Ульяне вдруг стало обидно. Избавляться надо от таких подруг.
Избавляться… Она вспомнила мертвое лицо Розалии Хорьковой и невольно передернулась. Смерть, когда ее видишь так близко, отвратительна!
– Ты меня никогда не забудешь…
– Ты меня никогда не увидишь…
В этот момент Жорик Схованский должен был корчиться в предсмертных судорогах. А он, сволочь, жив и здравствует! Ульяна вспомнила, что не позвонила мужу, как обещала. Потому что в этом уже не было нужды.
«Ты меня никогда не увидишь. И я тебя», – подумала она, тщетно пытаясь вспомнить лицо Максима. Никогда… Прощай, Америка!
По ее лицу ручьем потекли слезы. Теперь уже Ульяна не могла их удержать. Стоило ей подумать о том, что ее мечта уже никогда не сбудется, сердце сжималось, словно в тисках. Наваливалась такая тоска…
– Я и не знала, что ты такая чувствительная! – с удивлением сказала Оксана. – Кстати, старый спектакль был намного лучше!
– Да, наверное, – сказала Ульяна, вытирая слезы испачканным в крови носовым платком. Она даже забыла, что у нее есть еще один, чистый. Вчера она купила их пять, на всякий случай. В один теперь были завязаны драгоценности Розалии Хорьковой…
Когда спектакль наконец закончился, Ульяна почувствовала огромное облегчение. Слава богу, на дворе было лето, и огромную очередь в гардероб стоять не пришлось.
– Ты меня не подвезешь? – спросила Оксана.
«Еще и это! Хватает же у человека наглости!» – при одной только мысли о том, что надо тащиться на другой конец Москвы, Ульяне стало дурно.
– Сейчас повсюду пробки, на метро ты доедешь быстрее, – сухо сказала она.
– Разве? Я не вижу никаких пробок. Мы бы с тобой поболтали, пока ехали. Я тебе хотела про Олежку рассказать, посоветоваться…
– У меня дома срочные дела. Извини, в другой раз.
– Какая-то ты сегодня не такая, – обиделась Оксана. – Что ж… Хотя бы в театр сходили. Ну, все, пока, – и она заспешила к метро.
Едва Ульяна села в машину, раздался телефонный звонок. Она с удивлением увидела, что это звонит Жорик. И с надеждой подумала: «Может быть, ему стало плохо? И это звонит врач, приехавший на «скорой»…»
– Где ты шляешься, сука драная?! – услышала она в трубке отборный мат.
– Я была в театре, – упавшим голосом сказала она.
– На б…х ты была! А то я не знаю!
Жорик был так пьян, что едва выговаривал слова. Да и слов-то в его речи было мало. Человеческих слов. В основном мат.
– Ты сказала, что приедешь!
– Я так не говорила…
– Имей в виду, сука, что ты сюда не войдешь! – заорал Жорик. – И в мою квартиру тоже! Потому что ты б… – последовал новый поток ругательств и оскорблений. Ульяна дала отбой.
Но телефон тут же зазвонил снова. Жорик и не собирался униматься.
– Ах ты… – заорал он. – Не смей бросать трубку, когда тебе муж звонит!
– Я с тобой разведусь! – не выдержала она.
– О! Дождался, наконец! Вали в свою Америку, сука!
«Это все, конец», – думала она, поднимаясь в лифте. Никогда еще ей не было так плохо. «И в самом деле, отравиться, что ли? Или повеситься», – с тоской посмотрела она в мутное зеркало, поднимаясь в лифте на свой этаж.
Там, в этом зеркале, было абсолютно чужое лицо. Новое лицо. Ульяна вся была какая-то новая, но, сняв домашний халат, «вечернего платья она так и не примерила». Скорее, саван. Она почти уже умерла.
Есть ей не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Она машинально взяла из бара бутылку виски и налила себе полный стакан. Выпила. Так же машинально взяла планшет, зашла в Интернет, открыла свою почту.
Очередные предложения из агентств, торгующих заграничной недвижимостью. Заманчивые картинки, еще более заманчивые цены, скидки… Все это уже не актуально. Письмо на Одноклассниках. От…
Ее сердце опять тревожно забилось. Письмо было от Максима!
