— С тех пор как я за Годзей убираю, меня самые распоследние блудницы стороной обходят, — пожаловался Бадюг. — Ничего не помогает. Ни омовения, ни притирания.
— Что за беда! Сейчас мы тебя на воздушном шаре к небу поднимем, — пообещал Темняк. — Героем станешь, заодно и проветришься. От поклонниц отбоя не будет.
— Нет уж! — решительно возразил Бадюг. — Лучше быть бобылём на земле, чем женихом в небе.
Оболочка потихоньку надувалась, и Шипер, прогуливаясь вокруг, встряхивал её то тут, то там. Одни зеваки швырялись в него объедками, другие предлагали пригубить из заветного горшочка.
К Темняку подошел Свист Свеча и, кивнув на вяло шевелящуюся оболочку, поинтересовался:
— Сам полетишь?
— Пока не рискну, — ответил Темняк. — Запуск-то пробный. Ещё неизвестно, как всё обернется.
— Ты только скажи, а я добровольцев предоставлю.
— У нас и своих хватает. Но я чужими жизнями рисковать не собираюсь.
— С чего бы это вдруг?
— Здесь не Бойло… Не обижайся, но я должен покинуть тебя. Срочно требуется моё вмешательство. Пошли, Бадюг.
— Ох, горе моё горькое, — запричитал Бадюг, устремляясь вслед за шефом. — Нажил себе на старости лет наказание.
— Следи за Свистом, — шепнул ему на ухо Темняк. — Что-то он мне сегодня не нравится.
Теперь оболочка уже пучилась горбом, но её придерживал на верёвке Шипер, никак не реагировавший на издевательства и восторги толпы. Хладнокровие было тем главным качеством, благодаря которому Темняк и приблизил его к себе. Едва лишь горловина воздушного шара немного приподнялась над землей, как из неё выкатились “термалки”, сделавшие свое дело. Темняк, только и ожидавший этого, поспешно ободрал с них изоляцию и соединил воедино. Два неказистых цилиндрика сразу превратились в грозное оружие, полыхнувшее пламенем.
Узрев в руках Темняка “хозяйскую кочергу”, толпа несколько поутихла. Чужак был хорошо известен в Остроге своей решительностью и непредсказуемостью. После знаменитой истории со Смотрителем никто не смел ему даже слово поперёк сказать.
— Отпускай! Только осторожно, — приказал Темняк, и Шипер стал понемногу вытравливать верёвку, к которой крепилась сеть, накинутая на оболочку.
Шар уже не касался земли, но по-прежнему выглядел как-то жалко, словно скукоженная мошонка старика. Однако едва лишь Темняк поднёс к горловине пылающий конец “кочерги”, как он раздобрел, округлился и нетерпеливо заплясал на привязи.
— Осталось самое важное, — сказал Темняк. — Надо пристроить “кочергу” под горловиной, но так, чтобы она не подожгла оболочку. Вяжи узел, которому я тебя учил.
Пока Шипер сооружал хитроумную петлю-корзинку, позаимствованную Темняком у разумных пауков, некогда доставивших его по воздуху в Острог, в толпе, продолжавшей упиваться редкостным зрелищем, завязалась драка. Испуганные зеваки, прорвав жиденькое оцепление, выставленное скорее ради проформы, высыпали на летное поле.
Прямо под шаром, уже готовым к полету, произошла свалка. Шипера укусили пониже спины, а Темняка огрели чем-то тяжелым по голове. А уж тумаков, пинков и подзатыльников они огребли без счёта — и всё это буквально за несколько мгновений.
Заполучивший свободу шар без промедления взвился вверх, унося с собой никому не известного малого, сумевшего-таки в сумятице овладеть “кочергой”. Удивляла сноровка, с которой он протиснулся в только что связанную Шипером петлю.
Бадюг, проклиная всё на свете, пробивался к Темняку на помощь, но, конечно же, не спешил при этом. Толпа никак не могла угомониться, словно сковородка, снятая с огня, но продолжавшая стрелять жиром.
Шар быстро поднимался ввысь, попеременно касаясь то одной, то другой стены, а вслед за ним со свистом убегала страховочная верёвка, сматывавшаяся с оставленной на земле бухты. Шипер, кое-как отбившись от своих случайных (а может, и не случайных) противников, попытался перехватить её, но похититель шара погрозил сверху “кочергой” — не смей, дескать, трогать, иначе пережгу.
Надо сказать, что пока самозваный воздухоплаватель действовал довольно грамотно — если и поддавал шару тепла, то не очень. Окажись на его месте Шипер или даже сам Темняк, они вели бы себя соответствующим образом.
— Уже на пятьсот саженей поднялся, — сообшил Шипер. — Веревка кончается.
— Привяжи другую, — велел Темняк.
