– Нет такой! – засмеялась я. – Есть финиковая пальма.
– А тут написано, что есть, – уперлась она. – Впрочем, какая разница – финиковая пальма или пальчиковая фига? Главное, что из ее спелых плодов производится поразительно эффективный препарат, замечательно уравновешивающий мысли и чувства, приводя человека с расстроенными нервами в наилучшее расположение духа.
– Не наркотик? – с подозрением спросила я, всматриваясь в бессмысленные кретинские физиономии гномов.
– Нет, что ты! Абсолютно безвредная пищевая добавка! – Лизавета замахала руками. – Не имеет никаких противопоказаний.
– А побочные эффекты есть?
– Незначительные, – уклончиво ответила Коробейница. – Ну, легкая дезориентация в пространстве и времени… Честно говоря, с часами враз дружить перестанешь, минуты считать разучишься, с «Пофигином» день да ночь – сутки прочь, мелочи не волнуют.
– Сколько стоит? – спросила я.
– Тебе первый флакон даром отдам, а придешь за вторым – тогда возьму деньги за оба, – предложила Лизавета.
– Идет.
Я сунула пузырек в карман и вернулась в редакторскую.
– Где ты бродишь? – сердито спросил Вадик, распластавшийся на диване. – Я тебя жду, жду с…
– С комфортом, – закончила я за него. – Что, пора за работу?
– Пора, брат, пора! – возвестил Вадик, откровенно неохотно принимая вертикальное положение. – Туда, где за тучей белеет гора!
– Гора денег, заплаченных кандидатами в депутаты за рекламное обслуживание? – предположила я.
Вадику понравилась моя мысль. Я в ответ сказала, что мне нравится его настроение. Тут в редакторскую заглянул Мамай, которому, по его собственному заявлению, ничто в этой жизни не нравилось, и жизнь отвечала ему взаимностью: видите ли, мы с Вадиком непозволительно медлили приступать к выполнению своих обязанностей. По этому поводу Роман Геннадьевич вновь извлек из широких штанин свой любимый хронометр и с крайне озабоченным видом наблюдал кружение секундной стрелки, рискуя перенапрячь приводящие мышцы глаз.
– Как же он мне надоел, проклятый Мамай, басурманская морда! – шепотом причитал Вадик, труся позади меня в студию. – Когда же кончится это издевательство над простым русским тружеником, это трехсотлетнее монголо-татарское иго!
– Скоро кончится, – пообещала я. – Гораздо раньше, чем через триста лет. У меня уже есть кое-какие идеи по этому поводу…
Но обсудить идею нейтрализации надоедливого Мамая мы с напарником не успели. Сначала были слишком заняты записью очередного кандидатского выступления, а потом мне пришлось отлучиться. Лазарчук, который и впрямь точно знал, где и когда меня искать, позвонил на редакционный телефон и настоятельно попросил прибыть к нему в кабинет для беседы.
Мне не очень понравилось, что запланированная капитаном беседа по времени точно совпала с моим обеденным перерывом, – это лишало меня законной трапезы. Я уже приготовилась высказать Сереге свое недовольство, но оказалось, что даже Лазарчуку ничто человеческое не чуждо и беседовать со мной он собрался в располагающей обстановке ближайшего буфета. К тому же организовал приятную компанию: по правую и левую руку от капитана устроились Колян и Моржик.
– Вы все сбежались послушать мой рассказ? – догадалась я. – Друзья мои, любопытство погубило кошку!
– Ничего, если это не ее окорочок лежит в моей тарелке, я не буду сокрушаться по данному поводу! – Мой супруг проявил благодушие, достойное гнома с многолетней лекарственной зависимостью от «Пофигина».
Я опустилась на свободный стул, придвинула свободную тарелку и, ожидая суп, который добрый Колян заказал специально для меня, выдала публике небольшую сенсацию:
– Я только что совершенно случайно узнала, что на совести нашего неверного друга Сергея Трофимова гибель еще одного человека – Вениамина Орлова по прозвищу Веник.
– Это кто такой? – спросил Колян.
– Это тот парень, который насмерть подорвался в среду утром, – Лазарчук ничуть не удивился. – Мы, в отличие от тебя, узнали об этом совершенно не случайно! Взрывное устройство, сработавшее в сумке Орлова, было идентично тому, которое вчера разворотило кафе-стекляшку в «Палаццо». Работа Трофимова, точно.
– А зачем Трофимов его взорвал? Кто он, этот Орлов? – повторил Колян, временно прекратив глодать окорочок сомнительного происхождения. – Я его не знаю!
– Можно подумать, Трофимов убивал только тех, кто тебе знаком! – поддела я.
