– Оксю… что? – не понял Стас.
– Оксюморон, – пояснил для него Глеб. – Сочетание противоречивых понятий. Типа – «горячий снег». Ну, или «умный мент».
Глаза Стаса сузились, он уже раскрыл рот, чтобы дать отповедь Глебу, но Паша его перебил.
– Тут есть что-то еще… – Он наморщил нос. – Мерзкое.
Паша достал из бумажника некий предмет – нечто темное, похожее на волосатое дохлое насекомое.
– Это еще что за гадость? – пробасил Толя и поморщился.
– Лаврененков! – позвала Маша. – Семен Иванович!
– Ну? – обреченно спросил пожилой эксперт, подходя к операм. – Какую еще пакость вы для меня припасли?
– Сегодня только приятные вещи, – проинформировал его насмешливый Стас. – Кукольный глаз, дохлый тарантул и адская записка.
– О! – утрированно обрадовался Лаврененков. – Мой любимый набор.
Он присел на корточки и положил на траву свой чемоданчик. Раскрыл его, достал щипцы, взял ими таинственный предмет и осторожно оглядел его.
– Это не паук, – сказал Лаврененков.
– А что тогда? – спросили в один голос Стас и Толя Волохов.
Лаврененков улыбнулся зловещей улыбкой старого маньяка и сообщил:
– Волосы. Комок свалявшихся человеческих волос.
Затем стал упаковывать все находки в пластиковые пакетики.
– Головы нет, а волосы есть, – пробасил задумчиво и недовольно капитан Волохов. – Что же, черт подери, все это значит? – Он взглянул на майора Любимову. – А, Маш?
Она вздохнула:
– Будем разбираться. Кстати, я, кажется, знаю, что такое: «Ад тел».
– И что же? – навострил слух Толя.
– То, что осталось от слов «адрес» и «телефон». Остальное истлело.
Стас подмигнул Толе:
– Вот тебе и мистика.
Маша швырнула окурок в мокрую траву и достала из сумки листы бумаги, чтобы продолжить составление протокола осмотра места происшествия.
4
Медсестра Лиза включила в палате мягкий ночной свет, затем помогла Андрею сесть на кровати.
– Все тело болит, – пожаловался он.
– Это из-за упражнений, – объяснила Лиза.
– Да. Знаю.
– Инструктор по физиотерапии сказал, что так и должно быть.
– Угу.
Андрей поморщился, вспомнив недавнюю гимнастику. Это было похоже на пытку – разминать и прокручивать сустав за суставом, постепенно включать в работу мышцы, сначала мелкие, потом более крупные.
Двадцать минут такой гимнастики совершенно измотали Андрея. И даже двухчасовой сон не помог ему восстановиться. Голова у него слегка кружилась, но он решил не обращать на это внимания.
Андрей пытался читать журнал, но вскоре понял, что не может вникнуть в суть прочитанного. Он попросил Лизу включить телевизор и добрых двадцать минут с мрачным видом созерцал какое-то ток-шоу, совершенно не понимая, что столь важное обсуждают эти люди, из-за чего они так горячатся.
Тогда он попросил Лизу выключить телевизор, а когда она это сделала, снова лег на кровать.
– Андрей Павлович, – участливо заговорила Лиза, глядя на его опечаленное лицо, – как вы…
– Просто Андрей, – мягко перебил он. – Называйте меня Андреем.
– Хорошо. – Она улыбнулась. – Андрей.
– Черт, я уже начинаю привыкать к тому, что мне сорок лет, – проговорил он с горечью и досадой.
– Сорок лет – самый расцвет для мужчины, – с улыбкой сказала Лиза.
– Не знаю. Мне не с чем сравнивать, поскольку я не был ни двадцатипятилетним, ни тридцатилетним. Пару недель назад мне было всего двадцать два. Примерно, как вам сейчас.
– Мне двадцать один, – уточнила Лиза. – Поэтому вы в любом случае старше меня.
