– Я ж на похороны… – пробормотал Хорьков.
– Да? А чек из магазина сигар, который нашли в вашей машине, в пепельнице? Вы его порвали и скомкали, но наши эксперты без труда восстановили текст. А виски двенадцатилетней выдержки? А… Вам весь список огласить, Хорьков? Или вы сами скажете, на что потратили эти деньги?
– Я не… Горе заливал…
– Элитным виски, – хмыкнул следователь. – Какое-то элитное у вас горе, Хорьков. Прямо эксклюзивное. Просто вы поверили в то, что мы поверили. В якобы убийство с целью ограбления. Взяли вы только мелочь, наличные и кое-какие безделушки. Вы ведь прекрасно знали, что большую часть дорогих украшений с бриллиантами ваша супруга хранит в банковской ячейке. Где лежит ключ, вы знаете. Доверенность на распоряжение этими средствами у вас есть. Ваша супруга тяжело болела, она боялась, что на лечение потребуются большие деньги, причем срочно, поэтому выписала вам доверенность на все свои счета и на ячейку. Как только вы ее получили – решили осуществить давно задуманное. – Хорьков невольно вздрогнул. А ведь в точку! Доверенности он и дожидался! И замахал руками:
– Нет-нет-нет! Что вы!
– Я, с вашего позволения, продолжу. Итак, вы, Хорьков, выгребли деньги из кошелька своей супруги и взяли из вазочки в буфете золотую цепочку. В протоколе осмотра места происшествия с ваших же слов отмечена пропажа. Но потом вы решили, что ограбление выглядит как-то неубедительно. И тогда вернулись в спальню. Ваша жена лежала неподвижно и, как вам показалось, не дышала. Она почти уже и не дышала. Была в глубокой коме. Но сердце ее еще билось. У нее, как выяснилось, оказалось здоровое сердце, благодаря чему она и жила. Но об этом потом. Думаю, вас, Хорьков, ждет сюрприз. В десятом часу вы сняли с жены драгоценности и положили на ее лицо подушку, инсценировав убийство путем удушения. После чего швырнули ключи от квартиры на столик в прихожей, громко хлопнули дверью и выскочили из дома. В девять десять вас видела соседка. То есть, она-то хотела пройти мимо, но вы сами подошли, заговорили. Придержали дверь подъезда, когда женщина туда заходила. Опять-таки несвойственное вам поведение. Обычно вы что-то буркнете под нос и проходите мимо. Так?
– Не… не совсем. У меня бывает плохое настроение.
– Когда? Всегда? Понимаю: с такой женой вам было не до разговоров с соседками. Розалия Карловна наверняка еще и ревновала вас. Но в день ее смерти вы повели себя несвойственно. Вдруг стали общительным! Из дома вы зачем-то рванули на заправку и долго ругались с кассиршей, потом с парнем, заправляющим бак. А ведь бак-то был почти полон! Из-за пяти литров бензина вы кричали, что горючее разбавлено и ждать приходится долго. Явно привлекали к себе внимание. И вас запомнили. Я уж не говорю о вашем родном городе, Хорьков! Там вы просто-таки колесили по улицам, ища свидетелей, которые могли бы потом подтвердить ваше алиби. За каким вы купили самый дорогой коньяк? Ваши родители почти не пьют, а в гости вы не собирались. Причем заставили продавщицу искать ключ, потому что бутылка стояла в шкафчике, за стеклом, потом протереть ее, эту бутылку, чуть ли не вылизать языком, найти коробку. Если вы купили коньяк для себя, упаковка-то вам зачем? Это какие-то нелепые капризы. Потом вы отдали на кассе две пятитысячные купюры, так что вам долго искали сдачу. Неужели помельче не нашлось? Знаете ведь: провинция не Москва.
– У меня и в самом деле не было других денег, – пробормотал он.
