Сборник рассказов, отобранных на конкурс "СССР-2061" Серия 4
Суворкин Тимур 086: Пионер — значит первый
Ленин — жив.
Цой — жив.
Гуф — жив. — закусив язык от усердия, карябал на парте Петя. Урок истории был скучнейший, а майское солнце, заливающее светлый класс, категорически не призывало к учебе.
— Петя, о чем я сейчас говорила?
Вера Ивановна карающей тенью выросла над пионером.
— О авиакатастрофе и гибели Никсона. — не моргнув глазом откликнулся семиклассник, мгновенно прикрывая "живопись" рукой.
Едва учительница отошла, как Петя толкнул локтем сидящего с ним за партой Эдика. Эдик хоть и был круглым отличником, но дружили они с первого класса.
— Эдь, давай со следующего урока дернем? В "Гражданку" срубимся по сети.
— Да ну, раш чекистами — имба и не контрится. Пока им дальность маузеров не порежут, фиг я играть буду.
Эдик погрыз стиллус и что-то ввел в планшет вслед за словами учительницы. Затем повернулся:
— Давай лучше ракеты на стройке позапускаем. Я у отца в НИИ реагентов кое-каких прихватил… Смешаем, так грохнут! Ты не представляешь!!! Трубу подходящую найдем, думаю, до стратосферы запустим.
Петя уважительно присвистнул.
— Кстати, о ракетах, как думаешь, завтра, будут занятия?
— Да ты чё! Кто в такой день учиться будет? Выходной сделают!
Когда Америка стала первой на Луне, это было обидно. Но, то поражение значило одно — вызов принят. Марс обязан был стать советским.
И вот однажды гонка началась. Две сверхдержавы работали без устали. И грезили. Грезили. Грезы охватили всех. Взрослые ставили пари. Дети кто с мотоциклетными шлемами, а кто с ведерками на головах играли в покорение Марса и втыкали в песочницах флаги. Колька Аксенов, здоровенный оболтус из соседнего класса, и вовсе отличился, решив показать всем посадку на Марс, после чего с двумя зонтами сиганул с крыши школы. Теперь Колька лежал в больнице, загипсованный и жутко гордый подвигом и девичьим вниманием.
Гонка шла. Корабли из США и СССР стартовали к Марсу в один день, с разницей в несколько минут.
Семьдесят дней полета. Непрерывный прямой эфир. Сердечные приступы зрителей, когда там, в пустоте космоса, случались внештатные ситуации. Главное событие двадцать первого века. Весь мир твердил теперь только две фамилии: Зайцев и Гамильтон. Два командира — и два соперника. К концу их разделяло целых два дня полета.
Завтра экипаж Зайцева должен был вывести аппарат на орбиту красной планеты и высадиться, поставив советский флаг, пока Гамильтон будет мчаться в пространстве, обреченный стать вторым.
Народ ликовал заранее.
Звонок телефона. Учительница отошла в угол класса. Выслушала. Из ее рук шелестя страницами выпал журнал.
— Дети. — Вера Ивановна нетвердо подошла к столу. Голос стал каким-то жалким. — Дети. Сейчас был экстренный выпуск программы Время. Сегодня. В десять часов утра. Корабль Зайцева столкнулся с метеоритом. Вывод его на орбиту Марса не возможен. ЦУП дал приказ космонавтам о возвращении на Землю.
Учительница села на стул и бессильно закрыла лицо руками.
Светлый майский день бил в окно мрачной, почти грозовой тишиной.
Сорок пять часов до высадки американской экспедиции на Марс.
Малышня пища играла в догонялки.
Кругом зеленая трава. Вокруг белых шпилей многоэтажек, утопающих основаниями в цветущих садах носятся стайки голубей.
А на душе гадостно-гадостно… Будто на Новый Год оставили без подарков.
Петя и Эдик брели с уроков, пиная перед собой щебенку.
— Родители твои дома? — наконец нарушил тишину Эдик.
— Не, мама в Москву командирована на неделю. Отец недавно звонил, говорит вернется ночью с завода. Джигурда мол у него случился. Вечно он этого народного артиста вспоминает не к месту, а почему понять не могу…Можем ко мне зайти. Фильмы посмотрим.
— Только что-нибудь такое… Не о космосе.
Сорок четыре часа до высадки американской экспедиции на Марс.
Мысль родилась когда ребята посмотрели фильм "Чапаев против Фантомаса". Злодей отправился в прошлое, чтобы присвоить золото Колчака, а молодая советская власть пыталась помешать ему и вернуть ценности народу.
