Граждане должны быть готовы поддержать руководителей, за которых они голосовали, предприняв усилия и приняв дисциплину и жертвы, необходимые для достижения согласованных целей. Чем меньше усилий и жертв люди готовы принести, тем меньше экономический рост. Чем слабее общественная дисциплина и чем больше разобщение, тем слабее будут рабочие показатели и ниже производительность труда[313].
Самым главным для работы демократической системы является то, что важные вопросы выносятся перед народом всеми теми выборами на конкурсной основе… И кто бы ни был избран, чтобы представлять народ, от него ждут строгого выполнения всего, что требуется, в соответствии с выданным ему мандатом. В этом суть демократической системы[314].
В чем состоят риски для демократии?
Одно лицо, один голос – это самая сложная форма правления. Время от времени результаты могут оказаться непостоянными. Люди порой весьма переменчивы. Они устают от стабильности, постоянного улучшения жизни, и в какой-то момент безрассудства они голосуют за перемены ради перемен[315].
Пока вы используете этот принцип «одно лицо, один голос», самые легкие из призывов, которые вы можете бросить в низы, просты и эмоциональны, они не должны быть связаны с экономическим развитием и прогрессом и всеми этими иными штучками, которые им непонятны. Речь идет о простых вещах: гордость за свою расу, язык, религию, культуру[316].
Парламентская демократия с принципом «одно лицо, один голос» работает только в том случае, если люди выбирают рационально во время предложенного им на выборах альтернативного голосования. Но идеальных вариантов никогда не бывает. Избиратель сталкивается с ограниченным выбором вариантов. Он должен примирить свои надежды и чаяния с партиями, которые ему предлагаются. Демократическая система ломается, если люди делают выбор, который оказывается нелогичным, как это происходило время от времени во Франции после Второй мировой войны до тех пор, пока Шарль де Голль не сверг Четвертую республику. Система также не срабатывает, если ни одна из соперничающих партий не предлагает разумный выбор, как это было в Индонезии между 1949 и 1959 годами до тех пор, пока президент Сукарно не сбросил парламент и не назначил себя в качестве «проводника» демократии[317].
К чему мы все стремимся? К форме правления, которая будет удобной, потому что отвечает нашим потребностям, не носит деспотичного характера и реализует по максимуму наши возможности. И есть ли у вас одно лицо, один голос или несколько человек, один голос, или другое число людей, два голоса – всё это формы, которые можно было бы использовать. Я не очень-то убежден по своему уму, что принцип «одно лицо, один голос» является самым лучшим. Мы его используем, потому что это именно то, что оставили нам в наследство англичане, а мы не посчитали на деле необходимым менять этот принцип. Но я лично убежден, что у нас система была бы лучше, если бы дали каждому человеку, кому исполнилось 40 лет и у кого есть семья, два голоса, потому что он или она, вероятнее всего, будут более осторожными, голосуя в том числе и за своих детей. Он или она, вероятнее всего, голосовали бы гораздо серьезнее, чем привередливая молодая особа в возрасте до 30 лет… В то же самое время, когда человеку переваливает за 65, то это уже проблема. Идеален возраст между 40 и 60 годами, а в 60 лет надо возвращаться к одному голосу. Но все это трудно будет наладить[318].
Принцип «одно лицо, один голос», лежащий в основе западной парламентской демократической системы… работает с определенными ограничениями. Помните о таких вещах, как постоянство в подходах. К тому, что хорошо и что плохо. Ну, ваше население автоматически отвечает на определенные побудительные мотивы, но вы разрешаете свободную дискуссию. В каждой образовавшейся вновь стране сталкиваются с проблемой сразу же после завоевания независимости. В этом одна из проблем нарождающегося общества. Надо власть употребить. А когда власть не подкреплена позицией, престижем или применением, тогда ей приходится активно защищаться от вызова[319].
В чем заключается должный баланс между законностью и правопорядком?
В день, когда Михаил Горбачев сказал массам в Москве: не бойтесь КГБ, я глубоко вздохнул. Этот человек настоящий гений, сказал я… Он находится на крыше машины террора, сдерживающей всю эту рухлядь воедино, и говорит: не бойтесь. У него должна была быть какая-то четкая формула для осуществления демократизации. Но как только я встретился с ним, я обнаружил человека, совершенно обалдевшего от того, что происходило вокруг него. Он фактически прыгнул в глубокую часть бассейна, не научившись плавать.
Я понимал Дэн Сяопина, когда он сказал: если надо расстрелять 200 тысяч студентов, расстреляйте их, потому что в противном случае в Китае будет хаос еще 100 лет… Дэн понимал это, и он сбрасывал пар поэтапно, шаг за шагом. Без Дэна Китай взорвался бы[320].