– Мы пока не знаем, чем Орлов помешал Трофимову, но вскоре обязательно выясним, – заявил Лазарчук.
– Не трудитесь! – сказала я. – Я уже знаю, из-за чего погиб Венька. Выяснила путем дедуктивных размышлений.
Лазарчук фыркнул, как та кошка, окорочок которой предположительно ел Колян. Я не обратила внимания на эту демонстрацию и спросила мужа:
– Помнишь, наша соседка Матрена искала порты?
– Офигеновна! – обрадовался Колян. – Потрясающая женщина, как такую можно забыть!
– У нашей соседки Матрены Афиногеновны пропали с веревки розовые трикотажные портки с начесом, – объяснила я ничего не понимающим Сереге и Моржику. – Подштанники висели в одном ряду с вещичками Масяньки, поэтому Венька решил, что порты принадлежат мне, и украл их.
– Кыся! Хотел бы я посмотреть на тебя в розовых трикотажных портах с начесом! – заблестел глазами Колян.
Чувствовалось, что основательное ночное прощупывание не истощило его творческий потенциал.
– А этот Венька, он тоже хотел посмотреть на тебя в розовых портах? Или, наоборот, без портов? Зачем он их украл? – озадачился Моржик.
– Чтобы принудить меня согласиться на ведение программы с бэккорректоршей, – уверенно ответила я.
Тут мне принесли суп, и я с аппетитом принялась за него. Мужики некоторое время помалкивали, уважая мой аппетит, но потом не выдержали и потребовали объяснить им все по-человечески.
– По-человечески не получится, – ответила я, облизнув ложку и положив ее в пустую тарелку. – Нормальному человеку такого не понять!
– Считай, что мы условно ненормальные, – предложил Лазарчук.
– История на самом деле дурацкая, я бы сказала – трагикомическая, – продолжила я, с любезного разрешения капитана записав его в идиоты. – Есть у нас в городе такая предприимчивая дама, которая называет себя биокармоэнергокорректором.
– Ого! – сказал Моржик.
– Мои коллеги попросту называют ее бэккорректором. Что такое эта самая биокармоэнергокоррекция, не знает никто. По-моему, дикая смесь шаманства, астрологии и доморощенного психоанализа. Бэккорректорша нуждается в рекламе, поэтому спит и видит себя постоянной гостьей моей телевизионной программы. У нее хороший рейтинг, и зрители мне верят.
– Не позорься ты, Кыся, с корректоршей! – скривился Колян. – Шаманы – это не твой формат!
– Не хочу позориться, – кивнула я. – Потому и отказываюсь от этой сомнительной чести, хотя наш главный редактор Роман Геннадьевич прессует меня, как дорожный каток, уже два месяца. То есть два месяца он меня прессовал, а с неделю назад перестал и вроде как ожидает, что я вот-вот сама, по доброй воле, попрошусь в эфир с корректоршей. Теперь-то я понимаю, в чем тут дело! Наш хитромудрый шеф предложил клиенту самостоятельно решить вопрос со строптивой ведущей неофициальным путем. Вот корректорша со своим верным помощничком Веником Орловым и решили повлиять на меня собственными силами и оригинальными методами.
– Денег предложили? – с надеждой предположил Колян.
– Если бы! Впрочем, это был бы не оригинальный метод, – рассудила я. – Нет, они попытались войти со мной в ментальный контакт.
– Ментальный – это от слова «мент»? – с подозрением спросил Лазарчук.
– От слова «ментальность»! Или не ментальный, а астральный, инфернальный, космический контакт – не знаю, я в бэккорректорских штучках не спец. В общем, эти деятели решили установить со мной незримую связь, чтобы потом дергать меня за ниточки, как марионетку. Для этого Венька старался раздобыть побольше моих личных вещей. Видимо, по идее авторов проекта, предметы, с которыми я непосредственно контактировала, должны были способствовать созданию у затейников моего образа вроде куклы-прототипа, которую мастерят в подобных случаях колдуны диких племен.
– Абсолютно ненаучный эксперимент! – авторитетно сказал Колян.
– Но было бы интересно посмотреть на его результаты, – добавил Моржик.
– Мне тоже, – согласилась я. – Тем более что Венька по ошибке наворовал чужих вещей! Не знаю, какая кукла получилась бы из подштанников Матрены Набалдашкиной, Женькиной кружки со спирохетами, Дашкиного лака для волос и костяного брелочка Любови Андреевны! Определенно, это был бы собирательный образ.
– А твоего в этом наборе ничего не было? – спросил Лазарчук.
– А твоего в этом наборе ничего не было? – спросил Лазарчук.