«Я не буду читать, – решила она. – Мне только этого сейчас не хватало! Не буду… Не хочу…»
Письмо она все же открыла. А прочитав его, заревела. Как несправедливо… Ну, сколько уже можно ее наказывать?! Когда-то она совершила необдуманный поступок. Точнее, обдуманный: брак по расчету. Но казнить за это так страшно…
Максим писал:
«Улечка, пчелка моя золотая, медовая, здравствуй! Прости, что так тебя называю, по старой памяти. Я долго не решался тебе написать. Пока собрался с мыслями… Все думал: стоит ли тебя беспокоить? Увидел, что ты заходила ко мне на страничку, зашел к тебе. Ты этого не видела, потому что я сделал так, чтобы ты не узнала, что это был я. Посмотрел твои фотографии, все прочитал… И… Не смог тебе сразу написать. Ты ведь такая успешная. У тебя отличный дом, шикарная машина, а главное, муж, сын, ты объездила полмира. Тайские фотки классные! А еще мне понравилась та, где ты в Венеции. Тебе безумно идет шляпа гондольера. В общем, ты не прогадала. Прекрасно выглядишь, кстати! Почти не изменилась. Женщина моей мечты… А я так и не женился… Всю жизнь ждал тебя. Все надеялся, дурак. Вдруг ты пожалеешь, что вышла не за меня? Ты так и осталась моей единственной любовью. А теперь я понял, что потерял тебя навсегда. Уля, если это не так, напиши мне. Не знаю, как у меня смелости хватило… О чем я прошу? Что я могу тебе предложить? Тот остров в океане, в который когда-то ткнул пальцем, наугад? Помнишь? Если ты все еще хочешь туда поехать… Впрочем, ты наверняка уже там была. Что касается меня, я теперь человек вполне обеспеченный, во всяком случае, ты жила бы не хуже, чем со своим мужем. Материально, я имею в виду. Дом, машина, деньги… Ты можешь оставить все ему и просто приехать ко мне. Мне нужна только ты сама. Впрочем, о чем это я? Размечтался! Я только хотел сказать, что буду ждать тебя всегда. Не ответишь – я пойму. Макс».
Она какое-то время сидела неподвижно. По лицу текли слезы. А потом с тоской подумала:
«Ну почему ты сразу не написал?! Успешная, как же! Каждый день слезы лью! Максим, Максим… Ну почему же так поздно?!.»
Штиль
Никогда еще Юлий Хорьков не был так доволен собой. Он сегодня чувствовал себя отлично! Все получилось! Он был теперь свободен и богат! Ему удалось обвести вокруг пальца эту самоуверенную дурочку, которая вообразила себя самой умной. Одно слово: блондинка.
Подумав об этом, он рассмеялся. Вспомнил, как Ульяна ползала на коленях у его машины, в пыли, и самодовольно посмотрел на свое отражение в зеркале. Как же он, Юлий Хорьков, умен! Как находчив и предприимчив! И даже по-своему красив! Из всего класса он один добился успеха. Да и сокурсники не больно-то преуспели. Олигархов среди них нет. А вот Хорьков вам всем еще покажет! Теперь, когда у него есть свобода и деньги, он по-настоящему развернется!
Он представил, как приезжает в родной город на «бентли», или на «майбахе», а рядом с ним на переднем сиденье – шикарная блондинка, чем-то похожая на Схованскую, и сердце сладко замерло в предвкушении триумфа. Недаром Юлия Хорькова нарекли при рождении императорским именем! И вот вам, пожалуйста! Он въезжает в родной город на коне, с победой! Виват, Юлий Хорьков!
Он торопливо додумывал детали. Машина обязательно будет черного цвета, так солиднее. На нем отличный английский костюмчик, на блондинке с ног до головы – Габбано и Дольче. И вся их жизнь – сплошная Дольче Вито. Завидуйте, Ленка Обрезова и ее подружки! Вам такими не быть никогда!
