– Мы оба были слишком заняты, – пробормотал он, вставая с дивана. – Уже поздно. Иди спать…
Глава 11
На следующий день к больнице она подъехала со смешанным чувством радостного ожидания и страха. Больше всего Евгения боялась того, как встретят ее горластые пациентки, да и та суровая санитарка в грязном халате внушала ей ужас. Ведь теперь с ней не было ни следователя, ни адвоката. Она была сама по себе, одинокая и не защищенная от нападок людей, настроенных весьма недоброжелательно по отношению к ней.
Однако сердитая баба в халате встретила ее вполне миролюбиво и даже не стала требовать, чтобы посетительница напялила обязательные бахилы. Евгения спросила себя, знает ли она о передачах или же все дело в том, что карантин по гриппу наконец закончился?
Машенька лежала на кровати, и ее лицо просияло, как только она увидела посетительницу.
– Я же обещала прийти, – смущенно сказала Евгения, оглядываясь и прикидывая, куда лучше положить увесистую сумку с гостинцами.
– Ой, зачем вы так много! – замахала рукой больная. – Нас же здесь кормят.
Чем она, интересно, питалась до сих пор, если считала, что им в больнице дают нормальную еду?
– Тут все домашнее, – сказала Евгения, открывая сумку. – Пирожки, в банке пельмени, уже заправленные маслом. Фрукты, витамины. Опять же, журналы. Вы любите читать?
– Люблю. Только до этого времени я не могла позволить себе их покупать, – призналась девушка. – Они стоят слишком дорого.
Сегодня она выглядела намного лучше. Мертвенная бледность уже ушла с ее лица, и щеки приобрели вполне естественный цвет. Евгения отметила про себя, что девушка красива. Похоже, светлые волосы, которые она заплела в косу, были натурального оттенка. Густые, блестящие, они напоминали спелую пшеницу, позолоченную солнцем. Евгения спрашивала себя, как ей удается содержать их в таком состоянии в условиях больницы? Глаза Машеньки были синими, с очень эффектным разрезом, как у русалки. У Женьки сжалось сердце при мысли о том, какую красоту она могла погубить.
На второй кровати уже лежала новая пациентка, и Женя растерялась, не зная, куда ей присесть.
– Садитесь сюда, – пригласила ее Машенька, показывая на краешек своей кровати. Она подвинулась, освобождая место.
– Как ваше самочувствие? – спросила Женька. Чем интересоваться у больного, если не состоянием его здоровья? Ее фантазия, похоже, иссякла, поскольку другие темы для беседы просто не шли ей в голову.
– Неплохо. Я уже нормально сижу, хожу по коридору, не опираясь на стенку. Правда, я быстро устаю, но доктор сказал, что это пройдет.
– Если для этого нужны лекарства…
– Нет-нет. Вы уже все передали. Поэтому я и иду на поправку.
Судя по всему, Машенька и впрямь была ангелом. Быть может, в темном лесу она оказалась потому, что ее в этот момент спустили с небес, выдав ей джинсы и сапоги и совершенно забыв о верхней одежде?
– А как у вас дела? – спросила она. – Надеюсь, у вас не будет из-за меня неприятностей?
У Евгении от этих слов едва не начался нервный тик. Это у Машеньки из-за ее головотяпства были неприятности. Да еще какие! Она едва не отдала богу душу.
– У меня все в порядке, – проговорила Женька. – Вам не стоит об этом думать. Старайтесь поскорее выздороветь. Если я буду знать, что у вас все хорошо, мне станет намного легче.
– Вам, наверно, интересно, что я делала одна на дороге, да еще и в таком странном месте? – спросила Маша, словно читая мысли Евгении.
– Вообще-то мне это показалось странным, – призналась она. – Но если вам трудно вспоминать, не мучайте себя. Ведь это дела не меняет.
– Я ехала из дома, – пояснила Машенька. – В город, на заработки. Меня согласился подвезти парень из соседнего дома, но по пути он стал вести себя развязно, говорить гнусности. Я сделала ему замечание, но он не унимался. В конце концов, он высадил меня в том месте, сказав, что будет рад, если я там замерзну. Я хотела поймать машину и добраться до города.
– А этот парень… – осторожно спросила Евгения. – Он не отобрал у вас куртку и сумку? Вас нашли без верхней одежды и без документов.
– Конечно, я уезжала из дома не с пустыми руками. При мне была сумка с документами и кое-что из вещей. Но этот мерзавец ничего у меня не отбирал. Он выставил меня на дорогу в том, в чем я до этого и была.
– Странно, куда же делась ваша одежда? Да и как вам сейчас быть, без вещей, без документов?
