– С радостью, – ответила Лав. Хоть этот не нагрубил. Приятный голос, да и человек приятный. Спокойный и на рожон не лезет. Хотелось пожать ему руку. Отличник среди обормотов.
Лав позвонила в аэропорт. Погода нелетная.
– Мне очень жаль, мистер Хуарес, – сказала она. – Аэропорт закрыт, вылеты пока отложены.
– У меня в час дня очень важная встреча. Я никак не могу ее пропустить, – посетовал он.
– Говорят, – пояснила Лав, – надо просто немного подождать.
– Позванивайте, пожалуйста, туда, – взмолился мистер Хуарес, и на стойку легла пятидесятидолларовая купюра. Лав замялась. За ним стояла целая толпа, и все пожирали ее взглядом.
– Я не могу это принять, – тихо проговорила она, – к сожалению.
Мистер Хуарес сунул деньги в карман и произнес:
– Получите, если сможете организовать мне вылет.
Следующими подошли молодожены из двадцатого. Отдыхающие устроили настоящий гвалт.
– Нам нужен столик в ресторане, – сказала молодая жена. – Где-нибудь в городе. Что вы нам посоветуете?
«Запритесь в номере и скармливайте друг другу виноградные грозди, – подумала Лав. – Вон он, целая чаша». Бросив взгляд на шведский стол, она осеклась. Винограда как не бывало.
– А не хотите прогуляться по городу и зайти куда-нибудь наудачу? – спросила Лав. – Я одолжу вам зонтик.
– Я не против, – согласился муж.
– Надо заказать столик, – настаивала жена. – У нас нет времени на поиски.
Муж с готовностью закивал:
– Да-да.
– В «Шантеклере» недурные обеды, – сказала Лав. – Вы какую кухню предпочитаете?
– А я бы предпочел кофе! – выкрикнул скелет в пижаме.
В глубине фойе возле фортепиано голосили двое сорванцов, явно что-то не поделив. Лав засекла их как раз в тот момент, когда они сцепились по полу.
– Чьи это дети? – закричала она.
Никто не отозвался.
Мелюзга принялась колошматить друг друга.
– Мальчики! – закричала Лав. – Прекратите! – Включился материнский инстинкт – ее трясло, как в лихорадке. – Мальчики!
Никто в очереди не шелохнулся. Лав вышла из-за стойки и метнулась туда, где по полу катались малыши, мертвой хваткой вцепившись друг другу в волосы. Казалось, их было не разнять. Лав кое-как протиснулась между ними. И тут, очевидно, осознав, что пока конфликт между сорванцами не будет разрешен, не стоит помышлять о кофе или обеде, на помощь бросились молодожены. Схватили мальчишек, чтобы те вновь не полезли в драку, попутно обмениваясь улыбками, как бы желая сказать: «Ты только посмотри, какая прелесть». Один из мальчуганов вдруг разревелся, другой обильно орошал ковер кровью из носа. Муж достал из кармана платок и передал его «раненому».
– Вы братья? – спросила Лав.
Плакса помотал головой. Это был пухленький мальчик, довольно миленький, но теперь на его физиономии алели две вертикальные царапины.
– Нет, мы не братья. Мы друзья.
– Ты мне больше не друг, – возмутился Расквашенный Нос. На платочке расцвели алые пятна.
Лав повела мальчишек в конторку, стараясь не встречаться взглядом с гостями из очереди. Ванс, сидя за столом Мака, старательно высчитывал клеточки кроссворда.
– Не разберешься с этими ковбоями, пока я не найду их родителей? – попросила она.
– Ковбоями?! – поразился Расквашенный Нос. – Никакие мы не ковбои!
– Вы – чудики, – сказал Ванс, очевидно, желая их обидеть, потому что этот «когда-нибудь в будущем отец» называл так всю мелкоту. Сорванцы же пришли в сущий восторг.
– Мы – чудики, – оценил Плакса. Перестал шмыгать носом и подтолкнул локтем Расквашенного.
– Ага, чудики! – довольно подтвердил тот и, бросив на Лав уничижительный взгляд, веско добавил: – И никакие не ковбои.
