– Да какое там, – махнул рукой Давыдов. – Они все какие-то зацикленные. И безумно удивляются, когда узнают, что я не г-голубой.
– Да, в наше время это большая редкость, – согласился Глеб.
– Скоро такие, как мы с тобой, станут ископаемыми. Хотя нам же лучше.
– Чем это?
– Меньше к-конкуренции!
Друзья засмеялись.
– А помнишь наши битвы? – с воодушевлением спросил Давыдов. – Как мы вдвоем против п-пяти скинхедов!
– Было дело, – кивнул Глеб.
– Лихие мы с тобой были парни!
– Не то слово.
– Может, закатим как-нибудь в бар, п-повеселимся как в молодости?
– Как в молодости уже не получится. У меня маленький сын, так что я научился себя беречь.
– Да… – вздохнул Петя. – Везет тебе. Хотел бы и я иметь с-сына. А лучше маленькую дочку. Платья бы ей д-дарил, кукол…
Глеб пригубил коньяк. Вкус у напитка был невероятно густой и богатый.
– А потом бы ходил за ней повсюду с кастетом и отгонял парней, – добавил Глеб.
– Тоже в-верно. – Петя хмыкнул. – Умеешь ты внести долю мрачного реализма в любую розовощекую фантазию. Ладно. Д-давай сюда свой снимок, пойду перекину его на комп и посмотрю, что можно сделать. А ты пока пей коньяк. Как только что-нибудь получится, я тебя п-позову.
Петя взял телефон Глеба, поднялся с кресла и ушел в соседнюю комнату. Корсак допил коньяк, поставил стакан на столик и откинулся на спинку кресла. Таблетки, прогонявшие галлюцинацию-двойника, обладали седативным эффектом. И вскоре Корсак, сам того не заметив, задремал.
Во сне он увидел Машу Любимову. Они лежали в постели, утомленные сексом, и курили. Белокурые волосы Маши раскинулись по его груди и плечу.
– Глеб, – тихо позвала она, глядя на него снизу-вверх.
– Что? – отозвался он.
– Я хотела открыть тебе одну тайну.
– Какую?
Она улыбнулась:
– Ты всегда будешь меня любить.
– Откуда такая уверенность?
– Я тебя приворожила.
Он посмотрел в ее золотисто-карие глаза.
– Ты серьезно?
– Да.
– И как ты это сделала?
– Не скажу. У женщин свои секреты.
Маша затянулась коричневой сигаретой с золотым ободком, выпустила облачко бледно-голубого дыма и посмотрела, как оно расплывается в воздухе.
– Кажется, ты вообразила себя ведьмой? – иронично произнес Глеб.
– Я и есть ведьма, – спокойно отозвалась Маша, по-прежнему разглядывая облачко дыма. – Разве ты не знал?
Он с нежностью погладил ее по волосам. И вдруг замер с искаженным от испуга лицом. Прядь ее волос осталась у него в руке.
– Маша… – хрипло позвал он.
Она подняла лицо, и Глеба прошиб пот – у Маши не было ни глаз, ни носа, ни губ, только бледная, туго натянутая на череп кожа. Глеб хотел сбросить с себя фальшивую Машу, но не смог – на него напало оцепенение, какое часто бывает в кошмарах.
И вдруг сквозь белую гладкую кожу чудовища проступило маленькое темное пятнышко, как чернильная точка сквозь лист бумаги. Пятнышко стало стремительно увеличиваться, пока не превратилось в бесформенный черный рот, и этот рот, широко раскрывшись, пролаял:
– Я же тебе говорила, что я ведьма!
А потом черный рот залаял, захохотал, и морщинистые пальцы безликого страшилища потянулись к лицу Глеба, намереваясь вырвать ему глаза.
* * *– Глеб! – Петя с силой тряхнул Корсака за плечо. – Глеб!
Тот открыл глаза и рассеянно посмотрел на Петю.
– Что?
– Ты уснул.
– Да?
– Да. И стонал во сне.
Глеб выпрямился в кресле и потер пальцами глаза.
