– Я знаю.
Помолчали.
– Может быть, чаю? – спросил Аркадий Иванович.
– Нет, спасибо. Поговорим о них, – Алексей кивнул на фотографию.
– В центре, с кубком, Женя Рощин. Слева от него – Валерик Белкин, справа – Петя Воловой, а рядом с Петей – Рома Самарин. Хорошие ребята. И фехтовальщики были хорошие. Между собой они называли меня Дрыном, – усмехнулся старик. – Я не обижался. И кто же вас конкретно интересует?
– Прежде всего, вот он. – Алексей указал на центральную фигуру. На юного Женю Рощина, который высоко поднимал в руках Кубок.
– Рощин, Рощин… Блестящий фехтовальщик! Блестящий! – не удержался старый тренер. – Талант от бога!
– Почему вы его не любите, Аркадий Иванович? То есть не любили.
– Обида, молодой человек. Глубокая обида. Я долго не мог ее пережить. Даже сейчас эти воспоминания мне неприятны. Хотя я всегда знал, что Женя Рощин – человек сложный. – Старый тренер задумался. Потом медленно, словно вспоминая, заговорил:
– Я, как только увидел его, понял, из парня выйдет толк. Быстрый, взрывной. Реакция отменная. А как он «сел» в стойку? Сразу! Надежно, уверенно. Словно со шпагой в руке родился. С некоторыми несколько месяцев бьешься. И без толку. Рощин все ловил на лету. Стойка у него была надежная. Если вы видели бои фехтовальщиков…
Аркадий Иванович подозрительно посмотрел на гостя.
– Приходилось, – легко соврал Леонидов. – По телевизору.
– Ну хоть так. Красивый вид спорта, жаль, что забытый. Сейчас все футбол смотрят. А что футбол? Фехтование ничуть не хуже… Да-а… Так вот о Рощине. Заняв позицию «к бою», Женя словно застывал. Работала только кисть, сам он оставался неподвижным. И ноги. Ноги у него хорошо работали. Он все время теснил противника к краю дорожки. Прижимал, заставлял нервничать.
Аркадий Иванович прикрыл глаза и словно бы вновь увидел блестящего Женю Рощина на фехтовальной дорожке. Со шпагой в руке.
– Женя предпочитал начинать с атаки. Но с ложной атаки, если видел, что противник силен. Предпочитал атаки второго намерения. Провоцировал противника на контратаку и тогда делал выпад. Вольт и выпад. Вытягивался во флеш, стрелой. Мне приходилось с ним фехтовать. Лично я предпочитаю атаку в отступлении. Его игра была и моя игра тоже. Вроде бы Женя играл мне на руку. На длинную мою руку. К тому же я левша, что противнику всегда неудобно. Но Рощин был молниеносен! Несмотря на мой высокий рост и мой опыт, ему удавалось меня доставать. После выигранной схватки он снимал маску и взволнованно говорил: «Сэ манифик!» Глаза его при этом сверкали. Он блестяще знал французский. Я им восхищался.
– Но не любили.
– Любить Рощина сложно. И я не женщина, – сердито сказал старый тренер. – Думаю, что дамы были от него без ума.
– Что вас так в нем настораживало, Аркадий Иванович?
– Видите ли, молодой человек, Рощин способен на предательство. Если это в его интересах. Именно он все и развалил. Мою блестящую четверку. Ведь без Рощина они были ничто. Я всегда знал, что Евгений Рощин – законченный эгоист. Он не будет работать на кого-то. На чужую славу работать не будет. В глухой маске, видите ли, не было видно его лица! Глаз его не было видно! А он хотел, чтобы было видно! Чтобы его узнавали, чтобы им восхищались. Он хотел славы. Жаждал. И… не было в нем доброты. Любви, доброты. Человечности, если хотите. И жалости не было. Ни к кому. Бешеный апломб, бездна тщеславия и какой-то безумный эгоизм. Всего чрез меру. Хотя человек, безусловно, яркий. А фехтовальщик блестящий! – вновь не удержался старый тренер.
– Ну хорошо, – вздохнул Алексей. – Вы ведь знаете, как погиб Евгений Рощин?
