Я бесшумно прошла по коридорчику и остановилась на пороге пищеблока, дожидаясь, пока меня заметят. Ждать пришлось долго, мужикам было не до того. Они предавались скорби, причину которой я поняла не сразу.
Морж и Серега скорбели сосредоточенно, сидя неподвижно и глядя в стол, а Колян размеренно бился головой о столешницу и страдальчески мычал. Когда он в очередной раз поднял голову повыше, я кашлянула. Муж открыл глаза и уставился на меня затуманенным взором.
– Здравствуй, милый! – сладким-пресладким голосом с откровенной издевкой проворковала я.
– Кыся! Прости меня, прости за все! – взвыл Колян и снова бумкнулся головой о столешницу.
Начало мне понравилось. Я перевела взор на Лазарчука и предгрозовым голосом сказала:
– Вижу, вы хорошо сидите!
Капитан ничего на это не ответил, а Моржик часто заморгал и громким шепотом сказал Сереге:
– Видишь, она плохо лежит!
Я решила, что он говорит о своей супруге, которая лежит в больнице, и сказала:
– Ты не волнуйся, с Иркой теперь все будет хорошо, я ее совсем недавно видела.
– Не может быть! – Моржик побледнел и схватился за сердце. – Как же так? Врачи сказали, что ей стало лучше!
Смысла этой путаной фразы я не уловила и снова обратилась к Лазарчуку, который единственный пока был огорчительно спокоен, не бился головой о стол и не хватался за сердце:
– Ты, вообще, в курсе, что под меня сегодня подложили бомбу?
Серега с усилием сглотнул, распрямил спину и хриплым голосом сказал:
– Клянусь, твоя смерть не останется не отмщенной!
– Рада буду увидеть это своими глазами!
– Как же ты это увидишь? – не удержался от глупого вопроса Моржик. – Оттуда, что ли?
Он поднял палец и показал на плафон потолочного светильника.
– Гм… Морж, а ты вполне уверен, что она попадет туда, а не туда? – Лазарчук понизил голос и повторил жест Моржика, но с точностью до наоборот – ткнул пальцем в пол.
– Несмотря ни на что, Ленка точно будет в раю! – убежденно сказал Моржик. – И моя Иришка тоже…
Он пустил слезу, а Колян веско отбил сказанное очередным лобовым ударом о стол. Тут до меня дошло, что они обсуждают перспективы нашей с Иркой загробной жизни! Я демонически захохотала, пошатнулась и, восстанавливая равновесие, широко взмахнула пластмассовым крестом имени Матрены Афиногеновны.
– Чур меня! – ахнул впечатлительный Моржик, враз позабыв, что он только что однозначно определил мне место в царствии небесном.
– Всем достанется! – сквозь неудержимый нервный смех пообещала я.
– Бум! – отбил дежурный поклон Колян.
А Лазарчук глубоко вздохнул и неожиданно приятным нутряным басом зарокотал:
– Со святыми упоко-о-ой!
Ба-бах!
С треском и грохотом в гостиной обрушилась и упокоилась башня, возведенная Масяней.
– Что это было? Неужто еще одна бомба?! – очнувшись, прошептал Колян. – Масянька!
Мася прибежал на папин зов, увидел меня и расправил губы, которые уже успел сложить для громогласного обиженного рева:
– О, мамочка пришла! Мама, ты что принесла? Дай мне это!
Ребенок забрал погубленную выбивалку и с добычей убежал обратно в гостиную, откуда сразу же послышались звуки хлестких ударов – Масяня принудительно избавлял от пыли диванные подушки.
– Минутку… Я не понял… Кыся, ты что, живая?! – с величайшим изумлением вопросил Колян.
– Живее всех живых! – с удовольствием подтвердила я.
– Не может быть! – сказал Лазарчук.
– Да уж не твоими молитвами я жива, это точно! – ехидно сказала я капитану. – Только и можешь, что отомстить за мою смерть, а чтобы предупредить ее, так фигушки!
– Живая! Точно, живая! – умиленно проворковал Моржик.
Он воспрял духом и тут же потянулся к бутылке:
– Друзья мои, за это надо выпить!
– Но как же так? – продолжал волноваться Колян. – Я ведь своими глазами видел: подъехала Иркина «шестерка», ты вышла из машины, вошла в здание, села за столик и тут же взорвалась!
– Это была не я, а совершенно посторонняя девица, царство ей небесное! Она просто была одета так же, как я!
– А почему эта посторонняя девица приехала на машине моей жены? – с претензией поинтересовался Моржик.
– На машине твоей жены приехала я! И вышла из нее я, и в здание вошла тоже я! – рассердившись, я заорала в полный голос.