– Знаю только, что теперь мне обратной дороги нет, – горько сказала Машенька. – Домой я не вернусь…
Это была грустная история девчонки из маленького городка, типичная в своей безысходности.
Машенька росла без отца, в семье, в которой, помимо нее, было еще трое детей. Они перебивались с хлеба на воду, не жалуясь на судьбу, а терпя, как это только могут делать те, кто понимает, что лучше все равно не будет. Отец замерз по пьянке в снегу, когда девочке было двенадцать лет, и с тех пор вся забота о младших братьях и сестре легла на ее детские плечи. Мать надрывалась на трех работах, стремясь свести концы с концами. А Машенька тем временем училась готовить, стирать, зашивать прорехи в одежде. Все их нехитрое хозяйство, по сути, вела она. Она мыла малышей, укладывала их спать, водила их к врачу и в детский сад. Умаявшись, иногда она засыпала прямо на уроке. Излишне говорить, что отличницей она не стала, хотя, как говорили учителя, была не без способностей. Мальчишки за ней не бегали, хотя она была красивее многих девочек. Видимо, их отпугивала ее убогая одежда, скроенная из старых платьев матери.
– Единственным человеком, который относился ко мне тепло, был дядя Жора, наш сосед, – улыбалась Машенька. – У него всегда для меня была конфета в кармане, пряник или яблоко. Он гладил меня по головке, приговаривая: «Ешь, ешь!», а я представляла себе, что он мой отец…
Девочка и вправду надеялась, что когда-нибудь это может случиться. Жора забегал к их матери, запросто, по-соседски, когда нужно было починить кран или прочистить трубу, он оказывался всегда рядом. Да и по годам он был ровесником матери. Так что, как ни верти, лучшего жениха ей было не сыскать. Загвоздка была лишь в одном: дядя Жора был женат. Его жена, злобная, сварливая женщина, пользовалась нелюбовью всех соседей. Она терпеть не могла соседских детей и называла их оборванцами. Мужа она держала в ежовых рукавицах. Так что об их свадьбе с ее матерью не могло быть и речи, во всяком случае, пока несносная баба была жива. А та умирать не торопилась. Ей и на этом свете было у кого кровь попить.
После окончания школы девушка пошла воспитательницей в детский сад. Благо с детьми она обращаться умела. Об институте не могло быть и речи. Сидеть на шее у матери она не хотела. А в садике она была в любом случае сыта и при деле. Домой она приносила остатки еды, и жить им стало немного веселее.
В восемнадцать лет красота ее расцвела пышным цветом. С Машенькой стали заговаривать на улице, пытаясь познакомиться. Но она держала себя строго, помня рассказы матери о том, как некоторые негодяи пользуются доверчивостью молодых девушек. Мать говорила ей, что с ее внешностью, если, конечно, она не будет дурой, можно вполне устроить свою жизнь. На беду, намерения молодых людей по отношению к Маше не были серьезными. Увидев девушку в окружении младших братьев и сестры, они брали ноги в руки и устремлялись прочь.
В то же время у них дома стали появляться новые вещи: телевизор, покрывало на кровать, вкусные продукты в холодильнике. На ее вопросы мать только отнекивалась: «Потом узнаешь!» Машенька уже решила, что та собралась замуж, но никаких новых мужчин в их доме не появлялось. Разве только дядя Жора стал забегать к ним чаще, чем обычно.
И вот день Х настал. Краснея и смущаясь, мать позвала ее в кухню, где, налив девушке чай, завела длинный разговор о том, что ей необходимо устроить свою жизнь. Машенька не понимала, о чьей жизни идет речь, пока из-за двери не появился пунцовый дядя Жора.
– Ты выходишь замуж? – спросила она, глядя на мать.
Но та ей ответила, что дело вовсе не в ней.
– Это ты, – сказала она, замявшись. – Не то что ты выходишь замуж, но твоя жизнь должна измениться…
Дядя Жора при этом как-то странно потел и не сводил с нее пристального взгляда.
– Георгия ты знаешь давно, – продолжала мать. – Он всегда относился к тебе по-особенному, как отец. Он любит тебя и готов тебя баловать, чем только ты пожелаешь…
Жора согласно закивал головой и поднял над головой пакет:
– Тут я принес тебе кое-что из одежды. Джинсы, кофточку… Продавец сказала, что молодежь такое любит.
Машенька непонимающе смотрела то на мать, то на соседа.
– Мне предлагают выйти замуж? – наконец спросила она.
Мать только всплеснула руками:
– Ну, ты же знаешь, что Георгий женат! Его жена сейчас как раз уехала по путевке в санаторий.
– Тогда я не понимаю… – пролепетала девушка.
Мать и Жора переглянулись между собой.