– Мучают к-кошмары? – с сочувствием спросил Давыдов.
– А у кого их не бывает?
– И то верно.
Корсак провел рукою по растрепавшимся волосам и снова взглянул на Давыдова.
– Ну, что скажешь?
– Кое-что п-получилось. Посмотри сам.
Петя сел на соседнее кресло, взгромоздил на колени ноутбук и пробежал пальцами по клавишам. Глеб уставился на экран и присвистнул.
– Да ты просто гений!
– Не без этого, – скромно согласился Петр.
– Можешь распечатать?
– Легко.
Пока Давыдов выводил снимок на печать, Глеб задумчиво морщил лоб. Заметив это, Петя спросил:
– Снимок н-навел тебя на какие-то мысли?
– Да.
– Я рад.
Петя встал, сходил к принтеру и вернулся, держа в руке отпринтованное фото. Протянул его Глебу.
– Держи своего монстра.
Корсак взял снимок, несколько секунд разглядывал его.
– Выглядит жутко, – сказал он.
– Да, – согласился Давыдов и тоже покосился на снимок. – Думаю, это искажение старого з-зеркала. Или дефект оптики.
Глеб ничего на это не сказал. Он сунул распечатку в свою кожаную сумку и встал.
– Петь, прости, но мне нужно идти.
– Да, п-понимаю.
Он протянул Глебу руку.
– Заходи почаще.
– Постараюсь, – сказал тот, пожимая ладонь друга.
– И обращайся, если будет что-то интересное. Я всегда рад тебе п-помочь.
– Спасибо, братское сердце! – искренне поблагодарил Глеб.
Уже в дверях Петя спросил:
– Эти п-парни живы?
– Не все, – ответил Глеб.
– Скверно. Будь осторожен, брат.
– Постараюсь.
Перед расставанием они снова крепко обнялись.
На улице было сыро и ветрено. Вечерело. Неторопливо шагая к машине, Глеб услышал за спиной легкий шорох. Он обернулся, но никого не увидел. Тротуар был пуст, лишь редкие прохожие маячили где-то вдалеке, там, где узкий переулок выходил на широкую улицу. Глеб пожал плечами, сунул в губы электронную сигарету и пошел дальше.
Через несколько минут ему почудился звук шагов. Обладая неплохой реакцией, Глеб сразу обернулся – однако недостаточно быстро, что-то мелькнуло у него перед глазами, острая боль прошила голову, а потом мир с его фонарями, деревьями и домами разлетелся на куски, и Глеб провалился в бездонную пропасть мрака.
3
Дверца «Лексуса» распахнулась, и стройная черноволосая красотка ступила остроносой туфелькой на тротуар. На плечах у нее красовалась норковая накидка, пальцы были унизаны кольцами с бриллиантами.
– Хватит! – крикнула она верзиле в кожаной куртке, который сбил Глеба с ног.
– Мара, сядь в машину! – рявкнул Шалва Георгиевич на любовницу.
– Отстань! – презрительно обронила она через плечо.
Затем подошла к костолому в кожаной куртке и грубо толкнула его руками в грудь.
– Отвали от него, придурок! Пошел!
Громила вопросительно посмотрел на депутата Гурамова.
– Мара! – снова рявкнул тот. – Немедленно сядь в машину!
Она метнула в него яростный взгляд черных глаз, а затем произнесла четко, жестким голосом:
– Вы его больше не тронете, ясно?
– Я сказал: садись в машину!
– Хватит мне указывать, что делать! Ты мне не муж и не отец!
– Мара!
Громила снова шагнул к Глебу и уже занес ногу, чтобы пнуть его по ребрам. Но брюнетка бросилась на него, как пантера, и наотмашь звезданула громилу ладонью по лицу. Парень вскрикнул и отшатнулся. Длинные ногти красотки оставили на его лице кровоточащие царапины.
Депутат Гурамов побагровел от ярости.
– Я заберу у тебя все, что подарил! – яростно крикнул он.
– Подумаешь, напугал. Да я сама тебе все верну!