– Нет. Рита мне не говорила. Сказала только, что его убили.
– Его закололи шпагой. Дуэльной шпагой, Аркадий Иванович. На поединке.
– Что-о? – откровенно удивился тренер.
– Вот вы мне и скажите, кто мог это сделать? Кто мог выиграть поединок у Евгения Рощина?
– Честно сказать, не знаю. Не представляю. Хотя с тех пор прошло уже много лет. Рощин мог потерять форму.
– Не думаю. Он тренировался. Конечно, не так, как в юности, когда стал чемпионом, но… Форму он поддерживал. Я думаю, это была одна-единственная схватка. Одну-то схватку он мог проиграть?
– Одну все могут, – усмехнулся старый тренер. – Всякое бывает.
Алексей вновь придвинул к себе старую фотографию. И указал на Белкина, стоящего по левую руку от Евгения Рощина:
– Вот он мог заколоть Рощина? Валерий Белкин?
– Кхе, кхе. – Старый тренер издал нечто похожее на смешок. Потом отрицательно покачал головой: – Нет. Не мог.
– Почему?
– Бездарность. Откровенная бездарность. Все, что он хотел от фехтования – перед девочками покрасоваться. Со шпагой в руке.
– А факты, Аркадий Иванович? Факты указывают на то, что в то время, как был убит Евгений Рощин, в его квартире находился не кто-нибудь, а Валерий Белкин. И именно Белкин вызвал Рощина на поединок и убил его.
– Не смешите меня, молодой человек! – сердито сказал старый тренер. – Против ваших фактов у меня есть свои. Никогда, вы слышите? Никогда Валерий Белкин не мог выиграть ни единой схватки у Евгения Рощина! Да Белкин же боялся его до смерти! Представим на миг, что они сошлись. Белкин признавал только атаку. Женя знал его, как свои пять пальцев. Маленькая пауза, два шага назад, батман, вольт, мгновенный ответ и укол. Конец Белкину! Дело одной минуты! Да я уверен, что если бы это на самом деле случилось, да еще с боевым оружием, у Валерика руки бы тряслись! Он прекрасно знал, что такое Евгений Рощин!
Старый тренер разгорячился и вдруг разволновался. Словно бы сам вышел на фехтовальную дорожку против Евгения Рощина.
– Что ж, – вздохнул Алексей, – не мог так не мог. Хотя суд такие доводы не признает.
– Ваши судьи не фехтовальщики, – сердито сказал Аркадий Иванович.
– Зато они судьи. Хорошо. Перейдем к следующему. Вот Петр Воловой. – Алексей указал на того, кто стоял по правую руку от Евгения Рощина. – Он мог?
– Выиграть у Рощина? Мог. Петя мог. Не всегда, но… мог! Грамотный фехтовальщик. Без огонька, но… грамотный.
– Значит, это вы допускаете? Представим на миг, что они сошлись…
– Ну, Петя сразу же начал бы отступать, – задумчиво сказал старый тренер. – Как я его учил. В расчете на ремиз. На сдвоенный укол.
– Сдвоенный укол? То есть попали бы оба? А это интересно!
– Не интересно, потому что в данном случае тактика не принесла бы успеха. Ведь это была дуэль. Нужен один удар, и точный. Петя не глуп. Конечно, он попытался бы сменить тактику. Но Рощин-то великий импровизатор! Разумеется, он его поймал на контратаке!
Аркадий Иванович говорил так, будто заколот был Воловой, а не Рощин. Но случилось-то наоборот!
– Но теоретически вы допускаете…
– Теоретически, – вздохнул Аркадий Иванович. И повторил: – Теоретически… Я слышал, у Пети была серьезная травма позвоночника. И нога по кускам собрана… Замечательный человек! Жаль. Искренне жаль. Это он помог мне с ремонтом. Хотя я отказывался. Петя не хотел развала четверки. Но что он мог сделать? Я очень любил Петю Волового. Доброй души человек. Это для меня удар.