Пошли титры. Затем программа Время. Первый репортаж — эфир с летящего к Марсу корабля США.
— Слушай… — Эдик отвлекся от бульдожьей морды американского астронавта. — Вот ты в машину времени веришь? Ведь когда-нибудь ее должны изобрести?
— Ну, может, изобрели в будущем… — Петя разочарованно вертел в руках склеенную когда-то модельку советского космолета, который сейчас так подвел Зайцева.
— А если отправить послание в будущее? Чтобы нам помогли. Ну, нельзя же чтоб американцы первыми на Марсе были.
— Ага, помогут… Стоит эта твоя машина времени в какой-нибудь военной части. И пять этажей занимает. И охрана кругом. С бластерами. И пулеметами шестиствольными….
— Раньше компьютеры тоже этажи занимали. А сейчас хоть для блохи сделают, если захотят. А что до военных… Технологии всегда распространяются. Вчера для военных, сегодня для мирных людей. Если очень захотеть, можно и гранатомет противотанковый в гараже сделать.
Глаза Пети блеснули. Эдик тряхнул его за плечи.
— Не отвлекайся. Так вот, в будущем я думаю, с машинами времени у людей проблем нет.
— Тогда бы к нам все путешествовали давно. И были бы варяги с пулеметами, а крестоносцы угрожали бы Саладину авианосной группировкой.
— Я книгу одну скачал. "Научно-популярно о времени". Там рассказывают, что будущее одно. И чтобы ты не изменил прошлом, все равно вернешься в свое настоящее. Потому что иначе будет временной парадокс. Но вот прошлое после твоего визита станет параллельным, и появится два будущих. Так что где-то рядом с нами и Илья Муромец пулеметом Максим кочевников отгонял и Саладин ПЗРК мастерил.
Пионеры переглянулись.
Сорок один час до высадки американской экспедиции на Марс.
Весь вечер сочиняли текст послания в будущее. Приложили координаты и карту. Петя добавил еще учебник русского языка для седьмого класса. Якобы для облегчения дешифровки, а на самом деле просто желая избавиться от ненавистной книжицы. Упаковали все в здоровенную пластиковую банку от бразильского кофе. Залили клеем крышку. Упаковали в пакет для верности.
Затем до ночи спорили куда послание положить. Замуровать в стену? Найдут раньше рабочие. Просто закопать? Так никогда не найдут.
— Вот что, нужно чтобы это нашли археологи. Болото за городом знаешь? Там свалка раньше была… А археологи их раскапывать любят, я в "Пионерской правде" читал. Вот лет через двести пойдут с искателями какими-нибудь…
— Будут они ради банки трудиться… Нужно найти чем заинтересовать археологов… Может старую стиральную машинку с помойки возьмем? Или электрочайник сломанный?
— У них таких чайников поди будет… Если я правильно помню… Папа твой в прошлом месяце купил Иж-Меркурий?
Двадцать восемь часов до высадки американской экспедиции на Марс.
До болота добирались долго, таща красавец-мотоцикл по кочкам и ухабам тонкой тропки идущей вдоль низких, корявых деревьев.
— Пора. — Эдик отодвинул осоку и потыкал палкой спокойную водицу.
Примотали банку с посланием к рулю. Уложили средство против влаги на сиденье. Упаковали мотоцикл в пластиковую пленку. Заварили термоножом, чтобы не было ни дырочки. Затем еще раз обмотали пленкой и снова заварили.
Покивали. Толкнули в трясину.
Булькнуло. Мотоцикл начал быстро погружался, укоряющее посверкивая хромом труб. Вот скрылись и они. Вода успокоилась, только редко-редко поднимались пузыри.
Пионеры сидели на покрытом мхом стволе дерева, глядя в холодную воду.
— Что делать то…
— Ждать.
— Долго?
— Не знаю.
Они просидели полчаса. Час. Полтора. Ничто так и не изменилось.
— Папа меня убьет. — тихо прервал тишину Петя.
— Благодать вам славные древнесоюзцы. — голос раздался сзади. Перед обернувшимися пионерами на корточках сидел человек. Странный. Молодой, но борода в собрана рыжую косу, одна бровь покрашена белым, другая черным, во лбу железный штырь словно рог, а одет вроде как в спортивный костюм. Если конечно бывают спортивные костюмы из черного шелка.
Человек несколько раз побил рукой по колену и укусил себя за большой палец.
— Я есмь хороший археолог, зла не сотворять.
Он говорил тяжело, морща лоб и мучительно подбирая каждое слово:
Три дня шифровал над буквицами вашими, когда колесоезд подняли. Пять сотен лет прошел.
