Темченко, со сжавшимся от ужаса сердцем, хрипло вскрикнул и попятился от окна. Женщина среагировала на крик и уставилась на него. Потом прижала растопыренные пальцы к стеклу, клацнув по нему ногтями.
КЛАЦ!
Улыбнулась и заскребла ими по стеклу. Губы ее что-то беззвучно зашептали, и в ушах у Андрея зазвучал далекий, приглушенный временем голос, от которого кровь в его жилах превратилась в горячий лед.
– Я приду за тобой… Я приду за тобой!
Темченко продолжил пятиться, с ужасом глядя на видение. Нога его вдруг подвернулась, он потерял равновесие и рухнул на пол, успев услышать хруст собственных ломающихся костей, после чего потерял сознание.
Глава 4 Фотография
1
– Эй! Андрей Павлович, вы меня слышите?
Прежде чем открыть глаза, он услышал писк аппарата искусственного дыхания, и от этого звука к горлу его подкатила тошнота.
– Андрей Павлович!
Голос принадлежал доктору Чурсину.
Темченко открыл глаза и увидел перед собой приветливое лицо врача.
– Я спал? – хрипло спросил Андрей.
– Да. Целых одиннадцать часов.
Темченко бросил взгляд на свое тело, которое почему-то снова казалось ему чужим, и понял, что ноги его загипсованы. Он сглотнул слюну и спросил дрожащим от подступающей паники голосом:
– Что со мной?
– Вы упали и сломали пару костей.
– Каких?
– Малоберцовую, на левой ноге. И еще – шейку правого бедра. Я предупреждал, что вам нельзя подниматься с постели. Кости еще слишком хрупки.
– Я очень плохо себя чувствую.
– Да. Понимаю.
Доктор Чурсин с тревогой взглянул на монитор. И по его лицу, по его взгляду Андрей понял, что дела обстоят хуже, чем он мог предположить. Он облизнул губы и тихо спросил:
– Что теперь будет, док?
– Мы будем вас лечить.
– А потом?
Евгений Борисович снял очки и достал из кармана салфетку.
– Одно из двух: либо мы вас вылечим, либо…
– Либо я умру?
– Мы вас вылечим, – уверенно и поспешно (слишком поспешно) сказал Чурсин. Он водрузил очки на нос и произнес ободряющим голосом: – Пока ваше состояние стабильно. Будем надеяться, что вам не станет хуже. Ну-с, а теперь я вас ненадолго покину. Мне нужно навестить других больных.
Покинув палату и закрыв за собой дверь, доктор несколько секунд молча стоял, угрюмо о чем-то размышляя, потом вздохнул и тихо пробормотал:
– Жаль. Все-таки у меня была надежда.
Он снова вздохнул, повернулся и зашагал по коридору.
Андрей не сразу сообразил, что остался в палате не один. На стуле, у него в ногах, сидела Лиза Пояркова.
– А, Лиза, – с горечью произнес он. – Видите, как все получилось. Хотел через неделю пригласить вас на танец, а теперь… – Андрей замолчал, на скулах его вздулись узлы желваков.
Лиза улыбнулась:
– Все будет хорошо, Андрей. Мы еще потанцуем. Не через неделю, так через месяц. Вы, главное, не торопитесь. И ни о чем не беспокойтесь. Все будет так, как должно быть. Не огорчайтесь. Договорились?
– Я попробую, – сказал он.
Она заботливо укрыла его покрывалом. Андрей посмотрел на тонкие руки, на ее чистое лицо, с которого, казалось, никогда не сходило выражение легкого смущения. Потом собрался с духом и проговорил:
– Лиза… Пока я спал, ко мне никто не приходил?
Она посмотрела на него удивленно.
– Нет. А вы кого-то ждете?
– Одна женщина… – Темченко запнулся. Выдавил улыбку. – Да нет, ерунда. Ничего.
Он повернул голову и посмотрел на белый квадрат окна. Внезапно Андрей испытал отголосок того ужаса, который посетил его ночью.
