-таки имеется, взволновался не на шутку.
– Дамы, дамы! – запричитал он. – У меня есть рапорт, из которого следует, что потерпевшая была на самом деле обнаружена без верхней одежды и без документов!
– Куда же это все делось?
– Я полагаю, что потерпевшую ограбили уже после того, как ее сбила машина. Она долгое время пролежала на обочине. Не исключено, что кто-то просто воспользовался ее беспомощным состоянием, умыкнув ее пуховик и сумку. К сожалению, такое иногда случается. Ну, в самом деле, не могла же она быть вдали от населенного пункта без верхней одежды и без сумки? – выдал свою версию следователь.
– А сама она из поселка Клепино? – спросила Евгения.
– Нет. В том-то и дело! Мы провели обход всех домов поселка, опросили жителей, показывали им фотографию девушки, но так ничего не добились. Никто ее не знает. Совершенно ясно, что она не местная.
– Как же она там оказалась? Более чем странное место, если учесть, что до поселка целых пять километров.
Один из мужичков, сидевших до сих пор смирно, вдруг закряхтел:
– А вы не думали, что она, эта ваша девка… Ну, того… Плечевая?
– Чего-о?! – возмутился следователь, поворачиваясь к добровольному помощнику милиции. – Что ты несешь-то?!
– А я что? – пожал плечами понятой. – Может, она проститутка? Тогда все сходится. Понятно тогда, чего она там без пальто околачивалась.
Его приятель тоже проявил признаки пытливого ума.
– Точно, гражданин начальник, – добавил он хриплым и не совсем трезвым голосом. – Завезли ее туда да и бросили. А сумку и куртку отобрали, как водится. Видать, не угодила чем-то…
– Молчите вы, оба! – прикрикнул на них следователь. – Тоже мне, сыщики нашлись! А то без вас тут не разберутся… Не слышали разве? Подозреваемая утверждает, что сбила человека в куртке. А коли этой самой куртки и сумки на месте не оказалось, значит, стащили их позднее, то есть когда девчонка была в отключке. Вот теперь все сходится. А то лезете со своими идеями. Курам на смех! Надышали тут, не продохнуть!
– Сами же нас пригласили… – огрызнулись мужики.
– Ну, да ладно! – махнул рукой следователь, прекращая диспут. – Приступим к осмотру. Итак, что тут у нас? Осматриваются джинсы…
Он надел резиновые перчатки и, брезгливо поморщившись, поддел пальцем заскорузлые от грязи вещи.
– …джинсы фирменные, марки «Д» и «Г». Написано по-английски.
– «Дольче энд Габбана», – поправила Евгения и сразу же об этом пожалела. Следователь посмотрел на нее просто с классовой ненавистью. – Так будет точнее. Ну, для протокола… И скорее всего они не фирменные. Турецкая подделка, только и всего.
– На мне точно такие же! – довольно заметил понятой, хлопая себя по ягодице, обтянутой джинсой. Участники следственного действия увидели знакомый лейбл.
Следователь почувствовал себя обиженным.
– Попрошу оставить свои комментарии при себе и не мешать проводить осмотр… Итак, джинсы женские, темно-синего цвета, на «молнии». С внешней стороны они обильно испачканы серо-черными пятнами, похожими на грязь. Имеются прилипшие к ткани иголки хвойного дерева.
– Ели, – внесла уточнение адвокат. – Это иглы ели.
– Содержимое карманов отсутствует, – продолжил следователь, не выразив защитнику никакой признательности. – На правой штанине, выше уровня колена, имеются два бурых пятна, визуально похожие на кровь…
Евгения вздрогнула. Собираясь утром к следователю, она представляла себе почему-то обильно испачканные кровью вещи потерпевшей и уже заранее чувствовала дурноту. Действительность оказалась намного мягче.
– Осматривается блуза женская фирмы… «Версаче». У защиты будут возражения на этот счет? – со значением поинтересовался он. – Для вас имеет значение, где ее изготовили? Тут написано, что в Италии.
– Значит, точно Турция, – произнесла Евгения. Ей трудно было удержаться от комментария.
Следователь поднял бровь, желая, видимо, ответить резкостью, но, посмотрев на адвоката, передумал. Они обе его утомили.