Он делано улыбнулся. Потом помолчал, исподволь разглядывая девушку, после чего сказал:
– Лиза, можно вас кое о чем спросить?
– Конечно, – с готовностью кивнула она.
– Почему вы со мной так возитесь?
Худенькое лицо девушки порозовело.
– Что вы… – пробормотала она. – Вы ошибаетесь. Я одинаково хорошо отношусь ко всем пациен…
– Лиза, я больной, но не глупый, – перебил ее Темченко. – Так почему вы со мной возитесь? Чем я вам так дорог?
– Все дело… в моем отце, – сбивчиво начала она. – Он тоже был в коме. Четыре года. И все это время мы с мамой надеялись, что однажды он откроет глаза, улыбнется и скажет нам: «Привет! Я вернулся!»
– И как? Он действительно вернулся?
Лиза покачала головой:
– Нет. Он умер.
– Сожалею. Сколько вам тогда было?
– Одиннадцать. Послушайте… Хотите, я принесу вам что-нибудь из домашней еды? – неловко сменила она тему.
– Домашней?
Лиза кивнула:
– Да. В нашей больнице хорошо кормят, но все же…
– Но все же никакая общепитовская еда не сравнится с домашним супом и котлетами? – с улыбкой закончил за нее Андрей. – Полностью с вами согласен. Поэтому не имею ничего против домашней еды.
Лиза просияла.
– Тогда я принесу. Завтра же!
– Хорошо. А теперь я хочу остаться один и немного вздремнуть. Ты не возражаешь?
– Нет.
Темченко дождался, пока медсестра вышла, и закрыл глаза. Он не мог понять почему, но его терзали неприятные предчувствия, и предчувствия эти не имели никакого отношения к его здоровью или болезни.
Он уже восстановил в памяти свое детство и отрочество. Даже помнил, как поступал после школы в МГИМО. Но он никак не мог вспомнить, что привело его восемнадцать лет назад в лес. Что он там делал? И один ли он там был? А если нет – то кто с ним был еще?
Размышляя об этом, он задремал. Перед глазами проносились образы прошлого, чьи-то лица, обрывки фраз, отдаленный смех. Потом он вспомнил девушку – светловолосую, довольно симпатичную. Кажется, она была его подружкой… Да-да, именно так. Точнее сказать – одной из его подружек, потому что в ту далекую пору он был настоящим бабником, а деньги папаши-замминистра, модные шмотки и автомобиль «Тойота» последней модели помогали ему не знать отбоя от симпатичных девчонок. Вот и в тот день он валялся в постели с одной из них. Кажется, они провели бурную ночь, но в двадцать два года Андрей Темченко не знал усталости и готов был заниматься сексом до бесконечности…
5
…И тогда она нежно поцеловала его в грудь. Андрей усмехнулся и стряхнул с сигареты пепел в хрустальную пепельницу, стоявшую на тумбочке.
– Тебе нравится? – проворковала подружка, глядя на него огромными синими глазами, в которых отражалось все, что угодно, кроме интеллекта.
– Нормально, – сказал Темченко.
– Нормально? Всего лишь? – Она соблазнительно улыбнулась. – А если я опущусь ниже?
– Попробуй.
Девушка слегка замялась.
– Ты ведь не будешь считать это извращением? – уточнила она.
Он качнул головой:
– Нет. А ты?
– Я? – Она улыбнулась распухшими от поцелуев губами. – Сейчас посмотрим!
Подружка плавно скользнула вниз и исчезла под одеялом. Когда ее губы коснулись его возбужденной плоти, Андрей закусил губу и прикрыл глаза от удовольствия.
«Хорошая девочка, – подумал он. – Надо будет сводить ее в ресторан. Или подарить ей пару билетов на концерт «Агаты Кристи». Кажется, она сказала, что любит этот ансамбль… Или это была не она? А, неважно».
