Сыновья Вилли выкупили у меня отцовских волов с арбой. Понадобились они Джеку, который решил по примеру отца заняться торговлей. Многие купили рыболовецкие сети. Ставят их почти каждый день. В деревне даже появились излишки рыбы. Я тоже пару раз смотался на рыбалку. Теперь ловил больше для удовольствия.
По вечерам обучал ребят маневрам в составе отряда: стрелять под защитой копейщиков, отступать, прикрывая друг друга, строиться в каре и клин. Доводил до автоматизма их обращение с мечом и копьем. В бою часто не бывает времени на принятие решения. Ты сперва делаешь движение, а потом только понимаешь, почему именно это, а не другое. Или, если ошибся, ничего больше не понимаешь.
Задул северо-восточный ветер, и я решил, что пора отправляться в поход. На этот раз вернул в экипаж Умфру, у которого зажила рука. Вышли ближе к полудню и ночью не легли в дрейф, поэтому ранним утром увидели ирландский берег. Казался он приветливым и безопасным. Вот только на одном высоком мысу, милях в семи от нас, загорелся костер. Дым был густой и белый, какой дают сырые ветки. Видимо, это современный телеграф.
– Ложимся на обратный курс, – приказал я.
Ребята удивились, но приказ выполнили без вопросов и комментариев. Обратно пришлось идти курсом бейдевинд, скорость шлюпа сразу упала. Ирландский берег был еще виден, когда со стороны устья реки Бойн показалось судно, похожее на торговые суда с севера материка. На таком может поместиться десятка три-четыре бойцов. Оно шло под прямым парусом и веслами, довольно быстро, потому что резало нам курс. Ветер был им почти попутный. Видимо, мы насыпали кому-то соли на самые неожиданные места.
– Всем на весла! – приказал я.
По мере приближения к нам, судно вынуждено было подворачивать к ветру. Идти под таким острым углом к нему, как мы, с прямым парусом нельзя. Его спустили, скорость упала. Было понятно, что нас не догонят. Они понапрягались с час и легли на обратный курс.
Да, поспешил дозорный с костром. Если бы он подождал, когда мы высадимся на берег, пришлось бы нам бросать шлюп и прорываться по берегу к проливу святого Георга, воровать там лодку и добираться на ней до Уэльса. Не многим бы удалось вернуться. Значит, надо менять район вылазок.
На берегу, как повелось, нас встречала вся деревня. Поскольку мы вернулись слишком быстро, народ догадался, что поход получился неудачным. Обрадовались, что никто не погиб.
Я зашел в кузницу к Йоро, у которого теперь было много работы. На этот раз он ковал кому-то серп. На днях будут жать овес.
– Куда еще можно за добычей сплавать? – спросил я.
– В южные графства наши плавали. Там народ побогаче живет. Только вот с маленьким отрядом в пролив лучше не соваться. Ирландцы могут напасть да и валлийцы тоже, – рассказал кузнец.
– На большой корабль у меня пока денег не хватает, – посетовал я.
– Можно и на суше поживиться, – подсказал Йоро.
– Где? – поинтересовался я.
– Скоро к нам рыцарь Джошуа пожалует за оброком, – сообщил Йоро и, хитро посмотрев на меня, продолжил: – Должны ему дать с деревни деньгами или скотом и продуктами двенадцать фунтов серебра. И Лесная еще восемь. Мы бы, пожалуй, заплатили треть, если он не дойдет до нас.
– А если граф пришлет сюда карательный отряд? – задал я вопрос.
– Не до нас ему. В Уэльсе наши теснят его и других баронов. Все силы графа там, – ответил кузнец, махнув в сторону Уэльса. – Да и откуда он узнает, что мы причастны?! От Лесной до следующей деревни полдня пути. Там часто отряды из Уэльса засады делают. Поэтому мы в Честер кружной дорогой ездим, через Беркенхед, вдоль устья Мерси.
– Когда вы ждете рыцаря Джошуа? – спросил я.
– В прошлом году он приперся через неделю после того, как собрали овес. Боялся, что успеем продать или спрятать. Подождал, пока обмолотим, и выгреб почти весь. Еще и должны ему остались, – пожаловался Йоро.
– Думаешь, следующий сеньор будет лучше? – спросил я.
– Это вряд ли, – согласился кузнец, – но хотя бы год отдохнем, покрепче на ноги встанем и силенок наберемся.
Я решил рискнуть. Даже если заподозрят меня, уплыву искать счастье во Францию. Говорят, Шампань – большой торговый город с крепкими стенами. Будут деньги – и там не пропаду.
– Семь фунтов мне – и вы больше никогда не увидите рыцаря Джошуа, – предложил я.
– Договорились, – сказал кузнец Йоро.