— Джигурда хэппенд… — прокомментировал Петя.
— А у вас там как? Через пять сотен лет? — Эдик справился с собой быстрее.
Археолог замолчал осмысливая. Затем откликнулся.
— И сахар едим и соль. Разное у нас. И есть и было.
— А Союз? Союз есть? — Петя слегка отошел от шока и жадно рассматривал на гостя.
— Не государство важно, а какие люди есть. Да не затем я.
Археолог протянул пионерам небольшой синий шар, красного цвета, поражающий своей идеально-пирамидальной формой.
— На аберрации удивление чушь. Пространств через переносчик сие. В десницу заховать надо. Думу расчитывать могуче о координатах. Дыра туда рожается делает. Но мало тут. Истерся. На туда, на обратно и все. Выучили изрек что отроки? Покеда.
Рог на лбу археолога заискрил и фигура исчезла. Только треугольный шарик на руке Пети мягко лучился фиолетовой темнотой, да на мхе осталось два глубоких, медленно заполняющихся водой следа.
Двадцать четыре часа до высадки американской экспедиции на Марс.
Дальше было уже делом техники. Устройство переноса уложили в коробку под кроватью. Пошли на занятия. Как только закончился последний урок, спрятались в классе. Подождали, пока школа опустеет. Вынесли из космического уголка скафандр, настоящий — его вручала делегация приезжавших в школу космонавтов из братской Анголы.
Сунули ношу в мешок, вылезли в окно и, продравшись через кусты сирени, перелезли через забор. Потом дворами, добрались до дома Пети, благо отец на два дня отправился в Свердловск, принимать станки, а мать не вернулась еще из командировки Двадцать часов до высадки американской экспедиции на Марс.
Разбили копилки. Углубились в интернет. Нашли чертежи. Купили баллоны с воздухом, герметик, шланги. Всю ночь латали, заваривали. Поменяли пару датчиков. Подпаяли провода. Под утро Эдик героически облачился в скафандр и в ванной начались испытания герметичности. Залили соседей, откачали чуть не захлебнувшегося Эдика, поменяли шланги. Снова испробовали. Порядок.
Сорок семь минут до высадки американской экспедиции на Марс.
Скафандр готов. Школьники утирали пот. Петя оглянулся на бурчащий для фона телевизор. Новостной канал уже вел прямую трансляцию с Марса. В точку посадки американских астронавтов зонд НАСА заранее доставил камеры.
Эдик вскочил с дивана:
— Флаг!!! Флаг забыли!
Школьники заметались по квартире. В конце концов, отодрали длинную антенну у раритетного приемника и приделали на клей и нитку к нему пионерский галстук. Порядок.
— Стой! Не учли!
— Что?
— Если мы пространство на Марс откроем, то там же давления почти никакого нет! Воздух будет засасывать как в пылесос. Нужно что-то герметичное. Эдик покосился в сторону кухни.
— Неееееет. Неееет. Папа меня и так убьет.
— Матрос-партизан Железняк за советы жизнь отдал, а тебе холодильника жалко!
Пристыженный, Петя отправился на кухню и раскрыл дверь ЗИЛа. Холодильник был что надо, здоровенный, под потолок.
На стол улегся сервелат, сосиски, пельмени, картошка, сырки плавленные, здоровенный копченый язь, мутноглазая селедка, морковь, завядшая петрушка, помидоры, кефир, вскрытая трехлитровка соленых огурцов, салат, завернутый в фольгу кусок мороженного… Затем на пол упали железные полки и пластиковые ящики.
В холодильнике стало светло и пусто.
— Давай. — Эдик притащил скафандр. — Точка невозврата пройдена.
— Мы ее прошли, еще когда мотоцикл утопили… — Петя с трудом облачился и защелкнул шлем. — Ну как?
— Чистый Титов. Лезь.
Дверь захлопнулась. Внутри ЗИЛа было не особо тесно. Снаружи зашипело. Это Эдик начал заливать холодильник (и наверняка всю кухню) герметиком из баллона.
— Три! — наконец послышалось снаружи. — Два! Один! Поехал!
Петя тряхнул телепортатор, зажмурил глаза и представил Марс.
Две с половиной минуты до высадки американской экспедиции на Марс.
Хлопнуло. Пионер не устоял на ногах и свалился на песок. Красный песок. Красный песок под ярко оранжевым небом.
Петя замер не в силах поверить. Все как он представлял. Камни. Свет. Солнце. Вот и автоматическая камера НАСА. Пионер оглянулся. Прямо за его спиной на Марс медленно опускался корабль.
