Он знал, потому и подарил ей здесь уютную двушку. Теперь в этом уюте, кажется, происходили события, способные его собственную жизнь лишить всякого комфорта и покоя. Лебедев поклялся, что достанет «весельчака», затеявшего с ним грязную игру.
– Дом новый, Андрей Ильич, заселен восемь месяцев назад, – докладывал известные до оскомины факты Семенов. – Жильцы друг друга знают плохо, прийти и уйти незамеченным – раз плюнуть.
Лифт остановился перед знакомой дверью. На площадке было тихо, только чуть слышно гудела дневная лампа под потолком. Не снимая перчатку, Семенов осторожно нажал на дверную ручку и посторонился, пропуская шефа.
– Проходите, Андрей Ильич, – тихо пригласил он, подобравшись моментом, точно пружина.
В квартире было как в мертвецкой. Ни шороха, ни сопения спящих, ни храпа, ни любого другого звука – одна мертвящая тишина. И без осмотра ясно, что тут – ни живой души. Семенов включил свет, они прошли в комнаты. Идеальная чистота, порядок, даже постель Аркадия без единой морщинки, застелена будто минуту назад. Бывшая соседка Татьяны по студенческой общаге знала свое дело и деньги получала не зря. Совсем не к месту припомнился смущенный Танюхин вид.
– Андрюш, я понимаю, как ты не хочешь лишних свидетелей, но за Надежду я ручаюсь. Она – могила, никогда лишнего не сболтнет. А уж если предупредить, чтоб молчала, не скажет даже под пыткой.
– А кто будет пытать, я или ты?
– Честно, Андрюша! Мы уже договорились, что за пятьсот баксов Надька будет убирать дважды в неделю, – просветила Татьяна с виноватой улыбкой и споткнулась о лебедевский взгляд. – Хорошо, пусть один раз, но бабе надо помочь. Представляешь, ее муж, врач-реаниматолог, занялся бизнесом. Его, конечно, кинули, потом на счетчик поставили. Этот идиот влез в долги к бандитам, а сын...
– Не нагружай меня чужими проблемами, – резко оборвал он сердобольную дуреху. – Решила проявить благородство – воля твоя. Но подобных решений самолично впредь постарайся не принимать, если это хоть каким-то боком касается моих дел, ясно?
И тогда и тем более теперь Лебедев был уверен в своей правоте. Он привык сам все держать под контролем, бесконтрольные нити всегда плели пакости.
– Я тут особо без вас не шарил, – тихо докладывал Семенов, – но на первый взгляд все чисто. – Бывший фээсбэшник помолчал и нехотя признался: – Не нравится мне все это, Андрей Ильич, попахивает дурно. Уж больно опрятно кругом. Если кто здесь и побывал, то явно работали профессионалы: ни следа, ни пылинки за собой не оставили. – Начальник службы безопасности замялся, потом решительно добавил: – Похоже на похищение, Андрей Ильич. Кого-то увели отсюда и сработали очень аккуратно.
– Ты прав. В этой квартире жили двое моих ребят, одного надо было беречь как зеницу ока.
Семенов ничем не выдал своей реакции на признание шефа, молча ожидая дальнейших указаний. Андрей Ильич огляделся. Плотно сдвинутые тяжелые шторы не пропускали на улицу свет, но при желании легко догадаться снаружи, что внутри кто-то есть. Неожиданно откуда-то донесся едва слышный шорох. Семенов тут же застыл, предостерегающе подняв указательный палец. Шорох повторился, теперь к нему добавился странный придушенный писк, точно новорожденный котенок впервые пробовал собственный голос.
– Оставайтесь на месте, – шепотом приказал отставной подполковник гражданскому боссу и бесшумно выскользнул из спальни.
Лебедев затаил дыхание, внимательно прислушался – полная тишина, только кровь шумит в висках да семеновские шаги по-кошачьи шелестят где-то сбоку. Внезапно тишину взрезал резкий скрип, сменившийся страшным грохотом. Андрей Ильич рванул в коридор.
