— Соленой?
— Свежей. Травой перекладываем мокрой… водорослями… день терпит.
— Что еще?
Начальник станции помялся.
— Да, в общем, и ничего. Работы нет. Зря вы тут сошли.
— Мне работа всегда найдется, — ответил Денис. Налил себе еще чаю из пузатого никелированного чайника. Тот был единственным чистым и ухоженным предметом в кабинете. И заварка была настоящая, будто из прошлой жизни.
— Сахару, жаль, не осталось… — словно читая его мысли, озабоченно сказал Петр. — Сахару всегда не хватает…
— Я пью несладкий.
Начальник станции поднял на него усталый, молящий взгляд:
— Уезжали бы вы… Вот товарняк днем пойдет — я вас и посажу. Могу с машинистом поговорить, вас в кабину пустят, доедете как…
Он не успел объяснить «как» — дверь стукнула, в кабинет кто-то вошел.
— Ну вот… — прошептал одними губами Петр, вставая. Денис допил чай. Обернулся.
В дверях стоял юноша — тонкий, черноволосый, с нахальными живыми глазами, ярко-красными, будто накрашенными, губами. На нем была черная кожаная куртка с блестящими серебристыми нашивками-заклепками, черные кожаные штаны, обтягивающие жилистые ноги. В опущенной левой руке юноша держал пистолет-пулемет — небрежно, с мальчишеским вызовом.
— Кто такой? — спросил юноша.
— Проезжий, — часто моргая, сказал начальник станции. — С утреннего сошел, в товарном ехал, замерз совсем… В обед уедет.
Юноша молчал, покусывая губы.
— Кто такой? — теперь вопрос Петру задал Денис. — Гей? Начальник станции поперхнулся, замотал головой.
— Значит, просто дурак, — заключил Денис.
Глаза у юноши от обиды стали большими и круглыми. Он ничего не стал говорить, за что Денис мысленно похвалил его, а сразу стал поднимать оружие. Начальник станции нырнул под стол.
Револьвер в руке Дениса выстрелил один только раз. На черной куртке юноши появилась рваная дырочка. Кисло запахло порохом и сладко — чем-то другим.
Юноша скосил вниз глаза. Потом посмотрел на Дениса, обиженно, как ребенок, которому не дали сыграть в интересную игру. И тяжело осел на пол.
— Вы идите, — сказал Денис. — Я тут приберу.
— Что вы наделали… — выползая из-под стола, залепетал начальник станции. — Что же вы наделали… Вы бы спокойно днем уехали…
— Вам самому не надоело так жить? — спокойно спросил Денис.
— Все так живут, всем сейчас плохо…
— Нет, так живут не все, — твердо сказал Денис. — Идите.
Начальник станции по дуге направился к двери, но ботинки юноши — тяжелые, шнурованные армейские ботинки — лежали на самом пороге и ему все равно пришлось перешагнуть тело.
— Это пришлый или уже из ваших, обращенный? — спросил Денис.
Начальник станции остановился, нелепо раскорячившись над телом. Облизнул губы, снял фуражку с малиновым околышком, смял ее в руке.
— Из наших… доктора сын… год как…
— Где его найти?
— Доктора? По улице, — начальник станции махнул рукой так, что сразу стало ясно — улица в городе одна, и тянется она от станции к морю. — Там больничка, на полпути. Амбулатория, конечно, не больничка, только мы ее так называем…
— Вы идите домой, — предложил Денис. — Идите-идите. Я все уберу.
Больница и впрямь была маленькая, но все же побольше станции. В два этажа (правда, на втором часть выбитых стекол небрежно затянули полиэтиленом). Денис потоптался минуту на крыльце, докуривая сигарету. Ему почему-то было неловко, как всегда в таких ситуациях. Наконец он решился, коротко постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел.
Видимо, доктор жил при больнице — иначе почему в такую рань он оказался в своем кабинете? Немолодой, грузный, он сидел за столом (в углу, как символ профессии, валялся фонендоскоп) и ел арбуз, вгрызаясь в сочные ломти.
