Если станет совсем невмоготу, заляжет в постель с детективом в руках и не высунется до вечера.
Мак появился в обычное время. Вместо привычного кофе он прихватил баночку ледяной кока-колы.
– Да будет благословен Мак Питерсен, – изрекла Лейси.
Столбик термометра неуклонно тянулся к восьмидесяти трем, у Мака взмокли волосы за ушами, и пахло от него как от человека, который весь день тягал шпалы.
– Уже восемьдесят два, – сообщил он. – По радио сказали, к десяти утра перевалит за девяносто.
Кока-кола была прохладной и шипучей, от нее щипало небо и слезились глаза. Лейси закашлялась.
– Будь осторожна, стоит такая жара, – предостерег Мак. – Пообещай, что не станешь переутомляться.
– Потому что в такую погоду не ровен час и коньки отбросить такой старушке? – подначила его Лейси. – Не бойся, наши не сдаются. Бывали и худшие времена. Хотя на всякий случай я удаляюсь в спальню, там не в пример прохладнее. Постучись ближе к вечеру меня проверить, жива я или нет. Только сразу не входи, а то вдруг я буду неодета.
Мак засмеялся и ушел, махнув на прощание, а Лейси отпила кока-колы.
– Вот уедешь ты, – вслух сказал она. – И некому будет обо мне позаботиться.
Это прозвучало на удивление жалобно, Лейси и самой стало противно. Но с фактами не поспоришь. Что она будет делать, когда симпатичный посланник Максимилиана ее оставит? Может, на его место явится кто-нибудь другой? Или тогда подойдет и ее срок уходить, и она не станет больше коротать время с заменами, а присоединится к Максимилиану, где бы он ни находился?… При мысли о том, что где-то там ее дожидается любимый, страх перед смертью отступил.
Мак и Марибель спали нагими под тонкой простыней. Марибель приготовила холодный ужин. Перченый суп с огурцами, салат «Цезарь» и дынные шарики. Она мысленно проговаривала «прохладные» слова: «Серебро, стакан, мята, тень. Зеленый, синий, питье, бокал, лед, ложе изо льда, заснеженный мир». Выудила с библиотечной полки книжку Фицджеральда «Ледяной дворец», за ней – «Снега Килиманджаро» Хемингуэя, «Холодные зимние сцены» Энн Битти, «Снег на кедрах» Дэвида Гутерсона и даже «Ледяной урожай» Ричарда Руссо. Сложила стопочкой на столе и смотрела на них время от времени, прокручивая в голове зимние названия.
Без ссор теперь не проходило и дня. Из-за жары и тех странностей, что творились с гостями и персоналом, Мак замкнулся. Он приходил домой, съедал то, что ставила перед ним Марибель, и оседал перед телевизором. Если они о чем и разговаривали, то в основном огрызаясь.
Мак больше не вспоминал о своем намерении жениться. Они не говорили о свадьбе, не строили планы. Теперь уже Марибель всерьез опасалась примкнуть к числу невест, которые ждут свадьбы по пятнадцать лет. И вот однажды вечером она решила поставить вопрос ребром:
– Мы будем устраивать свадьбу осенью? Потому что, если да, то надо уже потихоньку готовиться.
– Я не знаю, – ответил он, вперив взгляд в бейсбольное табло. – У меня башка не варит.
– То есть как это? – вырвалось у нее. – Я же не про чепуху какую-нибудь спросила, а про нашу свадьбу.
– Сил нет, Марибель, – посетовал он. – Я запарился на работе. Все вокруг без конца жалуются. То им жарко, то песок горячий, то вода не успела согреться. У пляжного мальчика был солнечный удар, увезли на «Скорой». Каждые два часа я наведываюсь к Лейси – боюсь, как бы она не окочурилась там одна. Джем вообще примостился задницей к ледогенератору. О нашей свадьбе, прости, я не думал.
– Ну и пусть, – буркнула Марибель. – Может, тогда к черту ее, эту свадьбу?