Одна дверца зеркального шкафа-купе врезалась в зеркало на противоположной стене, оставив от огромного сверкающего овала лишь деревянную раму, образовавшийся проем был усеян блестящими осколками. А у другой дверцы, сдвинутой влево, вполголоса матерился злобный Семенов, кляня на чем свет новомодную халтуру. Но не это потрясло ошарашенного шефа.
Его помощник держал в руках большой бесформенный предмет, закатанный в темное сукно, из какого шьют солдатские шинели. Верхним краем сантиметров на двадцать куль возвышался над семеновской головой, нижним не доходил до щиколоток.
– Уберите эту чертову дверцу, Андрей Ильич, – пропыхтел «добытчик», – я пройду.
Лебедев освободил проход, вернув зеркальную панель в вертикаль и придержав, чтобы Семенов с ношей мог свободно пройти. Затем, не мешкая, поспешил следом.
– Берите осторожно за верх, я придержу снизу, – распорядился помощник, – кладем аккуратненько на пол по моей команде. Рраз!
Андрей Ильич подхватил падающий на него край и бережно опустил на ковер. Что пряталось в суконном рулоне, при этом старался не думать.
– Будем надеяться, что не труп, – протелепатил Семенов, доставая из кармана перочинный нож. Дальше он действовал молча и сосредоточенно, как будто выполнял привычную работу. Разрезал скотч, склеивающий края, осторожно раскатал куль и неторопливо отогнул последний кусок.
С грязным кляпом во рту, закрытыми глазами, без кровинки в лице безжизненной тряпичной куклой на сукне валялся Васька. Из открытой раны на голове спускалась красная извилистая полоса, не успевшая потемнеть. Лебедев машинально опустился перед Василием на колени, попытался нащупать пульс. Внутри звенело пустотой и холодило, вызывая неприятные судороги в желудке. И еще страшно хотелось пить. «Проклятие, – подумал без вины виноватый, – почему в такие минуты на меня всегда нападает жажда?»
– Он жив, – доложил Семенов, отнимая руку от сонной артерии. – Но надо поторопиться, иначе парень преподнесет нам сюрприз, – потом вздохнул и неохотно добавил: – Надо бы милицию вызвать, Андрей Ильич. В больнице все равно будут пытать: откуда такая рана?
Лебедев молча кивнул на телефон, не бросая Васькину руку, словно не решался оставить беднягу без своей энергетики в надежде, что она подпитает чужое тело.
Голкина отвезли в больницу без проволочек. Пожилой врач гарантировать ничего не брался, но выразил слабую надежду, что все обойдется.
– Организм молодой, крепкий, может, и выкарабкается, – неуверенно пообещал он на пороге. – А вообще, грех говорить, но я доволен, что не зря приехали. Знаете, сколько иногда бывает ложных вызовов за дежурство? То пьянь какая «скорую» требует, то бабульки по каждому чиху – своими руками убивал бы таких!
С милицией оказалось сложнее. Молчаливый следователь вопросы задавал редко, но метко. Ответы выслушивал внимательно, не перебивал, не пытался загнать в ловушку, застать врасплох и всем своим видом выказывал желание помочь. К подполковнику ФСБ в отставке капитан милиции отнесся уважительно, но с ощущением собственного превосходства: бывших «конторщиков» презирал, полагая, что те продают свою честь за баксы.
– Говорите, они жили вдвоем? А где второй?
– У тетки в деревне, – не моргнул глазом Лебедев. – Я отправил его туда на каникулы. Парень много учится, устает, впереди выпускные экзамены. Пусть расслабится, отдохнет, попьет молока парного. – Андрей Ильич вдруг с ужасом осознал, что его понесло, но остановиться не мог. – Может, влюбится, буду только рад. Гормоны дадут мозговым извилинам передышку, согласны?