– Что же вы все время врете! – разозлился следователь. – У вас была кредитка, вам предложили оплатить чек безналичкой. Но вы категорически отказались. Ваше поведение в тот вечер было откровенно вызывающим, начиная с девяти часов. Вы, Хорьков, явно перестарались. Что касается якобы украденных драгоценностей… – следователь со вздохом полез в сейф.
На стол перед Юлием Хорьковым лег узелок. Обычный носовой платок, завязанный узлом. Следователь аккуратно и нарочито медленно стал его развязывать. Хорьков сглотнул: в горле пересохло. Взгляд уперся в узелок в ожидании очередного подвоха.
– Узнаете? – Хорьков жадно взглянул. Потом икнул от неожиданности. Перед ним были драгоценности жены. Ее любимый бриллиантовый кулон, который Розалия носила, почти не снимая, на шее, огромное кольцо и тяжелые золотые серьги. Он узнал бы их из тысячи.
– Это… это… это…
– Есть еще в Москве честные люди, – сказал следователь. – Узелок нашла дворничиха в… Где она его нашла, Хорьков?
– Понятия не имею!
– Ну, еще бы! В урне, в проходном дворе, недалеко от вашего дома. Девушка плохо говорит по-русски, она в Москве недавно. Но испугалась очень и побежала к участковому. Тот ее недавно проверял насчет регистрации. Девушка подумала, что ее могут объявить воровкой, и поспешила отдать находку. Вы этого не ожидали, Хорьков?
Он с тоской посмотрел на золото. Да уж, не везет так не везет!
– Я в это время был на заправке, – ежась, сказал он.
– На заправке вы были в девять двадцать пять. Вы ведь сохранили чек. Странно, в тот вечер вы все до одного чеки сохранили, а чек из магазина сигар порвали и сунули в пепельницу как не представляющий никакой ценности. Ваше поведение нелогично, а потому настораживает. Но главная улика против вас вот…
Следователь положил завернутый в салфетку пузырек из-под снотворного на стол. Аккуратно, взяв двумя пальцами за уголки, разложил салфетку так, чтобы улика была видна полностью, со всех сторон, и спросил:
– Откуда это в вашей машине, Хорьков?
Он опять икнул, теперь уже от страха. И в самом деле, откуда? И пробормотал:
– Понятия не имею.
– На флаконе ваши отпечатки пальцев. Ваши и вашей жены. Больше никто его в руки не брал. Кстати, и в квартире тоже чужих отпечатков нет. Грабители работали в перчатках? Как-то не вписывается это в версию о гастарбайтерах. Вы плохо подготовились, Хорьков. В ваших показаниях полно нестыковок. Так, может быть, настал момент писать явку с повинной?…
Юлий Хорьков просто окаменел от ужаса. Жену отравили, а не задушили! А он, как дурак, поверил Схованской! Да та его просто-напросто развела! Когда Ульяна пришла к ним домой, Розалия уже была мертва! Этого нельзя было не заметить! Схованская положила подушку на голову уже мертвой женщины, а ему сказала, что убила ее! О! Ульяна прекрасно знала, что через каких-нибудь два дня у следствия будут результаты вскрытия, почему она так и торопилась! А отпечатки? Как же он, дурак, об этом не подумал?! Вот попал так попал! Розалию отравили снотворным, пустой пузырек из-под которого находят в машине ее мужа…
И Юлий Хорьков поплыл. До него наконец дошло, в какое ужасное положение он попал. Он ведь так и не услышал имени Ульяны Схованской. Зато услышал такое… У него просто не было слов! Поэтому он сидел и тупо молчал.
– Что же вы его в урну не кинули, этот пузырек? – насмешливо спросил следователь, прерывая затянувшееся молчание. – Или в мусоропровод? Не успели? Забыли?
– Я… Дайте воды, – опять попросил он.
Следователь неторопливо налил ему воды. И пока Юлий жадно пил, стал на него давить:
– Чистосердечное признание суд учтет. Да и вам станет легче, поверьте. Вы наделали много ошибок. Тут и думать нечего: кому, кроме вас, была выгодна смерть жены? Явку с повинной будете писать? Пишите! – Увидев перед собой чистый лист бумаги и ручку, Хорьков поперхнулся и закашлялся.