– Лиза, вы можете зашторить окно? – попросил Темченко.
– Да.
Она поднялась со стула, подошла к окну. Андрей закрыл глаза, на него накатила смертельная усталость.
Вот и все, тягостно думал он. Никаких перспектив не осталось. Кости слишком хрупки, чтобы срастись, это очевидно. Я переживал, что мне сорок и впереди осталось мало времени. Но, похоже, теперь у меня его нет вообще.
Из-под его сомкнутых век просочились слезы.
Андрей впал в оцепенение и пребывал в нем, пока Лиза его не окликнула и не сообщила:
– Андрей, к вам пришел тот журналист! Глеб Корсак!
– Да, – тихо отозвался он, не открывая глаз. – Пусть войдет.
* * *Разговор у них не заладился. Собственно, говорить им было не о чем. Корсак собирался рассказать бывшему школьному приятелю о своей лесной находке, но доктор Чурсин предостерег его от этого, опасаясь, что столь жуткая новость подействует на пациента отнюдь не благотворно.
Обменявшись несколькими ничего не значащими фразами, они долго молчали. Корсак заерзал на стуле и уже хотел сказать, что уходит, но тут Андрей заговорил о том, что его волновало больше всего.
– Слушай, Глеб, я тут кое-что вспомнил. Я не совсем уверен, но… Ну, в общем, в тот день мы, кажется, поехали в лес с ребятами, чтобы отпраздновать мальчишник. Ты ведь знаешь, что такое мальчишник? – уточнил Андрей, глядя на Корсака.
– Догадываюсь, – ответил Глеб.
– Мы поехали на мальчишник к… – Темченко сбился и наморщил лоб. – Как же его… Игорь, Игорь… Пряшников? Да, кажется, Пряшников. Он учится… То есть учился в МГИМО на дипломата.
Глеб достал из кармана блокнот и ручку и записал то, что услышал.
– Кто еще с вами был? – спросил он затем. – Андрей, мне нужны все подробности.
– Я помню только Игоря. И еще – Виталика. Виталика Борзина. Помнишь, в школе он сидел перед нами? Он и пригласил меня на мальчишник. От имени Игоря Пряшникова, разумеется. Кажется, после школы Виталик поступил в МГУ. Собирался стать политологом.
– Значит, в лесу вас было трое? – Глеб принялся загибать пальцы. – Ты, Игорь Пряшников, Виталик Борзин. Так?
– Вроде да, – не совсем уверенно ответил Андрей. – Точно я тебе сказать не могу. В голове какие-то обрывки, лица, фразы… Как будто сон забытый вспоминаю. – Он едва заметно усмехнулся. – Вспоминаю, и никак не могу вспомнить.
– Значит, ты не помнишь, что было в лесу?
Темченко снова покачал головой:
– Нет. Помню только, как ехал… В машине играла музыка… Какая-то дурацкая, но модная в то время. «Я мажу губы гуталином… Будем опиум курить»… Как-то так. На этом все обрывается.
Андрей облизнул запекшиеся губы сухим языком и тяжело вздохнул:
– Ох, брат, если бы ты знал, как это жутко.
– Я знаю.
– Откуда?
– У меня хорошее воображение.
Темченко улыбнулся, но увидел, что Глеб абсолютно серьезен, и согнал улыбку с лица. Он хотел что-то сказать, но не смог, однако собрался с духом и спросил – негромко, виновато:
– Ты вспоминаешь нашу химичку?
– Иногда, – ответил Глеб.
– И что при этом чувствуешь?
– Ничего. Просто картинка из далекого прошлого.
– Далекого… – повторил Темченко. И вздохнул: – Не такого уж и далекого.
Глеб посмотрел на часы.
– Ты знаешь, мне уже пора.
– Да. Конечно.
Глеб поднялся со стула, втайне чувствуя облегчение, что тягостный и никчемный разговор закончился, и ему больше не нужно изображать заботливого друга.