Где вы все, вчерашние отличники и краснодипломники? Бывшие активисты? Сидите с утра до вечера в своих офисах, ожидая, когда начальник соизволит дать отпуск? И жалкую премию, чтобы рвануть в плацкартном вагоне в какой-нибудь Адлер. Предел ваших мечтаний. А Юлий Хорьков сядет на круизный лайнер, в каюту люкс, где меню не только еды и напитков, но и подушек (да-да, бывает и такое!), где вышколенный дворецкий приносит по утрам свежую газету и поднос с завтраком, а вечером наполняет ванну душистой водой и посыпает лепестками роз.
Да, начать надо, пожалуй, с круиза. Давно мечтал. То есть в круизе он, конечно, бывал, но с женой. Это все не то. Розалия постоянно напоминала, на чьи деньги они едят, пью и путешествуют. И с утра до вечера орала или ныла. У нее постоянно что-то якобы болело. И еще эти бесконечные разговоры о ребенке. Мол, как я хочу забеременеть! Он, Юлий Хорьков, вовсе не прочь стать отцом, но какие его годы? Успеет еще. Сначала надо пожить для себя. Хорошо пожить. Через каких-нибудь полгодика он оформит наследство, надо только заявление подать об открытии. И нотариус подходящий есть, Юлий к нему уже наведался. И – адью, мадам Выдан! Наши с вами пути разошлись навеки! Не звоните мне больше, забудьте о моем существовании! Я вам не то что стакана воды не подам, когда сляжете, еще и дверь заколочу дубовыми досками, чтобы никто не вошел и не подал! И вы бы сдохли от жажды и от жадности!
«Старая жаба, – с ненавистью подумал Юлий. – А, кстати, кому достанется ее наследство?» Надо бы проконсультироваться у юриста. Впрочем, жаба может написать завещание на кого-нибудь из своих многочисленных родственников, чтобы Хорьку, как она называет зятя, ничего не досталось. А если и ее… Пока она не…
Юлий Хорьков сладко зажмурился. А когда открыл глаза, в зеркале, за плечом, стоял рогатый.
– Но-но, Хорьков! – погрозил пальцем тот. – Не зарывайся! Ты ведь просил половину. А то я ведь и передумать могу.
– А я что? Я ничего! – испуганно заморгал Юлий и поспешил отойти от зеркала. Мечты относительно мадам Выдан были слишком смелые. Можно даже сказать, беспричинно смелые. Сначала надо переварить наследство жены.
Сегодняшний день Юлий Хорьков собирался провести еще лучше, чем вчерашний. Он впервые за много лет проснулся в квартире один. Совсем один. Отлучки Розалии, когда она лежала в больнице, не в счет. Потому что на Юлии тогда был ошейник с присоединенным к нему поводком, и, где бы Хорьков ни находился, чем бы ни занимался, в любой момент мог раздаться телефонный звонок. И Юлий стрелой понесся бы на зов.
Теперь жена уже больше не позвонит. Никогда. Юлий счастливым взглядом окинул опустевшую супружескую спальню и отправился в ванную, принять душ. Долго и тщательно брился, чистил зубы, брызгался одеколоном, в общем, готовился к новой жизни. Она, эта жизнь, виделась Юлию Хорькову безоблачной.
На кухне он сварил себе кофе. Да, кофе! Потому что Розалия предпочитала чай. И мужа пичкала этим ненавистным чаем, с разными добавками. Многие чаи Розалии на вкус были отвратительными. Надо бы все их выкинуть. Купить хорошую кофемашину, профессиональную. И дорогой коньяк. Кофе с коньяком, что может быть лучше! И вообще, неплохо бы иметь в доме бар. Вчера вечером, вернувшись домой, Юлий налил себе виски, зажег только что купленную сигару и растянулся в гостиной, на белоснежном диване. Все это ему делать раньше запрещалось. Хозяйка грозила, что выставит на коврик у двери или вообще за дверь. Нет больше хозяйки. И никогда не будет. Розалия умерла.
«Все это теперь мое, – счастливо думал Юлий, по-хозяйски прохаживаясь по квартире. – Что хочу, то и делаю».