– Ну да, ну да, – задумчиво поддакнул следователь.
Из гостиной вышел грузный мужчина средних лет, с набрякшими под кустистыми бровями веками, в затрапезном коричневом свитере, линялых джинсах и небольшим чемоданчиком, полным криминалистических причиндалов. Свидетель дал себе слово: если все обойдется и эти ребятки не будут путаться под ногами, он одарит их приличной техникой. Отделения милиции родное министерство заботой не баловало. Эксперт подошел к следователю, что-то шепнул на ухо.
– Я подожду в машине, – закончила вслух линялая тумба и двинула к двери.
– А почему, извините, у вас о парне такая забота? – сочувственно поинтересовался дотошный ищейка. – Он вам родственник?
– Сын, – выпалил не задумываясь глава «Оле-фармы».
– Интересно, продолжайте.
– Незаконный, – продолжал нести ахинею «отец». – В молодости я любил одну женщину, она умерла.
– Давно?
– Что? Любил?
– Скончалась давно?
– Два года назад.
– И с кем жил ребенок?
– Естественно, с ней, – усмехнулся Лебедев.
– О сыне вы, конечно, ничего не знали?
– А вы, когда расстаетесь с женщиной, отрубаете хвост сразу или по частям?
– Наверное, вам покажется это смешным, но в моей жизни одна женщина – моя жена. И рубить я не могу, не выношу вида крови.
– Ваше счастье, – равнодушно пожал плечами легкомысленный человек.
* * *О происшедших событиях Егорин высказался однозначно:
– Это Львович.
– Не пойман – не вор.
– Ерунда! Поимка – вопрос времени и денег. А все твое упрямство, Андрюха, – не удержался от упрека друг. – Если б ты не скрытничал, как последний идиот, ситуация была бы сейчас под контролем. – Лебедев промолчал. – Сыщик-то твой хоть жив?
О происшедших событиях Егорин высказался однозначно:
– Это Львович.
– Не пойман – не вор.
– Ерунда! Поимка – вопрос времени и денег. А все твое упрямство, Андрюха, – не удержался от упрека друг. – Если б ты не скрытничал, как последний идиот, ситуация была бы сейчас под контролем. – Лебедев промолчал. – Сыщик-то твой хоть жив?
– Пока.
– Что ты вкладываешь в «пока»?
– Надежду.
Евгений вздохнул и уставился в окно.
– Что будем делать?
– Искать.
– Как?
– Тихой сапой.
– Все шутишь?
– Не до того.
На столе вице-президента компании зазвонил мобильный, Егорин поспешно схватился за телефон, будто только и ждал звонка.
– Але, – проворковал в трубку, его лицо изменилось в момент: только что хмурилось и озадачивалось, а тут вдруг прояснилось и засияло, поглупев невыносимо.
«Влюбился, что ли? – безразлично подумал Андрей Ильич. – И как только эти вечные шашни не отвлекают его от дел?» Женька женился на третьем курсе, ходил окольцованным уже третий десяток, чуть меньше шастал на сторону. Егорин был неисправимым бабником и ничего поделать с этим не мог.
– Не в силах я, старик, отказываться от женской ласки, – вздыхал он после очередной интрижки, – не по мне сидеть на диете. Пусть лучше сдохну от обжорства, но испытаю всю прелесть вкусовых ощущений.
В этот раз он, похоже, облизывался на очередной «деликатес», лишь предвкушая сладость.
– Хорошо, маленькая, я понимаю, – кивал китайским болванчиком трубке солидный бизнесмен. – Я подожду... Верю... Конечно... Целую, мышонок, пока!
– Совсем маленький мышонок? Или уже созрел для игр с котом?
Евгений неожиданно растерялся, словно невинный вопрос оказался убийственно метким и поразил неведомую цель, потом буркнул:
– Отстань, – и тут же вызвал без надобности секретаршу, будто искал в ней защиту: – Два кофе, Зиночка! Андрею Ильичу покрепче, мне, как всегда, с молоком.