Он подавил стон, когда она взяла его член в рот, потом, содрогаясь от наслаждения, затянулся сигаретой и затушил окурок в пепельнице. После чего заложил руки за голову и удобнее устроился на подушке, готовясь продержаться подольше и получить полную дозу кайфа.
Когда он готов уже был «приплыть», на тумбочке запиликал радиотелефон. Не стоило, конечно, его брать. Но Андрей подумал, что разговаривать по телефону, когда красотка делает тебе под одеялом минет, – это круто. По-барски. Это, черт возьми, забойно!
Он протянул руку, взял тяжелую трубку и, нажав на кнопку связи, приставил ее к уху.
– Слушаю! – хрипло проговорил он.
– Андрюх, привет! – услышал он звонкий голос Виталика Борзина.
– Привет, Виталя!
– Слушай, старик, ты чем в пятницу занят?
Андрей посмотрел на мерно двигающуюся горку под одеялом, масляно улыбнулся и ответил:
– С утра в институте, а потом ничем.
– Есть предложение. В пятницу Гоша Пряшников устраивает что-то вроде мальчишника.
– Мальчишника? Погоди…
Андрей отставил трубку в сторону, выгнулся дугой и – «приплыл». Потом расслабился, снова поднес телефон к уху и с довольной улыбкой спросил:
– Так что он там устраивает?
– Мальчишник. Это как в американских комедиях. Смотрел?
– Угу. Гоша Пряшников в среду женится, вот он и решил устроить нам…
Подружка выскользнула из-под одеяла, посмотрела на Андрея шальным взглядом и вытерла рукой губы.
– Андрюх, ты там? – окликнул из трубки голос Виталика Борзина.
– Ага. Дурак твой Гоша Пряшников.
– Чего?
– Говорю, дурак он.
– Не скажи. Невеста – племянница члена Совета федерации. И заметь – любимая племянница!
– Да, но жениться в двадцать два года… По-моему, нужно быть конченым кретином. Вокруг столько девчонок!
– Да, но жениться в двадцать два года… По-моему, нужно быть конченым кретином. Вокруг столько девчонок!
И он подмигнул подружке. Она хихикнула и потянулась за пачкой «Мальборо-лайт», лежащей на тумбочке.
– А что ему помешает их оприходовать? – весело возразил Виталик. – Жена женой, а личная жизнь – личной жизнью, правильно я говорю?
– С точки зрения мужа, да. Но молодая жена… Молодая жена, Виталик, может с этим не согласиться. Подожди минутку!
Андрей закрыл рукой трубку и сказал подружке:
– Слышь, старуха, сгоняй на кухню за шампусиком! Шампусик клевый – «Моет»!
– Вот за что я тебя люблю, Андрюша, так это за твою несказанную щедрость! – проворковала она.
– Ты мне ее потом отработаешь.
– С удовольствием!
Девушка грациозно поднялась с кровати, подмигнула Андрею и направилась на кухню, не потрудившись накинуть халат. Он проводил ее взглядом и сладко потянулся. Впереди у его целая жизнь! И эта жизнь обещала стать очень интересной.
Он снова поднес трубку к уху.
– Ну? И что там с мальчишником?
– Гоша зовет всех на природу. Где-то в лесу, километрах в шестидесяти от Москвы, есть охотничий домик. Он предлагает оттянуться там! Недалеко река, лес! Я возьму отцовский «барс», постреляем по зверюшкам! Ты как, с нами или нет?
– А то, – усмехнулся Темченко. – Вы от меня так просто не отделаетесь.
– Заметано! Я тебе позвоню в четверг, и обо всем конкретно договоримся. Бывай, старик!
– Бывай!
Андрей положил трубку на тумбочку и взял пачку «Мальборо». Вытряхнул сигарету и вставил ее в рот. Но закурить не успел. Едва он потянулся за зажигалкой, как на кухне что-то громыхнуло, да так сильно, что Темченко подскочил на месте.