— Садитесь, — сказал доктор, подвигая Денису тарелку. — Ешьте. У нас песчаные почвы, арбузы очень хороши. При почках помогают.
— Меня не беспокоят почки. Ваш сын…
— Я знаю, — доктор не поднимал на него глаз. — Петр заходил. Денис молчал.
— Чего вы ждете? — спросил доктор. — Я не могу сказать вам «спасибо». Но и обвинять ни в чем не стану. Да, наверное, хорошо, что кончилась эта мука. Смотреть, как твой сын превращается в чудовище — это, знаете ли, сжигает душу.
— Догадываюсь, — сказал Денис.
Доктор отложил зеленую корку и взялся за следующий кусок. Промычал:
— Только чего вы добились? Теперь они убьют вас. И накажут нас за то, что мы сами вас не убили.
— Сколько их? — спросил Денис.
— Два десятка.
— Точнее?
Доктор пошевелил губами. Красный сок стекал с его губ.
— Восемнадцать. Если считать без моего сына, — он вдруг взглянул на Дениса с безумной, ненужной надеждой.
— Считать надо без него, — подтвердил Денис. — В городе сотня мужчин, вы что, сами не могли справиться?
— Не сотня, — помотал головой доктор. — Если считать взрослых… человек семьдесят.
— И что? Их восемнадцать.
— Вам легко говорить, — доктор пожал плечами. — Восемнадцать. Из них пятнадцать — наши же дети.
— Вначале пришли трое?
— Да. Обосновались… начиналось все потихоньку. Они обещали нас охранять, некоторое время даже и впрямь охраняли. Потом к ним ушел один… другой… третий…
— Начинать надо было до того, как ушел первый, — жестко сказал Денис. — Сколько мужчин, сколько женщин?
— Женщин две, — доктор поморщился. — Они с этим не заморачиваются. Женщины есть в городе.
Денис встал, пошел к двери. Остановился, бросил:
— Никогда не мог этого понять. Горстка кровопийц ставит на колени целый город… И все сидят по углам, как овцы… Где я могу поесть?
— Кафе напротив, — сказал доктор. Он уже доел очередной ломоть и теперь грыз корку, не замечая этого. — У нас одно кафе.
Хозяйка кафе была первым человеком с живыми глазами, которого Денис встретил в городе. Когда он вошел, в маленьком помещении сидели трое — но они тут же поднялись и вышли, как будто вокруг Дениса витал омерзительный запах. Денис не обиделся — смерть действительно плохо пахнет.
Еще не старая, но с вызывающе нескрываемой проседью женщина подошла к нему, секунду всматривалась в глаза, потом кивнула:
— Убейте, сколько сможете. Прошу вас.
— Я убью всех, — просто ответил Денис. — Что я могу попить? — Попить или выпить?
— Попить. Я не выношу алкоголя.
— Кофе?
Денис только улыбнулся.
Но женщина пошла за стойку бара, погремела ключами, отпирая ящик. Достала мешочек, щедро отсыпала в ручную кофемолку зерен. Принялась крутить ручку — торжественно, будто священнодействуя. В какой-то мере так оно и было.
Денис ждал, зачарованно глядя.
Кофе, который женщина принесла в большой красной кружке, был обжигающе горячим. Но самое главное — он пах кофе.
— Откуда такая роскошь? — поинтересовался Денис, делая глоток.
— От прошлой жизни. Всегда что-то остается от прошлой жизни. Денис молча кивнул.
— Вы хотите немного поесть? — спросила женщина. — Я не предлагаю вам торжественный обед, с полным брюхом не навоюешь. Но они приедут в город в полдень, у вас есть время перекусить.
— Хорошо, — сказал Денис, хотя и был сыт. Исключительно чтобы ее не обижать. — Что предложите?