– Нет-нет-нет! Я не убивал! – замотал он головой.
– Какой же ты упрямый, – осуждающе сказал следователь. – Улик-то предостаточно. Время смерти, найденные в урне драгоценности, отсутствие в квартире чужих отпечатков, – он стал загибать пальцы. – А главное, флакон. Не будь его, еще можно было бы поверить, что убил кто-то другой…
– Софья! Это сделала Софья! – отчаянно закричал он.
И в самом деле, кто еще? На кого валить-то?
– Или нет… Я знаю, кто это сделал! Гадалка! Госпожа Домна! Розалия грозилась, что выживет ее из дома! У жены в последнее время были какие-то дела! Я уверен, что она ходила по инстанциям! Госпожа Домна поднялась к Розалии и отравила ее! Или кто-то из клиентов гадалки! О! Она наверняка владеет гипнозом! Уверен: она кого-то заставила! А что касается отпечатков… Да перчатки надела! Или стерла!
– Ну а как в машине оказался пузырек?
– Подбросила!
– Тоже путем гипноза? У кого, кроме вас, есть ключи от машины?
– Не… ни у кого, – он испуганно икнул.
– Куда вы вчера ездили? Кто садился в вашу машину? Или, может быть, сегодня?
– Я не… Вроде бы никто, но…
– Я вижу, Юлий Каевич, вы не хотите признаваться. Что ж… Мы, конечно, проверим все, что вы сказали. Надо же дать вам шанс, – неприятно усмехнулся следователь. – В конце концов, это наша работа. Мы за нее деньги получаем. – Он взял со стола ручку, зачем-то подул на нее, с сожалением посмотрел на лист бумаги, так и оставшийся нетронутым, и сказал: – Вы, Хорьков, еще, похоже, не дозрели. Посидите, подумайте. Времени у вас будет предостаточно. Я вас не тороплю. Я сейчас вызову конвой…
– Ну а как в машине оказался пузырек?
– Подбросила!
– Тоже путем гипноза? У кого, кроме вас, есть ключи от машины?
– Не… ни у кого, – он испуганно икнул.
– Куда вы вчера ездили? Кто садился в вашу машину? Или, может быть, сегодня?
– Я не… Вроде бы никто, но…
– Я вижу, Юлий Каевич, вы не хотите признаваться. Что ж… Мы, конечно, проверим все, что вы сказали. Надо же дать вам шанс, – неприятно усмехнулся следователь. – В конце концов, это наша работа. Мы за нее деньги получаем. – Он взял со стола ручку, зачем-то подул на нее, с сожалением посмотрел на лист бумаги, так и оставшийся нетронутым, и сказал: – Вы, Хорьков, еще, похоже, не дозрели. Посидите, подумайте. Времени у вас будет предостаточно. Я вас не тороплю. Я сейчас вызову конвой…
– Как конвой? – аж подпрыгнул Хорьков. – Вы меня что, здесь оставите?!
– Ну а куда вас? – развел руками следователь.
– Под подписку, – жалобно залепетал он. – Я никуда не денусь, клянусь! Отпустите меня домой!
– Домой? Позволить вам и дальше курить дорогие сигары и пить виски? Э, нет! Вы человека убили. Вы должны за это ответить.
– Нет! Как я мог?! Да вы посмотрите на меня!
– Я еще успею. Кстати, я вам главное не сказал, Юлий Каевич. Помните, я обещал вам сюрприз?
– Что? – он подался вперед. – Что еще случилось?!
– Вскрытие показало, что у вашей жены был рак матки, – злорадно сказал следователь. – Последняя стадия. Неоперабельный, метастазы уже проникли в другие органы брюшной полости и даже в легкие. Вскрытие показало, что они – повсюду. Розалия Карловна последние несколько месяцев жила каким-то чудом, лишь благодаря своему здоровому сердцу, о чем я уже упоминал. Так что вы, Хорьков, поспешили. Подождали бы немного, и… – Юлий после таких слов просто окаменел. Следователь меж тем продолжал: – Странно, что жена вам ничего не сказала. Она наверняка знала о своем диагнозе. А вот мужу – ни словечка. Как вы думаете, почему она так поступила? Эй? Юлий Каевич? Вы в порядке?