– Нет, – поднялся Лебедев, – я пошел работать, кофе распивать будем после.
С начальником службы безопасности президент холдинга беседовал больше часа. Андрею Ильичу пришлось полностью выложить карты, кроме личных, конечно. Частная жизнь главы «Оле-фармы» недоступна для всех остальных. Хотя Лебедев был уверен, что его «сторожу» известен не только каждый шаг охраняемого объекта, но и то, кто с ним рядом шагает. Впрочем, таким и должен быть ответственный за безопасность.
– Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы о похищении пронюхала милиция.
– У меня остались в конторе знакомые ребята, попробую через них надавить на ментов, чтоб не больно суетились. А то этот «следопыт», кажется, слишком старательный, как бы не перестарался.
– Необходимо срочно найти Аркадия. Ты предлагал надежных людей, ручаешься за них? Сам понимаешь, в случае прокола будешь отвечать своей головой.
– Понимаю, Андрей Ильич.
– Объясни ситуацию, пусть немедленно приступают к поискам. Деньги пообещай любые. В пределах разумного, конечно, – сухо добавил Лебедев, заметив семеновскую ухмылку.
– Я улыбаюсь не от жадности, Андрей Ильич, – сдержанно пояснил тот. – Не все еще в нашей стране продается, остались люди и с честью, и с совестью.
– Не сомневаюсь. Удачи! – Однако Семенов не спешил покидать начальственный кабинет, его явно что-то беспокоило, но, кажется, он не решался попусту сотрясать воздух словами. – Что-то еще? У меня много дел.
– Андрей Ильич, не нравится мне это молчание. Семь часов прошло – и ни звука. Обычно в подобных случаях сразу звонят, требуют денег или выдвигают свои условия. Вы меня понимаете?
Он как еще понимал! «Нет человека – нет проблемы», – любил говаривать усатый. Но за этим вождем следом идти не хотелось, такой правоты Лебедев даже мысленно не допускал.
– Аркадий жив, я уверен. Очень советую: будь так же уверен и ты, – медленно ответил Андрей Ильич, вдалбливая каждое слово.
– Понял, – деловито кивнул Семенов, вскакивая по-военному со стула.
– Секунду! – беспамятный шеф вдруг вспомнил: – На улице Свободы ночью дежурил гаишник. Он сообщил, что мимо него прогнал с сумасшедшей скоростью джип, номер не заметил, но следующий пост предупредил. Время совпадает. Может, и пьянь какая лихачила, а может быть...
– Я понял, Андрей Ильич.
– Сможешь что-нибудь выяснить?
– Постараюсь.
По дороге в больницу Андрей заехал к Олевским. Старики мечтали повидаться с внуком на Новый год. Особо ломать голову не хотелось, и Лебедев выдал повторно басню с деревенским молоком, умолчав о гормонах.
– Аркадию не помешают свежий воздух, физический труд и парное молоко, сами знаете, сколько в нем витаминов, – закончил гость свою байку об отдыхе на Кубани.
– Да, конечно, это замечательно, – старалась не выдать огорчения Роза Львовна. – Но нам очень хотелось с ним увидеться, поговорить, так, Илья?
– Не будь эгоистичной, Розочка. Мальчику предстоят выпускные экзамены, потом вступительные, у него впереди сплошная нервотрепка и головная боль. Нашему внуку непременно надо отдохнуть.
– Да-да, – подпевала Роза Львовна, сдерживая слезы, – конечно, я все понимаю. Спасибо, Андрюша, что предупредили. А кстати, дорогой, вы как-то намекали, что мой брат обидится, если я пересмотрю завещание, а вот и ошиблись.
– Я намекал? Честное слово, что-то не припомню, Роза Львовна. Мне-то какое до этого дело?
