В результате, когда у Людей Зарослей появились предводители, которым удалось организовать настоящее вторжение, мы оказались без отлаженной системы защиты, способной его отразить. Поэтому они смогли, смяв маленькие отряды нашей добровольной милиции, широким фронтом продвинуться вперед и грабить в свое удовольствие. Серьезное сопротивление встретило их, только когда они забрались почти на двадцать пять миль в глубь освоенной территории.
К тому времени мы привели в боевую готовность наши отряды, а соседние округа собрали свои, чтобы пресечь дальнейшее распространение прорыва и отвлекать внимание с флангов. Наши отряды были лучше вооружены, у многих имелись ружья, а Люди Зарослей пользовались в основном копьями и луками, ружей у них насчитывалось лишь несколько штук, захваченных при грабежах. Однако ширина полосы прорыва осложнила борьбу с ними. Они лучше знали лес, умели прятаться ловчее, чем настоящие люди, и поэтому продвинулись еще на пятнадцать миль, прежде чем мы смогли их остановить и вступить с ними в открытый бой.
Для меня, десятилетнего мальчика, это было захватывающее время. Люди Зарослей находились примерно в семи милях от Вэкнака, поэтому он стал одним из мест сбора милиции. Отец в самом начале этой кампании был ранен в руку и теперь только помогал создавать новые отряды из добровольцев.
Несколько дней у нас царила невероятная суета: кто-то все время приезжал и уезжал, людей записывали, распределяли по отрядам, затем они с очень решительным видом отправлялись воевать, а наши женщины махали им вслед платками. Когда добровольцы — в том числе и все наши работники — уехали, ферма совершенно опустела и затихла. А через день примчался всадник. Он задержался у нас достаточно долго и успел рассказать о том, что была большая битва, что Люди Зарослей в панике бегут, а несколько их предводителей взяты в плен. Затем он поскакал дальше разносить добрые вести.
В тот же день во двор въехал небольшой отряд. В середине его находились двое пленников, предводители Людей Зарослей.
Я бросил все дела и кинулся смотреть на них. Первое впечатление меня разочаровало. Я ожидал увидеть, как в сказках о Зарослях, существ с двумя головами, или покрытых шерстью, или шестиногих и шестируких. Вместо этого я увидел двух совершенно обыкновенных на первый взгляд людей. Только необычайно грязных и оборванных. Один из них был низкого роста, его светлые волосы висели клочьями, как будто он подрезал их ножом. Но когда я взглянул на второго, то просто остолбенел и не мог оторвать от него глаз, потому что, если одеть его в пристойную одежду и подстричь ему бороду, это был бы вылитый мой отец…
Когда он осадил коня и огляделся, то заметил меня. Сначала он только мельком посмотрел в мою сторону, но потом взгляд его вернулся, и он уставился на меня в упор со странным выражением, которого я не мог понять…
Он открыл было рот, чтобы заговорить, но в этот момент из дома вышли люди посмотреть, что происходит. Среди них находился и мой отец с рукой на перевязи. Я увидел, как он остановился на пороге, рассматривая группу всадников, и тоже заметил человека в седле. Мгновение он, совсем как я, смотрел на него широко открытыми глазами, а потом побледнел, и лицо его стало землисто-серым.
Я быстро перевел взгляд на того человека. Он сидел в седле абсолютно неподвижно, но выражение его лица заставило мое сердце внезапно сжаться. Никогда раньше я не видел такой ненависти: все черты его лица обострились, глаза сверкали, зубы оскалились, как у дикого зверя. Меня как будто обожгло. Это было жуткое откровение, явление чего-то уродливого, ранее мне неизвестного. Оно навсегда запечатлелось в моем мозгу, и я никогда не смог бы его забыть…
Отец с болезненным видом оперся рукой о косяк двери, чтобы не упасть, повернулся и ушел обратно в дом.
Один из людей отряда разрезал веревку, которая стягивала руки пленника. Он спешился, и тогда я увидел, что именно в нем было не так. Стоя, он на восемнадцать дюймов возвышался над всеми остальными, но не потому, что обладал таким крупным телосложением. Если бы он имел нормальные ноги, он был бы ростом с моего отца, пять футов десять дюймов, но его ноги не были нормальными. Они выглядели чудовищно длинными и тонкими. И руки у него тоже были длинные и тонкие. Он походил на получеловека-полупаука…
Сопровождавший дал ему еды и кружку пива. Когда пленник сел на скамью, его костлявые колени оказались почти на уровне плеч. Он жевал хлеб с сыром и цепким взглядом осматривал двор. В это время он снова заметил меня и поманил к себе. Я притворился, что не вижу. Он снова поманил меня. Мне стало стыдно своего страха, и я подошел ближе, осторожно держась на расстоянии от его паучьих рук.