Коротким кивком я поблагодарила его за своевременный вопрос и ответила:
– К сожалению, было. Коробочка с блеском для обуви!
– Ага! – многозначительно сказал капитан.
– Ага, – подтвердила я и посмотрела на мужа. – Для тех, кто не в курсе: взрывное устройство, которое отправило на тот свет Веньку Орлова, помещалось в этой самой коробочке с обувным кремом!
Колян поперхнулся пивом.
– Прости, Ленчик, я не понял, – извинился Моржик. – Так с чем же все-таки была эта твоя коробочка – с кремом или с бомбой?
– Моя-то была с кремом. Помнишь, когда мы отдыхали в пансионате, я то и дело доставала ее из сумки, чтобы натереть Масянькины туфли? Он без устали пачкал башмаки пылью и сбивал им носы, а мне хотелось, чтобы ребенок выглядел достойно, раз уж мы оказались в приличном месте.
– Я видел! – обрадовался Колян. – Это была такая небольшая продолговатая коробочка со скругленными углами, да? С блестящим черным тараканом на этикетке.
– Не с тараканом, а со скарабеем, впрочем, это неважно. Важно то, что Трофимов, который провел вечер субботы с нами, тоже видел, что я таскаю в сумке сапожный блеск.
– Его можно купить в любом супермаркете и даже в киоске Роспечати, – задумчиво сказал Лазарчук.
– Трофимов и купил, – я подхватила его мысль на лету и развила ее. – Во вторник, когда Ирка позвала нас всех на собачьи крестины, я разговаривала с Трофимовым по телефону и имела глупость ляпнуть лишнее. Или же это Ирка имела глупость…
– Обе вы ее имеете, – пробурчал капитан.
– Не перебивай, а то я потеряю нить. Поговорив с нами по телефону, Трофимов вдруг обнаружил, что мы с Иркой – крайне нежелательные для него свидетели…
– Свидетели чего? – влез Колян.
– Не перебивай! Свидетели того, что у него нет алиби.
Муж снова открыл рот, но я рыкнула:
– Не пер-ребивай, сказала! Дай договорить! В общем, Трофимову внезапно и сильно захотелось нас с подружкой убить.
– О, как я его понимаю! – закатил глаза Лазарчук. – Вечно вы лезете куда не надо!
– Ленчик, а куда вы залезли на этот раз? – с легким укором поинтересовался Моржик.
– В соседний, двадцать четвертый, номер отеля. Давайте об этом я расскажу позже? – попросила я. – Сейчас вернемся к обувному крему. Когда я встретила Трофимова в запруженном толпой холле офисного здания, он подменил мою коробочку точно такой же, только не с кремом, а со взрывчаткой. Возможность пошарить в моей сумке у него была – к выходу сквозь толчею мы проталкивались паровозиком, и я шла первой.
Я немного помолчала, а потом сказала:
– Не было бы счастья, да несчастье помогло: в тот вечер мне пришлось срочно вернуться на работу, а там Веник Орлов утащил из моей сумки бомбу в коробочке.
– Дальше все ясно, – сказал Лазарчук.
– Дальше – да, а что было раньше? – Колян еще не удовлетворил свое любопытство. – Из-за чего вообще весь сыр-бор, Кыся, почему Трофимов так взъелся на вас с Иркой?
– Мы знали, что в ночь с субботы на воскресенье его не было в гостиничном номере, а ведь именно на телефонных звонках оттуда строилось его алиби.
И я рассказала благодарной публике все, что мне удалось выяснить о гибели Лилианы Марусенко, угоне «Нексии» и роли Павла Маврина, а также о том, каким образом, по моему мнению, Трофимов обеспечил себе алиби.
Коляна хитрость с подмененным телефонным аппаратом искренне восхитила.
– Как просто и вместе с тем эффективно! – удивился он. – Я бы на месте Трофимова привез с собой ноутбук, чтобы войти в компьютерную сеть отеля и сделать звонок с переадресовкой на телефон в номере через Интернет… Но это был бы гораздо более громозкий способ.
– Надеюсь, дорогой, что ты никогда не окажешься на месте Трофимова, потому что не станешь никого убивать, – сказала я.
– Не уверен, – Колян сделался серьезен. – Честно говоря, мне очень хочется убить этого самого Трофимова. За то, что он пытался сжить со свету тебя, я с удовольствием свернул бы ему шею!
Упоминание о свернутой шее заставило активизироваться Моржика.
– Друзья мои! – воззвал он, завозившись в пластиковом кресле. – А вот я еще не понял… Эти события имеют какое-то отношение к смерти вашего соседа с верхнего этажа?