Скоро шар скрылся из поля зрения, а верёвка немного утихомирилась.
— Тысяча саженей, — доложил Шипер. — Последний моток остался.
— Не хватит, — с досадой произнес Темняк. — Потеряем шар.
Внезапно верёвка застопорилась и даже сбросила назад несколько колец.
— Что бы это значило? — насторожился Темняк.
— Застрял, — предположил Шипер.
— Это ведь не сухой кусок, чтобы в горле застрять. Шар скорее лопнет, чем застрянет… Быстренько созови всех Сторожей! Пусть убирают толпу. Детей в первую очередь. Предупреди, что сейчас может случиться большая беда.
Но его хлопоты запоздали. Веревка, вдруг вытянувшаяся в струну, зловеще задребезжала, а потом словно бы полыхнула по всей своей длине, но не огнём, а чем-то таким, что рождает нестерпимую боль и панику, как это уже бывало на Бойле, когда Смотритель наказывал строптивцев.
Все, оказавшиеся поблизости, рухнули, точно в припадке падучей, а прочие завыли и заорали. Окрестности озарились небывало ярким светом, и в уличную щель обрушился настоящий обвал огня, в котором смутно угадывались остатки воздушного шара.
Мусор, который и от костра-то не всегда загорался, воспламенился громадным жарким костром, словно бы целиком состоял из промасленной ветоши и стружек. Это была уже не беда, которую предрекал Темняк. Это была катастрофа.
Разбор полетов — не в переносном, а в прямом смысле — происходил уже после похорон, на которых Темняка и Шипера едва не растерзали Ножики, Башмаки и Воры, пострадавшие больше других. Что касается исконных обитателей Жрачки — поваров, кулинаров, подавальщиц и посудомоек, то они в большинстве своем отделались лишь легким испугом. И всё потому, что трудились в это время, а не болтались без дела.
— Самое первое, что я хочу знать: кем был тот сорвиголова, улетевший на воздушном шаре? — сказал Темняк, поочередно обведя глазами своих соратников.
— Это до сих пор неизвестно, — ответил староста правой стороны улицы Дряк Сторож (бывший Иголка). — Всё случилось так быстро, что никто толком не успел его рассмотреть. А потом пришлось созерцать в основном его задницу. Ничего не удалось выяснить и на похоронах. Очень многие опускали в землю пустые гробы, и тут уж было не до расспросов.
— Одет он был как на праздник, — сказал Бадюг. — Во всё новое. Я ещё подумал, зачем лететь на верную смерть в таких хороших башмаках… И ещё вот что. Башмаки его, кроме всего прочего, были подвязаны ремешками, как это делают Воры, прежде чем взобраться на стену.
— Ну и глаз у тебя! — удивился Темняк. — Сам я этого шустряка в лицо кое-как запомнил, а вот на обувь никакого внимания не обратил. Будет мне урок… А он не из Воров случайно?
— Нет, — дружно ответили все, в том числе и Бадюг. — За Воров мы в самую первую очередь взялись. Все наперечёт. И живые, и мертвые.
— Но, во всяком случае, к нападению он готовился заранее. И действовал так, как будто видел все наши предварительные опыты. Разве посторонний человек догадался бы, для чего нужна “хозяйская кочерга”… Послушай, — Темняк обратился к Бадюгу. — А что в это время делал Свист Свеча?
— Не знаю. Как заваруха началась, я его больше и не видел. А до этого он стоял и на шар поглядывал.
С улыбочкой такой поглядывал, как на бабу, которую употребить собираешься.
— Надо же, — покачал головой Темняк, не столько озадаченный поведением Свиста, сколько заинтригованный проницательностью Бадюга, прежде ничем таким не славившегося. — Ладно, со Свистом пока повременим… Пусть те, кому это поручено, продолжают выяснять личность стервеца, доставившего нам столько неприятностей. Он не мог появиться ниоткуда, хотя, похоже, ушел именно туда. Кто-то должен был его видеть, кто-то с ним общался, кто-то шил ему башмаки с ремешками…
— Думаю, что завтра к вечеру мы всё разузнаем, — сказал Дряк.
— Теперь другой вопрос, — продолжал Темняк. — Что могло случиться с шаром?
— Тут и обсуждать нечего, — сказал Бадюг, по праву ветерана Бойла всегда вылезавший вперед. — Хозяева шар погубили. По рукам нас ударили. Чтобы впредь их не беспокоили.
— Другие мнения есть? — поинтересовался Темняк.
— То, что на небесах творится, не нашего ума дело, — сказал Гмыра Колодец, оказавшийся на совещании в общем-то случайно — забежал какой-то мелочный вопросик уточнить, а засел на полдня.