— Я ненавижу рыбу, — ответила женщина. — Есть хорошие стейки. Правда.
— Хорошо прожаренный и не слишком большой, — кивнул Денис, разглядывая девочку, пугливо выглядывающую в обеденный зал с кухни. Бледное лицо, плотно сжатые губы… — Она меня боится?
— Она всех боится, — ответила женщина, не оборачиваясь. — С тех пор, как в прошлом году ее утащили… и держали там три дня.
Девочке было лет четырнадцать-пятнадцать. Денис сказал, хоть и понимал, что женщина не поверит:
— Вы не волнуйтесь. Я действительно убью их всех.
— Их восемнадцать, — ответила женщина, и ему понравилась ее точность.
— Уже знаю. Это совсем немного.
Ее взгляд чуть-чуть изменился. Будто она начала верить.
— Возьмите… — рука женщины нырнула за горловину платья, потянула цепочку. — Это иконка Божьей Матери… я верю, что это она спасла мою дочь…
— Нет, — Денис мягко, но решительно остановил ее руку. — Я не могу этого взять. Вы замечательно поможете мне, если через полчаса принесете еще кофе.
— Если вы их всех убьете, я сделаю вам капучино, — сказала хозяйка кафе. — С пенкой.
Он не сразу понял, что это она так шутит.
Впрочем, может быть, она и не шутила.
Они въехали в город со стороны моря, от пристани, где лениво, беззлобно подожгли пару старых сараев. Рыбаки давно ушли в море на своих суденышках, захватив жен, детей и ценную утварь. Пятеро ехали на конях, остальные — в двух повозках. На одной повозке был закреплен на турели пулемет, за пулеметом, на старом офисном креслице, скорчилась молодая девушка — вся в черной коже, с серебряными нашивками, блестящими на солнце. Денис с любопытством наблюдал за ней. Вампиры, конечно же, не боятся ни солнца, ни серебра. Убить их можно точно так же, как людей — только сделать это гораздо, гораздо труднее.
Городок весь будто вымер — жители попрятались, не рискуя даже краем глаза глянуть на происходящее. Хотя нет — в здании кафе чуть-чуть дрожала занавеска. Денис улыбнулся в сторону окна — и снова стал смотреть на две повозки и пятерых конных.
Увидев Дениса, стоящего посреди улицы, они чуть замедлились. Стали ехать осторожнее, поглядывая по сторонам, передергивая затворы ружей и снимая с предохранителей пистолеты и автоматы. Денис терпеливо ждал, пока его не окружили плотным, угрюмым кольцом. Девушка с пулеметом жевала резинку и смотрела на него с неприязнью, но без злобы.
— Что за долбаный вестерн… — сказал, а не спросил вожак. Пожилой, но еще не старый. Крепкий. С цепким умным взглядом. С пистолетом в открытой кобуре. На самой лучшей лошади. Поскольку это был не вопрос, Денис предпочел промолчать. — Это ты убил Андрея, — снова сказал, а не спросил вожак.
— Я, — на этот раз Денис решил ответить. Вожак кивнул, что-то обдумывая.
— Что ж, — решил он наконец. — Если ты таким экстравагантным способом решил попроситься к нам — я тебя приму. Мне все равно надоел этот сопляк…
— Ты Мастер? — спросил Денис.
— Что? — не понял вожак.
— Ты — Мастер? Так называется главный вампир стаи. Или ты даже этого не знаешь?
Толстый мужчина, чей конь стоял по правую руку от вожака, засмеялся. Девушка с пулеметом улыбнулась. Вожак вздохнул:
— Нет, психов нам не нужно… Убейте его!
Первую пулю Денис всадил между глаз девушке с пулеметом. Шагнул вправо, срывая с коня помощника вожака. Швырнул его на повозку, тот прокатился по ней шаром для боулинга, сбивая молодых парней в черной коже, замер с вывернутой назад шеей. Вторую пулю Денис отправил в сердце парню с автоматом, третью — в лицо девушке с дробовиком. В последний миг она дернулась, и пуля оторвала ей ухо, пришлось выстрелить и в четвертый раз.