– Не начинай, – устало выдохнул Мак. – Мне сейчас не до смеха.
Марибель готова была расплакаться. На глаза навернулись слезы, она молча ушла в спальню – там хотя бы работал вентилятор. Рухнула поперек кровати, убрала с лица волосы, перевернулась, подставив шею струе свежего воздуха. Всегда, с самого детства, простые радости жизни обходили ее стороной. Когда все было хорошо, не верилось. Казалось, вот-вот это кончится, произойдет что-то плохое. Была мысль позвонить маме, но телефон лежал в другой комнате. Да и что сказать? Как сильно она сейчас ненавидит Мака? Что ее жизнь с ним – сплошная череда скучных и мрачных лет? Или, может, что ее так сильно захватила идея выйти замуж, что она готова примириться с чем угодно? Например, с тем, что, когда он делал ей предложение, в ее душе еще не утихла горечь после его признания в любви другой женщине? Марибель старалась об этом забыть. Она все твердила себе, что с отъездом Андреа Крейн его чувства угасли. И, раз уж все равно Мак решил уволиться из отеля, то, скорее всего, они с Андреа больше никогда не увидятся. Да только вот любит ли он? Поначалу, когда он сделал ей предложение и подарил кольцо, Марибель охватило безумное счастье. Прошло время, и ей стало ясно: ее избранник по-прежнему думает о другой, ведь невозможно разлюбить человека за каких-то пару недель, так не бывает. И вообще, он, скорее всего, пришел со своим предложением сначала к Андреа, но та отшила, и он решил попытать счастья здесь. Так что Марибель – запасной вариант. Обрадовалась, дурочка. Неудивительно, что этот сухарь не в состоянии думать о свадьбе. Он вообще не хочет жениться. Все теплые слова и колечко – все это было притворством.
Марибель направилась в гостиную. О сетчатую дверь с беспечным безумием бились мотыльки.
– Ты еще любишь Андреа? – поинтересовалась она.
– Что? – спросил Мак. Он сидел голый, в одних боксерах. Простой работяга, каким и был десяток лет назад. Загорелая шея, белый торс. – Что ты сейчас сказала?
– Ты по-прежнему любишь Андреа Крейн? Ответь, мне надо знать.
– Не пори чушь! Я целое состояние выложил за кольцо с бриллиантом, и ты смеешь во мне сомневаться? Что на тебя нашло?
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Да не буду я отвечать на твои идиотские вопросы! – взвился Мак. – Я предложил тебе выйти замуж, и ты согласилась. Ты получила кольцо. С чего вдруг я сделал тебе предложение, если все еще люблю Андреа?
Это было как нож в сердце. «Все еще» означало одно: он действительно любил ее раньше.
– Ты не ответил. Ты не сказал ничего конкретно, все крутишь вокруг да около.
– Что ты мелешь-то? – заорал Мак, вскочив с места. Пот валил с него градом. Дома было как в парилке. Марибель сделала глубокий вдох и постаралась припомнить названия книг, наводящие на мысли о прохладе. Как там?… В голове крутился лишь «Ледяной урожай». Вот итог ее усилий.
О дверную сетку бились мотыльки. Теперь из-за жары еще и дверь не закроешь, вовек не избавиться от мерзкого шороха.
– Ты хочешь жениться на Андреа?
Голубые глаза Мака вспыхнули адским пламенем.
– Да не хочу я ни на ком жениться!
Повисла тишина. Они молчали лишь миг, однако этого было достаточно, чтобы Мак осознал ошибку. Ляпнул же сдуру!
– Кроме тебя, – поспешно добавил он.
Поздно. Тот неловкий миг тишины решил все. Мак проговорился. Нелепый крошечный миг молчания выдал его с головой. «Не хочу ни на ком жениться».
Он двинулся к Марибель, остывая на ходу, точно заглушенный мотор, и обнял ее, нежно, словно боялся смять.
– Я не хочу жениться ни на ком, кроме тебя.