А затем, почти без перерыва, раздался короткий вскрик, перешедший в странный звук, похожий на бульканье, словно брызнула…
Кровь? – пронеслось в голове у Андрея.
…Словно брызнула и задохнулась под собственной тяжестью струйка воды, ударившая вверх. Андрей приподнял голову и настороженно прислушался.
– Что там случилось? – крикнул он.
Никто не отозвался. Несколько секунд в квартире царила тишина. А затем что-то клацнуло. Потом еще раз. И еще. Клацанье было медленным и мерным, и оно приближалось. Будто кто-то полз по полу, стуча по паркету ногтями.
Андрей приподнялся и, вытянув шею, снова прислушался.
– Эй! – крикнул он. – Да что там у тебя?
Клацанье на секунду прекратилось, а затем послышалось снова. И оно по-прежнему приближалось. Темченко испуганно уставился на приоткрытую дверь комнаты. Что бы ни было за этой дверью, но оно медленно и неотвратимо ползло к нему.
– Это бред, – сказал себе Андрей и через силу улыбнулся. – Розыгрыш! Она думает, что я испугаюсь!
Он снова попробовал усмехнуться, но ничего не вышло.
– Блин, ты ответишь или нет? – крикнул он, чувствуя не только страх, но и гнев. – Что там случилось?
Ни слова в ответ. Только мерное – клац. Клац. Клац. Ближе, еще ближе. Клац. На этот раз уже возле самой двери!
И тут нервы его сдали, он вскочил с кровати, голышом подбежал к двери и захлопнул ее. А потом нажал на кнопку фиксатора.
И тут что-то зацарапало, заскребло в створку. А потом он услышал страшный звук – не то змеиное шипение, не то приглушенный стон. Андрей знал, что там, в коридоре, чудовище, и оно не успокоится, пока не доберется до него!
Спина и шея Андрея покрылись холодным потом, и он проснулся.
6
В больничной палате царил полумрак, подсвеченный тусклой ночной лампой. Андрею захотелось яркого света, и он уже собрался крикнуть – «Свет! Включите свет!» – но осознал, что ничего страшного не происходит и нет никакого царапанья в дверь, никакого клацанья по паркету.
– Это был сон, – облегченно проговорил он. – Слава богу, это был всего лишь сон.
Темченко вздохнул и вдруг закашлялся. Но тут же прикрыл рот рукой. Ему не хотелось будить медсестру, которая, должно быть, кемарила за столом в коридоре.
Немного успокоившись, он стал анализировать свой сон и понял, что в этом кошмаре причудливым и жутковатым образом переплелись реальность и фантазия. Они действительно собирались ехать в лес на этот чертов мальчишник.
Был телефонный звонок Виталика Борзина, была блондинка под одеялом, было самодовольство юного прожигателя жизни, разъезжающего по Москве на подаренной отцом «Тойоте». Все это было.
Но вот остальное… Клацанье, царапанье в дверь… Фу ты, мерзость какая!
Он передернул плечами.
Нет, это все наслоение кошмара на реальность. А значит, и бояться нечего.
Он облегченно вздохнул и почувствовал, что хочет курить. Андрей понял, что раньше курил. Раньше?.. Да, восемнадцать лет назад.
Внезапно Андрею стало страшно и душно. Восемнадцать лет псу под хвост. Молодость, которой не было. И никогда не будет. Никогда!
От приступа паники он стал задыхаться. Превозмогая боль во всем теле, Андрей сел на кровати и опустил ноги на пол, стараясь восстановить дыхание и успокоиться.
Потом, оттолкнувшись от края кровати руками, он поднялся на ноги, покачнулся, но устоял. Ноги дрожали от слабости, но стоя он почувствовал себя немного лучше.
– Ладно, – хрипло пробормотал Андрея, успокаивая себя. – Ладно. Прошло и прошло. Я еще не стар. Впереди полжизни. Я не стар. Сорок лет для мужчины – самый расцвет!