– Что тут не понимать! – возмутилась родительница. – Георгий Иванович приглашает тебя за город. На несколько дней. Поезжай, я как-нибудь без тебя управлюсь. Да будь с ним сговорчива! Сама знаешь, он человек хороший. Такого грех обижать.
Машенька не верила своим ушам. Значит, именно так мать решила ее «пристроить» в этой жизни?! Сунуть соседу под бок, пока его жена в отъезде!
– Я должна буду с ним спать? – прямо спросила она.
Мать только вздохнула, а дядя Жора задышал как паровоз. Казалось, его сейчас хватит удар.
– Тебе двадцать два года, дылда, – сказала мать с досадой. – Неужели не знаешь, чем взрослые люди занимаются? Чай, от тебя не убудет!
– Ну зачем вы так грубо, Валентина Васильевна? – запричитал сосед. – Я же просил вас поговорить с девочкой нежно, деликатно… Уж мы бы с ней разобрались, чем заняться, оказавшись вдвоем в одном домике.
– Я никуда с вами не поеду, – сказала Машенька мертвым голосом.
– Повтори-ка! – нахмурила брови мать.
– Я никуда с ним не поеду!
Мать повернулась к соседу:
– Ступайте к себе, Георгий Иванович. Время еще есть. До электрички все равно еще два часа. Я поговорю с девочкой. Как вы просили, деликатно.
Сосед согласно кивнул головой.
– Я тогда пойду, а пакетик оставлю здесь, – он подмигнул Машеньке. – Когда одумаетесь, примерьте обновки. Я хочу, чтобы вы были великолепны!
Он ушел. Когда за ним закрылась дверь, мать что было силы залепила пощечину дочери.
– Дрянь! Привыкла только о себе думать!
Машенька пыталась вразумить рассерженную родительницу, говоря, что Георгия Ивановича она не любит, что он ей в отцы годится, но мать была настроена решительно.
– Какой тебе еще любви надобно? Вон, мужик и телевизор принес, и покрывало на кровать. Одежду тебе купил. С зарплаты обещал пылесос приобрести! Деньжат мне подкидывал! Да ты с ним как у Христа за пазухой будешь! Содержание он тебе назначит. А скоро он начальником цеха станет!
– Все равно не буду я с ним… Не хочу! Не мил он мне!
Поняв, откуда брались у них в холодильнике в последнее время окорок и ветчина, Машенька почувствовала тошноту. Еще хуже ей становилось, как только представляла она себе руки соседа, ползающие по ее телу.
– Значит, и не дочь ты мне вовсе! – кричала мать. – Ступай к себе. Если за час не одумаешься, выставлю на улицу!
Она толкнула дочь в маленькую комнату. Следом за ней полетел пакет с вещами. Машенька осталась наедине со своими горькими мыслями. Через час она должна была направиться с дядей Жорой на вокзал или же… Разве у нее был выбор? Вздохнув, девушка забрала из комода свои документы, вынула из тайника небольшую сумму денег, которую она откладывала на покупку новых сапог. Затем, действуя медленно, как во сне, она сняла свою убогую одежонку и надела обновки из пакета. Все оказалось впору, точно сосед заранее снял с нее мерки. Из зеркала на нее смотрела незнакомка с большими испуганными глазами.
Когда она появилась на пороге комнаты, мать удовлетворенно кивнула головой.
– Одумалась, значит? – И, словно прося у дочери прощения, она тихо произнесла: – Это же все только для твоей пользы, дочка. Потом ты меня поймешь.
Она перекрестила Машеньку и подала ей старый пуховик с капюшоном, который никак не вязался с ее новой одеждой.
– Не горюй, – приободрила она ее слабой улыбкой. – Если понравишься Георгию Ивановичу, он тебе новый купит. А если повезет, то и вообще шубу справит. Станешь ты у меня, как боярыня, модная да красивая! А там, глядишь, кто-то молодой на тебя и клюнет. Не всю же жизнь ты с этим трухлявым пнем будешь спать!
Прогноз звучал многообещающе, и Машенька обняла мать. Так они и расстались на пороге. Было решено, в целях конспирации, встретиться с дядей Жорой на вокзале. Ведь их могли засечь бдительные соседи. В случае разоблачения не поздоровилось бы и матери.
Машенька свернула за угол дома и нарвалась на своего знакомого парня, который давно пытался за ней приударить. Достоинств у Миши ровным счетом не было никаких, за исключением старых «Жигулей». Он, не торгуясь, вызвался довезти Машеньку до города…
Странно, но девушка не винила мать, полагая, что та действовала ради ее блага. Направляясь в город, Машенька решила найти работу.