– И для меня… Жаль, что он-то как раз на сто процентов не мог драться на дуэли с Рощиным. Его в это же время убили… Остался последний. Самарин. Что вы скажете о Самарине, Аркадий Иванович?
Алексей замер в ожидании ответа. Честно сказать, он надеялся…
– Нет, – покачал головой старый тренер. – Рома Самарин для фехтования был безнадежен. Получше Белкина, но… Но этого мало, чтобы выиграть у Рощина.
– Одну-единственную схватку, Аркадий Иванович? – Алексей словно конфетку выпрашивал у старика.
– Нет, – повторил тот. – Ну что вы хотите! Его знаменитый замах! Такой корявый! Отвратительно! Чтобы все видели: иду атаковать! Он и колоть-то боялся. Все финтил, финтил. В отступлении, конечно, мастер. Попробуй его достань! Но нанести удар настолько точный… Кстати, куда он попал? Убийца?
– В горло. Шпага проткнула горло.
– В горло?! – Ох, как удивился Аркадий Иванович!
Алексей не понял, в чем дело. И повторил:
– Да. В горло. А что такое? Почему вы так разволновались?
– Видите ли, при фехтовании шпагой засчитываются удары в любую часть тела. В туловище, в руку, в ногу. Кроме головы и незащищенной шеи. Туда колоть нельзя. Этим ударам никого из четверых не учили.
– Этим ударам? Этим, то есть каким?
– Такой удар называется «внутренним», – пояснил Аркадий Иванович. – Снизу и в горло. Старая школа. Я даже не знаю, остались ли ее представители. Это не спортивное фехтование. Так дрались на дуэлях и в действующей армии. Веке этак в позапрошлом. Когда целью было поразить противника насмерть.
– А это уже интересно!
– Ничего интересного.
Старик надолго замолчал. Алексей вдруг понял:
– А вы ведь что-то от меня скрываете, Аркадий Иванович. Вы давно не были в зале для фехтования?
– Давно. И даже по телевизору не смотрю.
Старик надолго замолчал. Алексей вдруг понял:
– А вы ведь что-то от меня скрываете, Аркадий Иванович. Вы давно не были в зале для фехтования?
– Давно. И даже по телевизору не смотрю.
– Ой ли?
– Я стар. Какой из меня фехтовальщик? Шпагу в руке не удержу. Да и фехтование сейчас не то. Что было раньше? Фехтовальная фраза у шпажистов могла длиться несколько минут. Поединок заканчивался со счетом небольшим. А сейчас? Правила изменились. Видите ли, зрителям скучно! Им надо зрелище. Искусство никого не интересует. Раз, два и готово! Крики, наскоки какие-то бешеные. Где красота? Где тонкое мастерство?
– Значит, все-таки смотрите телевизор-то? Раз знаете, что правила изменили?
Старик нахмурился. Потом махнул рукой:
– Куда все идет? В наше время был спорт, а сейчас драка. Зрелище, на котором можно деньги заработать. Деньги, кругом только деньги. Бои за деньги. Тотализатор, безумные ставки. Боксеры стали драться за деньги. Каратисты. И…
– И фехтовальщики, – закончил фразу Алексей.
– Я вам ничего не говорил! – замахал руками старик. – Ничего!
– Ну Аркадий Иванович! Фехтование разве не зрелище? Зрелище! Если снять маски, снять колеты. И организовать тотализатор. А?
– Ничего не знаю! Уходите!
– Аркадий Иванович…
– Мне лекарство надо принимать! Ко мне сейчас медсестра придет!
Алексей поднялся, взял фотографию в рамке и, пристраивая ее обратно на стену, словно бы между делом сказал:
– У Евгения Рощина остался сын. Тоже Евгений. Не знаю уж, Рощин ли или Лепаш. И какое отчество в метрике записано. Но – похож! Очень. Ему сейчас семнадцать. Красивый парень. Высокий.
Старик молчал.
– Я видел его вчера. Женю-младшего. Пришел с тренировки. Фехтованием занимается, как и его отец…
Он повесил фотографию на стену и обернулся. Лицо Аркадия Ивановича было странным. Тот напряженно о чем-то раздумывал. Но по-прежнему молчал.
