«Друг мой! Представляю весь твой трепет и недовольство. Помнишь наш разговор в дождливой аллее? Если ты держишь в своих прекрасных руках это письмо, то считай, что ты ответила на тогдашний мой вопрос. Позволь мне объясниться. Я не тот, кем был вынужден представиться. Я даже не тот, за кого ты сейчас меня принимаешь. Я — никто. Не требуй более от себя понимания того, что происходит. Да, кстати, потерянный тобой тогда браслет вернул я. Прошу, будь впредь аккуратней с ним. Доверься волшебству этого чудодейственного предмета, который теперь по праву твой. Провидение определило место древнего дара, и он будет принадлежать тебе вечно. Вечность — вот его залог. И все же, чтобы удовлетворить запросы здравого смысла, к счастью, презираемого тобой, я отвечу на несколько твоих вопросов. Я предвидел их — вот мой ответ. Прощай, дитя!»
«Да, человек без имени, я верю в магию и не стану нарушать ее законов, чтобы не потерять мною приобретенный ДАР», — сказав это, я вышла из дома, где находилась квартира якобы профессора археологии, но как позже выяснилось — его сиятельства, Каренина Александра Ивановича.
Тяжелел легкий дневной свет, как бы превращаясь в бархат сентябрьских сумерек. Наверно, я выглядела мрачным призраком, когда шла по улице, и свежий вечерний ветер развевал мои длинные волосы, которые от сумерек стали серыми. Думая о только что прочитанном письме, я хотела сделать хоть какой-то вывод. Смысл сказанного затемнен, и за этими строками скрываются и загадка, и предупреждение. Но хватит. Мне, как сказал профессор, следует довериться волшебству. Что ж, если идти по натянутому над пропастью канату, то уж для остроты ощущений делать это с закрытыми глазами. Кто не рискует, тот…
Я уже поворачивала к своему дому, когда вдруг почувствовала приближение нового видения. Мое восприятие стало подобно широкому зеркалу, где отражаются еще не ставшие реальностью события. На руке снова проявилась татуировка, и вновь крылья изменили свое положение. Теперь птица была похожа на морскую чайку, которая бумерангом повисла над горизонтом. Я посмотрела на зашторенные окна своей квартиры и улыбнулась. Татуировка предсказала мне возвращение Юли. Моя сестра, наконец, приехала.
Семейный ужин, к которому я впервые за несколько дней не опоздала, обещал быть насыщенным всякими смешными историями. Юля всегда была замечательной выдумщицей, но это на случай, если иссякал запас ее самых лучших рассказов.
Но странно: мы уже завершали нашу традиционную чайную церемонию, как вдруг, поймав необычный взгляд сестры, я увидела краткий, но легкий и воздушный образ. Сначала это мгновенное видение показалось мне всего лишь игрой памяти. Образ белокурого, пухленького малыша, который, ангельски улыбаясь, раскладывал на полу разноцветные кубики, мог быть воспоминанием каждодневной рекламы каких-нибудь подгузников или детских питаний. Словом, мое сознание способно просто-напросто подшутить надо мною же.
— О чем задумалась? — нежно обняв меня, спросила сестра.
«О падающих звездах», — как всегда, стихом ответила я. (На подобные вопросы у меня есть лишь такой ответ.)
«…Вон та, гляди, беззвучная, как дух…» — вздыхая, продолжила Юля наше любимое с ней стихотворение.
— Ты все еще помнишь, — посмеялась я, и она взяла меня за руку, прошептав:
— Пойдем, посекретничаем.
Под таким предлогом мы оставили наших родителей и закрылись в комнате. Юля с неподдельной радостью оглядела свою бывшую спальню и ностальгическим тоном стала вспоминать о своих школьных годах. Удивительно, но мне впервые стало скучно с сестрой. В ее жизни наверняка происходят какие-то перемены, но она пока боится признаться в этом своим родным. Но в чем ее секрет?