– А? Что? – он, наконец, пришел в себя. Вот это был удар так удар! – Как так – рак в последней стадии?! Вы хотите сказать, что ей оставалось жить совсем немного?!
– От силы месяц, – подтвердил следователь. – Смешно, да? Хотя я понимаю, что вам сейчас не до смеха. Это надо же! Такие старания, чтобы убить по сути уже труп! В моей практике такого еще, признаться, не было. Это все равно что целый день прождать и не дотерпеть одной секунды. Миг – и все. Вы бы и так все получили. Я таких невезучих, как вы, еще не встречал.
– Но это же… Это же чудовищно! – Хорьков не удержался и заплакал. – Так не может быть… Это же подло, подло! Так меня обмануть…
Что стало с мечтой Юлия Хорькова
Настоящая причина была в его уязвленном мужском самолюбии. Когда Ульяна подошла к нему на почти безлюдном пляже, сама, Хорьков уж было подумал…
А что еще он мог подумать?!
Берег моря, горячее солнце, ласковая волна, голова пустая и легкая-прелегкая, зато тело истомилось, и вся тяжесть сосредоточилась там, внизу живота. Это уже не просто желание, а боль, ноющая, непрекращающаяся. Снять это напряжение привычным способом, запершись в ванной комнате, Юлий стеснялся. Здесь, в отеле, Розалия постоянно находилась рядом, за тонкой стенкой, а душевую кабину с унитазом от помещения, где находились раковина и ванна, отделяла стеклянная, почти прозрачная перегородка. Да, там была щеколда, но зато дверь в саму ванную комнату не запиралась никогда. Если бы он это сделал, Розалия сразу насторожилась бы. Она в любой момент могла войти помыть руки или набрать воды в чайник, который кипятила почти беспрерывно. Кипяченую воду, когда та охлаждалась, Розалия наливала в пластиковые бутылки, и эти бутылки были повсюду. Жена много пила. Она хотела, чтобы вода всегда была под рукой.
– Почему бы не купить еще минеральной воды без газа? – жаловался он. – Какая тебе разница, чем запивать лекарства?
– Не учи меня жить! Мне надо много пить! Так врач сказал! А пью я только кипяченую воду или чай!
Он, как всегда, вынужден был подчиниться. Поэтому, принимая душ, Юлий ежился и постоянно прислушивался. Однажды, когда, совсем измученный, он уж было решился, Розалия постучала в стеклянную перегородку со словами:
– Юлик, тебе спинку потереть? Ты уже давно меня об этом не просишь, я начинаю беспокоиться.
Нашла момент проявить заботу!
– А чего нам друг друга стесняться? – не раз говорила Розалия. – Это после стольких лет брака! Я знаю все твои секреты, – и она, кокетничая, хихикала.
Хорьков же бесился. Вот кто так строит?! В каком бы отеле он ни жил, везде находились свои странности. Но эта странность бесила Юлия больше всего. Ну никакой личной жизни!
Интимные же отношения с Розалией были скорее мучением, чем удовольствием. Жена была слишком уж габаритной, совсем не для Юлия, да к тому же эгоисткой. Она искренне считала, что мужчина получит удовольствие в любом случае, а женщина – это всегда жертва. Одно то, что она согласилась на интим, – уже счастье для ее мужа. Да и случалось это не часто, лишь в те дни, когда, согласно своему женскому календарю, Розалия могла зачать ребенка. Юлий вынужден был приспосабливаться, как и ко всему остальному.