22
Отряд рыцаря Джошуа состоял из двух рыцарей и тридцати пехотинцев. Последние шли или ехали на семи телегах, в каждую из которых запряжены по две лошади. До хомута они еще не доросли. Рыцари скачут впереди обоза. Оба на каурых – рыжеватых с более темными гривой и хвостом и красно-рыжим «ремнем» – жеребцах. На Джошуа высокий шлем, похожий на заостренную половинку яйца, кольчуга и алый плащ. Ему немного за тридцать. Темно-русые борода и усы, которые на концах закручены, что вижу здесь впервые. Копье положил на спину лошади перед собой, направив вперед и влево. Большой миндалевидный щит висит с левой стороны на шейном ремне. Второй рыцарь – ровесник Джошуа – едет слева от него, отставая на полкорпуса. Шлем обычный, плащ коричневый, щит такой же, как у сеньора. Рыцарь тоже правой рукой придерживает копье, которое лежит перед ним на спине лошади. Большая часть пехоты одета в кожаные доспехи, но у некоторых нет даже таких. Вооружены копьями, короткими луками, мечами и топорами, большими, датскими. Несут топоры на плече. Все передвигается неторопливо и расслабленно, потому что по обеим сторонам дороги болото, открытое пространство, и потому что три года без проблем ходили сюда за оброком, знают, что в деревнях некому оказать достойное сопротивление.
Когда до леса остается метров двадцать, рыцарь Джошуа оглядывается, чтобы убедиться, что никто не отстал. Второй рыцарь тоже. В этом момент я и стреляю. Как только мой болт прошивает Джошуа, стреляют и мои лучники. С этой стороны болота их двадцать человек. Еще десять ждут на противоположной. Рыцарь Джошуа поворачивается ко мне, причем сразу находит мои глаза. Ему уже больно, но еще не понимает, что скоро умрет. Или не хочет в это поверить. Рука его медленно – или мне так кажется? – тянется к мечу. В этот момент ему в лицо, под глаз, попадает стрела и влезает наполовину. Джошуа откидывается назад, а потом начинает заливаться набок. Его конь испуганно шарахается. Рыцарь падает на землю, а левая нога остается торчать в стремени. Какое-то время каурый жеребец волочет мертвого хозяина по земле в нашу строну, затем останавливается и испуганно всхрапывает, кося глаз на труп. Я успеваю перезарядить арбалет и убить пехотинца, спрятавшегося за телегу так, что вижу его только я. Несколько человек убегают по дороге. Одного догоняет стрела, и он, уронив топор, падает ниц. Остальных встречает дружное приветствие десяти лучников, спрятавшихся в лесу на той стороне болота. Вот и всё. Пять минут боя после пяти дней тренировки. Зато без потерь. Пока без потерь.
Я с щитом и копьем в руках выхожу на дорогу. За мной идет только Умфра, вооруженный также. С той стороны шагает с щитом и копьем Джон. Я пропускаю труп Джошуа, потому что не сомневаюсь в его смерти. Зато тыкаю копьем в затылок второго рыцаря. Тоже мертв. Иду слева от обоза и проверяю остальных. По правой орудует Умфра. Нахожу двух раненых. Один совсем молодой, лет шестнадцать. Рыжеватые волосы и конопатое лицо. В него попали две стрелы, причем одна в грудь, а вторая в спину. Он с закрытыми глазами лежит на боку и дышит с тихим сипением. Из уголка рта стекает кровь. Кто он – наемник или слуга Джошуа? Теперь уже неважно. Он шел грабить, и всё, что получил, теперь его. Я избавил юношу от мук. В конце обоза встречаемся с Джоном, и я машу рукой, чтобы остальные приступали к работе.
С двух сторон выходят из леса на дорогу мои ученики. Сегодня в деле были все, даже Джек. Это и боевое крещение отряда, и круговая порука. Они знают, что делать дальше. Оружие и доспехи складывают в одну телегу, трупы, не снимая одежды, в остальные шесть. Я приказал, чтобы не брали ни одной грязной тряпки, только ценные вещи, которые можно увезти и продать. Затем проезжаем по дороге метров пятьсот и сворачиваем в лес. Там, метрах в трехстах от дороги, вырыта глубокая и широкая яма. В нее сбрасывают тридцать два трупа и засыпают землей. Сверху могильный холм обкладывают дерном, чтобы скорее зарос травой.
Я не спеша скачу впереди на Буцефале. За мной следуют мои оруженосцы Умфра и Джон на моих жеребцах и ведут на поводу коней рыцарей. Следом на телегах едут остальные ребята. Им весело. То и дело слышу сзади громкий хохот. Это выплескиваются былой страх и напряжение.
В деревне мы грузим на шлюп трофейное оружие, доспехи, конскую упряжь и колеса от телег. Кузова сегодня будут порублены и в ближайшие дни сожжены. Часть оружия, малоценные топоры, я отдаю кузнецу, чтобы перековал в куски железа, из которого потом сделает что-нибудь нужное мне.