В то время, как Юля ходила по комнате, заглядывая в каждую вазу, гладя каждый листочек на цветах, я стала листать «Энциклопедию символов». Потом сестра втайне от родителей курила на балконе, а я все продолжала читать. И вот, как только я наткнулась на весьма полезную статью, Юля вдруг села рядом со мной, обняла меня и заплакала. Раньше так бывало часто, поэтому ее слезы не застали меня врасплох. В тот момент, когда она, расчувствовавшись, посмотрела в мои глаза, ко мне снова вернулся образ ребенка, играющего с цветными кубиками. Вот что как раз и заставило меня молчаливо недоумевать. Ведь это была весть о том, что в скором будущем я стану тетей.
— Мне просто необходимо с тобой поделиться… — начала Юля, и дальше я выслушала сентиментальный рассказ о том, как она познакомилась с богатым французом, который теперь собирается увезти ее во Францию. Но о своей беременности она не сказала ни слова.
— Юля, это серьезно? — как полагается, осведомилась я.
— Да, — сквозь слезы улыбнулась она.
— Ты ждешь ребенка?
Задав этот вопрос, я почувствовала, что все обстоит гораздо сложнее, поскольку сама сестра еще не знает о своей беременности.
— Нет… кажется, — в сомнениях ответила мне Юля. «Да», — в ответ подумала я.
Сестра вскоре уснула. Я же решила дочитать ту статью. При свете ночника, за письменным столом, я листала эту большую книгу. В ней были описаны древние символы разных мифологий. Передо мной в один миг раскрылся сундук с несметными сокровищами… Магия прошлого была сосредоточена в каких-то простых и точных образах. Но я нашла то, что больше всего меня интересовало: КРЫЛЬЯ.
Мне тут же пришлось обратиться к рисунку Димы, к той самой зарисовке, которая была безупречной копией моего первого видения… Я на спине огромной птицы, которая на фоне заходящего солнца несет меня над горами и далее, над старинным замком… И что же я читаю в этой обычной, земной книге, составленной не волшебниками, вроде Александра Ивановича, а вполне и, может, даже слишком, обыкновенными людьми? И как я могу выразить сделанное мной открытие простыми или сложными предложениями?
Я закрыла глаза, чтобы увидеть то, кем я теперь стала…
Великий звездный властелин! Ты, расположивший все звезды и планеты, теперь я стала ЯСНОВИДЯЩЕЙ.
* * *Очнувшись ото сна, я застала свою комнату погруженной в предрассветные сумерки. Сестра отрешенно дышала в своем, я верю, не менее чудном сне. Накинув на плечи теплый свитер, я вышла на балкон, чтобы встретить солнце. Мои окна выходили на восток. Возможно, это что-то значило. Посмотрела на небо, улыбнулась — уже сегодня, вечером, когда я вернусь из школы, Юля с радостными слезами забежит в спальню, чтобы сообщить мне о скором появлении на свет моей первой племянницы… Да, ведь это будет непременно девочка.
Потом я отправилась в школу, прежде выполнив будничный обряд, то есть: собрала необходимые школьные принадлежности, почистила зубы, позавтракала. Интересно, что наши привычки — тоже ритуал. Вот, к примеру, каждую среду при выходе из дома я заглядываю в свой почтовый ящик, чтобы забрать журнал, который мама для меня выписывает. Почтальоны тоже совершают ритуал, разнося почту к определенному времени. Получается, что весь мир участвует в одном большом обряде. И кто-то приносит жертвы, а кто-то просто наблюдает.
Примерно в таких размышлениях я вышла на улицу, где, как ни странно, на скамейке, на которой Ольга так и не услышала от меня правды, читая какую-то книжечку, сидел Антон Красильников.
— Что? Не успела? — увидев меня, посмеялся он.
— Привет, — приятно удивилась я. — Да, не ожидала.
Мы, не торопясь и совсем не думая о предстоящей контрольной работе, побрели в школу. Антон был, видимо, настроен на серьезный разговор.