– Кем же вы собирались устроиться? – с недоумением спросила Евгения. – Без образования найти работу сложно, а ведь надо еще где-то жить, чем-то питаться?
На ее взгляд, это была чистой воды авантюра, хотя она понимала, что особого выбора у девушки не было. В самом деле, не спать же ей с «прекрасным принцем» дядей Жорой!
– Я думала пойти в гувернантки или домработницы, – объяснила Машенька. – А что? Я многое умею. Слышала, что найти хорошую прислугу в городе – это целая проблема.
Евгения вздохнула. Что верно, то верно. Несмотря на обилие агентств, предлагающих квалифицированных нянь, сиделок, домработниц и поваров, найти подходящего человека было непросто. Волны безработицы выгнали на улицы отряды граждан, ищущих работу в богатых семьях и искренне считающих, что на этом можно поживиться. Ведь обеспеченные люди, по их мнению, гребли дармовые деньги совковой лопатой. А известно, что «взять у богатого немножко – это не грабеж, а только дележка». Вот и нанимались на работу криворукие повара да бестолковые домработницы. Эка невидаль – детей воспитывать! Так появлялись в домах гувернантки, ничего не смыслящие в педагогике и считающие ремень лучшим инструментом в воспитании маленьких барчуков.
– Я собиралась устроиться на работу и высылать часть денег матери, – говорила между тем Машенька. – Братьев и сестру поднимать нужно. Да и не хотела я, чтобы другой такой дядя Жора к моей сестре пристроился. Ведь у нее может не хватить решимости убежать. Что тогда с ней будет?
Они замолчали, думая каждая о своем. Евгения спрашивала себя – зачем злодейка-судьба бросила ей под колеса эту девочку, бежавшую из родного дома? Может, в этом был какой-то глубокий смысл, который она пока не может постичь? Парень высадил ее аккурат в том месте, где у нее занесло машину. Случись это десятком метров дальше или ближе, им не суждено было встретиться и узнать друг друга.
…Александру было немного не по себе, когда он перешагнул порог адвокатского кабинета. А чувство неуверенности рождало в нем стремление не обороняться, а нападать. Хотя в облике Дубровской, очаровательной молодой женщины-адвоката, не было ничего воинственного. Напротив, она приветливо улыбалась ему, предлагая присесть. О своем желании встретиться он сообщил ей заранее, по телефону. Теперь она, должно быть, гадала, что привело к ней этого сурового мужчину с крайне озабоченным выражением лица.
Он сел в предложенное кресло, быстрым взглядом окинул помещение и убедился, что, по всей видимости, вкус у адвоката есть. У нее было очень уютно. Несмотря на то что руку к оформлению кабинета, очевидно, приложила женщина, здесь не было так раздражающих его иногда дамских безделушек в виде плюшевых мишек, разного рода семейных фотографий в рамочках сердечками, обилия цветочных горшков. Все отвечало деловому предназначению этого места: сдержанного тона окраска стен, великолепные постеры с видами британской столицы, письменный стол с красивым кожаным набором для канцелярских принадлежностей, стол для переговоров, где одновременно могли разместиться еще два собеседника. О том, что хозяйка всего этого великолепия занимается юриспруденцией, напоминали лишь пестрые корешки книг: кодексов, комментариев к основным законам, сборников судебной практики. Там же, за стеклом, скромно стояла почетная грамота, в которой значилось, что Дубровская награждается за высокий профессионализм в защите прав и интересов граждан.
Сама хозяйка офиса на звание профессионала, если судить по ее внешнему виду, едва тянула. Она была молода и симпатична, а эти качества не часто уживаются с острым умом и богатым опытом. Однако Александр не особо верил стереотипам. К тому же он считал себя человеком наблюдательным. Вот и сейчас он обратил внимание на дорогой кожаный портфель адвоката, на ее деловой костюм без всяких излишеств и строгую прическу. Все это говорило о том, что Елизавета Германовна – женщина серьезная, нацеленная на карьеру и искренне полагающая, что молодой возраст для адвоката – скорее недостаток, чем достоинство. Швец не мог не признать, что распущенные волосы, которых у нее была целая грива, пошли бы ей куда больше, чем этот вдовий пучок на затылке. А стройные ноги адвоката заслуживали лучшего, чем просто быть спрятанными под прямой юбкой-«карандашом».
Закончив исследование помещения и личности самого адвоката, Александр наконец решил, что настала пора им познакомиться поближе.
– Как вы понимаете, я – супруг Евгении Швец, дело которой вы ведете, – начал он, предпочитая логичное начало разговора.
Дубровская кивнула головой, демонстрируя свою осведомленность в этом вопросе. Он представлялся ей еще по телефону.