– Из-за чего? – спросил Алексей.
– Ревновала. А ведь хорош шельмец! Как бабу ее понять можно. Посмотришь на Валерика, так просто картинка! Когда трезвый. Пьяный – свинья свиньей. Маринка враз забыла, что мы с ее отцом вместе служили. Даже «здрасьте» порой от нее не услышишь, когда мимо проходит. Но, правду сказать, трезвой я ее видел редко. А имущество они потихоньку стали спускать.
– Откуда знаете?
– Народ говорил. Люди-то все видят. Понятно, прислугу они отпустили. Жили плохо. Очень плохо жили. – Иннокентий Павлович еще раз вздохнул.
– Как она умерла? – тихо спросил Алексей.
– Умерла? Говорят, несчастный случай. Было это лет шесть назад. Я тогда еще служил. Постоянно здесь не жил, так что знаю с чужих слов. Да толком никто ничего и не знает. Народу в поселке было много, да все по домам, потому что дождь. С утра зарядил. Вот и попрятались. Чего нам друг за другом следить? Говорят, выпили они крепко и поругались. Для них это было обычное дело. Маринка пошла в ванную, да там и упала. Ударилась об угол виском и умерла. Шкафчик у них там стоял, для банно-прачечных принадлежностей. Милиция приезжала. Соседей опрашивали, свидетелей. Режиссера этого.
– Рощина? – встрепенулся Алексей. – А он был здесь, когда это случилось?
– Говорят, был. Он же и подтвердил: ушла в ванную и там упала. Вот вам и вердикт – несчастный случай.
– А могли они сговориться? Белкин с Рощиным?
– Кто знает, – пожал плечами Иннокентий Павлович. – Кому нужны проблемы? Милиции? Тем более все знали – Маринка пила. Крепко пила. Говорят, экспертиза подтвердила наличие большой дозы алкоголя в крови. В том, что пьяный человек пошел в ванную и там ему стало плохо, нет ничего странного. Давление у нее скакало. Потеряла сознание, упала, при падении раскроила череп. Словом, состряпали отказ в возбуждении уголовного дела. А Белкин получил эту дачу в наследство.
– А также квартиру и имущество.
– Ну, бог шельму метит, – усмехнулся Иннокентий Павлович. – Квартиру-то он спустил. Или разменял. Третья жена хорошо его пощипала. Та еще попалась стерва! Я ее видел. Глаза злющие. Ребенка родила да в суд на мужа подала. Мол, гуляет, изменяет. А я тут бедная, несчастная, всеми брошенная. Дачу, правда, Белкин отстоял. Ох, сколько же у него проблем с бабами! А Маринку жалко. Хотя и непутевая была.
– Да-а-а… – протянул Алексей. И подмигнул Сереге: – Вот тебе и роковая тайна!
– Это еще доказать надо, – засопел Барышев.
– Марго говорила о второй жене Рощина. К той, мол, милиция приезжала. А зачем приезжала? – глянул он на друга, словно ответ был спрятан у Сереги в кармане.
– Неужели же Рощин ее по голове стукнул? Эту Марину? – высказался Барышев. – А что? На него похоже!
– А мотив? Скажите, Иннокентий Павлович, какие отношения были у Марины с Рощиным?
– Отношения? – удивился тот. – Да никаких! В гости к ним приезжал. И все.
– А теперь, значит, на этой даче Манины родители орудуют, – задумчиво сказал Алексей. И Барышеву: – Ну что, Серега, заглянем?
Тот кивнул:
– Надо бы посмотреть.
– Спасибо вам, Иннокентий Павлович, за содержательную беседу, – церемонно сказал Алексей, поднимаясь с лавки.
– А кто ж режиссера-то убил, сыщики? – спросил тот, прищурившись.
– Да по всему выходит Белкин.
– Белки-ин… С трудом верится. Ладно, пойдемте, я вас провожу.
