лейтенантом медицинской службы. Однажды батальон, где он служил,
подвергся шрапнельному обстрелу. Когда атака утихла, Цонди
обнаружил, что «предназначавшийся» ему смертоносный осколок
снаряда застрял… в переплете книги «Толкование сновидений»,
которую он носил в ранце.
В 1916 г. Цонди тяжело заболел и попал в госпиталь, где за
ним ухаживала белокурая, миловидная медсестра, в прошлом
преподавательница иностранного языка. Молодой офицер медицинской
службы, увлеченный своими чувствами к девушке, однако, не забыл
припомнить семейный эпизод, случившийся с его старшим сводным
братом, который тринадцать лет назад влюбился в очаровательную
блондинку, преподавательницу иностранного языка. Они поженились,
но брак оказался несчастливым. Вскоре Леопольду приснился сон –
его родители обсуждали неудачную жизнь его брата. Благодаря
этому сновидению Цонди пережил озарение, в котором осознал, что
бессознательно пытался повторить печальную судьбу своего
родственника. Восставший против такого рока, пациент наутро
объявил, что совершенно здоров, покинул госпиталь и отбыл в свою
часть.
Данный случай, впоследствии дополненный обстоятельными
клиническими наблюдениями, натолкнул Цонди на идею существования
«родового бессознательного», расположившегося между индивидуальным
бессознательным, открытым Фрейдом и коллективным бессознательным,
обнаруженного Юнгом. Под бессознательным понимается скрытая часть нашей
психики, которая недоступна для нашего непосредственного наблюдения, но мы
его как реальную силу вполне можем ощутить, благодаря таким явлениям как
сновидения, оговорки, описки. Это – так называемое индивидуальное
бессознательное. Коллективное же бессознательное можно сравнить
с единым энергноинформационным полем всего человечества, и оно
определяет сходность и универсальность наших мотивов, независимо
от расы, времени или социально-культурной установки.
Согласно концепции Цонди, род предков оказывает самое
действенное и непосредственное влияние на судьбу его отдельного
представителя, что проявляется в формировании «архетипа» –
фигуры предка, конечная цель которой «заключается в том, чтобы
полностью повториться в жизни потомка в той самой форме
экзистенции (то есть – бытия; понятие "экзистенция" происходит
от латинского слова existentia, буквально означающего – "бытие",
"существование"), в которой она один или несколько раз проявляла
себя в истории целого рода». Влияние родового бессознательного
настолько сильно, что в жизнедеятельности потомков определяет их
безотчетный выбор профессии, увлечений, друзей, брачного
партнера, и даже особенности смерти. Например, Хемингуэй
застрелился из того же оружия, что и его отец.
2. "Призраки" и "Склепы"
Дальнейшее развитие тема судьбы получила в работах
психоаналитика фрейдовского направления Николя Абрахама. В своих
исследованиях, касающихся механизмов передачи таинственных
влияний внутри рода, он выделил такие понятия как "призрак" и
"склеп".
Концепция "призрака" пересекается с идеей Цонди о
существовании "архетипа" – фигуры значимого предка. Анализируя
пациентов, которые не могли объяснить мотивы своего поведения и
описывали ощущение, словно за них эти действия совершал некто
другой, Абрахам решил данное сообщение принять буквально и
выдвинул гипотезу – а что если этот другой существует реально и
на самом деле оказывает самое непосредственное воздействие на
человека? Но в таком случае, кто этот другой, и откуда он
появился?
Памятуя о том, что каждый индивид органическим образом вписан
в историю своего рода, Абрахам делает вывод, что этим другим,
действующим в нас, является один из наших предков, а точнее,
тот, кто нес в себе какую-то тайну, связанную либо с особенной
смертью, либо с чем-то темным, постыдным, подозрительным,
неприемлемым с точки зрения морали того времени, выражаясь
терминологией Юнга, "теневым" аспектом существования. И этот
призрак, словно плохо захороненный мертвец, восстает из своей
могилы и через одно-два поколения начинает действовать,
вселившись в своего потомка, который, в свою очередь, становится
своеобразным хранителем этой невысказанной тайны, поселившим в
"склепе" своего бессознательного ожившего беспокойного
покойника.
