ЧАСТЬ III. «РУССКИЙ ОРКЕСТР»
1
Капитан Геринг в отличие от своего высокопоставленного однофамильца не выказывал патологического тяготения к титулам и регалиям. Это, разумеется, не значило, что он был совершенно лишен честолюбия, но, прослужив в абвере не один год и постепенно осознав, что громкое имя Геринг не помогает продвигаться по служебной лестнице, капитан благоразумно примирился с мыслью, что ему суждено быть и остаться «рабочей лошадью» контрразведки. Если, конечно, господин Случай не изволит вмешаться и дать капитану шанс…
Последние полгода Геринг работал в «Команде Панвица» под непосредственным руководством штурмбаннфюрера Бёмельбурга. Операция по уничтожению брюссельской группы принесла капитану крест «За военные заслуги» — орден не из значительных, которым обычно награждали интендантов, и Геринг счел себя обойденным. Бёмельбург, представлявший подчиненного к Железному кресту первого класса, кисло поморщившись, утешил его сентенцией, что любой крест лучше деревянного, и в виде компенсации устроил капитану командировку в «Зону Виши»…
Целые сутки Геринг просидел, запершись в кабинете, и вышел из него только тогда, когда прочитал до конца все документы, заключенные в коричневой картонной папке. Все они в той или иной форме доказывали, что в «зоне» работал нелегальный передатчик, располагавшийся в Марселе или его окрестностях.
По данным экспертов, способ и система перекрытия текста соответствовали «русскому стандарту», и Бёмельбург считал марсельскую радию аналогом РТ-иксов.
Сначала предполагалось, что в «зону» поедет Панвиц, но передвижные пеленгаторы все чаще стали натыкаться на передачи, идущие из Парижа, и это приковало гауптштурмфюрера к улице Курсель. Кроме того, по ходу комбинации, задуманной Бёмельбургом, нужен был человек, владеющий французским и английским, а Геринг знал оба языка в совершенстве.
Комбинация была итогом допросов Венделя.
Убедившись, что Центр и не думает сообщать пароли и явки и что радиоигра, по всей видимости, провалилась, Бёмельбург перестал церемониться с радистом и передал его в руки следователей СД. Венделя хватило на четверо суток; к исходу пятых он назвал псевдоним «Маленького шефа» — Жан Морель — и сказал, что Морель живет в «зоне». В Марселе… Но где? Ответа на этот вопрос Бёмельбург не сумел добиться, и теперь вся надежда оставалась на пеленгаторы нового типа, свободно умещавшиеся в портфеле. Панвиц был уверен, что оперативная группа, оснащенная такими пеленгаторами, словно гребнем вычешет «Маленького шефа», а по его следам доберется до «Большого».
По указанию Панвица штурмбаннфюрер Бёмельбург сформировал команду из десяти операторов, дав каждому мотоцикл и удостоверение сотрудника полиции Виши. Подчиненная Герингу, она должна была отправиться в Марсель и, координируя свои шаги с высшими властями «зоны», начать поиски Мореля. Геринг, свободно говоривший по-английски, получил фальшивый британский паспорт; Бёмельбург превратился в Хуана де Пуэрто Карреро — он достаточно долго воевал вместе с Франко, чтобы сыграть перед французами роль испанца и не быть сразу же разоблаченным.
Следуя принципу сочетать полезное с приятным, Бёмельбург выехал на юг Франции 28 октября и избрал местом резиденции Ниццу — отель «Савой», где снял прекрасный номер с видом на набережную и Кап Ферра. Геринг, отправившийся днем позже, устроился в Марселе, причем гораздо скромнее: капитану и операторам отвели под жилье флигель бывшей казармы Дуан, на окраине города.
Впрочем, и штурмбаннфюреру недолго пришлось бездельничать в Ницце. Уже 31 октября Геринг установил, что подпольная рация находится в квадрате между кварталом Кавалери и вокзалом Прадо. Не ожидая указаний Бёмельбурга или Панвица, он собрал операторов и объявил им, что к вечеру все десятеро должны выйти на прочес квадрата. Если данные коричневой папки верны, то очередной радиосеанс — в 17.25. Продолжительность — до десяти минут.
Бёмельбург, которому Геринг позвонил в Ниццу, пообещал прибыть к этому часу и действительно приехал — с лицом, отекшим от пьянства, и в сопровождении девицы по имени Жаннет.
— Не хотите ли проверить операторов за работой?
— К чему? Вы превосходно обойдетесь без меня…
Геринг подумал о Жаннет и не стал настаивать.
В 17.25 он был на рю де Жарден.