– Ты найдешь их? – спросил Андрей.
– Пряшникова и Борзина?
– Да.
– Попробую.
– Позвонишь мне?
– Да. Выздоравливай.
Темченко выпростал из-под одеяла руку и протянул ее Корсаку. Глеб осторожно пожал слабые пальцы Андрея, повернулся и вышел из палаты.
Пять минут спустя Глеб забрался в машину и захлопнул дверцу.
– Как тебе этот сумасшедший? – осведомился двойник. – Смешной, правда?
Глеб достал из кармана плаща флакон с таблетками.
– Ну-ну-ну, зачем же так сразу? – иронично протянул двойник. – А перекинуться парой слов?
Глеб вытряхнул пару таблеток на ладонь и швырнул в рот. Потом достал из бардачка бутылку минеральной воды, открыл ее и сделал большой глоток. Откинулся на спинку кресла и, прикрыв глаза, расслабил мышцы.
– Я все равно вернусь, – услышал он голос призрачного двойника. – Ты ведь это знаешь?
– Знаю, – ответил Глеб, не открывая глаз.
– И буду возвращаться снова и снова. И знаешь что… Когда-нибудь я вернусь, чтобы остаться навсегда.
– Это вряд ли.
Через несколько минут Глеб открыл глаза и завел машину. Двойника рядом уже не было.
2
Дверь открыла пожилая женщина с испитым, одутловатым лицом. Одета она была в латаный-перелатаный, но некогда дорогой и роскошный восточный халат. В лицо Глебу пахнуло душным и затхлым запахом жилища, пропитанным слабыми, но от этого не менее отвратительными нотками протухших сигаретных окурков и дешевого алкоголя.
Глеб приветливо улыбнулся.
– Здравствуйте! Я к Игорю Пряшникову. Он ведь здесь живет?
Мутный взгляд женщины слегка прояснился.
– И… Игорь? – Голос был сиплый, грубый, из тех, что называют «пропитыми». Она окинула его взглядом с ног до головы: – А вы кто?
– Я его знакомый, – сказал Глеб. – Друг друга.
– Я его знакомый, – сказал Глеб. – Друг друга.
Пару секунд женщина соображала, потом открыла дверь шире.
– Входите!
Она посторонилась, впуская Корсака в прихожую.
А квартира оказалась весьма любопытной. Просторная «сталинка» с высоченными потолками. Гипсовые молдинги и розетки, роскошная бронзовая люстра со сверкающими хрустальными подвесками. Но половины подвесок недоставало, а великолепные обои ныне были вытерты и ободраны. На стенах – тяжелые позолоченные рамы, пустые, уже без холстов.
Было видно, что квартира, как и ее обитатели, когда-то знавала лучшие времена.
По всей вероятности, хозяева продали все, что можно было быстро и недешево продать. Но кое от чего они так и не смогли отказаться. Например, от бронзовой пепельницы, изображающей раковину, которую поддерживали два крохотных амура-путти. Отличное французское литье начала или первой четверти прошлого века. Хватило бы не на одну бутылку хорошего коньяка. А про плохой и говорить не приходится.
Впрочем, эти остатки былой роскоши смотрелись жалко и неуместно.
– Я мама Игоря, Виктория Андреевна, – представилась женщина, проводя Корсака в гостиную.
Здесь Глеб смог рассмотреть ее детальнее. У нее было бледное неровное лицо, морщинистое и пористое, как поверхность хлеба на срезе. Длинные сальные волосы, когда-то черные, а сейчас седые, свисали на округлые плечи неухоженными и давно нечесанными патлами.
– Володя, – снова заговорила она, – этот молодой человек ищет Игоря.
– Игоря? – повторил старческий слабый голос.
Глеб обернулся. Увлеченный разглядыванием комнаты, он не сразу заметил седовласого старика, сидевшего в массивном кресле, в самом темном углу, и одетого в старомодную меховую жилетку-«душегрейку».