Подобная связь осуществляется через бессознательные механизмы
интроекции, инкорпорации, то есть символического включения
объекта внутрь себя, и становится стихийным соединением двух
душ. При этом потомок может ничего не знать ни о жизни, ни о
кончине своего предка, но подобное незнание как раз и усиливает
давление призрака, проявляющего свою активность через странные
ситуации, симптомы и жизненные коллизии, которые быстро
прекращаются, как только тайна призрака оказывается разгаданной.
В последнем положении содержится и основной феномен
психоанализа:
мы страдаем от невысказанности; и если
невысказанное продолжает удерживаться, оно проявляет тенденцию
прорываться на уровень ситуаций; однако, как только мы
высказываем невысказанное, озвучиваем его, вербализуем в текст,
тиски невротического рока разжимаются и отпускают нас.
Оригинальный психоаналитик, развившая технику трансгенерационного анализа,
А.А. Шутценбергер, так и полагает, что немецкий термин das Unbewusste,
традиционно переводимый как "бессознательное", более близок таким понятиям как
"невысказанное", "невыраженное".
Накапливая это "невысказанное" в себе, мы формируем трагедию
своего существования. И основа нашей жизненной драмы, ее
гнетущий и тяжеловесный сюжет произрастает из наших тайн. В
связи со сказанным интересно отметить последствия пресловутой
декларации о том, что "в женщине должна быть какая-то тайна,
загадка". Из обследованных мною четырехсот пар, исповедовавших
веру в эту формулу, ни одна, в конечном итоге, не оказалась
счастливой.
"Призрак, - пишет Абрахам, - это работа в бессознательном с
тайной другого, в наличии которой нельзя признаться". И этот
неведомый призрак способен передаваться от бессознательного
("невысказанного") родителя к бессознательному ребенка.
Соответственно, "склеп" собою представляет сокрытую часть
нашей личности, в которой и размещается "призрак".
Исходя из данной концепции, можно достаточно четко объяснить
и случаи так называемого одержимого поведения. Сюда можно
отнести все случаи, которые заставляют человека страдать и
проявляют характер навязчивого повторения – либо мыслей, либо
чувств, либо состояний, либо ситуаций, либо поведения…
3. Бабочка взмахнула крыльями, и обрушился ураган
Если присмотреться внимательнее к своей жизни, то можно
обнаружить в ней множество совпадений. И главный вопрос
заключается не в том, существуют ли совпадения – очевидность
хода вещей выявляет их на каждом шагу – а в том, насколько они
случайны или закономерны. Сколь бы мы ни философствовали по
поводу этих категорий, наглядный опыт психоаналитической
практики подтверждает, что случайностей в расхожем смысле этого
слова не бывает. Есть то, что случается. Но случающееся совсем
не случайно. Оно обусловливается целым множеством
взаимопересекающихся и взаимообусловливающихся рядов причинно-
следственных связей. В науке хорошо известен butterfly effect
("эффект бабочки"), который в 70-х годах двадцатого века
обнаружил Эдвард Лоренц, изучавший методы прогнозирования
погоды. Бабочка просто взмахнула крыльями в Амазонии, и над
Техасом пробушевал Торнадо. Полетели линии электропередач,
застопорилось движение на автострадах. Кто-то не успел вовремя
на фондовую биржу, и в результате – обанкротился.
Динамика хода событий проявляется в том, что все связано со
всем и с каждым в отдельности. Легко понять, что грандиозная
механика подобной тотальной взаимообусловленности поддерживает
постоянство мира, и если допустить хотя бы одну
"несанкционированную" (этой самой механикой) случайность, то
само существование мира становится весьма проблематичным, потому
что – бессмысленным.