Высадка
Сотрясение почвы. Корабль замер, погасив дюзы. Дверь бесшумно открылась, являя фигуру в белом скафандре со звездно-полосатым флагом в руке.
Петя помахал рукой.
Фигура замерла, чуть не выронив свою ношу.
Петя с силой всадил красный флаг в марсианский песок и улыбнулся астронавту.
— Извините дядя, но пионер — значит первый!
Физпок 098: Везунчик
Бронзовый Кастро смотрел на бурлящий у его ног людской водоворот снисходительно, но в то же время, с долей одобрения. Машинально, на ходу, Павлик отдал памятнику салют.
С салютами этими, два года назад, вышла довольно забавная история — ЦК возьми, да и сделай их необязательными. Хочешь — салютуй, не хочешь — дело твоё, и никто тебе слова плохого не скажет. Они там в ЦК хитрые, и вообще, наверное, принцип агрегации так и работает… Одним словом, сначала все, особенно молодежь, разделились на два лагеря, одни отдавали этот самый салют, а другие уперлись, мол — нет, никогда и ни за что. А потом…
А потом, и как-то в одночасье, противников салюта стало меньше, потом еще меньше… без всякого давления извне, кстати. Просто — изменили точку зрения, и всё. В смысле, всё стало как раньше, но только добровольно.
Из крытого павильона, Павлик протолкался через толпу к пригородным монорельсам.
"Убедительная просьба не бросать на монорельс металлические предметы", гласил плакат. Вот уж, действительно — глас вопиющего в пустыне! Сверхпроводники, по ряду причин, так и не получили широкого применения в быту, железнодорожный транспорт остался как бы исключением из правил. А брошенная на рельс гайка, или, скажем, гвоздь не падают — повисают в воздухе, на радость детворе, если, конечно, бросать под правильным углом, чтобы не срикошетило.
Рельс-то в форме желоба сделан. Павлик и сам в детстве так развлекался. Совершенно не думая о том, в какую сторону полетит этот самый гвоздь, когда на него, на скорости триста километров в час, налетит поезд…
Помахав перед турникетом браслетом с распознавателем, молодой человек прошел на перрон, и, помахивая полу-пустой дорожной сумкой, направился туда, где, по его представлениям, должен был оказаться седьмой вагон. Путь его лежал в Свердловск, на киностудию.
"Вообще-то, я должен прыгать и петь", подумал Павлик. Но прыгать и петь не хотелось.
Было… было странно. Первая работа. Первое серьезное задание, с государственным финансированием. Всё первое, и всё было бы хорошо, если бы не вчерашний разговор с Леной.
"Наверное, она меня просто проверяет".
Может быть и так, а может быть… А что, собственно, может быть? На дворе 2061 год.
Пережитки прошлого… Да нет, быть не может.
"Или она права, и я правда неадекватно воспринимаю действительность".
Думать о вчерашнем разговоре Павлику не хотелось категорически, но он себя заставлял. Подсознание сопротивлялось, отвлекаясь то на монументального Кастро, отлитого в тридцатых годах неутомимым Церетели, то на сверхпроводящие рельсы.
Собственно, никакого подвига от начинающего кинематографиста не требовалось — просто очередная серия бесконечного "Пионера Пети", сколько их уже снято? — была поручена именно ему. Набросать сценарий. Найти хорошего сценариста — из числа тех, что согласятся работать с новичком, конечно. Впрочем, у Павлика были некоторые идеи на сей счет.
Организовать съемки… Короче, обеспечить полный цикл работ, и выдать на выходе готовую серию — сорок пять минут трехмерного "слабосвязанного действия". Под слабосвязанным не имелось в виду ничего плохого, а только то, что серии "Пионера Пети" использовали общих героев и идеи, но не обязаны были выстраиваться в единую "связанную" от серии в серию историю. Очень удобно, если сценаристов много, но именно из-за сценария они с Леной впервые поссорились.
Вспыхнули и погасли сигнальные огни, и Павлик поспешно сделал шаг назад, хотя и находился далеко от ограничительной линии. Тормозящий поезд создает мощные помехи, если стоять слишком близко, запросто может вызвать сбой в распознавателе, или, скажем, в записной книжке.
Поезд не заставил себя ждать — зализанный силуэт гигантской змеёй скользнул мимо, практически бесшумно, лишь порыв ветра взъерошил волосы стоящих на платформе людей. Павлик усмехнулся, заметив наклеенный на скошенном назад лобовом обтекателе кабины машиниста уловитель — полосу вязкой пластмассы, призванную перехватывать висящий над рельсом мелкий металлический мусор. На плакаты, значит, уже не надеемся. И правильно.