А год назад Розалия полностью погрузилась в лечение, ходила по каким-то там врачам, говорила, что готовится забеременеть. А потом и вовсе ударилась в религию, упомянула как-то, что теперь надеется только на чудо. Теперь-то он понял, какого чуда она ждала! У нее же метастазы пошли в брюшную полость и даже в легкие!
Тогда же, во время их недавнего отдыха на морском побережье, Хорьков пребывал в неведении. Лежал на берегу и мечтал, тайком разглядывая тех немногих женщин, что в такую жару остались на пляже. Так себе контингент. Хотя вот с этой рыженькой можно было бы… Жена ушла на массаж, и появилось ощущение свободы и безнаказанности, пусть и временное, но помечтать-то можно? И вот появляется по-настоящему красивая женщина…
Ульяна подходила ему по всем статьям. Хорьков бы и сам выбрал такую женщину, собираясь закрутить курортный роман. Красивая, холеная, несчастливая в браке. Ее, как бездомную кошку, только приласкать – и она твоя. И возраст подходящий, юные красотки Хорькову никогда не нравились. Они были слишком уж циничные и откровенные, матерились, как семечки грызли, только шелуха изо рта летела, а еще не расставались со своими айфонами. Там, в виртуальном мире, у них была куча друзей, они постоянно что-то фоткали, тут же размещали эти фотки в Инете, считали лайки и беспрерывно лайкали сами. Все эти девушки мечтали прославиться, чтобы зажить легкой жизнью какой-нибудь телеведущей или модели, можно гламурной журналистки, жаждали миллионных просмотров и этих лайков, а все остальное их мало интересовало.
Хорьков подозревал, что для этих девчонок он объект скорее комичный. Каждый его просчет будет офоткан и осмеян. И никакие деньги тут не помогут. В двадцать лет, когда вся жизнь впереди, к расставаниям относятся легко: подумаешь, другого найду! Главное, у меня сто тысяч лайков! Правда, он прикольный, этот лысый козел?
Поэтому Хорьков и присматривался к женщинам средних лет, которые уже наелись свободы и независимости и в отчаянии бросали фразы типа:
– Тут не то что за Сан Саныча, за козла пойдешь!
Жорик Схованский был настоящим свинтусом. А еще хамом и алкоголиком. По мнению Юлия Хорькова, Ульяна уже дозрела и до Сан Саныча, и даже до козла. Лишь бы козел был непьющий и не утратил бы интерес к женскому полу. В смысле, не утратил мужскую силу. Женщина истомилась, это сразу видно. Вон какой у нее несчастный и голодный взгляд! Поэтому Хорьков присматривался к Ульяне еще на яхте. И даже поплыл за ней, надеясь произвести впечатление. Ему показалось, что сработало.
И вот она сама подошла, расстелила на шезлонге полотенце, легла рядом. Такая стройная, загорелая, соблазнительная, как шоколадка, которую мечтает съесть маленький ребенок, лишенный родителями сладкого из-за того, что может испортить зубы. Мечта, а не женщина! Недаром на нее заглядываются все мужчины в отеле. В этой Ульяне что-то есть. Хорьков сладко замер, ожидая, что сейчас его будут соблазнять. А его стали вербовать в убийцы!
Какое разочарование! Называется, с небес на грешную землю!
Он тогда разозлился всерьез. Еле сдержался. Она ведь разбивала его мечту! Всякая свободная красивая женщина, приехавшая на курорт, должна добиваться оказавшегося в свободном доступе мужчину, то есть его, Юлия Хорькова! От злости он даже позабыл тогда, что еще не избавился от Розалии. Просто Хорьков понял: как мужчины его для Ульяны не существует. Он всего лишь объект, который нужен ей для выгодной сделки. Я помогаю тебе избавиться от жены, а ты мне помогаешь избавиться от мужа.
Предложи он ей переспать, она бы рассмеялась в лицо. Вот если бы в их так называемую сделку вмешалась любовь… Хотя бы симпатия. Если бы их отношения были теплее, один ее нежный взгляд, и он бы подумал хорошенько. А вдруг да стоит на это пойти? Избавить ее от мужа, а потом…