— Хозяева виноваты, больше некому, — кивнул Дряк, и остальные присутствующие согласились с ним, хоть и со всяческими оговорками (кое-кто даже небесных дев приплёл к катастрофе).
— Внешне это и в самом деле напоминает гнев Хозяев, — сказал Темняк. — Тем более что погибший шар никак не мог вызвать такой пожар. С неба просто огненный дождь падал.
— Да уж, — вздохнул староста левой стороны улицы Млех Сторож (в прошлом Жрачка). — Всё горело. Даже то, что гореть не должно.
— Хозяева; значит, виноваты, — повторил Темняк. — Вполне вероятно… Хотя возможно и другое объяснение. Где-то на высоте, не доступной нашему взору, находятся какие-то устройства, представляющие повышенную опасность для всех посторонних предметов. Говорить об их назначении затруднительно, но скорее всего они связаны со светом и теплом, которые производят Хозяева.
— Ты ещё скажи, что они воздух производят, — буркнул Бадюг.
— И скажу. Острог находится так близко от Мертвой реки, что все мы давно должны подохнуть от её испарений. Но ведь живём же! А что касается тепла и света, то я вовсе не оговорился. Знали бы вы, какие ветры дуют в нашу сторону с Ледяных гор. Вот и хорошо, что не знаете… Ведь в Остроге всегда теплынь. Даже мой Годзя прижился. Теперь про свет. Здесь, на дне улиц, он не очень яркий, но с этим уже ничего не поделаешь. Свет зажигается и гаснет в одно и то же время, а день всегда примерно равен ночи. Смею вас заверить, что это происходит исключительно по воле Хозяев. Во внешнем мире со светом творится невообразимая кутерьма, заявляю вам это как очевидец. Таким образом можно смело утверждать, что источник света, которым вы пользуетесь, имеет искусственное происхождение. Это огромная свеча, то зажигаемая, то задуваемая Хозяевами… Наш воздушный шар мог погибнуть не по их прихоти, а от случайного столкновения с неким небезопасным устройством… Я предлагаю ещё раз внимательно осмотреть место падения. Огонь, конечно, многое уничтожил, но, возможно, там найдутся какие-то предметы необычного вида. Это поможет нам составить хотя бы приблизительное представление о причинах катастрофы.
— Не хотел тебе говорить, — потупился Дряк. — Но какие-то людишки копаются там с самого утра. По-моему, они служат у Свечей на побегушках.
— Вот так новость! — Темняк на мгновение задумался. — Прогнать мы их не можем… Вернее, можем, но это обернется новыми беспорядками. Вот что! Установите за ними слежку. Если они найдут что-то важное, это сразу станет ясно по их поведению. Драться не надо, но постарайтесь хотя бы взглянуть на находку. Ты, Дряк, сам займись этим делом.
Когда сутолока, вызванная уходом целой оравы Сторожей, улеглась, Темняк продолжил:
— Первый полёт закончился неудачей, повлёкшей за собой человеческие жертвы. Но он нас многому научил. Теперь мы знаем, что на высоте примерно тысячи саженей воздушных путешественников поджидает какая-то опасность. Дабы выяснить её природу, придётся запустить ещё один шар. На нём полечу я сам.
— Гроб сразу закажем или чуток подождём? — поинтересовался Бадюг.
— Подождём, — ответил Темняк. — Полёт будет подготовлен самым тщательным образом. Страховочную верёвку мы прикрепим к лебёдке, которую можно будет застопорить в любой момент. Кроме того, мы разработаем надежную и простую систему сигналов. Например, заметив приближающуюся опасность, я сброшу камушек какого-то определенного цвета. Подъем шара сразу приостановится. На случай, если крушение станет неизбежным, я захвачу с собой простенькое устройство, позволяющее преспокойно спускаться с большой высоты.
— Весть о том, что мы приступаем к изготовлению нового шара, кое-кому не понравится, — сказал Млех. — Опять разговоры пойдут.
— Будем работать в тайне от всех. А если это невозможно, придётся заткнуть рты недовольным.
— Каким, интересно, способом?
— Заткнуть людям рты можно двумя способами, — наставительно сказал Темняк. — Пирогом или кляпом. Конечно, всё будет зависеть от наших возможностей, но пирог предпочтительней. На нашей стороне Сторожа, Колодцы, Иголки, Одёжки, Гробы, частично Кисели и Бальзамы. Неужели мы не сможем приструнить Воров, Ножиков и Башмаков?
— Не забывай о Свечах, — напомнил Млех.
— А что Свечи?
— Свечи поглядывают на тебя косо, а без их участия в Остроге никакие дела не делаются.
— Как-нибудь и со Свечами договоримся. В крайнем случае пообещаем им что-нибудь.
— Они на подачки не падки.