Гурамов прищурился и едко проговорил:
– Может, начнешь прямо сейчас?
– Перебьешься! И вообще – ты мне надоел! Вот найду себе молодого, а тебя брошу!
Глеб тихо застонал на асфальте. Мара перевела на него взгляд, усмехнулась и добавила – так, чтобы услышал Гурамов.
– Вот этого возьму! Он молодой и красивый!
– Что ж… – прорычал депутат. – Оставайся с ним. Отарик, в машину!
Громила кивнул, быстро подошел к машине, держась рукой за расцарапанную щеку, и забрался в салон.
– Трогай! – приказал Гурамов водителю.
«Лексус» покатил прочь. Черноволосая красавица проводила его взглядом, затем, заметив приближающуюся «Волгу» с шашечками, вышла к мостовой и подняла руку.
Пять минут спустя, когда ни Мары, ни Глеба, ни машины с шашечками уже не было и в помине, «Лексус» снова подкатил к обочине. Стекло опустилось, Гурамов выглянул наружу и проворчал:
– Своенравная глупая чертовка.
– Хотите, чтобы я их разыскал? – поинтересовался Отарик.
Гурамов покачал головой:
– Нет, не надо. Сама объявится.
Тонкая смуглая рука опустилась Глебу на плечо.
– Эй, парень! Ты живой?
Красавица Мара тряхнула Корсака за плечо так, что браслеты на ее запястье звякнули.
– Эй, красавчик! Очнись!
Глеб открыл глаза. Посмотрел на потолок, потом на стену, украшенную картинами в золоченых рамах, на белоснежный «пузатый» комод, на кресло, обитое розовым атласом. Затем перевел взгляд на красотку-брюнетку, склонившуюся над ним, а потом и на часть ее роскошной груди, которой было тесно в восточном халате.
– Смотришь на мои сиськи? – весело спросила Мара. – Значит, ожил! Как ты, красавчик?
– Нормально, – тихо проговорил Глеб. – Только голова болит.
– Голова – не х… – резонно заметила Мара. – Сексом заняться сможешь?
– Голова – не х… – резонно заметила Мара. – Сексом заняться сможешь?
Глеб посмотрел на ее нагловатое лицо.
– С кем?
– Со мной, дурачок!
– Спасибо за предложение, но я воздержусь, – сказал он.
– Значит, не хочешь? – удивилась она.
– Не принимай это на свой счет.
– Хм… – Мара задумчиво потерла пальчиком нижнюю губку. – Я тебе не нравлюсь?
– Нравишься.
– Тогда в чем дело? У меня шелковая кожа. Потрогай!
Она взяла руку Глеба и положила на свою обнаженную грудь. Он высвободил руку и, морщась от боли, сел на диване. Потрогал пальцами ушибленный затылок.
– Ты перевязала мне голову? – удивился он.
Мара покачала головой:
– Нет. Просто надела тебе шапочку. Ты женат?
Почувствовав головокружение, Глеб закрыл глаза.
– Нет, – пробормотал он побелевшими губами.
– Но у тебя есть девушка?
Глеб усмехнулся.
– Она считает, что нет.
– А ты как считаешь?
– Неважно.
Глеб открыл глаза и снова осмотрелся.
– Это ты меня сюда привезла? – спросил он.
– Да.
– А кто ты?
– Мара, – представилась она. – Подруга Шалвы Гурамова.
– Ясно.
Он поднял руку и осторожно ощупал голову.
– Она тебя бросила? – спросила Мара.
– Что?
– Твоя девушка – она тебя бросила?
Глеб опустил руку.
– Да.
– Из-за чего?
– Из-за того, что я плохо себя вел.
Мара фыркнула:
– Тоже мне причина! Мужики всегда плохо себя ведут. Ты ей изменял?
– Нет.
– Пьянствовал?
– Не особо.
– Торчал в казино?
– Почти. – Глеб задержал дыхание, чтобы подавить приступ тошноты, а потом коротко пояснил: – Карты.
– Ясно. – Мара вздохнула. – У меня тоже был один такой. Я его любила безумно, а он меня проиграл своему другу. Я потом даже хотела его убить. Но передумала.