– Не говорили? Ну значит, я неправильно вас поняла, извините.
– Роза, ты совершила большую ошибку, – мягко упрекнул муж. – Нас же ясно, по-русски просили молчать. А у тебя не язык – помело.
– Вы рассказали Семену Львовичу про Аркадия? – опешил Лебедев.
– Я не могла ему не сказать! Сема был сильно удивлен моим решением переписать завещание, он никак не мог понять: зачем такая канитель? А когда узнал, очень обрадовался. И все повторял, что будет счастлив прижать к груди Аркашиного сына.
– Господи, где же были вы, Илья Ильич?
– Илья был в магазине, – выскочила вперед жена. – Я послала его за хлебом, а заодно велела купить и муку, оладий хотела испечь. А тут Сема подъехал. Он и посидел-то минут пятнадцать, не больше. Да что вы на меня оба как на преступницу смотрите?! – возмутилась Роза Львовна. – Что я такого сделала? С родным братом радостью поделилась. А с кем же мне еще делиться, скажите на милость?
– Давно это было? – спросил Лебедев. Впрочем, вопрос теперь уже мало имел значения.
– Месяца три назад, – нерешительно ответила Олевская. – Да, точно, мы еще тогда собирались посмотреть новую квартиру Инночки. Сема обещал нас отвезти, да почему-то не смог. Мы так и не поехали, – грустно закончила она.
– Мне пора, – поднялся накачанный информацией гость. – Извините, если огорчил.
– И вы извините меня, Андрюша, если что не так сделала, – просительно улыбнулась хозяйка. – Но ведь ничего страшного не случилось, так?
– Так, Роза Львовна, – откровенно соврал старый друг сына.
... Дом встретил ванильным ароматом, просочившимся в каждую щель, Дюком Эллингтоном[1] и мерцанием свечей, придающим всему волнующий, праздничный вид. Не дом – райские кущи, из которых внезапно потянуло сбежать. Хозяину было не до интима и торжества, вполне бы хватило бадьи крепчайшего кофе да пары дежурных бутербродов, способных заставить активнее трепыхаться серые клетки. Выжатый как лимон Лебедев собирался освежиться под душем, запереться в кабинете с кофейником и думать. До одури, до прочистки мозгов, до рассвета, хоть до чертиков – пока не придет решение. Расстегивая на ходу пиджак, он направился мимо сияющей огоньками столовой к себе в кабинет, лелея наивную мечту проскочить оттуда незамеченным в ванную.
– Андрюша, – выросла на пути осточертевшая гостья, возомнившая себя здесь хозяйкой, – привет, милый! Переодевайся быстрее и спускайся в столовую, будем ужинать. Я приготовила потрясающую семгу и испекла твой любимый яблочный пирог. – Татьяна смотрелась именинницей и выглядела настоящей красоткой. Пышные волосы, гладкая кожа, лучистые глаза, матовые жемчужины на открытой шее, новое платье – бери не хочу. В другое время он и взял бы, но сейчас ему было не до жарких объятий. – Лебедев, – бездонные синие глаза вперились в хмурую физиономию, – прошу тебя: удели мне полчаса своего драгоценного времени. Мы оба – деловые люди и знаем цену каждой минуте, но дороже просто жизни ничего в этом мире нет, честно. – Она подняла правую руку и нежно провела кончиками пальцев по лебедевской щеке. – Послушай, если у тебя неприятности, я постараюсь их взять на себя, если радость – оставлю тебе. Хочешь – буду молчать, хочешь – наговорю всяких приятных слов. Только, Лебедев, не оставляй меня одну. Мне просто необходимо позарез быть сейчас рядом с тобой, вот так. – Она залихватски чиркнула себя ребром ладони по подбородку, явно подражая кому-то из гангстеров, которых насмотрелась по ящику в своих крутых Штатах. Такой лирики от ироничной Таньки Лебедев не ожидал.