– Она? – Рыженко моргнула и отвела глаза, словно внезапно вышла из ступора. – Да что вы, господин адвокат, о чем вы говорите! Она и на допрос ко мне приходила не вполне трезвая, а уж когда явилась за разрешением на захоронение, вообще лыка не вязала. Ничего удивительного, что дочери с ней мало общались и она ничего о них толком не знает. Жуткая тетка, тупая, крикливая, жадная. Я думала, такие только в кино бывают. Совершенно карикатурный типаж. И от свидания с дочерью она отказалась, хотя я ей предлагала.
– Как – отказалась? – не поверил Кирган. – Не может быть. Мать отказывается от свидания с дочерью?
– А вы почитайте протокол, там все написано, – едва потеплевший голос следователя вновь зазвенел металлом. – Или, если хотите, я вам диктофонную запись включу, послушаете, впечатление составите.
– Хочу, – быстро ответил адвокат. – Буду вам очень признателен, если дадите послушать.
Он не обольщался насчет того, что Надежда Игоревна стала вдруг хорошо к нему относиться и готова к сотрудничеству. Не будет она хорошо к нему относиться, никогда не простит того, что произошло год назад. И если она почему-то пошла навстречу и предложила даже запись прослушать, то, стало быть, у нее есть в этом свой интерес.
В протоколе все выглядело прилично и приглаженно, живой разговор оказался куда более информативен.
Судя по диктофонной записи, мать сестер Аверкиных думала только о деньгах. Услышав от следователя, что Катя получила наследство и ничего не сказала матери, грязно разоралась и отказалась от свидания с Наташей. Узнав, что Наташа будет признана недобросовестным наследником, если будет доказана ее вина, и все деньги достанутся матери, тут же заявила: «Конечно, это она убила, даже не сомневайтесь. Вы уж разберитесь как следует и посадите ее на подольше. Надо же, сука какая! И сама мне ничего не сказала, и Катьку подбила, небось рассчитывала сестру облапошить, все денежки к рукам пригрести и тратить их со своим хахалем-бусурманом. А мне деньги когда отдадут? Может, можно хотя бы немножко сейчас получить? И свидания мне не надо, и передачи я носить не буду. Пусть сама с голоду там сдохнет, раз матери на кусок хлеба пожалела».
– Как видите, даже родная мать не сомневается в виновности Аверкиной. – Следователь снова смотрела в бумаги. – Так что шансов у вас, господин адвокат, никаких.
Ну вот, теперь понятно, чем вызвано кажущееся смягчение следователя. Просто прием психологического давления на адвоката: дескать, не старайся понапрасну, не рой землю носом, все очевидно настолько, что «даже родная мать не сомневается».
Кирган вздохнул и вернулся к изучению документов. Вот постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы, вынесенное предыдущим следователем. Обычный распечатанный с компьютера бланк, в котором «забиты» стандартные вопросы из «Справочника следователя». Вопросы на все случаи жизни, и при вынесении постановления в каждом конкретном случае просто ставятся галочки напротив нужных пунктов. Внизу есть свободные строки для нестандартных вопросов, в этом постановлении они были девственно пусты, видно, следователю ничего оригинального на ум не пришло. Это хорошо, здесь есть где развернуться. Может быть, погибшая страдала каким-то заболеванием, сопровождающимся судорогами или головокружениями, и ей стало плохо на балконе, сестра пыталась ее поддержать, оттащить от края, но сил не хватило, и девушка все-таки упала… А снизу людям показалось, что все было наоборот и одна сестра столкнула другую. Надо будет выйти с ходатайством об истребовании амбулаторной карты потерпевшей и о постановке перед судебным медиком дополнительных вопросов. Конечно, Рыженко откажет, это к бабке не ходи, она будет отказывать адвокату Киргану во всем, но это ничего, он готов к такому повороту. Есть надзирающие инстанции, есть судебный контроль за предварительным следствием, в общем, не пропадем.
Что-то показалось неправильным, что-то раздражало глаз… Виталий еще раз прочел постановление, медленно, слово за словом. Да нет, ничего нового он не увидел. И все-таки что-то не так. Он перелистал документы и нашел выполненный от руки протокол осмотра места происшествия. Ну, точно! Почерк, которым написан протокол, абсолютно не похож на почерк, которым заполнен бланк постановления о назначении судебно-медицинской экспертизы. Зато подпись следователя на обоих документах одна и та же. Это что же получается? Исполнение процессуального документа перепоручено непроцессуальному лицу? Очень хорошо. Даже великолепно. Но если следователь на месте происшествия повел себя так неосмотрительно, то, может, там еще какие промахи можно найти? Кирган стал заново рассматривать протокол и почти сразу увидел то, что упустил при первом чтении: в протоколе должны быть подписи пяти человек, эксперт-криминалист и судебный медик расписываются в начале и в конце протокола, двое понятых – на каждой странице, следователь – в конце. Подписи понятых на месте. Подпись следователя – тоже. А вот с экспертами что-то не задалось. Не было подписей одного из них. Ну что ж, все это радует. Есть на чем поиграть.