Ну, надоели уже, нетрезвые тупицы, ничего не понимают и все путают!
– А похожая на меня девица села вместо меня за столик и подорвалась на моей бомбе!
Тут я снова развернулась к Лазарчуку:
– А ты тут сидишь и пьянствуешь, вместо того чтобы пойти и арестовать моего убийцу!
– Я же думал, что это уже не так срочно! – капитан попытался оправдаться. – Раз он все равно тебя уже убил…
– Срочно, срочно! Он ведь пока только меня убил, то есть он думает, что убил, а он не убил, – я тоже начала путаться, как нетрезвая тупица. – Но Ирка-то пока еще живая!
– Что значит – пока еще?! – Моржик снова схватился за сердце.
– А то и значит, что Ирку этот гад тоже непременно попытается ухлопать! – убежденно заявила я. – Поэтому его надо срочно, немедленно, вот прямо сей же час, пока он празднует мою предполагаемую смерть, арестовать и посадить в тюрьму!
– Сразу в тюрьму нельзя, – возразил Лазарчук. – Сейчас можно только задержать.
– Ну так задержи его! – в один голос рявкнули мы с Моржиком.
А Колян, подозрительно долго молчавший, вдруг вскричал:
– Кыся, я должен немедленно убедиться, что ты и в самом деле живая! Дай я тебя пощупаю!
И он прямо через стол полез меня щупать, да так энергично и темпераментно, что мне пришлось на него шикнуть:
– Коля, мы не одни! Позже!
– Так, друзья мои, смерть моей любимой жены не состоялась, тризна отменяется, прошу всех покинуть помещение, потому как нам срочно нужно тет-а-тет отпраздновать воссоединение нашей семьи, до свиданья, до свиданья! – забормотал Колян, настойчиво выталкивая Моржика и Серегу сначала из кухни, а потом и вообще из квартиры.
– Стой! – крикнула я. – Коля, погоди, не выпроваживай хотя бы Серегу! Лазарчук, ты куда побежал? Ты разве не хочешь узнать, кого именно нужно задерживать? Имя и адрес убийцы тебе не нужны?
– А ты что, их знаешь?!
Немая сцена.
– Господа, я вынуждена сообщить вам пренеприятнейшее известие! – наслаждаясь общим изумлением, произнесла я. – Преступник, безуспешно покушавшийся на мою жизнь и на жизнь Ирки, а также совершивший несколько вполне результативных убийств, точное количество которых мне пока неизвестно…
– Короче! – рявкнул нетерпеливый Лазарчук, уже балансирующий на пороге на одной ноге. – Кто он?
– Сергей Трофимов, – просто сказала я.
– О-бал-деть! – почему-то шепотом и по слогам произнес Моржик, после чего покинул нас, не попрощавшись.
Лазарчук тоже убежал, отказавшись от адреса Трофимова, который я ему любезно предлагала написать на бумажечке. Оказывается, адрес этого парня у капитана уже был, так как он проходил свидетелем по делу о смерти Лилианы Марусенко.
Через пару минут оба неправедно припаркованных автомобиля убрались с тюльпанных грядок Матрены Набалдашкиной.
– Ничего сами сделать не могут, всегда им общественность помогать должна! – нелестно отозвалась я о работе правоохранительных органов, слушая затихающий вдали шум моторов.
– Я должен тебя пощупать! – напомнил Колян, с трудом дождавшийся ухода гостей.
Я против такой перспективы ничего не имела, однако мужу еще пришлось подождать, пока я приготовлю ужин, покормлю Масяньку и уложу его спать.
К обсуждению детективных дел мы тем вечером и ночью больше не возвращались.
11
Лазарчук позвонил утром, когда я уже собиралась на работу и раздумывала, не вызвать ли мне такси? Обычно я милым образом добираюсь на службу общественным транспортом, но обычно меня не подстерегает тут и там неприятно настырный убийца! Я не знала, стала ли известна Трофимову личность женщины, погибшей в кафе при взрыве бомбы. Если он узнал, что то была не я, вполне может организовать новое покушение.
Я так разволновалась, что не могла толком подкрасить глаза. Правый глаз подвела нормально, а левый у меня никак не получался. Руки дрожали так, что я рисковала ослепить себя острием косметического карандаша. С третьей попытки я нарисовала себе корявое совиное око, похожее на контурную карту обширного фингала, расстроилась, пошла умываться и уже в ванной услышала телефонный звонок.
Кроме меня, дома уже никого не было: Колян убежал на работу, а Масяня с няней ушли на прогулку. Быстро и небрежно умывшись, я ощупью выдвинулась из ванной, по стеночке добрела до телефона в прихожей, сняла трубку, сказала:
– Да! – и болезненно зашипела, потому что едкое мыло все-таки попало в глаза.