Я не спеша скачу впереди на Буцефале. За мной следуют мои оруженосцы Умфра и Джон на моих жеребцах и ведут на поводу коней рыцарей. Следом на телегах едут остальные ребята. Им весело. То и дело слышу сзади громкий хохот. Это выплескиваются былой страх и напряжение.
В деревне мы грузим на шлюп трофейное оружие, доспехи, конскую упряжь и колеса от телег. Кузова сегодня будут порублены и в ближайшие дни сожжены. Часть оружия, малоценные топоры, я отдаю кузнецу, чтобы перековал в куски железа, из которого потом сделает что-нибудь нужное мне.
На следующее утро грузим на шлюп пять коней. Им и людям было тесно, но терпеть не долго. По совету Йоро пошли в порт Бангор, который расположен на берегу пролива, отделяющего Уэльс от острова Англси. Переход занял световой день. Городок маленький, чуть больше Беркенхеда. Овальной формы, с традиционными рвом, только сухим, валом и частоколом, но башни из дикого камня. В Бангоре был собственный собор, очень древний, один из первых в Британии. По утверждению моих односельчан, собор помогает валлийцам бороться за независимость. Если с собором что-нибудь случится, Уэльс покорят. Я здесь не был в двадцать первом веке, поэтому не знаю судьбу собора. Если правда то, что говорят валлийцы, скоро с ним что-нибудь случится. А пока это было средних размеров, немного больше церкви в Честере, деревянное здание на фундаменте из дикого камня. Внутрь не заглядывал, некогда было, но мои ребята по очереди посетили собор и помолились в нем. Впервые увидел их такими набожными. В церковь Честера или Беркенхеда их палкой не загонишь.
Рынок здесь маленький. Шлемы, щиты и копья рыцарей, мечи, топоры, копья и кожаные доспехи простолюдинов разобрали быстро, потому что война на востоке Уэльса с норманнскими баронами еще продолжается. Да и цену я установил низкую. Допустим, средняя цена на кожаный доспех – три шиллинга, а я отдавал за два, поскольку они были дырявые. Так же быстро ушли колеса. Малые луки вообще никого не заинтересовали. Мечи, кольчуги рыцарей и кони, боевые и рабочие, интересовали многих, но никто не покупал. Пока не прискакал на белом коне колоритный местный вождь. Он был коренастый, завернутый в алый плед, без головного убора и с обнаженными мускулистыми волосатыми ногами, обутыми в ботинки наподобие тех, которые мне дала Фион. Его длинные густые каштановые волосы торчали во все стороны, отчего голова казалась раза в два больше. Борода не очень длинная и тоже растрепанная. На шее висит ожерелье из маленьких золотых бляшек. На боку – меч в ножнах с бронзовой вставкой, надраенной до золотого блеска. Вождя сопровождали десяток пеших в таких же алых пледах, только босые и вооружены, кроме коротких мечей, длинными луками.
– Откуда у тебя всё это? – спросил он на плохой латыни, оглядев коней и рыцарские кольчуги и мечи.
– Подарили норманнские рыцари, – улыбнувшись, ответил я на валлийском.
Вождь удивленно воскликнул. Наверное, я не похож на человека, который должен знать валлийский. Затем ухмыльнулся, понимающе, и спросил:
– Действительно, подарили?!
– Конечно, – ответил я и пояснил: – Мертвым уже ничего не надо.
– Ты воюешь с норманнами? – спросил вождь.
– Я не воюю с валлийцами, потому что моя жена – дочь валлийского вождя, – уклончиво ответил на его вопрос.
Я пока не определился, на чьей стороне буду воевать.
– Как его зовут? – спросил вождь.
Я не смог вспомнить имя, которое мне как-то назвала Фион, посмотрел на Умфру.
– Эфниссьен, – подсказал юноша.
На него, как и на остальных моих матросов, вождь произвел неизгладимое впечатление. Так, по их мнению, должен выглядеть отважный воин.
Это имя ничего не говорило вождю.
– Он погиб в войне с норманнами, – сообщил я.
– Сколько ты хочешь за жеребцов, кольчуги и мечи? – спросил вождь.
Я назвал очень привлекательную цену и добавил, что в цену входят и седла, которые на лошадях.
Вождь опять удивленно воскликнул и посмотрел на меня подозрительно.
– Я еще добуду, – объяснил я такую низкую цену.
– Где? – поинтересовался вождь.
– Где найду, – ответил я.
– Мы можем вместе поискать, – предложил валлиец.
– Почему нет?! – согласился я. – Мне могут понадобиться лучники. Сколько ты в силах привлечь?
– Сколько скажешь: хоть сотню, хоть тысячу! – хвастливо заявил он.
– Только у меня порядок жесткий – убиваю за невыполнения приказа, – предупредил я.