Что бы он сейчас ни говорил, это ничегошеньки не меняло. На секунду, на мерцающий миг истина вырвалась на свободу, не ускользнув от внимания Марибель. Да, все это время она была права: ее суженый не хочет жениться.
– Ну ты что, расстроилась? – спросил Мак, поцеловав ее в лоб.
Марибель отстранилась.
– Прости, жара доконала, – шепнула она и ушла в спальню.
Бросилась ниц на кровать и разревелась. Не создана она для любви, чего-то в ней не хватает. Способности здесь нужны, как у художника или пианиста. Как видно, она пошла в мать. Не наделил господь талантом. Вот Марибель и привыкла вцепиться мертвой хваткой и жать, жать. Упорно, стиснув зубы и упершись каблуками, биться лбом в стену, пока она не подастся.
От горючих слез стало прохладнее. Так Марибель и заснула, с больной головой и саднящим сердцем.
Сесили сидела в кабинете отца, когда тот нашел в своих бумагах непоправимую ошибку. На пляж она не пошла – раскаленный песок обжигал ноги до волдырей. Жара избавила ее от необходимости болтать и любезничать с гостями, однако, по настоянию отца, ей пришлось работать с ним в кабинете, чтобы лучше понять, «как тут все вертится». Человек не вечен, добавил отец, и возможно, ей придется вступить в права раньше, чем она полагала.
Билл развернулся в кресле.
– Уму непостижимо, – пробормотал он. Поворошил бумаги, провел пальцами по одной странице, по другой, отер лоб платком. – Перегрелся, что ли… Такого со мной еще не бывало. Ни разу за двадцать лет!
– Что там? – забеспокоилась Сесили. Для Рио девяноста семь градусов – обычная вещь. Очень скоро она будет потеть в постели подле Габриеля. Осталось собрать пятьсот долларов и – здравствуй, свобода! Выпорхнет как птичка из клетки. Отец позвонил в университет, попытался отозвать ее заявление – не вышло. Теперь родители надумали отправить ее в Аспен, чтобы кататься там с ней на лыжах и обучать тонкостям семейного ремесла. Похоже, они ослепли, оглохли и отупели разом. – Так что у тебя стряслось? – нетерпеливо повторила она.
– Я забронировал один номер на двух разных клиентов, – констатировал отец. – И получил два письма с подтверждением. Семейство Риз с детьми с двадцать четвертого по двадцать седьмое и миссис Джейн Хесситер в тех же числах на тот же номер.
Сесили откинулась в кресле.
– Ну, пересели кого-нибудь.
Билл открыл журнал регистрации. Весь месяц был выделен ярко-зеленым маркером.
– Свободных мест нет.
Вот так миссис Хесситер и занесло в хозяйский особняк в самый разгар жары. Конечно, сначала Сесили с отцом попытались что-то предпринять. Обзванивали гостиницы и хостелы – безрезультатно. На целом острове не нашлось ни одной комнаты для одинокой вдовы. Отец молился, чтобы ну хоть кто-нибудь позвонил и отменил бронь, но телефон молчал. Тереза утешала его как могла.
– Можно поселить эту даму у нас, – вдруг сказала Сесили. – Здесь же есть лишняя комната. Вы что, забыли?
«Лишняя комната» располагалась на первом этаже со стороны фасада. Оттуда открывался вид на парковку перед отелем и пляж. Там была даже своя ванная. Правда, за все восемнадцать лет, что Сесили прожила на свете, ни одна живая душа долго в той комнате не находилась. Это место ждало братишку Сесили, В. Т., которому не довелось выйти за порог больницы. Ребенок появился на свет без признаков жизни. Убитые горем родители оставили все как есть, и с той поры там обитал его дух. Маленький дух мертворожденного сына.
– Что-то не нравится мне эта идея, – пробормотал Билл.
Сесили закатила глаза. Предки мыслили нереально шаблонно.