— Как тебя зовут, мальчик? — спросил он.
— Дэвид, — ответил я. — Дэвид Строрм.
Он удовлетворенно кивнул.
— Значит, тот человек, который стоял в дверях с рукой на перевязи, был твой отец, Джозеф Строрм?
— Да, — сказал я.
Он снова кивнул и стал внимательно рассматривать дом и пристройки.
— Значит, это место и есть Вэкнак?
— Да, — снова ответил я.
Не знаю, что еще он захотел бы узнать у меня, но тут мне велели убираться подальше. Немного позже отряд снова оседлал лошадей и быстро ускакал в сторону Кентака. Руки человеку-пауку снова связали за спиной. Я глядел им вслед и был рад, что они уехали.
Таким образом, моя первая встреча с Людьми Зарослей оказалась не столько интересной и волнующей, сколько неприятной и тревожной. Позже я услышал, что той же ночью обоим пленным удалось бежать. Я не помню точно, кто рассказал мне об этом, но твердо уверен, что не отец. Он сам ни разу не упоминал тот день, а у меня не хватало смелости спрашивать его об этом.
Только мы разделались с вторжением, после которого возвратившиеся с войны торопились наверстать упущенное время усиленной работой на ферме, как отец ввязался в очередную ссору с дядей Энгусом Мортоном.
Разница в их характерах и взглядах привела к тому, что они в течение многих лет постоянно враждовали. Отец громогласно заявлял, что если у Энгуса и есть какие-то взгляды, то они настолько неопределенны, что это просто угрожает честным принципам общины. На что Энгус открыто отвечал, что Джозеф Строрм дубиноголовый педант, да в придачу еще и бестолковый фанатик. Поэтому ссоры между ними вспыхивали очень легко. Последняя случилась из-за того, что Энгус приобрел пару коней-гигантов. До нашей округи уже раньше доходили слухи о конях-гигантах, но у нас их еще никто не видел. Отца смущали даже рассказы о них, а то, что их купил и привез к нам Энгус, естественно, не служило им хорошей рекомендацией. Поэтому он отправился осматривать их, уже имея против них крепкое предубеждение.
Все его предчувствия подтвердились сразу же. Как только он увидел этих громадных животных, с грудью шириной в 26 ладоней, он сразу понял, что они НЕПРАВИЛЬНЫЕ.
— На этот раз вы не правы, — жизнерадостно сказал ему инспектор, очень довольный, что хоть раз его позиция оказалась неуязвимой. — Они одобрены Правительством и, таким образом, в любом случае находятся вне моего ведения.
— Я не верю этому, — объявил отец, — Бог никогда не создавал лошадей такого размера. Правительство НЕ МОГЛО их одобрить.
— Нет одобрило, — ответил инспектор и добавил: — К тому же Энгус предупредил меня, что, зная своих соседей, он привез оформленную по всем правилам родословную этих лошадей.
— Правительство, которое разрешает существование таких животных, аморально и подкупно, — заявил отец.
— Возможно, — согласился инспектор. — Но все равно это наше законное Правительство.
Отец с бешенством глядел на него.
— Легко понять, почему некоторые люди их одобряют: одна такая зверюга может работать вместо двух или даже трех обычных лошадей, а ест она лишь немного больше одной. Они выгодны, и это единственная причина того, почему их разрешили. Но это не означает, что они ПРАВИЛЬНЫЕ. Я утверждаю, что эта лошадь не есть творение Господа нашего, а значит, она является НАРУШЕНИЕМ и должна быть уничтожена как таковое.
— В официальном разрешении утверждается, что эта порода выведена путем обычного скрещивания крупных экземпляров, и вам не найти в них ни одной явной неправильности, — сказал инспектор.
— Разумеется, так и говорят некоторые, когда видят выгоду. Знаете, как это называется? — спросил отец.
Инспектор пожал плечами. Отец продолжал:
— Ведь из этого не следует, что они ПРАВИЛЬНЫЕ. Лошадь такого размера НЕПРАВИЛЬНА. И в глубине души вы это знаете так же хорошо, как и я. От этого никуда не денешься. Если мы начнем позволять такие вещи, неизвестно, до чего мы докатимся. Богобоязненная община не может отказаться от своей веры только потому, что на нее оказывает давление государственная контора по выдаче разрешений. Нас здесь много таких, кто знает, как должны выглядеть Божьи твари, даже если Правительство этого не знает.
Инспектор улыбнулся.
— А кошка Дэйкеров? — спросил он.
Отец только бросил на него яростный взгляд. История дэйкеровой кошки еще не забылась, и напоминание о ней больно уязвило отца.