Пробормотав это, он вспомнил Лизу. Перед глазами у него встало ее лицо, нежное, смущенное, доброе. Андрей улыбнулся, на душе у него немного посветлело. Тучи еще не рассеялись, но сквозь них пробились лучи солнца, и этим солнцем была хрупкая девушка в белом халате, которая ухаживала за ним полтора года. Переворачивала, чтобы не было пролежней, меняла подгузники…
Внезапно Андрею стало стыдно, и этот стыд отвлек его, отогнал на время гнетущую тоску и скорбь по непрожитой молодости. Стыд помог ему осознать, что он относится к Лизе совсем не как к медсестре.
Но ведь она такая юная, а ему… Господи, ему уже сорок лет! Еще пару недель назад его отцу было сорок четыре, и вот уже ему самому сорок. Как такое возможно?
Андрей вновь затосковал, в этот миг почувствовал на себе чей-то взгляд.
Он обернулся, но в палате, конечно же, никого не было.
Тогда откуда это ощущение?.. Кто может на него смотреть в ночной тишине, в этой тоскливой безлюдности?
Андрей посмотрел на окно. Его палата находилась на первом этаже клиники, и поэтому мысль о том, что кто-то может смотреть на него с улицы, не показалась ему дикой.
Желая развеять жутковатую иллюзию, Темченко двинулся к подоконнику. Шел он медленно, чуть прихрамывая, морщась при каждом шаге от боли в хрупких костях и отвыкших от движений суставах.
Вот и окно.
Андрей оперся ладонями о подоконник и, наклонившись вперед, вгляделся в ночную тьму, разбавленную тусклым светом фонаря.
По спине его пробежал холодок, когда он увидел одинокую темную фигуру, стоявшую рядом с фонарем.
– Ерунда какая-то… – прошептал Темченко, стараясь взять себя в руки.
Он вгляделся в фигуру пристальнее. Ему показалось, что это женщина. Но что здесь делать женщине? В такое время, одной?… Странно…
Андрей вздохнул и понял, что все еще чувствует на себе чужой взгляд. Несомненно, эта странная женщина смотрит на него. От этой мысли ему стало не по себе. Все это попахивало какой-то чертовщиной.
«Быть может, там вообще никого нет? – спросил он себя. – И все дело в игре теней?»
Он закрыл глаза, мысленно досчитал до пяти и вновь открыл их – и словно кто-то стегнул его по сердцу ледяным хлыстом! Женщина переместилась! Теперь она стояла не возле фонаря, а перед ним – метрах в пяти или шести от окна. Стояла все так же неподвижно. И смотрела на него.
Одета она была во что-то темное – плащ или пальто. Черт ее лица, скрытого в тени, он не мог разглядеть, но было ясно, что она очень бледна: лицо выделялось на фоне полумрака светлым, словно мерцающим пятном.
Темченко не выдержал – шагнул в сторону, скрылся за стеной, прижался к ней спиной и замер, пытаясь перевести дух.
Тело, вторя обессиленному духу, предательски ослабло, ноги подкашивались, в висках стучало. Ныли перетруженные мышцы, бешено колотилось сердце.
– Все хорошо… – хрипло прошептал Андрей, стараясь себя успокоить. – Ничего не случилось. Подумаешь, какая-то баба… Все это бред, полный бред.
Самовнушение подействовало, и вскоре он немного успокоился.
Он решил, что нужно еще раз выглянуть в окно, чтобы удостовериться: ничего страшного на улице не происходит, и скорей всего, там уже никого нет.
Да, конечно – там никого нет! Кто-то проходил мимо, остановился, чтобы… закурить или еще что-нибудь. А он уже навоображал себе черт знает чего. Надо выглянуть. Определенно.
Андрей собрал волю в кулак, шагнул к окну и выглянул на улицу.
Бледное лицо женщины с неразличимыми чертами почти прижалось к стеклу, высматривая Андрея, белки ее глаз тускло мерцали в темноте.