— Раз уж мы доверяем друг другу, — говорил он, — я открою тебе тайну.
— О том, что ты всегда мечтал предвидеть события, я знаю давно, — пришлось мне опередить его. — Скажи сразу, что тебе от меня нужно.
— Я хочу знать, как ты приобрела дар ясновидения, — сказал Антон, на мой взгляд, слишком прямо, потому что я в таких случаях поступаю, наоборот, упрямо. Но все-таки здесь только моя ошибка, ведь я сама попросила говорить конкретно.
— Почему ты думаешь, что я приобрела его? — попыталась я увильнуть от его просьбы. И причиной тому был браслет — еще не пришло время говорить о нем. Антон взглянул на меня, иронично улыбнувшись.
— Ева, ты и я договорились быть честными, — как-то по-новому строго проговорил он. — Так знай, что в моем понимании честность…
И Красильников подробно описал свой кодекс чести, в котором меня касался лишь один пункт: не болтать, если болтовня не по делу.
— … Из опыта с головоломкой, — продолжал он, — я сделал некоторые выводы. Во-первых, в этом мире нет никакой магии, потому что она выдумка таких чудаков, как мы…
Это уже что-то новенькое. Было интересно слушать такие выводы, ведь их делал тот, кто сам разгадал одну из мистических тайн, оставленных ему в наследство от ведьмы. Причем Антон, пожалуй, забывал, что эта ведьма не кто иная, как его бабушка. Мне хотелось сразу же возразить ему, но он продолжал говорить. У него был такой вид, будто он не кто иной, как Одиссей — мифический первооткрыватель новых земель.
— Магия может действовать только через особые предметы… — серьезно сказал он.
— Конечно, всем знакомы истории с волшебной палочкой, с ковром-самолетом, что там еще? — не сдержавшись, я все-таки съязвила.
Но как ни странно, Антон не отреагировал на эту издевку, а напротив, с прежней серьезностью заключил:
— Ты права. Сейчас для всех это лишь сказки, ложь. Но это сейчас. А в древности? Тогда ведь люди тоже общались…
— Да, — подхватила я его мысль, — и у древних не было столько лишних слов, как у нас.
Антон, почувствовав мое лучшее расположение, наконец-то спросил то, ради чего, собственно, затеял этот разговор:
— Так вот, если древние и раскрывали свои тайны, то делали это при помощи магии. Поэтому нужны были какие-то магические предметы. И, Ева Журавлева, я хочу узнать от тебя, какая вещь наделила тебя даром ясновидения?
Признаюсь, я впервые растерялась, как вор, пойманный с поличным. Простая логика Антона на секунду превзошла саму магию… Но всего лишь на секунду, потому что я тут же изобразила ужасное беспокойство по поводу того, что мы якобы опаздываем на контрольную работу. Он хитро смотрел на меня, будто ожидая, что я все-таки расколюсь и одарю его золотыми скорлупками. Но не тут-то было, дружок! Если ты такой умный, то сможешь догадаться сам.
Мы вошли в класс, где уже ощущалось умственное и не совсем умственное волнение. Взгляд Красильникова не оставлял меня в покое. Но я зареклась никому не рассказывать о браслете.
Вспомнив вчерашнее видение, я взглянула на Кирсанову. Оля с самого утра сияла, шутила и всем нравилась. Когда она вдруг вздыхала: «Ах! Экзамен», — то все тут же старались поддержать ее, успокоить. У нее и вправду был очень красивый, тонкий голос, и вообще Оля была похожа на греческую музу, особенно в голубой кофточке, которую она надела специально на экзамен. Она казалась такой счастливой, что мне стало тошно. О, если бы вся проблема была в зависти или в еще какой-нибудь глупости! Но нет, причина в ином — в неизбежности. Я знала, что Ольга провалится на своем экзамене, и ничто, ничто не смогло бы меня переубедить.