– Как угодно, – устало буркнула та.
Ванс неохотно поднялся. Лав направилась в зал, напоследок услышав, как Ванс, удаляясь с мальчишками по коридору, травит им какую-то байку.
У стойки вновь возник скелет в пижаме. Он неодобрительно покачивал головой.
– Как вас зовут, сэр? – спросила Лав.
Тот выпрямился и, водрузив руки на грудь, произнес:
– Майкл Клатч.
Мистер Клатч! Человек, который снял для себя сразу три номера, четвертый, пятый и шестой. Сам он проживает в пятом, а четвертый и шестой – это буферные зоны, чтобы не слышать, как соседи задвигают ящики комода и спускают воду в туалете.
– Сейчас мы составим список, – сообщила Лав. – Внесите сюда свое имя, и я займусь вами при первой возможности. А сейчас я поставлю кофе.
Лав вернулась в конторку Мака, и тут зазвонил телефон. Она хотела пройти мимо, но трубка притягивала к себе словно магнит.
– Администратор, – ответила Лав.
– Это Одри Коэн, семнадцатый номер. Мой сын весь в крови. Вызывайте скорее врачей. На нем места живого не осталось.
– У него пошла носом кровь, – ответила Лав. – Мальчик слонялся по вестибюлю без присмотра и устроил драку. Просто протрите нос влажным полотенцем.
– Пожалуйста, вызовите «Скорую», – настаивала Одри Коэн.
Лав была даже рада, что дело дошло до такого. Сирены, мигалки – может, хоть это привлечет внимание Мака.
Выходя в коридор, Лав наткнулась на мистера Хуареса.
– Я не занес свое имя в список, – начал он, – потому что вы уже взялись мне помогать. – Он достал из кармана пятидесятидолларовую купюру и зажал в тонких загорелых пальцах. – Надеюсь, вы будете так любезны и еще разок позвоните в аэропорт.
– Мистер Хуарес, – взмолилась Лав, – мне надо приготовить кофе. Пожалуйста, внесите свою фамилию в общий список!
Она поспешила на кухню, закрыв за собой дверь. На дверце навесного шкафа висела приклеенная скотчем записка:
Грядут восемь недель августа. Мужайся.
Лав включила кофеварку и вернулась в фойе. Очередь не рассеялась – все стояли на своих местах. Лав медленно протиснулась к столу.
– Итак, – сказала она. – Кто следующий?
Еще никто не успел ответить, как вдруг с улицы донеслись звуки сирен, а на стенах заплясали красные огни.
В фойе вломился врач неотложки в черной форме, с рацией на боку.
– Где пострадавший? – с ходу спросил он.
Лав позвонила в семнадцатый номер.
– Ваша «Скорая» приехала.
Одри Коэн засмеялась.
– Джаред цел и невредим, – заверила она. – Мы его отмыли. Оказывается, у него просто кровь носом пошла, ничего серьезного. «Скорая» не нужна.
Лав убежала в конторку и плюхнулась в кресло Мака. К потному телу липло платье. Вдруг в фойе поднялся гомон – все разом заговорили. В конторку вошел Ванс.
– Что здесь делает неотложка? – спросил он.
– Семнадцатый номер попросила вызвать ей «Скорую» для ребенка, у которого потекла из носа кровь. А теперь она раздумала. И что я должна сказать врачу?
– Просто извинись, – ответил Ванс.
– Я с самого утра перед всеми извиняюсь! – взорвалась Лав. – Простите, что идет дождь, что закрыт аэропорт! Простите, что у нас мало видеоплееров и кофе не осталось. Я очень перед всеми виновата!
– И еще не забудь извиниться, что выставила меня за порог, – добавил Ванс, – и что оскорбила мои чувства.
– Конечно, извиняюсь, – проговорила Лав, взглянув ему в глаза. – Правда, прости.
– Я не приеду зимой в Колорадо, – отрезал он. – Тебе ведь нужен только летний роман, ведь так? Без особых заморочек.
– Так, – ответила Лав. Интересно, ждет ли ее девочка суженого? Ее яйцеклетка. – Это ничего?