Почему именно с нее, а не с Кавалери или авеню Тулон, находившейся ближе к казарме Дуан, начал капитан обход постов — он так и не смог объяснить. Интуиция? Телепатическая причуда, позволившая Герингу словно бы прочесть мысль оператора, обращенную к нему, и — единственный раз в жизни! — поймать шанс господина Случая?! Так или иначе, но Геринг приехал на рю де Жарден как раз вовремя: оператор, обер-ефрейтор, присев на ступеньки особнячка, с досадой копался в рюкзаке.
Геринг остановился рядом, делая вид, что завязывает шнурок.
— Поломка?
— Да, отказал индикатор.
Улица была совершенно пуста, и Геринг наклонился над рюкзаком. Неисправность оказалась пустячной: от тряски отошла лампа… Впоследствии капитан говорил, что пять минут спустя его прошиб пот при мысли, что оператор мог не найти дефекта и покинуть рю де Карден…
— Включайте!
Обер-ефрейтор щелкнул тумблером и едва не выронил рюкзак.
— Контакт!
— Что?
— Есть прямой контакт!
Геринг склонился над круглым зеленым экранчиком. Танцующая змейка выброса не оставляла сомнений — контакт! Рация была где-то совсем рядом, в нескольких десятках метров. Оператор, подстраиваясь, крутил и крутил ручки. Геринг, забыв обо всем, корректировал линию на планшете: визир давал направление на особняк напротив… Еще немного, и оператор нашел оптимальные величины: пеленг, продолженный взглядом Геринга, уперся в окно особняка — крайнее слева на третьем этаже…
— Какой номер?
— Двадцать один.
— Пошли отсюда…
Известие, принесенное Герингом, заставило Бёмельбурга распроститься с Жаннет. К полуночи операторы сосредоточились на рю де Жарден возле дома номер 21. Десять пеленгаторов и десять линий на планшетах. В 00.09 все они сошлись в одной точке, и точкой этой оказалось уже известное Герингу окно. Рация была поймана.
— Утром из полиции доставили справку: в доме номер 21 размещался пансион, причем его хозяйке принадлежал и другой дом по рю де Жарден — семнадцатый. Справка, как водится, содержала сведения о жильцах обоих домов. Это были в основном французы: несколько чиновников, небогатые коммерсанты, две кокотки. Среди них обращал на себя внимание уругваец сеньор Бариентос — единственный иностранец, если не считать госпожи Барча, по мужу Зингер, о которой полиция сообщала, что она — любовница Бариентоса, хотя и скрывает это, живя отдельно в доме номер 17.
Ближе к полудню в оба подозрительных дома порознь въехали новые постояльцы: англичанин — сухой и высокомерный господин с большим багажом и бумажником, набитым кредитками, и толстый испанский торговец с довольно приятным и добродушным лицом алкоголика. По сигналу гонга новички встретились с другими жильцами за общим табльдотом в громадной столовой дома номер 21.
Ели в пристойном молчании, пили сухое вино, и Герингу не стоило труда украдкой рассмотреть присутствующих. За десертом его внимание невольно привлекла молодая, поразительно красивая дама, сидевшая напротив в обществе мужчины и девочки. Девочка, бледная и анемичная, лениво ковыряла ломтик ананаса и, капризничая, пыталась утопить его в бокале с минеральной водой; дама шепотом выговаривала ей, мужчина же ласково улыбался девочке и придвигал ей новую порцию сладкого.
Это трио покинуло столовую раньше других, и Геринг, проводив их взглядом и мельком глянув на Бёмельбурга, поймал на лице штурмбанифюрера откровенное восхищение.
Четверть часа спустя они встретились в саду.
— Она изумительна! — сказал Бёмельбург. — Уругвайцу повезло.
— Это Бариентос?
— Да. А дама — Маргарет, которую зовут еще и Эля.
— Кто зовет? Уругваец?
— Не я же!.. Кстати, он ваш сосед: его дверь напротив вашей.
В 17.25 Геринг, убедившись по тишине в коридоре, что там никого нет, включил пеленгатор и, держа чемоданчик на весу, вышел из номера. Он не сделал даже шагу, как змейка на экране вспыхнула яркой зеленью, зарегистрировав работу передатчика. Геринг качнул чемоданчик в сторону двери напротив: сигнал усилился почти до пика.
Рация работала в апартаментах сеньора Бариентоса!
…К вечеру капитан и Бёмельбург обследовали сад и оба дома. Они оказались хотя и не смежными, но соединенными общей тыльной лужайкой, ограда которой выходила на рю де Хеффер. Здесь и разместились трое операторов, все — в штатском, тщательно проинструктированные Бёмельбургом. Остальные посменно вели наблюдение за рю де Жарден.