что – бессмысленным.
Сплетение закономерностей есть смысл. Смысл всегда разумен,
само слово говорит об этом: смысл – стало быть, с мыслью. Но то,
что разумно – психично, ведь разум и определяется как одна из
составляющих психики. А, следовательно, и все наше бытие не
просто разумно, оно психично, и законы мира имманентны законам
психики.
Теперь представим себе такую ситуацию. Она уже случилась с
каждым из нас, и потому нам не составит труда ее вообразить – мы
однажды родились. Это некогда случилось, и в этом был свой
смысл, если угодно – некий расчет. И совершенно очевидно, что
кто-то оказал нам протекцию, покровительствующую
благосклонность, возможно, что и не бескорыстную – как же мы
могли еще победить в конкурсе, какого нет ни в одном самом
элитном учреждении – пятьдесят тысяч претендентов на одно место?
Примерно столько сперматозоидов устремляется к яйцеклетке, но
достигает цели только один. Триумфом победы становится наше
появление в этом мире. Вместо меня мог появиться кто-то иной –
из остальных пятидесяти тысяч, но выбран был именно я.
Теперь зайдем к ситуации с другой стороны. Никто из нас, если
только он не клон, не появляется ниоткуда, из пропасти, из
бездны. Каждое живущее существо является точкой на разветвленном
и обширном родовом поле с его разумом, душой, сознанием,
бессознательным. Таким образом, можно говорить, что нашими
родителями являются не только биологические мама и папа, но и
все представителя родового поля, в том числе и умершие
(возможно, что они в первую очередь), то есть те, кто своими
незримыми движущими силами предуготовили нам место в мире.
Человек может расшифровать загадку своего предначертания,
если он выявит очертания своего родового поля, постигнет свое
значение в нем, определит свою пред-заданную функцию. Наши
родители – это наш род. И если мы есть, то на это есть все
основания, чтобы нам быть.
4. "Я – это, прежде всего, Другой"
Поскольку в мире случайностей нет, а случающееся всякий раз
проявляет себя как действие непрерывно самовоспроизводящейся
психической системы, то, рассматривая жизнь отдельного человека,
можно говорить не только о его неповторимой индивидуальности,
уникальности, но и до определенной степени его
унифицированности, типологичности. Мы не похожи друг на друга в
той же самой мере, в какой друг с другом имеем сходство. Одним
из наиболее показательных примеров того является, хотя бы,
существование четырех групп крови. Черты внешности также могут
быть обобщены в конституциональные категории, а свойства
характера – в обобщенные характеристики психологических типов.
Благодаря наличию обобщающих свойств мы реализуем способность к
обучению, памяти и общению. Подражая взрослым, то есть, усваивая
их манеры, дети формируют и совершенствуют свою адаптацию к
окружающей среде и через подобную идентификацию сами становятся
взрослыми.
В своих предыдущих книгах ("Трансформация психе", "Клиника
зла") я подробно описал механизм такого становления посредством
процесса, который в психоанализе известен под термином
"интроекция", и здесь его упоминаю в связи с одним важным
примечанием, а именно: мы интроецируем (т.е. символически вводим
внутрь себя, усваиваем) на раннем детском этапе своего
существования не только образы своих матери и отца, равно как и
фигур из ближайшего окружения, но и посредством бессознательной
трансгенерационной передачи интроецируем своих давно умерших
предков. Последние начинают в нас существовать и действовать,
как вполне реальные персонажи, получившие свой очередной вид на
жительство. Среди них присутствуют как наши "хранители", так и
"призраки".
Почти на каждом сеансе, на каждом групповом тренинге мне
приходится обсуждать наболевший вопрос пациента – "Кто я"? И
всегда мне удается уловить преображание в глазах спрашивающего,
когда он постигает ответ: "Я – это Другой".