– Ты сделал ошибку, Билл, – втолковывала Тереза. – Миссис Хесситер уже в пути. На острове нет ни одного свободного угла. Что делать? Мы должны как-то выйти из положения.
– Да ладно, пап, все будет нормально, – успокоила Сесили.
Предки, ошалев, на нее уставились, как будто она вдруг стала чесать на португальском, – впервые после Дня независимости она сказала им доброе слово.
Билл с облегчением вздохнул и расслабился в кресле.
– Надеюсь, ты права, – устало пробормотал он.
Когда Джейн Хесситер вошла в вестибюль, Сесили стояла у стойки администратора, непринужденно болтая с Лав. В отель приезжали постояльцы разных сортов и мастей, но всех их объединяло одно: они были состоятельными людьми. Их выдавали дорогие часы, итальянская обувь и стильные прически. Джейн Хесситер являла собой редкое исключение.
Новая постоялица напомнила Сесили женщину, которая наводила порядок в ее студенческом общежитии.
Гостья не вошла, а прошмыгнула – точь-в-точь как та уборщица, словно попала сюда по ошибке и здесь ей не место. Она подходила ближе, и Сесили присмотрелась: блестящие сероватые завитки, водянистые глаза, и… О, ужас! Перед ней стояла та самая прислуга, что драила полы общаги в Мидлсексе. Уборщица и надзиратель в одном флаконе теперь оказалась вдруг в их роскошном отеле. Да-да, Джейн. Ее так и звали. «Доброе утро, Джейн», – здоровалась Сесили, когда та махала в коридоре разлапистым веником. «Спасибо, Джейн», – когда она отдраивала ванную и опустошала мусорную корзину. Соседки по этажу привозили ей подарки на Рождество: кто веночек из шелковых цветов, кто подписку на «Ридерс дайджест».
Если секунду назад Сесили изнывала от жары, то теперь ее стала бить нещадная дрожь. За неделю до окончания школы Джейн зашла в ее комнату без стука. Воспользовавшись ключом из огромной связки, открыла дверь в тот самый момент, когда они с Габриелем занимались любовью. Сесили, устроившись у него на коленях, подпрыгивала на его изумительно-превосходном штыре. Все девочки ушли на завтрак, и влюбленные решили воспользоваться затишьем. В последний момент она, конечно, услышала звяканье ключей, но уже ничего не успела поделать. Джейн встала в дверях как вкопанная и уставилась на них непонимающим взглядом. Сесили схватила Габриеля за голову, прижимая к себе словно мать, и заорала что было мочи: «Пошла отсюда, Джейн, пошла!»
Джейн, бедняжка Джейн. Что она чувствовала? Вид у нее был ошарашенный. Она только пятилась и все лепетала, простите, простите, а потом скрылась, аккуратно прикрыв за собою дверь.
Сесили слезла с Габриеля и расплакалась. Испорчен последний день, когда они могли побыть вдвоем! Назавтра Габриель уезжал в Бразилию, к себе домой. Бедняжка плакала от досады и страха перед неминуемым разоблачением, причем к самому выпуску. А еще ей было жаль
Джейн, на которую она так грубо наорала, напугав бедняжку и обидев. На Джейн никто никогда не орал. Лишь Сесили, единственный раз, опустилась так низко.
Джейн не стала на них доносить, как и предвидел Габриель. Да кто она такая, в самом деле? Старая тетка, которая убирается после подростков. Сесили постаралась забыть о происшествии, уйдя с головой в вечеринки, торжества по поводу выпуска и составление альбома фотографий Габриелю на память. Если, проходя по коридору, она случайно встречала Джейн, то попросту опускала глаза.
И вот, по иронии судьбы, та самая уборщица стала единственным за всю историю отеля постояльцем, который поселится в семейном особняке! Мелькнула мысль отсидеться эти дни в папином кабинете, но это годилось лишь для прежней Сесили. Теперь же она, повзрослевшая и набравшаяся опыта, та, что держит путь в Южную Америку, перед трудностями не пасует.