— … Журавлева! Ты оглохла? — услышала я вдруг возмущенный голос Раисы Алиевны. Весь класс был погружен в удивленное молчание так, что не было ни одного, кто бы не взглянул в мою сторону. Похоже, что математичка уже давно обратилась ко мне с каким-то неведомым вопросом. Но мозг мой был занят восприятием БУДУЩЕГО. Это состояние вывело меня в другое измерение, так что настоящая реальность стала лишь звуковым фоном. Окружающий мир уподобился застывшей картине, на которую я смотрела как бы со стороны, и мне вовсе не хотелось быть ее участницей — картина и без меня была интересной.
— Вон! Журавлева! Немедленно покинь класс! — истерично вопила Раиса Алиевна. Тут всем на удивление ко мне подсел Красильников. Он коснулся моего плеча и тихо, так, чтобы никто не услышал, прошептал:
— Давай уйдем.
Я глазами сказала «да». Антон взял меня за руку, мы встали.
— Раиса Алиевна, ей плохо, — спокойно сказал он учительнице. — Разрешите, я провожу Еву домой.
Раиса Алиевна, видимо, как и все остальные, была потрясена нашим поступком, поэтому не смогла даже что-либо возразить.
— Ева! Как ты смотрела! Наверняка все подумали, что у тебя крышу снесло! — как будто прокричал мне Антон, когда мы уже шли по улице.
— А что случилось?
— Если бы пять минут назад ты посмотрелась бы в зеркало, то гарантирую, что ты себя бы не узнала, — оживился он. — У тебя глаза горели как тогда, когда ты догадалась об Интернете… Ну ведь ты предвидела что-то? Ладно, не хочешь — не говори. Только ты — ведьма!
— Красильников, прекрати, — хмуро попросила я. — Не утомляй меня, иначе более ни слова…
— Все! — как по команде воскликнул Антон. — Я готов тебя слушать.
— Ты, наверное, заметил, какой сегодня была Кирсанова, — начала я. — Помнишь, вчера мы шли после уроков, она догнала нас, а потом попросила погадать ей.
— Да, — протяжно согласился он, — у нее, кажется, сегодня экзамен в музыкалке.
— Вот именно, — подтвердила я. — Мы потом сели с ней на скамейку, я раскинула картишки, но было уже поздно им верить. Потому что карты трусливо врут, если есть такая магия, которая будет во сто крат сильнее. Когда Ольга просто так запела, то через уши в мой мозг проникла весть из завтрашнего дня… Понимаешь?
Антон кивнул головой, и я продолжила:
— …Видение восстанавливалось постепенно, вот как: Ольга так хорошо пела, и вдруг на самой красивой ноте голос ее сорвался — руки аккомпаниаторши остановились и опустили крышку фортепьяно…
— Уф, даже жутко стало, как будто опустили крышку не фортепьяно, а гроба.
— Тьфу, тьфу, — постучала я по дереву. — Но ты представь, каково было мне потом. Ведь пришлось сочинить для Ольги целую байку о том, что карты якобы пророчат удачу.
— Значит, Олька провалит экзамен, — мрачно уточнил Антон. — Но почему ты так уверена?
— Я не могу тебе это объяснить, — заключила я и вздохнула.
Я и Антон говорили друг с другом, будто два фанатика всяких паранормальных явлений. Впрочем, пожалуй, так оно и есть: мы оба — суеверные чудаки.
— Скажи, на уроке ты что-нибудь предвидела? — как бы невзначай спросил Красильников.
— Ничего нового, — ответила я. — Просто видение повторилось, но с большей ясностью. Ладно, кажется, это мой дом. Спасибо, что проводил меня. Не хотелось бы, конечно, прогуливать уроки, но сейчас…
Не договорив своей фразы, я рванулась и — в подъезд. Предчувствие, что сестра снова уезжает, и на этот раз надолго, возникло так внезапно, как будто рассудок решил сэкономить на видении. Странно, иногда одного чувства вполне достаточно. Надеюсь, Антон не обиделся…
Юля и мама уже стояли в прихожей, обе тихо плакали. Папа и какой-то высокий, темноволосый, да к тому же кучерявый мужчина курили, деловито о чем-то беседуя.