Пятая и шестая пули уложили двух похожих (братья? близнецы?) как две капли воды парней с пистолетами. Последняя, седьмая, вошла в живот прыгнувшему на Дениса мужчине — смуглому, восточного вида, с короткой стрижкой и безжалостным, холодным взглядом.
Кто-то выстрелил и промахнулся. Кто-то вопил. Ржали и вставали на дыбы кони.
Денис, будто танцуя, пронесся сквозь сыплющихся с повозок врагов. Двоим он сломал шеи, третьему одним ударом руки вырвал сердце. Совсем молоденький парнишка на повозке увидел это, поднял пистолет, обхватил ствол губами и выстрелил себе в рот.
Девушка с дробовиком свисала с повозки, оружие медленно вываливалось из ее пальцев. Денис подхватил дробовик. Разрядил один заряд в голову мужчине на лошади — голова разлетелась красным туманом.
— Тра-та-та-та, тра-та-та-та, тра-та-та-та, — отсчитывая мертвых врагов, будто ритм фокстрота, напевал Денис. Парнишку, который застрелился сам, он решил не считать. Не попадал в ритм и вожак — его ждал другой танец.
Оставшиеся кинулись врассыпную. Но фокстрот еще не закончился.
Второй заряд дробовика вошел в спину парню с охотничьим ружьем, тот упал и забился на пыльной земле. Приклад Денис вогнал в лоб костлявому, с безумными глазами мужчине — тот убегал пятясь, ловко перебирая ногами и хихикая, будто увидел что-то удивительно смешное.
— Тра-та… — сказал Денис.
Три лошади неслись к морю по дороге. Денис перехватил револьвер, выкинул гильзы, вщелкнул три патрона.
— Та-та… — закончил Денис, стреляя. Двое ссыпались с лошадей, которые тут же рванули быстрее. Один зацепился ногой за стремя и несколько метров волочился за лошадью, потом с него сорвало сапог, и он остался лежать.
Остался вожак — и Денис, с легким сожалением в груди, всадил пулю в лошадиную ногу. Лошадь забилась на дороге, вожак соскочил на удивление ловко, но даже не стал вставать — только перевернулся и уставился на приближающегося Дениса.
Денис неторопливо шел к нему.
Вожак выхватил пистолет и выстрелил — один раз.
Денис ногой выбил у него из рук оружие. Плотно запахнул куртку и сказал:
— Ты промахнулся.
Руки вожаку он стянул его же собственным ремнем, рот заткнул чистым, будто даже отглаженным, носовым платком. И потащил к станции.
Женщина вышла из кафе, когда они проходили мимо. В руках ее подрагивала чашка.
Денис заглянул — да, это был капучино. Прекрасный капучино.
— Вы быстро, — похвалил он.
— Вы быстрее, — просто ответила женщина.
За ее спиной стояла дочка и улыбалась. Эта улыбка терзала почти так же, как плач раненой лошади за спиной.
— Надо добить лошадь, — сказал Денис озабочено. — Вы сумеете? Там много оружия.
— Не надо больше смертей, — ответила женщина. — Даже хромая лошадь — это живая лошадь.
Денис пил капучино. Вожак что-то сипел в кляп.
— Да уходите же вы, уходите ради всего святого! — закричала женщина. У нее сдавали нервы.
— Вам лучше никому не рассказывать, что именно вы видели, — посоветовал Денис. Вернул недопитую чашку и потащил вожака к вокзалу.
Бочки с рыбой стояли на перроне, но рядом никого не было. Денис сам посигналил флажком приближающемуся поезду, сам загрузил бочки в пустой товарный вагон в конце состава. Потом забросил туда же вожака и забрался следом за ним.
Паровоз дал гудок, и поезд тронулся.