…К даче, ныне принадлежащей Валерию Белкину, они пошли пешком. Держа ориентир на черный «мерседес», стоящий у ворот. Ворота были распахнуты. Подойдя поближе, мужчины услышали громкие рыдания. Рыдала Маня. Левая передняя дверца черного «мерседеса» была широко открыта, за рулем сидел тучный мужчина мрачного вида. Мужчина заметно нервничал. На крыльце стояла рыдающая Маня и высокая женщина лет сорока, очень на нее похожая. Женщина уговаривала:
– Манечка, девочка, ну поедем уже. Поедем.
– Я его дожду-у-усь, – всхлипывала Маня. – Где он, мама? Ну где?
– В тюрьме, – громко и отчетливо сказал Алексей.
Тучный мужчина стал вылезать из «мерседеса». Лицо его все мрачнело и мрачнело.
– Кто вы такие? – нелюбезно спросил он.
– Старший лейтенант Барышев. Оперуполномоченный.
– Начальник службы безопасности Алексей Алексеевич Леонидов.
– Дочь сказала мне, что Валерика подозревают в убийстве. Я не поверил.
– Напрасно. Мария! – крикнул Алексей. – Спускайтесь, он сегодня не вернется! А ваш попугай погибнет от жажды.
– Кешка спился, – мрачно сказал мужчина. – Что теперь с ним делать, ума не приложу! Маня! Я долго буду ждать?!
– Я его люблю-у-у… – рыдала Маня. – Я замуж за него хочу-у-у…
– Господи! Не выйдешь же ты замуж за уголовника! – всплеснула руками высокая женщина.
– Выйду, выйду, выйду!
– Жена декабриста, – вздохнул Алексей. – Времена меняются, но в жизни всегда есть место подвигу. Маня, он не за свободу.
Не за отмену рабства. Он человека убил. Спускайтесь.
– А… кого он убил? – с опаской спросил тучный мужчина.
– Евгения Рощина. Режиссера. Предположительно, – добавил Алексей.
– Боже мой! – ахнула женщина. – Какой скандал! И подхватив одной рукой объемную сумку, другой вцепилась в дочь и потащила ее с крыльца. Маня упиралась.
– Софья, ты поведешь «тойоту». Машину надо забрать, – велел мужчина. – А Маньку давай сюда, ко мне.
– Папа… Ну папа же!
– Дура! – рявкнул мужчина. И пожаловался: – Растишь их, растишь. Ни в чем не отказываешь. Репетиторов нанимаешь. Квартиры покупаешь. А получается вот что.
– Она вырастет, – утешил его Алексей. – Это переходный возраст.
– Дурь у нее переходная, – буркнул мужчина. – Манька! В машину садись!
– Скажите… – трагическим шепотом Маня обратилась к приехавшим мужчинам, – а я могу прийти к нему в тюрьму?
– Можете, – весело ответил Алексей. – Можете даже сесть рядом. Он в «обезьяннике».
– В… как?
– Езжайте домой, – вздохнув, посоветовал Барышев. И покачал головой: – Ведь вы же его вчера ненавидели.
– Это было вчера. А ночью я думала…
– Понимаю, – кивнул Алексей. – Нахлынули воспоминания. Мария, Белкин здорово попал. И не надо его жалеть.
Маню удалось-таки запихнуть в машину.
Мрачный мужчина, не прощаясь, захлопнул дверцу, и «мерседес» рванулся прочь. Следом поехала «тойота». Ворота пришлось запирать Барышеву.
– Вот как бывает, Леха, – сказал он, гремя засовом. – История повторяется, но в виде фарса. Не дай бог, с Маниными родителями что-нибудь случилось бы. Этот Белкин – ловкий парень.
– Или его вдохновитель Евгений Рощин. Надо ехать к его второй жене.
– Надо ехать к нашим женам. Хватит на сегодня.
– Думаешь? – с сомнением спросил Алексей. – У меня по плану тренер по фехтованию.
– С тренером поговорить успеешь. Сам сказал, он всегда дома. Сколько ему лет?
– Восемьдесят.
– Восемьдесят! – присвистнул Серега. – А он не того? Не маразматик? Всяко бывает.
– Марго говорит, в здравом уме и твердой памяти. Ну, все?
– Все. Поехали.