Он закончил знакомиться с материалами уголовного дела около половины третьего. Еще можно успеть в изолятор. А вдруг снова повезет?
Виталий Кирган ловко лавировал между автомобилями, стараясь проехать побыстрее. В какой-то момент пришлось долго стоять на светофоре, он начал нервничать и раздражаться, и вдруг подумал, что зря ввязался в эту историю. Не надо ему работать. Он пока еще не готов. К тому же со следователем не повезло просто катастрофически. Если бы судьба решила напакостить Виталию, то послала бы ему именно Надежду Игоревну Рыженко, видеть которую Киргану не хотелось больше всего на свете. Вот она, судьба то есть, видимо, так и решила. Может, это знак, что не надо вести дело? Но куда теперь денешься, адвокат не вправе по собственной инициативе отказываться от принятой на себя защиты, так в законе написано. Значит, придется тянуть лямку, от которой не то что плечо – все тело болит и ноет. И зачем он поддался на уговоры этих смешных стариков? Зачем дал себя убедить? Дурак! Безвольный кретин! Пьяница, утративший последние остатки способности к сопротивлению. «Вечером напьюсь», – решил Виталий, трогаясь на зеленый сигнал. При этой мысли ему стало легче.
– Сынок, я так рада, что ты опять работаешь! – голос матери возбужденно звенел в телефонной трубке.
Виталий переложил трубку в левую руку, а правой налил в стакан коньяк. Первая порция спиртного дала чувство тепла и расслабления, но уже через пятнадцать минут захотелось добавить.
– Только мне кажется, – продолжала мать, – ты сегодня… не очень-то в форме. Ты же начал работать, сынок, может, не стоит?
Мама всегда проявляла деликатность, стараясь не называть вещи своими именами, но слова выбирала такие, в каких отчетливо читался подтекст. Весь год она беспокоилась о том, что ее сын становится алкоголиком. А какой же он алкоголик? Алкоголики не могут перестать пить, даже если очень захотят, а он, Виталий Кирган, может. Просто пока не хочет. А как только захочет – непременно бросит, сразу же.
– Я в порядке, мам, – пробормотал он, не отрывая глаз от жидкости цвета крепкого чая, – не волнуйся за меня.
– Но у тебя такой голос…
– Я просто устал.
Попрощавшись с матерью, Виталий одним глотком выпил коньяк и растянулся на диване, заложив руки за голову. Удачно сегодня сложился день, грех жаловаться! Ему удалось почти невозможное: ознакомиться с делом и дважды встретиться с подзащитной в СИЗО. Итак, что мы имеем?
24 декабря, накануне убийства Екатерины Аверкиной, ее сестре Наталье звонят из центра планирования семьи с рекомендацией посетить гомеопата, который принимает на дому и лечение которого дает прекрасные результаты. Наталья давно лечится от бесплодия и является давней пациенткой этого центра. «Мы вас можем записать на завтра на четырнадцать часов», – сказали ей. Наталья согласилась сходить на прием и записала адрес.
На следующий день, 25 декабря, в субботу, утром Наташе позвонил Ленар и сообщил, что у него день рождения. Он очень просил провести этот день вместе с ним, для него, по его собственным словам, это будет лучшим подарком. Наталья некоторое время колебалась, но все-таки отменила визит к гомеопату в надежде перенести его на другой день. Они с Ленаром провели весь день вместе, ходили по магазинам, выбирали ему подарок, сидели в кафе, потом пошли в кино, потом опять в кафе, поздно вечером приехали к Наташе домой, а там на лестнице ее ждала милиция. У нее дома провели обыск и нашли деньги, а также счет из клиники в Швейцарии. На вопрос Киргана, что это за клиника, Наташа объяснила, что, когда Катя получила наследство, она пообещала сразу дать денег на лечение от бесплодия, и Наташа ездила в филиал швейцарской клиники, потому что долго лечилась у нас и все без толку, она разуверилась в российской медицине. В клинике ей сказали, что надо пройти предварительное обследование здесь, чтобы наметить план расширенного углубленного обследования на их продвинутой аппаратуре их продвинутыми методами; только после этого можно будет прикинуть, как много времени это займет и сколько будет стоить. Наташа прошла предварительное обследование, и ей сказали, что, когда она будет готова, ей выпишут счет за полное обследование в головной клинике в Швейцарии, она его оплатит и предъявит в посольстве, это хорошо для получения визы. Но больше она в эту клинику не ходила и никакого счета не получала. Она не может объяснить, как счет оказался у нее дома, ей и в голову не пришло бы его получать, потому что сестра отказалась давать деньги.