Ванс поскреб гладкую макушку.
– Да ничего, конечно, – сказал он и обнял ее. Ее ноги не касались земли, когда в кабинет ворвался врач.
– Так вам нужна помощь или нет?
– Нет, старик, у нас все в порядке, – ответил Ванс.
Врач развернулся и вышел прочь, хлопнув напоследок дверью. Лав с Вансом обменялись долгим примирительным поцелуем, а потом она вернулась к стойке. Очередь рассосалась сама собой. Все ушли, остался только Хуарес, который терпеливо ждал, положив руки на конторку.
Лав позвонила в аэропорт и выяснила, что небо открыто.
– Все в порядке. Я вызову вам такси.
Вспомнился совет Трейси, и сразу засосало под ложечкой. «Скажи ему».
Мистер Хуарес вручил Лав полтинник. Она сунула деньги в карман и налила себе чашку кофе. Дождь за окнами перешел в мелкую изморось. Облака потихоньку рассеивались. Раздались звучные фортепианные аккорды, посыпались звонкие нотки. Рэгтайм. В дальнем конце фойе за пианино сидел Ванс. Герой летнего романа наигрывал для нее песню.
В глубине души Джем радовался наступлению августа. Оставалось все меньше времени до отъезда. Когда разнеслись вести о том, что Мак с Марибель собираются пожениться, он готов был тут же паковать чемоданы и валить с этого острова. Но остался. Исключительно из-за денег. И главное, Марибель его как будто не отпускала. После помолвки она почти каждый день наведывалась в отель, и видеть ее было адской мукой. В прошлый раз похвасталась кольцом. С бриллиантом. Ничего особенного, камушек бесхитростный и блистательный, как и его хозяйка. Видеть кольцо было нестерпимо больно – это прямое доказательство того, что она теперь принадлежит другому. Пора уже свыкнуться.
Джем каждый раз мучился при встрече, хотя понимал, что не видеться будет гораздо больнее. И потому, когда Марибель появлялась возле отеля, его одолевали противоречивые чувства. Сколько ни клял себя, он каждый раз заводил с ней разговор. Как дела в библиотеке? Как мать?
Как побегала? Марибель тоже спрашивала о всяком разном. Что интересного на работе? Ходил ли на пляж? Бывал ли на людях? Может, с кем закрутил романчик? Все не терпелось с рук его сбагрить, чтобы подружку нашел. Ну уж нет, не надейся. Пусть хоть вина ее гложет, если ничего другого она испытывать не в состоянии.
– Нет, – отвечал он. – Никуда не ходил. Ни с кем не знакомился.
С тех пор как Джем поселился на острове, люди его особенно не интересовали – пока не появился Нейл Розенблюм. Было в нем что-то от Стивена Спилберга. Длинные волосы с проседью, крохотные очки без оправы, пестрая гавайская рубашка, джинсы и легкие тканые тапочки-эспадрильи. Мистер Розенблюм остановился в пятом номере на три ночи и проживал один. При нем был рюкзак и мягкий перекидной чемодан для одежды. Джим собирался подхватить ношу, как вдруг гость пресек его попытку. Упреждающе подняв руку, он сказал:
– Я всегда беру только то, что могу унести сам. Лучше покажи, куда идти.
И они пошли по пляжу в сторону номера. По пути Джем произносил свой обычный текст про горничных и континентальный завтрак. Нейл его не слушал. Не отрывая глаз, он смотрел на берег и покачивал головой. Джем поднялся на три ступеньки, ведущие к терраске пятого номера, отпер дверь ключом.
– Вот мы и пришли, сэр.
Оставив коридорного в дверях, Нейл Розенблюм прошел в свой номер. Джем немного замялся: ритуальное ожидание чаевых. Постоялец поставил на пол рюкзак, разложил на кожаном кресле перекидной чемодан.
– Обращайтесь, если вам что-то понадобится. – Джем попятился. Позорное отступление без чаевых.
Нейл Розенблюм повернулся в его сторону и сказал:
– Обожди. Как тебя звать?