Барышев последний раз посмотрел на добротный кирпичный дом:
– Что теперь с ним будет? Вот так. Одни наживают, другие спускают. Если бы быть уверенным в том, что все твое достанется твоим детям…
Своих жен и детей они нашли возле каруселей. Из стоящего рядом шатра доносился рев моторов, аттракцион был заявлен как «Гонки по вертикали», а на площадке, где стояли карусели, гремела музыка. Какофония звуков будоражила души. Вкупе с весной она рождала ощущение праздника. Старшая Ксюша оседлала серую в яблоках лошадку. Младшая Вика рыдала и просилась туда же.
– Ты упадешь, – уговаривала дочку Анечка Барышева. – Давай я тебя на паровозике покатаю. На ручках.
В ответ Вика ревела.
– Почему плачет моя дочь? – улыбаясь, спросил подошедший Серега.
Анечка переглянулась с Сашей:
– Сашенька, лица этих мужчин не кажутся тебе знакомыми?
– Да, что-то отдаленно напоминают, – откликнулась та.
– Хватит тебе, – вздохнул Леонидов. – Мы вернулись. Ксюша, деточка, иди к папе.
Та уже слезла с серой лошадки, но теперь нацелилась на пони. Живого, не игрушечного.
– Кататься! – сказала девочка.
Саша рассмеялась:
– Я же говорю! Ребенок тебя забыл!
– Ну, пони я не конкурент. Ксюшенька, иди к дяде Сереже, он тебя покатает, – посоветовал папа.
Серега тут же протянул к девочке могучие руки:
– Ксюша, пойдем домой.
Увидев это, Вика тут же начала ревновать.
– А-а-а… – зарыдала она и кинулась к папе.
– Хватай обеих девок и тащи к дому. Пива холодного хочу, – сказал Алексей лучшему другу.
– А нас кто-нибудь спросил? – переглянулись женщины.
– Барышев, времени на уговоры нет. Действуй, – подмигнул Алексей.
Серега подхватил на одну руку Ксюшу, на другую Вику и широко зашагал по тропинке. Дети от восторга визжали. Вне всякого сомнения, Серега Барышев был лучше, чем пони. Алексей же взял под одну белу ручку свою жену, под другую жену лучшего друга и церемонно повел их следом.
– А нас кто-нибудь спросил? – переглянулись женщины.
– Барышев, времени на уговоры нет. Действуй, – подмигнул Алексей.
Серега подхватил на одну руку Ксюшу, на другую Вику и широко зашагал по тропинке. Дети от восторга визжали. Вне всякого сомнения, Серега Барышев был лучше, чем пони. Алексей же взял под одну белу ручку свою жену, под другую жену лучшего друга и церемонно повел их следом.
– Миль пардон, милые дамы.
– Чего-чего?
– Был такой режиссер Евгений Рощин. Он в совершенстве владел французским языком и дуэльной шпагой. Дамы были от него в восторге. В семнадцать лет он стал чемпионом. Выиграл первенство города по фехтованию. И соблазнил прекраснейшую из женщин, просто королеву! Королеву Марго. И считал, что равных ему нет. И в любви, и в бою. Но вот однажды…
– Леша, ты нам зубы заговариваешь? – подозрительно спросила Саша.
– Именно. Травлю байки. Зарабатываю ужин.
Ужин он заработал. Но, уже сидя за столом, вдруг спохватился. И хлопнул себя по лбу:
– Серега! А ключи?
– Какие ключи?
Леонидов махнул рукой и кинулся к телефону. Набрав номер, затаил дыхание. К счастью, трубку скоро сняли.
– Да? – раздался в ней низкий женский голос.
– Маргарита Генриховна, это Леонидов беспокоит. Я совсем упустил из виду… Не помешал вам?
– Нет. Говорите.
– Вы не знаете, где лежали ключи от машины Самарина? Те самые, что он оставил Евгению Рощину на хранение?
– Конечно, знаю. В Кубке.
– То есть… В том самом?
– Ну конечно! Ключ висит на брелке. На нем изображена эмблема «ауди». Пять колец.
– Я понял. Большое вам спасибо.