5. Без Другого себя полюбить невозможно
Самой распространенной популистской интерпретацией,
эксплуатирующей Священное Писание, является известный тезис о
любви к ближнему – "полюби другого как самого себя". На основе
толкования, увы, не обременившего себя ни знаниями грамматики,
ни познаниями в логике, выводится общеизвестное положение,
призывающее "научиться любить, прежде всего, себя".
Аргументация довольно примитивна: "Если я не смогу полюбить
себя, то, как я смогу полюбить другого"? Данная схема выглядит
и звучит весьма соблазнительно и на первых порах даже оказывает
некоторое, подобное легкой наркотизации, эйфоризирующее
действие. Но она, по сути, не способна проникнуть на более
глубокие, органические уровни душевной организации личности,
где только и осуществляется фундаментальная трансформация
человеческого миропостижения, ибо сталкивается с элементарным
недоразумением ума: "как же я могу полюбить себя, если я не
знаю, кто я и, где я?" И красивая риторика обращается в пустое
фразерство. Получается, что только при осознании "я – это, в
первую очередь, Другой", акцент самопринятия начинает смещаться
в сторону эффективной идентичности.
Изучим грамматическую конструкцию выражения "полюби другого
как самого себя", семантический контекст которого явно
проявляется через слово как. Его значение раскрывается двояко:
1) "словно", "как будто" – в смысле похожести и 2) "будучи", " в
качестве" – в смысле тождества. Чтобы в этом убедиться,
достаточно сравнить несколько предложений. Так, например,
выражение "Облака на небе, как снежные верблюды", является
поэтическим сравнением и использует первый смысл как – "облака
похожи на снежных верблюдов". Но в то же время высказывания типа
"Как отец я отдаю предпочтение своему ребенку, но как педагог я
воспринимаю его наравне со всеми учениками" уже не может
интерпретироваться метафорически и означает буквальную передачу
смысла "будучи" – "Будучи отцом (или в качестве отца) я отдаю
предпочтение своему ребенку, но будучи педагогом (или в качестве
педагога) я воспринимаю его наравне со всеми остальными
учениками. В котором из этих двух значений используется слово
как, грамматически определяется по наличию запятой. В первом
случае, когда речь идет о сравнении, она ставится; в случае
использования второго смысла запятая отсутствует.
Основываясь на проведенной аналогии, проясним значение
заповеди Иисуса, приведенной в Евангелии от Матфея, стихе
девятнадцатом девятнадцатой главы: "Почитай – отца и – мать, и:
Будешь любить – ближнего твоего как тебя самого". (Цитируется
буквально по: "Новый Завет на греческом языке с подстрочным
переводом на русский язык". СПб., 2001). В приведенном выражении
перед словом как запятая отсутствует. Следовательно, его
трактовка соответствующим образом соотнесется со смыслом
"будучи", " в качестве". Получается следующее: "Будешь любить –
ближнего твоего в качестве себя самого", или: "Будешь любить –
ближнего твоего и тогда будешь собой". В результате получается,
что становление собой возможно лишь в случае ассимиляции Другого
и установления с ним отношений. Без наличия Другого себя постичь
невозможно, точно также, как невозможно помышлять о любви к
себе, не имея в виду, прежде всего, любви к Другому.
6. Судьба навязанная и судьба выбранная
Психодинамически в нас, прежде всего, присутствует Другой.
Как уже было сказано, мы не приходим из пустоты, и человеческий
мозг – не tabula rasa – чистая дощечка, на которой окружающая
среда выцарапывает свои отметины. Пройдя насыщенную интенсивными
переживаниями эпоху эмбрионального развития, мы приходим в
обозначенный момент, уже отмеченные печатью целой истории.
Именно история – вполне подходящее понятие для того, чтобы
выразить содержание и содержимое нашего персонального
существования. Меня нет, но всегда есть Другой, говорящий через
меня, и через мой первичный крик заявляет о себе тот, кто
существовал, быть может, несколько поколений назад.
Однако, ведь, существует и то, что отличает меня от другого.
Дети не копируют родителей (хотя, кто знает, – не имеем ли мы