— Это уж мои вопросы… Всё, на сегодня закончим. Каждый пусть занимается своим делом. Ты, Бадюг, можешь отдыхать. Я Годзю сам выгуляю.
— Другой бы спорил, а я не буду, — ответил Бадюг. — Мне эта зверюга уже во как опостылела! Мало того, что от неё днем покоя нет, так она мне ещё и по ночам стала сниться.
— Наверное, сожрать тебя во сне хочет? — поинтересовался Млех.
— Если бы, — тяжко вздохнул Бадюг. — Срам сказать, что она от меня хочет.
Годзя, выросший за пазухой у Темняка, считал его своей матерью, а потому подчинялся беспрекословно, хотя ни одной команды так и не освоил. Ничего не поделаешь, если бог умишком обделил.
Чтобы остановить Годзю, Темняк хватал его за хвост, а чтобы послать вперед, пинал ногой под зад. Впрочем, это удавалось далеко не всегда, и на самый крайний случай Темняк имел ошейник с шипами, обращенными вовнутрь, — потянешь за него — и зверь волей-неволей подчинится человеческой воле.
Питался Годзя “хозяйской жвачкой”, которую сам же и разыскивал в мусоре, но при случае не брезговал и “хозяйским дерьмом”, благотворно действовавшим на его пищеварение и нрав. Отведав на десерт добрую порцию этой отравы, он становился игрив и действительно иногда принимал Бадюга за самку своей породы.
Первое время Годзя очень страдал в чужом климате и даже впадал в глубокое оцепенение, но после того как Темняк поселил его в просторной норе, где имелся колодец с горячей водой, сразу преобразился и стал вести активный образ жизни.
К сожалению, большинство острожан, даже искренне симпатизировавших Темняку, Годзю почему-то недолюбливали. Времена, когда он спас город от нашествия кровососущих насекомых, уже забылись, зато дурная слава людоеда умножалась и крепла. Не помогали даже клятвенные опровержения Бадюга, не единожды прилюдно обследовавшего экскременты ящера.
Ночью Годзя заменял целый отряд сторожей, поскольку, мучимый холодом, вынужден был метаться из конца в конец охраняемой улицы (уйти прочь ему мешали специальные заграждения, размещенные в том числе и на стенах). Не страшил Годзю и сброс мусора. Неоднократно побывав под ним, он всякий раз отделывался лишь мелкими травмами, заживавшими на нем в считаные дни.
Сегодня Темняк привел ящера на пустынную улицу, ещё только начавшую заселяться Сторожами — новым влиятельным кланом, появившимся в Остроге исключительно благодаря его инициативе.
Зверь имел сейчас свою обычную маскировочную расцветку, что свидетельствовало о безмятежном состоянии его души, если таковая, конечно, у столь примитивного создания наличествовала. Темняк позволял ему лакать воду из луж, испражняться на стены, копаться в мусоре, но далеко от себя не отпускал.
Отыскав тихое место, где почти не было жилых нор, он накинул на ящера сбрую, самолично изготовленную в тайне от сподвижников, в том числе и от Бадюга. Она плотно охватывала цилиндрическое туловище зверя и на уровне крестца заканчивалась петлей-корзинкой, одинаково удобной и для крепления груза, и для размещения человека.
Затем Темняк выставил вверх “хозяйский костыль”, удлинявшийся при переходе в вертикальное положение. На конце “костыля” болтался мешочек с любимым лакомством Годзи — клопами, жаренными в киселе.
Даже имея довольно длинную шею, ящер не мог достать его и для удобства вынужден был опереться передними лапами о стену. Темняк только этого и ждал. Не выпуская из рук “костыль”, он вскочил в свое верёвочное седло.
Глупый Годзя, продолжая тянуться за желанным угощением, пополз вверх по отвесной стене, чему весьма способствовали мощные присоски, имевшиеся не только на подошвах лап, но и на брюхе. Его сородичи, обитавшие во влажном климате Великих болот, находили себе пропитание в дуплах и кронах гигантских деревьев, вздымавшихся к небу прямо из трясины.
Так они преодолели без малого метров двадцать, и Годзя стал проявлять признаки нетерпения — то есть менять окрас и резко мотать хвостом, что заставляло подвесное седло раскачиваться, словно маятник. Темняку пришлось опустить “костыль” и скормить Годзе вожделенную подачку.
Пока тот ел — медленно и с видимой натугой (свободно глотать ему не позволял тугой ошейник, сжимавший горло) — Темняк вбил в стену прочный гвоздь-костыль и закрепил на нем страховочную верёвку, солидный моток которой висел у него на поясе.
Затем всё повторилось — перед носом зверя появилось аппетитно пахнущее угощение, он шустро пополз за ним, метров через двадцать сожрал-таки и потребовал добавки. А тем временем в стену вонзился второй костыль.