– Почему? – спросил Глеб.
Мара махнула рукой и небрежно ответила:
– Поняла, что не хочу садиться из-за этого козла в тюрьму. Слишком много чести! К тому же его друг оказался хорошим мужчинкой. Он меня любил, покупал мне разные подарки. Но он был скучный, и я от него ушла.
– К Гурамову? – уточнил Глеб.
Она усмехнулась:
– Нет. Гурамов случился намного позже.
– Ясно. – Он шумно перевел дух. – Спасибо, что спасла меня, Мара.
– Не за что, красавчик. Я сделала это не для тебя.
– Знаю. Ты хотела насолить Гурамову. И думаю, у тебя это получилось.
– Хорошо, если так! – лучезарно улыбнулась красавица. – Значит, к воскресенью я получу новую шубку! За что Шалвик на тебя взъелся?
– Я побил его сына.
– Ты? Бадрика? – Она окинула взглядом худощавую фигуру Глеба. – А не врешь?
– Нет, – ответил он.
Она улыбнулась, затем наклонилась к Корсаку и поцеловала его в губы.
– Это тебе за Бадрика! Маленький говнюк давно напрашивался, но никто не решался с ним связываться! Ты хоть понимаешь, что Шалва тебя теперь убьет?
– Пусть попробует.
Глеб поднялся с дивана.
– Мара, мне пора идти, – пробормотал он, скривившись от боли. – Еще раз спасибо.
Глеб сделал шаг к двери, но покачнулся и рухнул на пол. Мара посмотрела на него задумчиво, вздохнула и потянулась за телефоном.
– Алло, «Скорая»? – сказала она в трубку, набрав номер. – У меня тут мужчинка. Кажется, ему плохо… Что? Платная? – Она мстительно улыбнулась. – Отлично. Выделите этому человеку лучшую палату! А счет пришлите депутату Шалве Гурамову. Записывайте адрес!
Мара продиктовала адрес, затем отключила связь.
– Шалвик придет в ярость, – не без удовольствия проговорила она.
4
Полицейский фотограф еще несколько раз щелкнул вспышкой фотоаппарата, запечатлевая положение трупа и заставив Машу сощуриться от яркого света.
Обнаженный труп мужчины лежал на постели среди смятых простыней. Руки его были привязаны к железным прутьям спинки кровати, левая – ремнем, правая – галстуком. Запястья стерты и ободраны в кровь. Лицо и шея распухли и посинели. На подбородке и щеках виднелись следы ожогов и капли белого свечного парафина. Рот трупа был зашит черными нитками.
На столике рядом с кроватью стояли бокал и бутылка шампанского «Кристалл», почти пустая.
– Его фамилия Ройзман, – сказал Стас Данилов. – Артур Осипович Ройзман.
Маша кивнула. Остекленевшие глаза трупа были пусты, как у всех мертвецов, но Маша ясно представляла себе, как выглядели эти глаза в течение нескольких минут, когда Ройзман боролся за жизнь, задыхаясь, страдая от боли, которую причиняла ему горящая свеча, стараясь освободить руки.
Фотограф по-прежнему щелкал камерой.
– Кто обнаружил труп? – спросила Маша.
– Уборщица, – ответил Стас. – Она пришла убрать номер. Постучала, не услышала ответа, открыла дверь, вошла и… увидела это. – Данилов, стоявший у комода, покосился на труп и добавил: – В ближайшее время она вряд ли куда-нибудь пойдет. Бедняжку полчаса отпаивали валерьянкой.
Судмедэксперт Лаврененков, осматривавший тело, выпрямился и, болезненно скривившись, размял рукою поясницу.
– На первый взгляд смерть наступила от асфиксии в результате анафилактического шока. – Лаврененков усмехнулся и добавил: – Вряд ли этот парень задохнулся от счастья. Хотя эрекция у него была.
Стас невольно взглянул на половой орган мертвеца, похожий на скрученный, подвядший капустный лист.