Примерно год назад прошел слух, что у Бена Дэйкера и его жены прижилась бесхвостая кошка. Отец занялся расследованием и когда установил, что кошка не лишилась хвоста в результате какой-то случайности, а просто никогда его не имела, то своей властью судьи приговорил ее к уничтожению как НАРУШЕНИЕ и приказал инспектору выдать на это ордер. Очень неохотно инспектор ордер выписал, но Дэйкеры немедленно его обжаловали. Такая канитель в совершенно ясном деле настолько возмутила отца и оскорбила его принципы, что он, не дожидаясь окончательного ответа на жалобу, лично расправился с дэйкеровой кошкой. Когда же вскоре пришло уведомление, что бесхвостые кошки являются признанной породой с многолетней, хорошо известной историей, отец оказался в очень неприятном положении, и этот случай дорого ему обошелся. С большой неохотой он принес публичные извинения, иначе ему пришлось бы расстаться с судейским крестом.
— Сейчас дело гораздо серьезнее, — резко возразил он инспектору.
— Послушайте, — терпеливо сказал инспектор, — эта порода одобрена. На эту конкретную пару есть официальное разрешение. Если вам этого недостаточно, то идите и сами стреляйте ее, а потом посмотрим, что вам за это будет.
— Ваш моральный долг выдать ордер на уничтожение этих так называемых лошадей, — настаивал отец.
Но инспектор внезапно устал от пререканий.
— В мои официальные обязанности, — резко сказал он, — входит сбережение их от вреда, который могут причинить им дураки и фанатики.
Отец чуть не ударил инспектора. Несколько дней он буквально кипел от ярости, и в очередное воскресенье нам пришлось выслушать пламенную проповедь на тему терпимости к Мутантам, которые загрязняют чистоту нашей общины. Он призвал к всеобщей борьбе против хозяина этих Нарушений, прошелся насчет аморальности верхов, намекнул, что некоторые, по-видимому, испытывают братские чувства к Мутантам, и в довершение всего заклеймил некое официальное лицо как беспринципного наемника беспринципных хозяев и местного представителя СИЛ ЗЛА.
У инспектора не было такой удобной трибуны для публичного ответа, зато широкое хождение получили некоторые его язвительные замечания о неуважении к власти, преследованиях, фанатизме, религиозной мании, привлечении к суду за оскорбление личности и возможных последствиях действий, направленных против решения Правительства.
Похоже, что именно последнее заставило отца ограничиться только разговорами. У него и так было много неприятностей с дэйкеровой кошкой, которая вовсе ничего не стоила, а за коней-гигантов было заплачено очень дорого. Ну и разумеется, Энгус не упустил бы возможности передать дело в суд.
Все случившееся привело к тому, что в нашем доме воцарилась атмосфера плохо скрываемого раздражения, так что находиться в нем стало неприятно и хотелось держаться подальше.
В округе все успокоилось, и незнакомые люди почти не встречались. Поэтому родители Софи снова позволили ей гулять, и я, когда мог незаметно убежать, часто отправлялся к ней.
Софи в школу, конечно, не ходила, там бы ее быстро разоблачили, хотя бы из-за фальшивого свидетельства о рождении. Родители научили ее читать и писать, но так как у них в доме не было книжек, никакой пользы ей это не принесло. Поэтому во время прогулок мы много разговаривали, по крайней мере я старался пересказывать ей все, что узнавал из книжек.
Я рассказал ей о том, что наш мир довольно большой и, по-видимому, круглый. Основная его часть, в которой Вэкнак составлял маленький округ, называется Лабрадор. Считается, что так его назвали Прежние Люди, хотя полной уверенности в этом нет. Большая часть Лабрадора окружена водой, которая называется «море». Это очень важно, потому что в нем водятся рыбы. Никто из тех, кого я знал, за исключением дяди Акселя, в жизни не видел моря, потому что оно было очень далеко. Но если проехать миль триста на восток, на север или на северо-запад, то рано или поздно до него доберешься, а если на юг или юго-запад, то попадешь в Заросли или Дурные Земли и там погибнешь.
Еще говорили, хотя никто в точности этого не знал, что во времена Прежних Людей Лабрадор был очень холодной землей. Настолько холодной, что люди здесь жить не могли, а только выращивали деревья и добывали из земли что-то загадочное. Но все это было много-много лет назад. Может быть, тысячу лет назад, а может быть, и больше, точно никто не знал, только предполагали. Не было известно, сколько поколений людей жили, как дикари, с момента Бедствия и до той поры, когда началась описанная в книгах история. Из времен дикости и невежества до нас дошли только «Покаяния» Николсона, и то лишь потому, что они долго, может быть, несколько веков, хранились в запечатанном каменном сундуке. А со времени Прежних Людей сохранилась только Библия.