А ведь в материалах дела не было протокола допроса сотрудников московского филиала зарубежной клиники. Почему? Следователь недоглядела? Или просто пока не успела? Дело возбуждено перед самым Новым годом, кругом суета, отчеты, доклады, статистика, заполнение документов, начало всяческого «отмечания»… А потом каникулы, когда никто нигде не работает. Во всяком случае, это надо иметь в виду и заявить Надежде Игоревне ходатайство о допросе сотрудника клиники, который выписывал и выдавал на руки Аверкиной счет. Но предварительно следует самому с ним встретиться.
Что же касается доктора-гомеопата, на прием к которому Наталья должна была пойти, то его тоже не допрашивали. Но, строго говоря, зачем? Что он может знать об убийстве?
– Фамилию доктора, к которому вас записали на консультацию, помните? – на всякий случай спросил Кирган, который в невиновность своей подзащитной ни одной минуты не верил: слишком уж выразительными и убедительными были собранные следствием доказательства.
– Веревкин, – ответила Наталья тусклым голосом, не глядя на него.
– Имя и отчество?
– Кажется, Андрей Михайлович, или Михаил Андреевич, я могу напутать.
– А куда вы записывали? Где бумажка?
– Не помню, я уже ничего не помню, у меня в голове все помутилось за последние дни.
Вот это верно, вот в это Виталий Кирган как раз очень даже верил, Наталья Аверкина действительно производила впечатление совершенно бестолковой.
– Как вы можете объяснить, что вас все опознали?
– Я не знаю.
– Как вы можете объяснить, что у вас оказались деньги сестры?
– Я не знаю.
– Как вы провели день убийства?
– Я уже рассказала…
– Мне нужно подробно, в деталях, – настойчиво продолжал Кирган. – В котором часу вы пошли в такой-то магазин, его адрес, что вы там делали, с кем разговаривали, что выбирали и так далее. Мне нужно доказывать ваше алиби на момент убийства, понимаете?
Наталья молча кивнула, но Виталий сильно сомневался в том, что она его поняла. Детали она помнила плохо и постоянно путалась. То есть если при первом допросе в момент задержания она говорила внятно и ее показания совпали с показаниями Ленара, то теперь она ничего толкового сказать не могла. Видно, за две недели, проведенные в изоляторе, ее совсем развезло. Кроме того, она все время плакала, плакала не переставая, даже когда разговаривала с адвокатом, и то и дело переводила разговор на погибшую сестру: Кати больше нет, ее похоронили, а я даже попрощаться с ней не смогла. Мама приезжала, но ко мне на свидание не пришла, видно, я ей совсем не нужна, она тоже верит, что я убийца, и никогда меня не простит. Кати нет, мамы нет, я осталась совсем одна, я никому не нужна, никому до меня нет дела, ну и пусть я сдохну в тюрьме, никто обо мне не заплачет.
В какой-то момент Кирган не выдержал и сердито проговорил:
– Зачем вы так? А как же Ленар? Он ведь борется за вас. Вот меня нанял, деньги нашел, он беспокоится, переживает, значит, вы ему нужны.
Наталья безнадежно покачала головой, хотя об этом движении можно было только догадываться: она и без того все время раскачивалась взад-вперед.
– Глупости это все, он просто маленький мальчик, который ничего в жизни не понимает. Зачем я ему? Все равно он меня бросил бы, не сейчас – так через месяц. Придумал себе какую-то любовь, но скоро опомнится. Нет, ему я тоже не нужна. Я никому не нужна.
И все в таком роде. Киргана это просто взбесило. У Натальи опустились руки, она не хочет бороться за себя, и это вызывало в нем не сочувствие, а какую-то брезгливость.
Уже в конце свидания она перехватила взгляд, который он задержал на ее немытых и нечесаных волосах. И смутилась. Это было первое проявление хоть какого-то иного чувства, кроме отчаяния и безразличия.
– Ужасно, да? Я не взяла из дома расческу, как-то не сообразила, растерялась. Меня первый раз в жизни в милицию забирали… Хорошо, что с ними женщина была, она личный досмотр проводила, так она мне посоветовала переодеться, сказала, что в белых джинсах в камеру как-то не очень правильно идти. Я вот спортивный костюм надела… А насчет расчески она мне не подсказала.
Это была самая длинная тирада, которую Киргану удалось услышать от подзащитной в тот день.
– У вас есть деньги на лицевом счете? – спросил он. – Можно ведь купить в местном магазине то, что вам нужно. Вы об этом знаете?
– Да, мне женщины в камере сказали. Но у меня нет денег.