– Не за что…
Когда он вернулся в комнату, Барышев с удивлением спросил:
– Что случилось?
– Ты не помнишь, при обыске квартиры Рощина нашли ключи?
– Там много чего нашли.
– А на какой машине он ездил?
– На «ауди».
– Тогда понятно. Не придали значения. В Кубке должны лежать ключи. Разумеется, если они там и были, все подумали, что это ключи от машины Евгения Рощина. Но это были ключи от машины Самарина. От «форда».
– И что?
– А то. Надо проверить, есть ли они там.
– Думаешь, если их там нет, то кто-то воспользовался машиной Самарина? Так?
– Именно. Завтра утром ты поедешь к следователю и выяснишь это. Нам надо войти в квартиру Евгения Рощина и проверить, что лежит в Кубке. И лежит ли что-нибудь вообще. Я же поеду к тренеру. К Аркадию Ивановичу. Мы встретимся с тобой в полдень. Думаю, что успею. Старики встают рано. Встретимся у ЗАГСа. И поедем к Рощину.
– Чего? Где встретимся?
– У ЗАГСа. Разве ты забыл?
– Мужчины, вы что, собрались с нами разводиться? – переглянулись Аня с Сашей.
– Ни в коем случае! – замахал руками Алексей. – Лучше вас никого нет! Серега, ты все понял?
– Нет. Ничего не понял.
– Но сделать то, что я прошу, сможешь?
– Сделать смогу, – сердито сказал Барышев.
– Это главное.
Когда дети улеглись спать, Алексей включил ночник и взял «Трех мушкетеров». Покосился на жену Александру, которая к тому моменту уже сладко заснула. Узнает, вот будет смеху! Она же преподаватель литературы! На старости лет муж взялся за «Трех мушкетеров», все ее проповеди псу под хвост. Книгу эту он тайком стащил у сына Сережки.
Читал, представляя Портоса с лицом Петра Волового и Рощина в роли д’Артаньяна. Самарин, конечно, не Атос, да и Белкин далеко не святой, чтобы метить в кардиналы. Но что-то в этом есть.
Вот так все начиналось. С дружбы. А потом пошел дележ. Когда время идет, а жизнь твоя не устраивается так, как ты того хочешь, наступает момент решительных действий. И время предавать лучших друзей. Девиз «один за всех» меняется на «каждый за себя». Дюма тоже это понял. Потому что двадцать лет спустя его герои встали по разные стороны баррикады. Так кто с кем объединился? Рощин с Белкиным, Самарин с Воловым?
Надо понять.
Во сне он видел Евгения Рощина со шпагой в руке. Рощин оседал на ковер, рубашка его была в крови, а лицо удивленное. Мол, от тебя я этого никак не ожидал!
Так неужели все-таки Белкин?
Глава восьмая
Атака в отступлении
На следующий день он встал рано. Кроме адреса Аркадия Ивановича Маргарита Лепаш написала и его домашний телефон. Предусмотрительная женщина. Алексей недолго раздумывал, прежде чем позвонить. Нет, не рано. Восемь утра. В полдень они с Серегой Барышевым должны встретиться у ЗАГСа. Как звучит! Начало романса! Встретиться у ЗАГСа… Только рифму на слово «ЗАГС» подобрать трудно. Прикидывал так и этак, но в голову лезла только такса. Почему такса? За прошедшие выходные он видел левретку, стриженного под пуделя кота, овчарку и бультерьера. «Встретиться у ЗАГСа, где дежурит такса…» Тьфу ты, черт! Та мымра, которая вчера отправила их с Серегой восвояси, и в самом деле похожа на таксу. Длинная, узкая и злая. Какая чушь лезет в голову, подумать только! Хорошо, что мысли никто не слышит. Иначе окружающий мир был бы похож на дурдом. Люди только притворяются нормальными. А когда сил притворяться уже нет, выпускают сидящего внутри демона. И в зависимости от обстоятельств тот пожирает либо хозяина, либо его смертельного врага. С этим делом надо покончить сегодня же. Такие убийства либо раскрываются по горячим следам, либо не раскрываются вообще. Слишком уж много роковых совпадений. И мало доказательств.