За исключением того, что рассказывалось в этих двух книгах, все прошлое, кроме трех последних столетий, вошедших в нашу историю, представляло собой огромное черное пятно забвения. Из этой пустоты до нас дотягивались еще обрывки каких-то легенд, сильно исковерканных при передаче из уст в уста. Именно такая цепочка пересказов донесла до нас название «Лабрадор», потому что ни в Библии, ни в «Покаяниях» оно не упоминалось. Возможно, что правду говорили и о холодах, хотя теперь у нас было всего два холодных месяца в году — но, может быть, так случилось из-за Бедствия. Из-за Бедствия могло случиться все что угодно…
Очень долго обсуждался вопрос о том, обитаемы ли другие части света, кроме Лабрадора и большого острова Ньюфа. Полагали, что все остальное составляют Дурные Земли, на которые Бедствие обрушилось особенно тяжко, но потом обнаружили, что и там есть участки Зарослей. Они были заражены Отклонениями, безбожны и в настоящее время совершенно непригодны для освоения, но поскольку границы Дурных Земель там, как и у нас, постепенно отодвигались, когда-нибудь, возможно, их удастся освоить.
Вообще об остальном мире было известно мало, но по крайней мере это более интересный предмет, чем этика, которой нас обучал каждое воскресенье после обеда один старик. Этика рассказывала, почему мы должны или не должны делать то или другое. Большая часть того, что нельзя делать, совпадала с тем, чему учил отец, но причины некоторых запретов объяснялись по-иному, так что все запутывалось, и разобраться было трудно. Согласно этике, человечество пребывает в стадии возвращения в Благодать. Мы идем по едва различимому следу, который ведет нас трудным путем к вершинам, с которых мы когда-то свалились. От истинного пути ответвляется много ложных, некоторые из них кажутся легче и привлекательнее, но на деле ведут к краю вечной пропасти. Есть только один истинный путь, следуя которому мы с Божьей помощью и в назначенное время вернем то, что было утрачено. Но путь этот так трудно различим, так обильно усеян ловушками и обманом, что каждый шаг следует делать с величайшей осторожностью. Слишком опасно человеку полагаться на собственное разумение. Только власти, церковные и светские, могут судить, в каком именно направлении нужно делать очередной шаг, не опасаясь сбиться с искомого старого пути и тем самым отклониться от истинного восхождения на путь греховный. Надо трудом избыть посланное миру наказание Бедствием, надо с верой в сердце отыскать и пройти долгий путь обратно наверх, надо устоять перед искушениями, и тогда Бог дарует нам прощение и наградит возвратом Золотого века.
Такие наказания посылались людям и раньше: изгнание из Рая, всемирный потоп, чума, гибель Содома и Гоморры, плен египетский… Бедствие — одно из них, величайшее из всех, и поэтому оно заключает в себе повторение всех предыдущих несчастий вместе взятых.
Почему оно было послано, до сих пор нам не открылось, но, судя по прошлым случаям, ему наверняка предшествовало время безбожия и самонадеянности.
Многочисленные правила, доводы и примеры были подытожены в этике следующим образом: долг и цель каждого человека в этом мире заключаются в том, чтобы неустанно бороться с тем злом, которое принесло нам Бедствие, и прежде всего каждый должен следить за тем, чтобы форма человеческого тела во всем повторяла божественный канон, дабы человеку было позволено, когда придет время, занять свое высокое место в образе Божием.
Однако об этой части этики я Софи никогда не рассказывал. Не потому, что про себя считал ее Отклонением, но ведь надо было признаться перед самим собой, что она не вполне соответствовала истинному образу Божьему, поэтому тактичнее казалось не касаться этого вопроса. И без того у нас находилось о чем поговорить.
5
Никого в Вэкнаке не волновало, если я пропадал надолго, но стоило попасться кому-нибудь на глаза, как для меня тут же находилась работа. Год выдался хороший, солнечный и в меру дождливый. Даже фермеры жаловались только на нехватку времени, отнятого у них борьбой с вторжением, — надо было нагонять упущенное. Весенний приплод у всех животных, кроме овец, дал необычайно низкий процент Нарушений. Злаки росли и вызревали настолько правильно, что только одно поле, принадлежащее Энгусу Мортону, инспектор приказал сжечь. Даже среди овощей почти не было Отклонений; как обычно, больше всего их дали пасленовые. В целом все говорило о том, что год будет рекордным по Чистоте. Уничтожений проводилось так мало, что даже мой отец был доволен и в одной из своих проповедей объявил, что в этом году Вэкнак дал настоящий отпор силам Зла и надо возблагодарить Бога за то, что наказан только тот, кто привез коней-гигантов, а не вся община.