– Блуза с V-образным вырезом из белого трикотажа, – заговорил он со скоростью пулемета. – Рукав – три четверти. Спереди и по вороту имеется орнамент в виде продольных полос коричневого и золотого цвета. Блуза обильно испачкана грязью и бурыми пятнами, похожими на кровь… Далее – сапоги… Замшевые, коричневого цвета, на меху. Каблук – четыре сантиметра. Фирма-производитель не указана. Обувь испачкана грязью и хвоей. Замка нет.
Он перевел дух.
– Может, защита желает ознакомиться с вещдоками поближе? Если хотите, можете потрогать.
Евгения и адвокат слегка отстранились от грязной кучи вещей. Трогать их не было никакого смысла. Обе женщины отрицательно покачали головами.
– Тогда подпишем протокол…
На работу Евгения вернулась во второй половине дня. Она чувствовала себя виноватой, словно просидела полдня в салоне красоты, вместо того чтобы трудиться вместе с коллегами. Такое положение дел ее не устраивало. Она выпадала из рабочего графика и, находясь под впечатлением визита к следователю, была не способна сосредоточиться на журнале. Ее работа была творческой, она требовала от нее особого состояния духа, полета мысли, желания созидать. А теперь, проведя несколько часов в отделении милиции, она чувствовала, что ее мысли и речь становятся какими-то плоскими, лишаются всякой образности. Она могла бы писать статьи по типу милицейского протокола – «у меня имеется заплетание дара речи», и это было бы совершенной правдой.
Ко всему прочему Евгения не могла отделаться от мысли, что от нее плохо пахнет. Запах табака, перегара, мышей и еще чего-то неопределенного, но такого же неприятного, казалось, намертво пропитал собою ее волосы, кожу. И даже, уже находясь здесь, в редакции, она чувствовала это зловоние и опасалась, что его ощутят другие. Она не могла позволить себе роскошь заехать домой, чтобы принять душ, и поэтому возила с собой в сумочке небольшой флакон духов. Может быть, она слишком щедро ими воспользовалась – подчиненные косились на нее с подозрением.
– Евгения Федоровна, что прикажете делать с фотографиями? – ворвалась в ее кабинет Юлия Красюк.
– С какими фотографиями? – посмотрела на нее Евгения, словно она только что вернулась с Луны.
– С фотографиями любовницы бизнесмена Л., о которых я вам уже говорила, – несколько обвиняющим тоном произнесла Юлия. – Он их брать не желает, а в его окружении говорят, что эту девицу он уже бросил. Поговаривают даже, что она ему изменила и он выбросил ее на улицу в чем мать родила.
– Не загружай меня пустяками, – разозлилась Евгения. – Если хочешь, обклей ими стены у себя в доме.
Юлии не понравилась резкость начальницы, и она вылетела из кабинета как пробка. Швец уже кляла себя за свою раздражительность. Мало того, что она отсутствовала на рабочем месте, так еще позволила себе грубо говорить с сотрудницей. Красюк была известная сплетница и не брала на себя труд держать рот на замке. Стало быть, сейчас вся редакция узнает о том, что их главный редактор зла, как ведьма. Начнут гадать, в чем причина, и выяснится немало интересного. Например, то, что шефиня совсем слетела с катушек после того, как ее машину забодал олень. Видимо, на нервной почве она захворала какой-то странной, вялотекущей болезнью и стала появляться на работе лишь время от времени, переложив весь груз ответственности на Сбродова. Евгения не знала точно, но могла предположить, что тот уже сообщил коллективу о своих особых полномочиях.
Чтобы успокоиться, она начала просматривать материалы юбилейного выпуска. В нем должна была появиться большая статья главного редактора. Пока что она состояла из разрозненных заметок, в которых были намечены основные идеи. Взяв в руки карандаш, Евгения попыталась свести в одно целое куски своего обращения к читателям. Промаявшись с полчаса, она с досадой отодвинула от себя лист. Фразы получались неуклюжими, словно вырубленными топором, а идеи – затхлыми, словно бы списанными из учебников по литературе. Вдохновение упорхнуло от нее сквозь открытое окно, а в голове заезженной пластинкой крутились обрывки фраз: «Осматриваются джинсы женские фирмы «Д» и «Г»», «сапоги женские замшевые, на меху», «блуза женская с обильными пятнами крови».