На работу он, само собой, не пошел. Какая работа, когда жена умерла?
– Примите мои соболезнования, – со вздохом сказал начальник.
– И отпуск. На неделю.
– Да-да, конечно!
«Через неделю я положу ему на стол заявление об уходе, – мстительно подумал Хорьков. – Хватит, поездили на мне! Поищите другого такого дурака! Вы еще вспомните Юлия Хорькова! Скажу, что семейный бизнес теперь на мне, за ним нужен глаз да глаз. И все меня поймут».
Он с сожалением подумал о том, что придется, видимо, слить Софью. Из нее получилась бы отличная управляющая всем его большим хозяйством. Исполнительная, аккуратная, трудолюбивая. Как она вчера перед ним расшаркивалась! Он, как и сказал, поехал к ней сразу же после того, как расстался с Ульяной Схованской. Сначала, конечно:
– Какое горе, примите мои соболезнования.
Глаза в пол, губы прискорбно поджаты. Даже всплакнула, притворно, конечно. В душе небось ликует! И только под конец:
– Может быть, вы уступите мне долю Розалии? За хорошие деньги, разумеется. Зачем вам все это? – и Софья выразительным взглядом обвела манекены.
«В самом деле, зачем?» – подумал он тогда, пряча запасные ключи от своей квартиры в ящичек под кассу. Там лежали всякие мелочи, степлер, скрепки, старые ценники… Софья вряд ли туда сунется в ближайшее время, а если и сунется, то не придаст значения каким-то там ключам. Их вполне могла оставить и Розалия, ее компаньонка. Кому надо, тот найдет. Если вдруг заподозрят в убийстве Софью и придут делать обыск. А Юлий при случае наведет следователя на эту мысль:
– А у Софьи в магазине не смотрели? Они ведь с Розалией постоянно конфликтовали.
Вчера утром, когда приехала полиция, он уже об этом говорил. На вопрос:
– Были ли у вашей жены враги? – ответил сдержанно, с достоинством:
– Как и у каждого. В основном по бизнесу конфликтовали.
И увидел, как у следователя блеснули глаза. Мяч поймал на лету, молодец! А с Софьей придется расстаться. Жаль, конечно, но что делать?
Юлий Хорьков никуда не спешил. Он просто наслаждался свободой и бездельем. Никто больше не одернет:
– Делом бы лучше занялся!
А каким таким делом? Сидеть рядом с женой, слушать ее стенания? Или о том, какие все сволочи? Послушать Розалию, так во всем мире нет порядочного и достойного человека, такого, как она сама. То есть не было. Потому что ее больше нет. Ведьма умерла.
Юлий невольно вздрогнул, потому что в этот момент раздался телефонный звонок. Нет, ведьма жива! Старая ведьма. Звонила теща. Он хотел послать ее к черту в ад, где ей самое место, но потом подумал, что пора бы и объясниться. Вчера разговора не получилось, мадам Выдан ахнула, узнав о смерти дочери, и сказала, что ей срочно надо выпить сердечные капли. После чего дала отбой. Сегодня, значит, капли уже не нужны. Да наверняка к адвокату бегала! Узнать, что ей причитается из наследства.
– Я слушаю, – сказал он, ответив на вызов.
– Это я тебя слушаю! – раздалось в трубке оглушительное. Голос у мадам Выдан был поистине генеральский. Даже ее покойный супруг, Карл Моисеевич, перед которым подчиненные трепетали, надев домашние тапочки, ходил по струнке. – Что ты сделал с моей дочерью, мерзавец?!
– Я тут ни при чем, – сказал он холодно. – Если хотите знать, когда ее убивали, меня и близко не было. Я был у своих родителей.
– Тогда ты все это подстроил! Думаешь, я не знаю, что ты хотел ее смерти?! – продолжала орать мадам Выдан. – Но тебе это с рук не сойдет, учти! И на наследство не рассчитывай!
– Может быть, вы не в курсе, но квартира, дача и машины были нажиты в законном браке, – не удержался он. – И я, как муж, имею право по крайней мере на половину всего…
– Негодяй! Убийца! Хорек вонючий! Попрошайка!