Он набрал номер. Вскоре в трубке раздался старческий голос:
– Я вас слушаю.
– Аркадий Иванович, доброе утро. Я вас не разбудил?
– Нет, я встаю рано. А кто это?
– Мне дала ваш номер Маргарита Лепаш.
– Ах, Риточка! – обрадовался старик. – Замечательная девочка!
Разумеется, она все еще была для него девочкой. По-прежнему юная и прекрасная Рита Лепаш.
– Я хотел бы поговорить с вами о четверке шпажистов, ваших учеников, которая лет двадцать назад выиграла первенство города среди юношей. Вы помните, Аркадий Иванович?
– Разве такое можно забыть, молодой человек?
– Так я могу приехать?
– Приезжайте, – сказал старик после небольшой паузы.
Алексей перевел дух. Полдела сделано!
– Тогда до встречи, Аркадий Иванович.
…Он ехал к старому тренеру и волновался. Восемьдесят лет – возраст преклонный. Ясная ли у него память? Хорошо ли Аркадий Иванович помнит особенности своих учеников?
Старый тренер жил на втором этаже. Лифтом пользоваться не пришлось. Когда Алексей позвонил в дверь, в прихожей раздались характерные шаркающие шаги. Но вид у Аркадия Ивановича, открывшего ему дверь, был бодрый. Старый тренер оказался очень высок ростом. Худой, костистый, даже придавленный к земле преклонными годами, он все равно был чуть ли не на голову выше Алексея. Руки у Аркадия Ивановича были сухие, длинные, с огромными жилистыми кистями. Старик приветливо сказал:
– Проходите. Не имею чести знать вашего имени-отчества…
– Леонидов Алексей Алексеевич. Показать вам мои документы?
– Зачем же? – усмехнулся Аркадий Иванович. – Рекомендация Риточки Лепаш лучше всяких документов. Замечательная девочка! Замечательная…
Старик запер дверь и пригласил гостя:
– В комнату проходите. В большую.
Квартира у него была хорошая, двухкомнатная. Окинув стены оценивающим взглядом, Алексей понял, что ремонт сделан недавно. И мебель добротная. Везде чувствовалась заботливая рука. И рука молодая.
– Ученики меня не забывают, – с гордостью сказал Аркадий Иванович. – И сын. Он живет в Америке. Далековато, но… Таков был его выбор! Тут уж ничего не поделаешь. Но звонит раз в месяц, справляется о здоровье. Внуков вижу редко, а правнука не видел никогда. Жаль. Я бы воспитал из него фехтовальщика.
Как и предполагал Алексей, зал в квартире старого тренера был залом боевой славы. На стенах висели фотографии, грамоты, на полке в шкафу стояли и лежали добытые в боях трофеи. Кубки, медали…
– А вот медалей европейских и мировых чемпионатов у меня нет, – с сожалением сказал старый тренер. – Да вы присаживайтесь… Алексей Алексеевич? – сказал он, опускаясь в глубокое, надежное кресло.
Леонидов задержался у одной из стен и указал на черно-белую фотографию:
– Вот они. Четверка шпажистов. Та самая.
– А вы откуда знаете? – с интересом спросил старик.
– Такая же фотография есть в альбоме Петра Волового. И точно такая же висит на стене в квартире Евгения Рощина.
Старик вдруг помрачнел.
– Висит, значит, – сердито сказал он. – Ну-ну…
– Можно я пока сниму ее? – спросил Алексей.
– Если так надо…
– Надо.
Алексей снял со стены фотографию в рамке, положил ее на журнальный столик, стоящий между двумя креслами. И присел, наконец, сам.
– Аркадий Иванович, вы знаете о случившейся трагедии? – спросил он.
– Рита вчера звонила… – неохотно сказал старик.
– Значит, она вас предупредила?
– Зачем же вы так молодой человек? Я живу прошлым. Узнать, что кто-то из моих учеников преждевременно скончался… Молодые должны жить. Она очень осторожно меня подготовила. Поверьте, ей тоже было нелегко.