Вождю и его ватаге это явно не понравилось.
– Зато трофеи богатые и потерь почти нет, – добавил я и посмотрел на Умфру, приглашая в свидетели: валлиец быстрее поверит валлийцу.
Юноша кивнул головой.
Это явно меняло дело.
– Если добыча будет стоящая, – высказал свое условие вождь.
– Само собой, – согласился я. – В этом году уже вряд ли получится, а на следующий постараюсь организовать что-нибудь интересное.
Мы условились, где и как его найти, и вождь, заплатив серебром в слитках, на вес, уехал с покупками в сопровождении своей ватаги.
Рабочих лошадей никто не покупал. Потому что, как догадался, у желающих не было денег. Тогда я предложил:
– Могу на овец поменять.
Дело сразу пошло. Сошлись на двадцати пяти овцах за лошадь. Обменяли всех троих. Но сразу возник другой вопрос: что делать с овцами? Оказывается, продавать их здесь было некому, разве что совсем по дешевке. На шлюп затолкали всего тридцать четыре. Да и то придется плыть в обнимку с овцами. Хорошо, переход короткий. Но на кого оставить еще сорок одну?
Ответ подсказал Умфра:
– У меня здесь родственники есть. Можно с ними договориться.
Договорились. Когда я сказал, что буду платить по овце за два дня, все родственники-мужчины согласились пасти их. На следующее утро мы перевезли тридцать четыре овцы в свою деревню. Через день вернулись в Бангор еще с пятью лошадьми, которых тоже обменяли на овец, часть которых отвезли в деревню. Третьей и четвертой ходками перевезли оставшихся кобыл, обменяли их, а затем несколько дней занимались вывозом овец. Если погода позволяла, ночью шли на Бангор, а днем возвращались с грузом домой, а если нет, то ночевали на берегу.
23
Раньше в нашей деревне овец было меньше, чем жителей, а теперь ситуация поменялась на противоположную. Оказалось, что у богатства есть недостатки. Не так-то просто найти корм для четырех с лишним сотен овец да еще коров, лошадей и коз. Их выпасом теперь занималось большая часть населения деревни. Часть продали или обменяли в Беркенхеде и Лесной.
В моем доме баранина была на столе каждый день. Причем ела ее не только моя новая семья, но и работники, шестеро плотников и двое мастеров по кладке каминов, которых нанял в Беркенхеде. Я решил надстроить второй этаж и заменить курной очаг на камины, по одному на этаж. Мастера собирались вывести трубы камина в стену. Сказали, что они так всегда делают. Я настоял на том, чтобы труба выходила через крышу и была одна на два камина. Чтобы в трубу не попадал дождь, над ней надо было сложить козырек из обожженной глины на тонких каменных опорах. Теща попыталась пускать пузыри, что в камине еда будет невкусной.
– Значит, будешь готовить во дворе. Очаг перенесут туда и сделают над ним навес, – предложил я.
Дона подумала и решила, что пока не надо, попробует готовить в камине.
Мы с ней не ссоримся. В двенадцатом веке у валлийцев баба имеет голос только в том случае, если в доме нет мужчины. Но, чем реже я вижу Дону, тем больше получаю удовольствия от жизни. Да и достали меня дым, теснота и невозможность побыть одному. К тому же, надо позаботиться о будущем ребенке. Живот у Фион все больше. Она ходит со счастливой улыбкой и почти всё время жует. И не одна такая. Мои ребята научились не только убивать, но и восполнять население планеты.
В ближайшую пятницу погнали две сотни овец в Честер на продажу. Двигались короткой дорогой, вдоль устья реки Ди. Я ехал впереди на Буцефале. За мной – Умфра и Джон на жеребцах. Они теперь мои оруженосцы. Следом за ними и замыкающей ехали по кибитке, изготовленные для меня Гетеном с использованием трофейных колес и войлока. Купеческие кибитки были с бортами, сплетенными из лозы, а я рассказал, как надо сделать из дерева, с возможностью разобрать их при надобности. Боковые и задний борта были высокие, а последний еще и открывающийся. В кибитках везли на продажу соленую треску в бочках. Между кибитками брела отара овец, за которой присматривают шесть человек и четыре собаки, такие же коротконогие и с вытянутым туловищем, как и живущая в моем дворе. Привезенные из Ирландии щенки уже переросли мачеху, но еще не повзрослели. Двигались мы почти без задержек. Останавливаться не было желания, потому что лил нудный и холодный осенний дождь. Несколько раз я пересаживался в кибитку, а на моем коне скакал кто-нибудь из погонщиков овец. Как они гордились! Добраться до Честера успели до наступления темноты. Кибитки поставили под стенами города на рыночной площади, неподалеку от северных ворот, а овец на ночь отогнали на пастбище на правом берегу возле болот.