На Джейн была блузка в клеточку, мужской джинсовый комбинезон с подвернутыми штанинами и кроссовки «Эйр-макс» с пронзительно-яркой подошвой. Джейн шла, уставившись под ноги. Временами она поднимала нерешительный взгляд на лоскутное одеяло или картину и ойкала от восхищения. Ей было так неуютно среди окружающей роскоши, что Сесили захотелось перед ней извиняться.
Следом в вестибюль зашел Ванс с двумя пакетами из темной бумаги, наподобие тех, что дают в дешевых придорожных магазинах. Он поставил их возле стойки у самых ног Сесили. «Это ее багаж», – подумала та. Хотелось зарыдать. Временами у них появлялись подобные персонажи, но раньше молодая наследница была слишком юна и беспечна, чтобы осознавать сложность ситуации. Эти люди копили целую жизнь, чтобы однажды разок шикануть.
– Джейн Хесситер, – представилась гостья у стойки. – У меня забронирован номер.
Это был ее голос. «Простите меня, простите».
– Да, миссис Хесситер, – улыбнулась Лав. – Вы заказывали боковой номер, но я с радостью вам сообщаю, что вместо него вы заселитесь в номер высшего разряда, причем совершенно бесплатно. Вы будете проживать в хозяйских апартаментах.
– В хозяйских апартаментах? – переспросила Джейн, потупив взгляд. – Здорово.
– Ванс вас проводит, – проговорила Лав.
– Нет, лучше я, – вызвалась Сесили.
– Отлично. Миссис Хесситер, это Сесили, дочка владельца. Она покажет вам вашу комнату.
Джейн подняла голову и застенчиво улыбнулась:
– Приятно познакомиться, Сесили.
Она, конечно же, притворялась. От этого Сесили стало и радостно, и немножко грустно. Все это время чувства вскипали, готовые хлынуть через край, только дай повод. Наверное, Сесили стало бы легче, если бы Джейн разразилась чередой упреков и обвинений: «Потаскушка! Неблагодарная девчонка!»
Немного справившись с растерянностью, девушка умудрилась выдавить:
– Добро пожаловать на Нантакет.
– Спасибо. А в этом отеле все ваше? Вы счастливица!
Сесили сейчас с радостью отписала бы отель Джейн.
– Здесь все принадлежит родителям, – сказала она. Подняла с пола бумажные пакеты и краешком глаза заглянула внутрь. В одном лежала одежда, в другом – еще один бумажный пакет, скрученный сверху. Неторопливо направилась к дверям, чтобы Джейн успела насладиться обстановкой. Здесь работал кондиционер, зато на парковке царил сущий ад. Лицо обжигало потоками жаркого воздуха от раскаленного асфальта. В дверях Сесили пропустила Джейн вперед. – Нам туда, в тот большой дом.
– Простите за любопытство, – проговорила Джейн. – А почему меня поселили в доме владельца? Чем я заслужила?
– Так вышло, – пробормотала Сесили.
Отец стоял у окна кабинета и смотрел, как они бредут к дому по несусветной жаре. Чуть раньше он зачитал вслух письмо с подтверждением брони, которое было отправлено Джейн. «Ждем вас с нетерпением. Будьте как дома». Какие пророческие строки!
Сесили нечасто заглядывала в «лишнюю комнату». Мебели там было немного: широкая кровать да комод. Плюс отдельная ванная. Когда она распахнула дверь, оказалось, что там уже все готово к приезду гостьи: на постели – лоскутное одеяло, на комоде – два миниатюрных велосипеда и коробка шоколадных конфет «Сладостное вдохновение». В пустом шкафу висел пушистый белый халат.
Сесили притворила дверь – на случай, если отец будет проходить по коридору. В эту минуту, когда они остались один на один, ей хотелось поделиться сокровенным.
– Здесь прелестно! – прощебетала Джейн. – Ах, поверить не могу, я словно в сказке.
– Джейн, – проговорила Сесили. – Миссис Хесситер, Джейн.