– Завтра будут, – заверил ее Кирган. – Я скажу Ленару, чтобы перевел вам деньги.
И о чем только думает этот мальчишка! Ведь Виталий ему все объяснил и про передачи, и про деньги. Чем у него голова занята?
– Да нет, не надо, не утруждайтесь, мне уже все равно.
И вот это «мне уже все равно» она повторяла через фразу. Под конец Кирган готов был взорваться и придушить Наталью Аверкину собственными руками. Чем ближе к вечеру, тем больше ему хотелось выпить, и теперь его выводило из себя всё, буквально всё, каждая мелочь.
Вспоминая и анализируя разговор с Натальей, он не заметил, как начал задремывать. Проваливаться в сон было сладко и мягко… Но телефон прямо над ухом звенел назойливо и не хотел замолкать. Пришлось открывать глаза и отвечать на звонок.
– Виталий Николаевич, это Маргарита Михайловна. Вы заняты? Можете разговаривать?
– Я сплю, – машинально буркнул он, плохо представляя, который теперь час.
– Да господь с вами, – изумилась Марго, – еще только начало девятого. Я хотела попросить вас о встрече. Вы ведь сегодня собирались знакомиться с делом и встречаться с Наташей.
– Ну, – невнятно не то подтвердил, не то спросил Кирган. Он все еще не мог окончательно стряхнуть с себя душную коньячную дрему.
– Если вы сейчас дома, мы бы с Ленаром и Борисом Леонидовичем подъехали к вам. Нам ведь очень важно знать, как дела и что происходит.
Этого еще не хватало! Виталий наконец окончательно проснулся и осмотрелся. Н-да, его городская квартира едва ли в лучшем состоянии, чем дача. Приглашать сюда людей, которые считают его дорогим адвокатом и платят большие деньги, не просто неприлично – это опрометчиво.
– Я не расположен принимать гостей сегодня вечером, – уклончиво ответил он. – У меня были другие планы.
– Я понимаю, – голос Марго звучал мягко и одновременно звонко, как-то переливчато. – Тогда, может быть, вы заедете к нам? Позвольте пригласить вас на дружеский ужин. Простите мою настойчивость, Виталий Николаевич, но Ленар очень нервничает, и нам никак не удается его успокоить. Ему нужно знать, что вы сделали и какие есть перспективы.
Виталий открыл было рот, чтобы категорически отказаться от приглашения, сославшись на занятость, и вдруг увидел Наталью Аверкину, раскачивающуюся взад-вперед, уставившуюся глазами в пол и твердящую: «Я никому не нужна, мне уже все равно».
Он решительно встал с дивана и с телефоном в руке прошел в ванную, включил свет, посмотрел на себя в зеркало. Увиденное ему не особо понравилось.
– Алло! Виталий Николаевич! Вы здесь? Вы меня слышите? – переливался в трубке голос Маргариты Михайловны.
«Ну и чем ты отличаешься от Аверкиной? – спросил он сам себя. – Тебя злит, что она не борется, что у нее опустились руки, что она сдалась. А ты сам? Разве не такой же?»
– Я вас слышу, – твердо проговорил он. – Диктуйте адрес, я подъеду к вам.
Он, конечно, выпил и за руль садиться не рискнет, но ведь такси и «бомбил» еще никто не отменял.
Едва адвокат Кирган появился на пороге, Маргарита Михайловна учуяла запах. Виталий был, мягко говоря, несвеж. Она решила сделать вид, что ничего не заметила, и пригласила гостя войти. В целом он выглядел на этот раз куда лучше, нежели тогда, на даче, и лицо посвежее, и выбрит чисто, но все равно следы регулярного злоупотребления алкоголем налицо.
– Сейчас подъедет Ленар, и вы нам все-все расскажете, – весело говорила она, подавая ему тапочки.
– Насчет всего-всего – это вряд ли, – криво усмехнулся Кирган. – Существует такое понятие, как разглашение тайны следствия. Я подписку давал, между прочим.
– Я понимаю, – кивнула Марго. – Но вы расскажите только то, что можно, никаких тайн мы выведывать не будем. Как там Наташа? Что она говорит?
Адвокат поудобнее устроился на диване, потер пальцами виски.
– У вас голова болит? – заботливо спросила Маргарита Михайловна.
В общем, она догадывалась, что Кирган чувствует себя не лучшим образом, но не в ее правилах было высказывать претензии и учить людей жить.
– Да, немного, – признался он и начал рассказывать о своих впечатлениях от встречи с подзащитной.
Марго слушала внимательно, и нельзя сказать, чтобы ей нравилось то, что поведал Виталий. Выходит, Наташа совершенно раздавлена и не готова бороться за себя. Это плохо, очень плохо. Она совсем пала духом.