– Джем Крендалл.
Нейл Розенблюм протянул ему руку:
– Я Нейл. Рад встрече.
– Взаимно.
Гость осмотрелся.
– Джем, я должен признаться, это как раз то место, которое нужно такому парню, как я. Место, где можно зависнуть на парочку дней.
– Да, сэр. Я вас прекрасно понимаю.
– Зови меня Нейл.
Нейл расстегнул молнию на рюкзаке и вытащил из него пару аккуратно сложенных рубашек, плавки, вьетнамки, «мыльницу», бутылку водки и пакетик с травой. Последний он продемонстрировал отдельно.
– Покуриваешь? – невзначай спросил он.
Джем постарался не выказывать удивления.
– Нет, Нейл. Не то чтобы очень.
Нейл открыл пакетик и понюхал.
– Жаль, – сказал он и выставил напоказ бутылку водки. – Не откажешься?
Джем помялся с ноги на ногу и взглянул на электронный дисплей радиоприемника, показывавшего время. Два сорок пять.
– Я работаю до пяти.
– А вообще-то употребляешь? – уточнил Нейл.
– Да.
– У меня своя фирма, «Розенблюм тревелз». Слышал когда-нибудь? Может, видел рекламу?
– Вроде нет.
– Мы обслуживаем Нью-Йорк. У нас много заказов, крупный бизнес. Просто огромный! И он меня убивает. – Нейл устало опустился на кровать. – Знаешь, зачем я сюда приехал?
– Нет, – ответил Джем.
Скинув с ног мягкие тапки, Нейл сказал:
– Чтобы обкуриваться, пить водку с клюквенным ликером и греться на солнышке. Ходить по берегу и мочить ноги в океанской воде. Буду делать то, что мне всегда нравилось. Не стану принимать факсы, отвечать на звонки и слушать голосовую почту, чтобы отправить какую-нибудь богатую клушу, миссис Толстой или миссис Достоевский, в роскошный круиз до Ленинграда. Утром во вторник я уеду. Достану деловой костюм из саквояжа и надену его. А до тех пор – никаких звонков и никаких сообщений. Если ты постучишь в эту самую дверь, то лишь для того, чтобы пропустить стопочку с Нейлом Розенблюмом или помочь ему выкурить травку из вот этого мешочка.
– Хорошо, – сказал Джем. – Я понял.
– Он все понял. Ну хорошо, посмотрим. Очень на это надеюсь.
Нейл вынул из кармана джинсов какую-то купюру и вручил ее Джему. Улыбка фортуны.
– Возвращайся в пять, и мы выпьем. Попробуй раздобыть мне тоник, пару лаймов и немного «Океанских брызг». Что ты на это скажешь?
– Тоник, лаймы, «Океанские брызги», – повторил Джем. Скрывшись за дверью, он развернул купюру. В его руках лежали сто долларов.
В пять часов десять минут Джем ступил на террасу пятого номера с бумажным пакетом в руках, постучал и стал ждать. Нейл отворил дверь. Вид у него был заспанный, волосы растрепанные. Из одежды – рубашка и плавки, на этот раз он был без очков. Глаза покраснели. Немного растерянно он спросил:
– Да?
Джем протянул ему пакет:
– Я принес тоник и все, что вы просили…
– Ах да, точно. Господи, я заснул. Проходи, садись. Я собирался на пляж, но, видимо, не дошел. – Он поднял пакетик с травой. – Крутая штука.
Джем присел на краешек кровати. На кровати была вмятина – там, где спал Нейл.
– А ты не видел мои стекляшки? – спросил Нейл.
– Днем по крайней мере они были на вас.
Нейл протер глаза и засмеялся:
– Ах да, очки. Спасибо, что напомнил. Я имел в виду посуду. Под коктейль или мартини.
– Бокалы на холодильнике, – ответил Джем.
Нейл смешал напитки.
– Может, пройдем на террасу? – предложил он.
– Запросто.