Денис постоял у открытой двери, глядя на удаляющийся городок. Лениво, не глядя отбросил вожака, пытающегося выпрыгнуть из поезда на ходу. Потом закрыл дверь, подошел к вожаку и вытащил из его рта кляп.
— Ты проклятый придурок! — закричал вожак. Он был так напуган, что уже ничего не боялся. — Ты придурок! Мы не вампиры! Мы просто называли себя «Полуденные вампиры»! Мы обычная банда, понимаешь? Просто банда!
— Понимаю, — кивнул Денис.
— А это наш городок!
— Был ваш, — ответил Денис.
Вожак замолчал. Секунду смотрел на Дениса, потом уставился ему в грудь и пробормотал:
— Я не промахнулся. Я не мог промахнуться!
Денис снял куртку — и вожак уставился на дыру в его груди, из которой медленно вытекало темно-красное, утреннее, бурлившее недавно в жилах сына доктора. Рана уже затягивалась серой холодной плотью.
— Ты не промахнулся, — сказал Денис. — Но нас очень трудно убить. Те, кто уже умер, не любят умирать снова. А еще мой Мастер не любит, когда шайка живодеров называет себя вампирами.
Он помолчал секунду, разглядывая шею вожака. Потом продолжил:
— Мы и убивать не слишком-то любим. Да, нам приходится, мы такие. Но если есть выбор — всегда предпочитаем тех, кто еще хуже, чем мы.
Колеса поезда стучали — тра-та-та-та, тра-та-та-та, мерно, успокаивающе бился вдали прибой.
В бочках снуло шевелилась переложенная мокрыми водорослями рыба.
В отличие от вожака бандитов она дожила до самого города.
ВИДЕОДРОМ
ХИТ СЕЗОНА Старый — что малый…
В разное время за экранизацию рассказа Фрэнсиса Скотта Фитцджеральда, повествующего о человеке, родившемся глубоким стариком и закончившем свои дни младенцем, пытались взяться и режиссер «Аполлона-13» Рон Ховард, и Спайк Джоунз, прославившийся лентой «Быть Джоном Малковичем», и снявший «Плезантвиль» Гэри Росс. Но в итоге новеллу на дюжину страниц превратил в почти трехчасовую сагу режиссер Дэвид Финчер.
Написавший сценарии картины Эрик Рот («Форрест Гамп») отнесся к первоисточнику без особого почтения. Время действия сдвинуто ближе к нашим дням, в жизнь главного героя добавлены драматические испытания и лишения, от которых его книжный прототип был избавлен. Претерпела изменения и сама концепция «взросления наоборот». В отличие от персонажа Фитцджеральда, кинематографический Бенджамин появляется на свет не стариком, а младенцем в теле старца. Соответственно, и омоложение его — процесс больше касающийся физиологии, чем личностных изменений.
Казалось бы, столь вольное обращение с литературной основой должно вызвать бурю негодования. Еще слышны отголоски недавних споров, вызванных экранизацией «Обитаемого острова». Свое «фе» ее создателям — по поводу несоответствия видеоряда книжному тексту — поспешили высказать многие поклонники Стругацких.
Однако «Загадочную историю Бенджамина Баттона» и зрители, и критика приняли с восторгом. Значение режиссерских вольностей начинает казаться определяющим, только если создатели фильма не смогли завладеть вниманием зрителя. Дэвид Финчер — в который уже раз — сумел это сделать.
Кстати, раз уж речь зашла о книгах: пролог картины, рассказывающий об идущих в обратную сторону часах, созданных слепым мастером, потерявшим сына на фронтах Первой мировой, заставляет вспомнить произведение другого американского классика — Курта Воннегута. Кадры, сопровождающие речь часовщика, передающего свое творение в дар городу — парафраз, случайный или намеренный, эпизода «Бойни № 5», где Билли Пилигрим смотрит военную кинохронику задом наперед и видит, как солдаты противоборствующих армий воскрешают друг друга.