– Да! – и болезненно зашипела, потому что едкое мыло все-таки попало в глаза.
– Не плачь! – покровительственным тоном сказал Лазарчук. – Теперь все будет хорошо. Взяли мы твоего Трофимова, и в самом деле было с чем! Нашли у него еще одну самодельную бомбочку, должно быть, про запас соорудил, мастер-умелец.
– Не про запас, а для Ирки, – возразила я.
– Ну, теперь вам с подружкой ничего не грозит. Трофимов сидит в КПЗ, готовится раскалываться.
– А расколется?
– А куда он денется?
– Ну, хорошо, – сказала я, начиная потихоньку радоваться наступлению спокойной жизни. – Если понадобится, ты знаешь, как меня найти. Я готова давать обличительные показания в любой момент.
– Найду, не беспокойся.
А я уже и не беспокоилась! Возрадовавшись, я одним махом нарисовала злополучный левый глаз и выскочила из дома, забыв и думать о такси. Жизнь вновь стала прекрасна, убийца попал за решетку, и у меня не было причин игнорировать общественный транспорт.
Однако забыть о трагических событиях последних дней мне не дали. Утреннее чаепитие в нашей редакторской неприятно напоминало вчерашние посиделки Коляна, Моржика и Сереги на нашей кухне.
– Да-а-а! – печально протянула Любовь Андреевна, прожевав печенье, которое испекла бесценная Дашутка. – Это просто ужасно!
– Что, выпечка не удалась? – встревожилась Дашка.
– Что выпечка! Жизнь не удалась! – печально воскликнула пожилая редакторша. – Посмотрите вокруг себя! Как мы живем?
Я послушно посмотрела вокруг и увидела множество жующих физиономий, по виду которых никак нельзя было сказать, что их обладателям живется плохо.
– Уровень преступности вырос до небес! – поддакнул старшей коллеге режиссер Слава. – По улице спокойно не пройдешь, в кафе не посидишь! Слышали, вчера в «Палаццо» взрывное устройство сработало? Погибло сто человек.
– Одна девушка! – возразила я, но моего голоса не услышали.
– У меня мама на Пушкина живет, так она говорит, у нее в квартире на пятом этаже от того взрыва трюмо вверх ногами перевернулось! – тараща глаза, сказала Дашутка. – А от развлекательного центра одни руины остались!
– Чепуха, там только одну витрину разворотило и пару машин перед ней осколками побило! – возразила я. – Люди, как вам не стыдно! Вы же в службе новостей работаете, а распространяете не объективную информацию, а абсолютно не достоверные слухи!
– Если кому нужна достоверная информация, я могу поделиться! – предложил Вадик, жадно поглощающий печенье.
Вазочку с выпечкой он подвинул к себе поближе и еще приобнял свободной от чашки рукой. Печеньем, в отличие от достоверной информации, Вадик ни с кем делиться не хотел.
– Я разговаривал со знакомыми ребятами из ГУВД, и они сказали, что вчерашняя бомба в «Палаццо» была точь-в-точь такая же, как та, на которой подорвался Веник Орлов, – сообщил мой напарник почтительно притихшим коллегам. – Тоже маломощная самоделка, можно сказать, порционная, аккурат на одного человека. Разница только в упаковке была.
– Что, барышне бомбу презентовали в подарочной обертке с бантиком? – съязвил Слава, недовольный тем, что его сенсационное сообщение о массовых жертвах в «Палаццо» не нашло подтверждения.
– Насчет бантиков я ничего не знаю, – невозмутимо ответил Вадик, методично выгребая из вазочки остатки печенья. – Ребята сказали, взрывное устройство в кафе было спрятано в сигаретной пачке. А у Орлова в рюкзаке взорвалась пластмассовая коробочка из-под крема для обуви. Жил дураком и умер по-дурацки, – ругнулся оператор, частенько имевший столкновения с Веником на почве непримиримых разногласий по идейным соображениям.
Вадик – материалист, а Венька оптом и в розницу торговал опиумом для народа.
– Нехорошо так говорить, Вадюша! – укорила его Дашутка. – Вениамин был не такой уж плохой. Знаете, я своими ушами слышала, как он просил Романа Геннадьевича не давить на Лену. Роман Геннадьевич собирался в приказном порядке обязать ее вести программу с бэккорректором, а Вениамин сказал – не надо, мы сами на нее воздействуем, своими методами.
– «Не такой уж плохой»! – передразнил Дашутку желчный режиссер Слава. – Хорошие люди не спускают по три шкуры с других хороших людей! Знаете, какие деньги эти аферисты, Веник с его корректоршей, драли с простачков, которые шли к ним на прием? Тысячи! А за что, знаете?