– Не самая плохая смерть, если подумать, – сказал Лаврененков. – Элвис Пресли, например, умер, сидя на унитазе. А писатель Шервуд Андерсон проглотил зубочистку и скончался от развившегося панкреатита. Так что этому парню еще повезло.
– Семен Иванович, вам кто-нибудь говорил, что у вас больное чувство юмора? – поинтересовался Стас.
– А то. Я ведь судмедэксперт. Я имею дело с жестокостью, патологией и смертью. Поэтому и юмор у меня соответствующий.
– Боже! – воскликнула вдруг Маша. – Посмотрите на его лицо! И на его шею!
Капитан Данилов, эксперт Лаврененков и полицейский фотограф Сарычев уставились на мертвеца. Горло трупа дергалось, обожженные щеки слегка вибрировали.
– Он жив! – воскликнул Толя Волохов и сделал шаг к кровати.
– Ерунда! – рявкнул Лаврененков и оттолкнул гиганта тощей рукой.
Затем быстро вынул из чемоданчика острый скальпель, склонился над трупом и одним быстрым движением перерезал стежки ниток. Губы трупа разошлись, и между ними протиснулся черный кончик языка.
Толя Волохов открыл от изумления рот.
– Что за… – начал было он, но договорить не успел.
Маша вскрикнула, фотограф осел на диван и опустил фотоаппарат, Стас попятился назад, а судмедэксперт Лаврененков выронил скальпель, когда изо рта трупа выполз большой черный паук. И тут же между губ протиснулся еще один. А за ним третий.
Один из пауков упал на пол к ногам Стаса Данилова. Тот выругался и машинально раздавил насекомое каблуком.
– Стас! – осадила его Маша.
Данилов поднял на нее взгляд, нахмурился. Лаврененков отошел от изумления первым. Он извлек откуда-то щипцы и принялся ловить пауков. Это оказалось несложно – двигались насекомые медленно, словно пьяные.
Вскоре четыре здоровенных мохнатых паука сидели в пластиковом контейнере, который Лаврененков достал из своего чемоданчика.
– Твою мать… – простонал Волохов и вытер рукою вспотевший лоб. – Всякое видел, но такое…
Тем временем Лаврененков, действуя умело и быстро, подхватил щипцами раздавленного паука, уложил его на стеклянный поддончик и аккуратно расправил пинцетом.
– Это какая-то разновидность тарантула, – сказал он. – Скорей всего, мизгирь.
– Кто? – не понял Стас.
– Мизгирь, – повторил Лаврененков. – Южнорусский тарантул.
– Ядовитый? – уточнила Маша.
– Угу. Как все тарантулы. Но укус мизгиря для человека не смертелен.
– Их было целых пять штук, – напомнила Маша. – И, вполне возможно, что есть еще – в пищеводе или в дыхательных путях.
Лаврененков пожал плечами:
– Ну, по крайней мере, теперь мы знаем, отчего наступила асфиксия. Убийца запихал бедолаге в рот мизгирей, а потом, чтобы они не выбрались обратно, зашил ему губы ниткой.
– И для верности прижег Ройзману щеки и шею свечкой, чтобы расшевелить насекомых, – сказала Маша.
– Точно. – Лаврененков поднял прозрачный пластиковый контейнер и встряхнул его. Пауки зашевелились, заскребли лапками по стенкам. – Один укус был бы не смертелен, – продолжил эксперт. – Но десяток укусов вызвал у Ройзмана анафилактический шок и асфиксию. Довольно изобретательное убийство. Обязательно опишу его в своем будущем учебнике!
– Но почему именно пауки? – спросил Стас. – Какая связь между сексом, дешевым гостиничным номером, бутылкой «Кристалла» и насекомыми?
– Связи никакой, – сказал Толя. – Просто все совпало.
– Почему же? – возразил Лаврененков. – Как раз наоборот. Насекомые во многих культах сопровождают мертвецов на тот свет. И обратно – если мертвецы задумали вернуться в наш мир. Пауки, тараканы, жуки, прочая мерзость. Даже ночные мотыльки.