— Привет, — тихо поздоровалась я со всеми. Сестра кинулась ко мне и от чувств не могла сказать ничего вразумительного. Я лишь поняла, что она выходит замуж, уезжает во Францию, где будет жить вместе с Марком и их будущим ребенком. Марком оказался тот самый кучерявый господин, с которым разговаривал отец. Словом, все прощание было во французском стиле: стремительно и слезно. Марк мне понравился, и по-русски он говорил неплохо. Напоследок я попросила его и Юлю сделать мне одно небольшое одолжение:
— Пожалуйста, не называйте свою дочь Элеонорой.
— Почему? — рассмеявшись, спросила Юля.
— Ах! — театрально вздохнула я. — Разве ты не помнишь ту змеевидную подружку тети Сони? Так знай, что еще одной Элеоноры Марковны быть не должно.
— Ты жестока, — заметила мама.
— Мамочка, я только хотела сказать, что Элеонора Марковна неповторима!
И, как говорят в самых скучных телепрограммах, на этой веселой ноте мы стали прощаться. Не верилось, но сестра действительно уезжала во Францию. Мне не верилось вдвойне, потому что это значило… Но стоп, незачем загадывать! Если мне суждено когда-нибудь побывать во Франции, то наверняка я узнаю об этом из собственных источников…
Глава VIII Шестьдесят секунд
И снова ночь. Вот оно — древнее сарматское украшение. Я сижу за письменным столом, где, как в океане, раскиданы всевозможные острова из книг, из тетрадей и остального хлама, без которого моя жизнь — не жизнь, а болото. Браслет лежал на белом альбомном листе. Я подумала, что на чистом фоне орнамент будет отчетливей и ничто не отвлечет моего внимания.
Если украшение имеет такое сильное магическое влияние на мой рассудок, то я в какой-то степени имею право говорить с ним. Будто перед глазами не серебряное украшение, а хрустальный шар, в котором я должна увидеть… Но что? Что могут сказать эти примитивные начертания, эти простые символы?
Из того, как расшифровала их Рита, ничего странного не обнаружить. Понятно, что по одному краю браслета рисунок символизирует воду, по другому — воздух. Между этими границами — солнце и земля. Но почему?
Если солнце — это свет, а земля — тьма, то отчего они не могут стать пограничными? Но для древнего художника, который расписывал браслет, почему-то первичными были вода и воздух. Есть! Кажется, что-то проясняется… Здесь изображено не просто мироздание. Может быть, на браслете рассказано о сотворении мира. Вот вода, затем из-за туч, древних и хмурых, как брови старца, появляется солнце, а вместе с солнцем — суша. И птица, меняющая положение своих громадных крыл, а значит, либо парящая, либо стремительно летящая куда-то, как теперь выяснилось из книги, талисман доисторического ясновидца. Но каким образом ясновидение связано с миротворением? Неужели мир предвидел свое сотворение! Тогда ЧТО же было до…
Глобальные мысли уносили меня на своих крыльях в глубокую ночь. Я повернула браслет по часовой стрелке так, как вращается наша планета, и обратила внимание на «чистую» круглую вмятину. Круг также находился между воздушной и водной стихией. Надо сказать, что эта непонятная впадина была единственным местом, куда не проникали символы солнца и земли. Возможно, здесь был когда-то «престол» драгоценного камня. Если так, то должны были сохраниться хоть какие-то крепления, которые удерживали камень. Но все-таки круг был «чист», будто еще не нашлось то, что могло бы его заполнить. Для чего же древний мастер оставил на браслете такой ровный и правильный след? Что ж, пожалуй, это очередная загадка.