– Чувствую, что сейчас узнаем, – ответил Вадик, жестом приглашая Славу продолжать.
Тот не заставил себя уговаривать.
– У меня есть соседка, – начал Слава. – А у соседки есть муж.
– Классический треугольник! – ввернул Вадик.
– Сам треугольник! – обиделся Слава. – Этой соседке за шестьдесят, она мне в матери годится.
– Классический случай, читай Фрейда! – не угомонился Вадик.
– Вадюша, помолчи! – попросила Дашутка. – Слава, рассказывай дальше!
Ни Вадик, ни Слава не смогли отказать милой барышне.
– Рассказываю, – согласился режиссер, обиженно зыркнув на усмехающегося оператора. – Муж моей соседки – запойный алкоголик, где она его только ни лечила, все без толку. В очередной раз пришла бедная женщина к нашей бэккорректорше, а та ей поет: поможем, спасем, вылечим! Давайте сто долларов и ведите мужа на прием. А алкаш на прием не хочет! Корректорша говорит: ничего, и так справимся. Давайте нам личные вещи своего мужа, чтобы наладить с ним запредельную космическую связь, и двести долларов! А соседка моя учительница, двести баксов – это ее месячная зарплата!
– И что? – встревожилась добросердечная Дашутка.
– И то! Отнесла моя соседка корректорше двести баксов и набор личных вещичек супруга – любимую рюмку, зубную щетку и подушку-думку и целый месяц кормила детей геркулесовой кашей на воде. А алкаш ее как пил, так и пьет по сей день!
– Вот видите! Ах, как ужасно мы живем! – вновь запричитала Любовь Андреевна. – Никому нельзя верить, ни людям, ни вещам! Целители обманывают, гуталин оказывается пластидом! Ко всему приходится относиться с подозрением и настороженностью!
И она с подозрением и настороженностью оглядела со всех сторон бутерброд, который только что вытащила из сумки, хотя даже мне с другого конца кабинета было видно, что бутерброд этот не с пластидом, а с обыкновенной вареной колбасой.
– Эй, Ленка, а ты почему ничего не ешь? – спросил вдруг Вадик, успевший за разговором стрескать все печенье. – Сидишь с открытым ртом и ничего в него не кладешь!
– Аппетита нет, – отговорилась я.
В задумчивости я еще немного посидела за столом, а потом покинула сборище под предлогом необходимости помыть свою чашку с остатками заварки и бубонной чумой. Мне хотелось уединиться и немного подумать в тишине и спокойствии.
В поисках соответствующего укромного местечка я спустилась под лестницу, где обычно сиротеют в забвении и небрежении орудия труда приходящей уборщицы. Однако сегодня этот приют веников и тряпок был наряден и тесен, как праздничный чертог: под лестницей вновь устроилась Лизавета со своей передвижной лавкой. Она развесила на крючках и веревках всяческие диковинные предметы и поджидала покупателей.
– Привет! – радостно закричала Коробейница, завидев меня. – Ну, как тебе мой ортопедический суперкорректор осанки?
– Отлично! – я тоже обрадовалась. – Ты просто не представляешь, как он мне помог! Буквально спас жизнь! Спасибо, дорогая, сколько я тебе должна за эту дивную жилетку?
Я полезла в карман за бумажником, который после многочисленных и бесследных пропаж мелких вещей в редакторской – Женькиной священной чашки со спирохетами, Дашкиного лака, моего гуталина и ключа Любови Андреевны – стала носить с собой. Коробейница назвала цену, тут же получила с меня деньги, тщательно пересчитала их и ровно двадцать процентов суммы вернула со словами:
– Делаю тебе скидку с условием, что ты будешь всем рассказывать, как помог тебе мой суперкорректор.
– Не вопрос!
Я с трудом протиснулась мимо Лизаветиных оклунков в туалет, помыла в раковине чашку и на обратном пути получила от Коробейницы новое заманчивое предложение:
– Попробуешь «Пофигин»?
– Это еще что такое? – я остановилась и приняла в свободную руку аптечный пузырек с яркой наклейкой.
На этикетке готическими буквами было красиво написано: «Пофигин», а ниже имелось художественное изображение Белоснежки, мирно спящей на зеленом травяном пригорке. Вокруг белокурой сони сгруппировались гномы, они то ли дремали, то ли медитировали. Морды у всех были благостные, как рождественская песенка, и отрешенные, как улыбка лунатика.
– «Пофигин» – это новейшее лекарство естественного происхождения, – объяснила Лизавета. – Основное действующее вещество – вытяжка из зрелых плодов пальчиковой фиги.
– Нет такой! – засмеялась я. – Есть финиковая пальма.