Старик был примечательный – горбоносый, сухой, с жесткими взглядом. Глеб решил, что он похож на старого рыцаря, проведшего жизнь в сражениях и ушедшего на покой.
– Зачем вам Игорь? – сухо спросил старик.
– Я давно с ним не виделся, – ответил Глеб. – Хотел поговорить.
– Давно? – Старик прищурился на Корсака, потом скосил глаза на пожилую женщину. Та нахмурилась.
– Игоря здесь давно нет, – сказала она.
– А где же он?
– Он умер! – сипло рявкнул старик, словно старый ворон прокаркал. – Семнадцать лет тому назад!
Должно быть, прозвучало это слишком грубо, потому что женщина тут же, покраснев, улыбнулась Глебу радушной улыбкой и, явно пытаясь исправить ситуацию, предложила:
– Хотите чаю?
– Спасибо, – сказал Глеб. – Не откажусь.
Она вышла из комнаты. Глеб остался наедине со стариком. Его светлые глаза пристально смотрели на Корсака. Цветом они напоминали грязное стекло. Почувствовав себя неловко, Глеб одернул пиджак.
– Меня зовут Владимир Яковлевич, – представился старик. – Я отец… вернее, был когда-то отцом Игоря.
– Очень приятно, – вежливо сказал Глеб. – Я хочу извиниться за…
– Вы ведь никогда не знали Игоря, верно? – перебил его старик, продолжая пристально вглядываться в лицо Глеба.
– Верно, – отозвался тот.
– Тогда к чему это вранье?
Глеб пожал плечами и ответил честно:
– Я хотел встретиться с ним.
– Зачем?
– Один мой знакомый… друг детства… много лет назад попал под колеса грузовика и впал в кому. А пару недель назад он проснулся.
Старик смотрел на гостя недоверчиво.
– Разве такое бывает? – хрипло осведомился он.
– Бывает, хотя и редко, – ответил Глеб. – Травму он получил восемнадцать лет назад, когда поехал за город со своими друзьями. Одним из этих друзей был ваш сын Игорь.
– Вот как. – Старик вздохнул. Помолчал. Пожевал немного запавшими губами, затем проговорил негромко: – Значит, для вашего приятеля та поездка едва не закончилась смертью?
– Да.
– Как его зовут?
– Андрей Темченко.
Старик нахмурил морщинистый, покрытый пигментными пятнами лоб.
– Я его помню, – сказал он. – Этот мальчик много раз заходил к Игорю. – Несчастный отец вновь взглянул Глебу в глаза. – С ним все будет хорошо?
– Трудно сказать, – ответил Глеб. – Сейчас он очень плох. И практически ничего о себе не помнит.
– И он надеялся, что Игорь поможет ему вспомнить?
– Да.
Владимир Яковлевич вздохнул.
– Что ж, если так… История была странная и, как мне кажется, скверная. Восемнадцать лет назад Игорь должен был жениться. За несколько дней до свадьбы он решил устроить что-то вроде пикника. Он и еще несколько парней отправились за город, в лес. Игорь говорил что-то про заброшенный охотничий домик…
Старик Пряшников покашлял в тощий кулак. Глеб терпеливо ждал, пока он продолжит. Пряшников немного покряхтел, потом посмотрел на него и сухо произнес:
– Я тогда толком ничего не понял, но возражать не стал. В пятницу, за несколько дней до свадьбы, парни поехали в лес. На следующий день Игорек вернулся, но вернулся… изменившимся.
Старик вновь замолчал. Некоторое время он сидел молча, задумчиво пожевывая губы. Лицо его при этом напоминало посмертную маску. А когда заговорил снова, голос его звучал печально и подавленно.
– Игорь был мрачный, замкнутый, бледный. Он заперся у себя в комнате и почти не выходил, со мной и матерью не разговаривал. А в воскресенье вечером… даже уже ночью… Игорек вышел из своей комнаты, посмотрел на нас и сказал: «Она придет за мной».