Пожимая руку Геринга, Бёмельбург с чувством сказал:
— Действуйте. И помните: я в коридоре.
Отыскав хозяйку, Геринг попросил ее немедленно передать уругвайцу записку. В ней была всего одна строчка: «У меня есть вести от Германа. Эссекс». От того, как отреагирует Бариентос на эту фразу, зависело, состоится ли комбинация, придуманная Бёмельбургом, или же «Маленького шефа» придется брать сейчас же. В том, что уругваец и есть Морель, а не простой радист, Геринг и Бёмельбург не сомневались. Записка должна была подтвердить или опровергнуть это.
Спустя несколько минут Геринг постучал в номер Бариентоса.
Бёмельбург, притаившись за поворотом коридора, держал наготове пистолет. Операторы, засевшие по обеим сторонам дома, были готовы встретить уругвайца огнем, если он попытается бежать через окно; им было приказано стрелять только в ноги.
За дверью раздался мужской голос:
— Войдите!
Геринг переступил порог.
Бариентос встретил его посередине комнаты, держа руки в карманах. Капитан попытался улыбнуться.
— Вы получили мою записку?
— Да. Кто вы?
— Эссекс.
— Я вас не знаю!..
— Это так. Но я знаю Германа.
— Кто это?
— Мой добрый друг… из Брюсселя…
«Сейчас он выстрелит», — подумал Геринг и едва не закрыл глаза.
— Садитесь, — сказал Бариентос. — И объясните толком, кто вы такой.
Геринг присел на край стола.
— Я уже сказал — Эссекс.
— Англичанин?
— Считайте, что да.
— Кто такой Герман?
— Иоганн Вендель.
— А при чем здесь я?
— Я мало что знаю: выполняю поручение, и только. Меня просили передать вам привет от Директора и сослаться на Германа. Только и всего.
Это был самый скользкий момент во всей комбинации. Поверит или нет? Успел ли Центр предупредить своих людей о провале Венделя, и если успел, то как вести себя дальше?
Бариентос угрюмо рассматривал Геринга в упор. Сказал:
— И все же я не понимаю: чего вы от меня хотите. Или объясните толком, или убирайтесь вон!
— Вы напрасно сердитесь. Я же сказал: Герман передает вам привет от Директора. Сделать лично он это не может… Он арестован!
Бариентос не ждал удара. Вздрогнул. Спросил:
— Когда? — И Геринг понял, что выиграл.
Теперь он врал спокойно, будучи убежденным, что психологический шок сделал свое дело, и «Маленький шеф», расшифровав себя восклицанием, не откажется от дальнейшего разговора и не всадит в него пулю… Не заостряя внимания на деталях, Геринг рассказал, что Вендель привлек его к работе два месяца назад и тогда же предупредил, что в случае провала надо бежать в Париж или Марсель. Дал адреса…
— В Париже? Какой?
— Если вы его знаете, то зачем я буду его повторять? А если нет, то надо ли мне его называть?
«Маленький шеф» внимательно посмотрел на капитана.
— Вы осторожны, Эссекс.
— Зовите меня лучше Геринг!
— Значит, вы немец?
— А вы?
Бариентос впервые улыбнулся.
— Ну, знаете ли… Вы прямо могила для секретов… Где вы думаете жить?
— Здесь.
— А вот это неосторожно. Снимите комнату поближе к порту и подальше отсюда.
— Хорошо. Мы еще встретимся?
— Через три дня.
«За это время он запросит Центр», — подумал Геринг.
— Как я найду вас, сеньор Бариентос? Мне не хотелось бы приходить в пансион.
— Через три дня зайдите на городскую почту и предъявите кредитку в пять франков с оторванным правым верхним уголком, цифра серии должна кончаться на ноль. Возьмете открытку.
— Да, месье Морель!
На этот раз Бариентос не повел и бровью. Протянул Герингу руку.
— Прощайте… Итак, через три дня!
2
11 ноября 1942 года германские войска оккупировали «Зону Виши».
Сент-Альбер узнал об этом несколько раньше большинства парижан — за полночь «Техник» позвонил Пиберу, а тот, в свою очередь, примчался к Полю домой. Все попытки связаться с Марселем и предупредить Райта оказались безуспешными.