– Если вы будете меня оскорблять, я перестану отвечать на ваши звонки. Встретимся в суде.
– Да я тебя засажу в тюрьму до конца твоей никчемной жизни, Хорек вонючий! Ишь, чего захотел! Мою квартиру и мою дачу! И драгоценности не смей трогать, слышишь?! Я знаю наперечет все бриллианты моей дочери! Потому что они не на твои деньги куплены, а на мои! Это все – мои подарки!
– Какая чушь, – презрительно сказал он. – Все знают, что у вас снега зимой не выпросишь. – И злорадно сообщил: – Кстати, бриллианты украли.
– Ложь! Их не могли украсть, потому что моя дочь не допустила бы этого! Я ее не так воспитала! Все Выдан деньги и драгоценности хранят в банковском сейфе!
– Попробуйте это докажите. Увы, Ольга Ефимовна, все драгоценности вашей дочери украдены. Даже те, которые были на ней. Убийцы их сняли и унесли.
– Ах ты, мерзавец! Я немедленно выезжаю! Нет, сначала я пойду в полицию и потребую, чтобы квартиру опечатали! Ты не возьмешь оттуда ни ложки! Только свои вонючие трусы и зубную щетку!
– Ну, попробуйте сюда войти, – сказал он презрительно. – Ключей у вас нет. А я вас не впущу. Вот так-то, мама, – ехидно добавил он. – Покамест вы добьетесь постановления суда… А без постановления никто вам не разрешит сюда войти.
– Законы я знаю лучше тебя! Я имею полное право войти в квартиру моей дочери!
– А я имею полное право здесь находиться, потому что я ее муж. Может быть, договоримся по-хорошему, Ольга Ефимовна?
Ведьма задумалась, а после паузы сбавила обороты:
– Все одно, Розалию не вернешь, – сказала она тоном ниже. – Но ты, Хорьков, за все ответишь. Я этого так не оставлю. Мне – две трети.
– Побойтесь Бога, Ольга Ефимовна! У вас и так шикарная квартира, забитая антиквариатом! Я же на это не претендую.
– Еще бы ты претендовал на наследство моего мужа! Как же я правильно сделала, что не огласила весь список! И не разменяла свою квартиру. А то бы ты здесь похозяйничал! Две трети. Или сядешь.
– У меня железное алиби. Вы бы сначала со следователем поговорили. Пополам.
– Ты, часом, по матери не еврей? Розалия не могла предать родную кровь. Я всегда это знала.
– Нет, я русский. Во всяком случае, о еврейских корнях мне ничего не известно. Но если вы настаиваете…
– Я настаиваю на том, чтобы ты оттуда убрался. Я думаю, ты и так неплохо поживился. Хорошо, забирай все, что хочешь, но стены мои.
– Эк вы загнули, Ольга Ефимовна! Стены! Да я за эти квадратные метры свободу продал! Стены можно сдавать, квартира хорошая, большая.
– Я вижу, ты все продумал. Ну, что ж… Первый твой неосторожный шаг – и я тебя по стенке размажу. Ты еще узнаешь, с кем связался.
– Я всегда это знал, – сказал он печально. – Вы, Ольга Ефимовна, до ста лет собираетесь прожить. А то и до ста пятидесяти. Курицу едите без кожицы, рыбу исключительно на пару, на ночь обязательно творожок диетический. Занимаетесь йогой и бегаете трусцой. Вы умрете не от болезни, а от скуки. Ну а я сейчас выкурю сигару, дерну вискаря и в грязных ботинках завалюсь на белоснежный диван, скорбеть по безвременно почившей жене. Угадайте, кто из нас получит от жизни больше удовольствия?
В ответ на это мадам Выдан швырнула трубку.
«У меня железное алиби, – с улыбкой подумал Хорьков. – Да что там! Железобетонное! В то время как ее душили, я был далеко. Что касается киллера, то ему надо заплатить. А деньги на счетах все целы. Касаемо наличных, все знают, мне давали только на карманные расходы. Да и сам киллер… Он бы выбрал другой способ. Как же я умно все придумал!»