– Ну что ж… – вздохнул Алексей. – Спасибо вам за содержательную беседу. За интересный рассказ…
Он тянул время. Старик молчал.
– До свидания, Аркадий Иванович. – Алексей Леонидов направился к дверям. Он все еще ждал. И дождался.
– Погодите, – остановил его старый тренер. – А он хороший фехтовальщик, Рощинмладший?
Алексей обернулся:
– Вроде как тренер сказал ему, что он лучше всех.
– Еще бы! Отец-то каков был!
– Он, похоже, не знает, кто его отец.
– А Рита? Она почему скрывала? От меня, почему?
– Я полагаю, не хотела вас волновать. Вот если бы вы узнали, что Рощин бросил ее с ребенком, а? Вызвали бы его на дуэль? Аркадий Иванович?
– Не знаю, – сердито сказал старик. И не удержался: – Каков подлец! Я всегда это знал! – И задумчиво: – Должно быть, Рощинмладший ходит в тот же фехтовальный клуб, что и его отец…
– Должно быть, – согласился Алексей. – Куда же еще?
– Там сейчас тренером мой ученик. – Аркадий Иванович тяжело вздохнул.
– Вы что-то знаете? – спросил Алексей. – Поверьте, я ничего не буду выяснять про бои без правил. Я даже не в милиции работаю. Работал когда-то, а сейчас – начальник службы безопасности Петра Волового.
– Что ж не спасли? – усмехнулся старик.
– Потому что не знал о фильме, на который Петр Андреевич дал Рощину деньги. Не знал о его увлечении фехтованием. Я подключился к расследованию как частное лицо. Протоколов не составляю, полномочий не имею. Так что, Аркадий Иванович?
– Ну хорошо, – нехотя сказал старик. – Поймите, ведь это мой клуб. И мой ученик там работает. Потому должен я его поберечь. Не хотелось бы, чтобы клуб закрыли. И так мало их осталось. Но… Ох, времена! Как в боксе за деньги стали бить не по правилам, так не по правилам и фехтуют. Я Сашке говорил…
– Он ставит фехтовальщикам те самые запрещенные удары?
– Ставит. Нет, до убийства дело не доходит, вы не думайте. Здесь главное – зрелище. Я ему скажу, чтобы Женьку-младшего не трогал. Хотя бы ради Риты. Не надо ему этого.
– Горячий, кстати, парень, – поддакнул Алексей.
– Надо думать! Если в отца пошел! Рита, разумеется, не догадывается. Ее представление о фехтовании все то же. Что это благородный вид спорта, травм там случается мало. Ах, Рощин, Рощин! Кто ж тебя победил-то, а?
– Он сам себя победил.
– Может, и так.
– Значит, я от вашего имени обращусь в фехтовальный клуб «Рапира» к тренеру Александру… Как его там?
– Фирсов.
– К Александру Фирсову. Он меня проконсультирует насчет тех, кто владеет ударом, отправившим на тот свет Евгения Рощина. Либо это кто-то из четверки, либо человек посторонний. Но думаю, таковых не много.
– Хорошие фехтовальщики все наперечет, – согласился Аркадий Иванович.
– Значит, мы его найдем. Теперь найдем. Вот теперь вам настоящее, горячее и большое спасибо. От души.
– Я вас провожу.
Старый тренер тяжело поднялся из кресла. Двигался он медленно, словно бы все время прислушиваясь к своему организму: как там сердце, стучит? Уже в прихожей Аркадий Иванович вновь разволновался. Потирая правой рукой костистую, жилистую кисть левой, вдруг сказал:
– А интересно было бы на него взглянуть, а? На Женьку-то младшего? Хорош, небось, шельмец?
– Красавец!
– Да я не про то, – с досадой отмахнулся старик. – Мне бы только увидеть его боевую стойку. Эх, скинуть бы сейчас двадцать лет!
– И схватиться с семнадцатилетним мальчишкой? Аркадий Иванович, ах, Аркадий Иванович! – Алексей укоризненно покачал головой.