Джема не оставляло странное чувство, будто он очутился на первом свидании. Он принял у Нейла клюквенный коктейль с водкой и, выйдя на террасу, уселся в шезлонг. Давненько ничего не пил. До сих пор хватало только на пиво в баре. Нейл – в очках – тоже сел в шезлонг. Какое же райское место! Вода, солнце, холодный коктейль и удивительно мягкий шезлонг. Хоть немного вкусить этой роскоши!
– Ну, Джем, рассказывай. Как ты попал на остров?
– Да просто взял и приехал, – поведал Джем. – Кто-то из колледжа мне рассказал. Вот я и решил чуток заработать.
– Так ты зарабатываешь? – удивился Нейл.
– Ну да, – ответил тот. Стодолларовая бумажка в глубине кармана согревала душу. – Наверное.
– А после Нантакета какие планы? – спросил Нейл.
– Рвану в Лос-Анджелес, – разоткровенничался Джем. – Хочу быть агентом.
Откинув назад растрепанную седую голову, Нейл засмеялся.
– Боже мой! Это нечто. Он хочет стать агентом. Поедет в Лос-Анджелес!.. Зарезал без ножа.
– А что тут такого? – насупился Джем. Он не любил, когда над ним смеялись.
– Поехать в Голливуд, чтобы открыть свой бизнес? Никто не ездит в Париж, чтобы стать писателем! Вчерашний день. Я скажу тебе, что будет дальше. Ты доберешься до Калифорнии и устроишься в турагентство или ресторан и будешь пахать до седьмого пота, пока не осатанеешь. И что потом?
– Что? – спросил Джем.
– Понятия не имею, – усмехнулся Нейл. – Вернешься на Восток? Подцепишь какую-нибудь ухоженную старушонку типа Николь Симпсон, и тебя порубит на куски ее бывший муж? Попадешь в секту и покончишь с собой в кругу единомышленников? Понятия не имею.
Джем осушил бокал.
– Еще будешь? – спросил гость.
Парень пожал плечами.
– Вы пригласили меня, чтоб высмеивать?
– Ой, – усмехнулся Нейл, – вы посмотрите, я задел его за живое. Ну прости, не хотел.
Он зашел в номер, а Джем остался сидеть на террасе и смотреть на воду. Очень скоро хозяин возник в дверях со свежими коктейлями.
– Знаешь, что я делал в твоем возрасте? Бродил с рюкзаком на плечах. Излазил Юго-Восточную Азию вдоль и поперек: Катманду, Бангкок, Кох-Самуи, Сингапур. Провел два месяца на Бали. Как думаешь, сколько стоит переночевать в гималайской чайной? Один пенни. Номер в Таиланде – четыре бакса за ночь, плюс рисовая лапша – лопай сколько влезет. Я месяц не мылся, а когда в зеркале себя увидел, то и не узнал сразу. Никогда в жизни не был так счастлив. А теперь? Ты в курсе, во сколько мне обходится этот номер – на всю азиатскую поездку ушло не в пример меньше. Да только сегодня я не счастливее, чем был на Кута-Бич, когда любовался закатом и пил индонезийское пиво. Вот она, правда жизни.
Джем посасывал кусочек льда.
– Мне слишком тяжело дались эти деньги, – сказал он, – чтобы угрохать их на путешествие.
– Угрохать?! – поразился Нейл. – Да ты приобретешь такое, что будет греть тебя до самой могилы. И не думай, что я толкаю товар – тебе мои турне не по карману. Просто пойми: надо путешествовать, пока молод. Увидеть своими глазами Тадж-Махал, Нил и отель «Раффлз».
– Мои родичи и Калифорнию-то не одобрят, – проговорил Джем. – А Тимбукту и подавно.
Нейл кинул на Джема взгляд поверх очков:
– Ты до сих пор отчитываешься перед родителями?
– Да просто не хотел бы их огорчать, – уточнил тот.
Солнце садилось за облачный вал.
– Мне пора, – произнес Джем.
– Пора ему! Ну ладно тогда, иди домой. Сваливай от старого пердуна, который забивает тебе голову дурацкими идеями.
На следующее утро Джем как ни в чем не бывало стоял на улице и поливал розы, как вдруг к нему подбежала Марибель, вся в поту.