Пряшников поднял морщинистые, со вздувшимися венами руки и провел ладонями по лицу.
– До сих пор помню его голос, – сказал он с болью. – Он так это произнес… Таким отчаянным и безнадежным голосом… Будто сам подписал себе смертный приговор и сам привел его в исполнение. Я понял, что Игорь не в себе. Взял его за плечи, тряхнул несколько раз. Он вздрогнул и посмотрел на меня. А потом закричал. Будто увидел не меня, а кого-то… кого-то другого.
В комнату вошла Виктория Андреевна. Поставила на стол чашку с чаем и блюдце с конфетами.
– Угощайтесь, – сказала она отстраненным голосом.
– Спасибо, – поблагодарил Глеб. – А вы со мной не попьете?
– Нет. Я уже пила.
Она прошла к дивану и села на него, не глядя на Корсака.
– Что было потом? – поинтересовался Глеб у старика.
– Мы с матерью принялись таскать его по лучшим психиатрам и психологам, – продолжил Владимир Яковлевич свой рассказ. – Сначала улучшений не было. Игорь постоянно пребывал в депрессии. Днем сидел в своей комнате и все время что-то бормотал, ночами кричал во сне. Мы пытались у него выведать, что произошло в лесу. Но ничего толком не узнали.
Виктория Андреевна сидела на диване, с напряженным вниманием слушая мужа. Иногда она приоткрывала губы, словно хотела что-то сказать или возразить, но с губ ее не срывалось ни слова.
– А как же свадьба? – спросил Глеб, отпив бледного безвкусного чаю. – Игорь ведь должен был жениться через несколько дней.
– Свадьбу отменили, – сказал Владимир Яковлевич. – А примерно через месяц невеста Игоря вышла замуж за другого.
– Как это воспринял Игорь?
– Никак. Он был равнодушен ко всему. Мы не сдавались и продолжали лечение. И со временем… где-то через полгода, Игорю вроде полегчало. Он снова стал выходить на улицу, собирался восстановиться в институте. В общем, стал почти таким же, как прежде.
– Вам не нравится чай? – спросила вдруг Виктория Андреевна.
– Что вы, – растерянно ответил Глеб. – Чай замечательный.
Двойник, стоявший у двери, слегка похлопал в ладоши.
– Браво! – похвалил он. – И ведь как искусно врешь, а!
Глеб покосился на него, но тут же отвел взгляд и сжал зубы.
– Несколько месяцев все было хорошо, – продолжил свой рассказ Владимир Яковлевич. – Но однажды вечером во время жуткого ливня к нам в дверь кто-то позвонил. Мы с матерью были в гостиной, Игорь пошел открывать. Мы слышали, как щелкнул дверной замок, как открылась дверь… А потом Игорь вскрикнул и захлопнул створку. Мы бросились в прихожую. Игорь стоял там, прижавшись спиной к стене, бледный, оцепеневший. Я спросил, кто это был и что случилось? Игорь ответил: «Ничего. Ошиблись квартирой». Потом он прошел к себе в комнату и заперся там. Я открыл входную дверь, выглянул в подъезд. В лестничной клетке было пусто, но на полу я увидел чьи-то… Чьи-то мокрые следы, – с усилием договорил старик.
Он замолчал, чтобы перевести дух.
– Как вам чай? – снова спросила Виктория Андреевна, напряженно глядя на Глеба.
– Спасибо, чай вкусный, – ответил он.
Пожилая женщина провела пальцами по лицу, будто смахивала с него паутинку.
– Кажется, я вас об этом уже спрашивала? – растерянно спросила она.
– Да, – ответил Глеб.
– Простите. Я постоянно все забываю, – сказала хозяйка дома.
– Ничего страшного, – произнес Владимир Яковлевич, хмуро глядя на Корсака. – Это никому не мешает. Ведь правда?
– Правда, – сказал Глеб.
Виктория Андреевна вжалась в диван. Вздохнула и скорбно свела брови, отчего морщины вокруг глаз стали заметнее.