– Эх, молодой человек! Не фехтовальщик вы! Не фехтовальщик…
Алексею вдруг показалось, что в полумраке прихожей взгляд старика сверкнул, словно стальной клинок.
Туше
Очутившись на улице, он первым делом взглянул на часы. «Встретимся у ЗАГСа, где дежурит такса…» Вот привяжется такая дрянь и весь день на языке так и вертится! Свойство дряни. Елки-палки! Опаздывает! Почти полдень! А ехать в самый центр! В центре сейчас пробки. Центр без пробок – все равно что рассол без огурцов. Таковым он бывает ближе к ночи и рано утром, к похмелью. В полдень же этих огурцов, то есть машин… Он набрал номер Барышева.
– Серега! Привет! Как дела?
– Порядок, – пробасил лучший друг. – Следователь дал добро.
– Слушай, я наверняка опоздаю.
– Наверняка.
– Ты жди меня у входа.
– Сколько ждать-то?
– Пока не приду. Пробки, Серега. Пробки.
– На метро надо ездить. Как я, – сердито сказал Барышев. – Заодно похудеешь.
– Я уже понял, ты голодный. Зайди в «Макдоналдс», съешь Биг Мак. Не скучай.
– Ты еще скажи: целую. Раз в ЗАГС зовешь.
– А ты шутник, однако…
Все. Гудки. Он едет на машине в центр. Смертельный аттракцион под названием «я молекула».
«Я молекула», – тяжело вздохнул Алексей, пытаясь занять в левом ряду позицию для атаки. Показалось, что правый движется быстрее. Извечная иллюзия: тем, кто справа, кажется, что мобильнее левые, и наоборот. Но как только ты становишься левым, правые начинают активное движение вперед, и уже хочется обратно. В итоге выигрывают те, кто придерживается позиции «не суетиться и не совершать лишних телодвижений». Леонидов совершал.
«Я молекула, – думал при этом он. – Я хаотично совершаю хаотичное движение. Я стукаюсь о стенки сосуда, в который меня заключили. Я люблю этот сосуд, то есть этот город. Безумно люблю. Потому что он полон жизни, полон таких же молекул. Пока они об меня стукаются и я стукаюсь о них, я живу. Полнокровно и полноценно. В результате выделяющегося при этом тепла. Но, Господи! Как же я порою его ненавижу! Себя в нем. Когда он наполнен выхлопными газами и температура окружающей среды выше положенной нормы. И хорошо бы мне хаотично не стукнуться о жирную задницу чьего-нибудь крутого „мерседеса“. Или о лоснящийся бок чьей-нибудь новенькой „тойоты“. Любить жизнь приходится, не рассчитывая на взаимность. Равно как и людей. Все и всё вокруг движется хаотично. Странно, что мы все куда-то приезжаем…»
Потом мысли вернулись к событиям двухнедельной давности. Когда Петр Андреевич Воловой здравствовал, дела его фирмы, а следовательно, и службы безопасности на его фирме шли успешно, и начальник ее, то есть А. А. Леонидов, собирался на майские праздники совершить туристическую загранпоездку вместе с женой и детьми. С этой целью он пришел в туристическое агентство. И надо же такому случиться!
Алексей неоднократно убеждался в том, что мир тесен, а Москва – так просто большая деревня. Эту женщину он узнал сразу, хотя несколько лет прошло. Его бывшая невеста, Ляля, не сильно изменилась. Поправилась, конечно, она всегда была склонна к полноте, но перед ним по-прежнему была яркая, цветущая женщина с огромными ногтями сиреневого цвета. По-своему привлекательная. На любителя. Он смотрел на Лялю, и как не было этих лет! Будто вчера улизнул из ее квартиры поутру, пока спала, постеснявшись сказать, что больше не вернется. Она обожала длинные ногти и яркий лак, который никогда не совпадал с тоном губной помады, это Алексей помнил прекрасно. И помнил, как его это раздражало. Вот и сейчас он уставился на ногти, а Ляля, которая его не узнала, уставилась на него. Клиент пришел! Приехал на иномарке, в окно она это видела! Лялино лицо расцвело улыбкой.