– Самое непосредственное, – ответил за меня Лазарчук. – Соседа с верхнего этажа убила та самая Лилиана Марусенко, которую затем убил Трофимов. Представляете, девчонка купила особо прочное и легкое складное удилище и с ним залезла на чердак, окно которого расположено точно над кухней покойного Набалдашкина. Высунула удочку в окошко и грузилом на леске настойчиво стучала в стекло, пока не привлекла внимание хозяина квартиры. Он подошел к окну, выглянул в него, никого не увидел, поднял раму, лег на подоконник, высунулся – и получил по загривку упавшей рамой. Девочка ловко столкнула ее вниз все тем же удилищем.
– Лазарчук, ты дурак! – грубо сказала я, для наглядности постучав кулачком сначала по Серегиной голове, а потом по столешнице. – Ничего не понял! Удилище Лилиана действительно купила – заказала в Интернете, это правда. Только она его не для себя купила, а для братца, ему и отдала! Это не девчонка, это сам Трофимов орудовал удочкой на чердаке! Он и убил Балду!
– А как же следы женских туфель на каблуке? – тут же возразил капитан.
– А очень просто! Трофимов специально обул каблуки, чтобы подставить сестричку, благо, у той был подходящий им обоим номер! – Я жестом остановила Серегу, вознамерившегося еще что-то сказать, и продолжила: – Женские туфли на каблуке были только частью сложного плана, направленного против Лилианы. Трофимов рассчитывал подстроить все так, чтобы подтолкнуть следствие к выводу: гражданка Марусенко была любовницей гражданина Набалдашкина и убила его из ревности. А Лилиана Балду даже не знала!
– А чего же она тогда искала восьмую квартиру и своего милого? – вспомнил Колян.
– Вот именно, искала! – Я покосилась на сердитого Лазарчука и сказала: – Официальную версию мы уже знаем. Теперь слушайте, я расскажу вам, как это вижу я.
Лилиана Марусенко была хорошенькой глупышкой, которая страстно мечтала стать артисткой. Все для этого делала: в рекламных агентствах пороги обивала, соглашалась на любую работу. Братец эту слабость своей сестрицы отлично знал и использовал. Он предложил разыграть одного его знакомого – Игоря Набалдашкина. Наврал с три короба! Мол, этот молодой человек тяготится связью с новой знакомой и хочет от нее избавиться. Чтобы помочь Набалдашкину надежно спровадить опостылевшую даму, Лилиана должна была поутру явиться в квартиру героя-любовника, выдать себя за его любимую подругу или жену и в присутствии подруги нелюбимой устроить дикий скандал с угрозами в адрес «неверного возлюбленного». Расчет Трофимова был прост: настоящая подруга Балды – Катерина – запомнит скандалистку, соседи тоже могут услышать крики, и Лилиана Марусенко станет главной подозреваемой в убийстве, которое произойдет сразу после ухода из восьмой квартиры обеих девиц. Думаю, Трофимов засел на чердаке с утра пораньше.
Самозваная артистка с готовностью приняла ангажемент, но запланированный на субботнее утро спектакль не состоялся. Лилиана элементарно проспала свой выход на сцену, но не сказала об этом Трофимову, когда он позвонил ей с соответствующим вопросом. Она же не знала, что время многоактного представления расписано по минутам!
Соврав братцу, что она уже отработала свой номер, заспанная Лилька пулей полетела к Набалдашкину – исполнять роль ревнивицы. Тем временем Трофимов в полной уверенности, что все идет по плану, убил Балду и спешно покинул место преступления. Когда примчалась Лилиана, Колян уже обнаружил в квартире наверху труп, вызвал милицию, и дурочка с репликой «Милый!» пала в объятия нашего общего друга капитана Лазарчука.
Девицу, естественно, задержали для выяснения обстоятельств, но она оказалась предприимчивой и сумела сбежать, оставив Лазарчука и его товарищей с носом.
Тут я приостановила свой рассказ, чтобы промочить натруженное горло минералкой, и упомянутый Лазарчук немедленно встрял в паузу с каверзным вопросом:
– Предположим, все было именно так, как ты говоришь. В таком случае зачем гражданке Марусенко понадобилось себя оговаривать? Она ведь оставила записку, в которой фактически призналась и в совершении убийства, и в намерении совершить самоубийство! Кстати, ведь именно ты дала соответствующие показания – о существовании записки с текстом «Я совершила смертный грех, простите и прощайте!».
– А почему ты так уверен, что этот текст в компьютере Лилианы оставила она сама? – парировала я. – Это запросто мог сделать Трофимов – состряпать записку уже после убийства Лилианы, чтобы выдать его за самоубийство.