Было решено, что Дюбуа попросит одного из радистов «присмотреть» за Райтом и его передачами Центру: в случае нарушения связи можно было догадаться, что в Марселе что-то стряслось. Райт не доставил им повода для беспокойства ни в первый день оккупации, ни в два последующих, но на четвертый пропустил вечерний и ночной сеансы. Радист, записывавший по поручению Дюбуа телеграммы из Марселя, прислал их Сент-Альберу. Поль внимательно прочел их, боясь найти среди текста аварийный сигнал, и, не найдя, успокоился. Скорее всего Райт предпочел свернуть передатчик до той поры, пока обстановка не прояснится. Пибер тоже считал, что оно так и есть, и называл эту меру разумной.
Вечером 14 ноября Райт снова вышел в эфир и заработал как ни в чем не бывало, а вскоре пришла открытка с условным знаком, извещавшим, что в Марселе все обстоит благополучно. Пибер, принеся ее с почты в контору, сказал:
— Вот видите, я был прав! Не стоило волноваться!
Сент-Альбер покачал головой: стоило!
Аламо…
Эрнстрем…
Деме…
Вендель…
Первые жертвы. К мысли, что друзей уже нет, трудно привыкнуть. Только недавно — кажется, вчера — звучали их голоса, руки сплетались в крепком пожатии, а сегодня — где они? Исчезли бесследно, и никто не узнает, как провели они последние в своей жизни дни и часы. У разведчика нет имени, нет дома, нет спокойного «завтра». Есть долг…
Покидая семью и землю, вскормившие его, уезжая в свою дальнюю, часто бессрочную, командировку, он ставит себя вне права и закона, не надеясь ни на снисходительность судей, ни на место в списке погибших в бою. Без вести пропавший! И, стоя перед взводом у рва, беззащитный и безымянный, единственно, чем утешится он на грани смерти, — мыслью, что воевал до конца и сделал все, что мог.
…С обратной связью радисты Сент-Альбера получили два новых запроса Центра.
От Директора. Соответствует ли действительности, что 7-я танковая дивизия ушла из Франции? Куда? Когда прибыл в Шербург штаб новой дивизии? Какой номер?
От Директора. Срочно доложите о формируемой во Франции 26-й танковой дивизии. Директор.
Все глубже увязая на Волге, немцы в поисках резервов перетряхивали свои тылы по всей Европе. Заслон, оставленный ими вдоль атлантического побережья, напоминал кисею — участки, занятые летом дивизиями, к зиме ушедшими на Восточный фронт, прикрывались батальонами ландштурма, плохо обученными и имевшими лишь легкое оружие.
Произошли изменения и в штабе Тодта. Взамен щеголеватых полковников и майоров, убывших на Восток, из рейха приезжали вислобрюхие старики с полевыми сумками, набитыми пилюлями. Основной темой разговоров в кулуарах штаба, помимо Сталинграда, стали болезни: застарелые катары, камни в печени и почках, ожирение сердца. Сент-Альбер намекнул некоторым из вновь испеченных офицеров, что располагает знакомствами на черном рынке, и обрел в лице почечников и гипертоинков закадычных друзей, не имевших секретов от человека, искренне пекущегося об их здравии. Взамен дефицитных средств он получал обильную информацию о строительстве оборонительных сооружений «Атлантического вала», с каждым днем все больше и больше убеждавшую его, что «вала», по существу, нет и в ближайшие месяцы создано не будет. Бюджет штаба Тодта во Франции по распоряжению Берлина был резко сокращен: основные подразделения строительных и инженерных войск, техника и склады убыли на Восток и поступили там в подчинение армейского командования. Это был многозначительный факт, характеризовавший изменение концепций ОКВ, и Поль сообщил о нем Центру.
Выполняя задания Центра, шедшие теперь, как правило, с грифом «Очень важно», Поль не упускал из виду и «Команду Панвица» на улице Курсель. В отличие от прочих частей и подразделений команда росла как на дрожжах. Парк машин пополнялся, и теперь автобусы радиопеленгаторной службы встречались на улицах Парижа, пожалуй, чаще похоронных катафалков. При взгляде на те и другие Поль темнел, прогоняя невеселые предчувствия.
Система, изобретенная им, в известной мере страховала пятерку радистов от пеленгации, но Сент-Альбер знал, что для специалистов любая система рано или поздно перестает быть тайной, и в предвидении этого искал новые варианты. На один из них — лучший — его натолкнули игральные кости, и Пибер, познакомившись с ним, пришел в восторг. Впрочем, ненадолго: осуществление нового плана требовало денег, а счет Поля в банке был почти исчерпан. Дюбуа, финансовый гений группы, испросив согласие шефа, пустился на рискованную спекуляцию строительными материалами и довел ее до благополучного конца, выручив при расчете несколько десятков тысяч рейхсмарок. Выгодно обменяв их на франки, он распределил их по трем счетам, два из которых Поль зарезервировал «про черный день».