Законность говорит о неприкосновенности личности, свободе, праве на ассоциации и высказывания, собрания, мирные демонстрации; нигде в мире сегодня эти права не разрешают применять без ограничений, поскольку, если они будут слепо выполняться, эти идеалы могут сработать на развал организованного общества. Серьезным испытанием любой правовой системы является не величие или великолепие его идеальных концепций, а фактически способность устанавливать порядок и справедливость во взаимоотношениях между личностью и личностью, между личностью и государством. Поддержание такого порядка с высокой степенью терпимости и гуманности является проблемой… В устоявшемся и установившемся обществе закон оказывается предвестником порядка… Однако суровые реалии поддержания мира между личностью и личностью, между властью и индивидом могут быть точнее всего определены, если бы был изменен порядок слов на фразу «порядок и закон», поскольку без порядка действие закона невозможно. Если порядок установлен, если правила доводятся до исполнения в устоявшемся обществе, только в таком случае можно выработать человеческие отношения между субъектом и субъектом, между субъектом и государством в соответствии с установленным правопорядком. А когда состояние нарастающего беспорядка и сопротивления власти неподвластно контролю, тогда существующие… решительные предписания должны быть выработаны для поддержания порядка с тем, чтобы закон смог продолжать управлять человеческими взаимоотношениями. Альтернативой этому станет отказ от порядка и наступление хаоса и анархии[321].
Все колониальные территории, обретшие независимость после Второй мировой войны, обеспечили себя законодательством на случай чрезвычайных обстоятельств… Хорошее правительство не зависит от отсутствия этих полномочий. Оно зависит от их умного, осмотрительного и избирательного применения представителями, избранными и подотчетными перед народом[322].
В чем заключается должный баланс между духом соревновательности и равенством?
Для того чтобы быть успешным, обществу необходимо поддерживать баланс между пестованием всего совершенного и поощрением среднего на совершенствование. В одном обществе должно быть и сотрудничество, и конкуренция[323].
Если каждый будет получать такое же вознаграждение, как и остальные, как это происходит в коммунистическом обществе с их железной миской риса, никто не будет стремиться к превосходству; общество не будет процветать, и прогресс будет минимальным. Это привело к краху коммунистической системы. С другой стороны, в обществе с весьма острой конкуренцией, где победители получают большие призы, а проигравшие получают мизер, будет иметь место огромный диспаритет между высшим и низшим слоями общества, как в Америке… В конце концов, основная проблема справедливости в обществе потребует своего решения. Но прежде всего мы должны создать богатство. Для этого мы должны быть конкурентоспособными и иметь добрую порцию элемента «ян». Если в нас будет слишком много «инь», будет происходить перераспределение доходов успешных, мы тем самым притупим их стремление к достижению превосходства и успеха и, возможно, потеряем слишком много из числа наших способных людей, которые отправятся в другие страны, где их не будут облагать таким суровым налогом. С другой стороны, если слишком многие на низовом уровне почувствуют себя обойденными, то наше общество станет разъединенным и неспокойным, его целостность может быть утрачена. Коммунизм потерпел поражение. Государство всеобщего благоденствия западных демократий тоже потерпело поражение.
Необходимо продолжение сохранения баланса между успешным обществом, основанным на конкуренции, и сплоченным обществом, в котором есть сострадание к людям. Это требует специального решения: заключить сделку или социальный контракт. Каждое общество само должно подойти к этой оптимальной точке. Между двумя крайностями, острой конкуренцией и излишним равенством, лежит золотая середина. Эта точка будет передвигаться со временем и с изменением ценностей[324].
Лучше всего я смогу объяснить необходимость баланса между индивидуальной конкуренцией и групповой солидарностью, используя метафору восточных символов «инь» и «ян»… Чем больше «ян» (мужское начало) в виде конкуренции присутствует в обществе, тем выше общее производство. Если победитель забирает все, конкуренция будет острой, а групповая солидарность слабой. Чем больше «инь» (женское начало) в виде солидарности, в равной степени распределенных вознаграждений, тем выше групповая солидарность, но слабее общее производство из-за снизившейся конкуренции… Мы организовали помощь, но таким образом, что только те, у кого нет иного выбора, стараются ее получить. Этот подход противоречит принятому на Западе, где либералы активно поощряют людей на то, чтобы они требовали субсидии без какого-либо чувства стыда, в результате чего происходит резкий рост расходов на социальные и культурные нужды[325].
На протяжении одного поколения (с 1965 по 1990 год) мы прошли путь из «третьего мира» в «первый». Следующие 20 лет до 2010 года Сингапур приобрел вид и лоск оживленного и яркого города… Чтобы построить такой Сингапур, нам понадобилось исключительно сильное правительство, с самыми способными и твердыми и самыми преданными из руководителей. Мы за ними охотились, испытывали их, нагружая их разными трудными обязанностями. Только такие руководители могут поддерживать рост экономики и создавать хорошие рабочие места, аккумулировать доходы, чтобы платить за снаряжение и подготовку наших Сингапурских вооруженных сил (СВС) третьего поколения. Эти СВС ТП [третьего поколения] обеспечивают безопасность и доверие нашего народа и иностранных инвесторов, уверенных в том, что мы можем больше, чем просто защитить самих себя. Если нет защищенности, значит, будет меньше капиталовложений. А это означает более бедный народ и нестабильность.
Для поддержания общественного согласия мы закладываем самое меньшее 20 и до 25 процентов в «подушку безопасности» на случай слабой конъюнктуры или обострения конкуренции на рынке…Мы поддерживаем рабочих с низким уровнем доходов за счет дополнительных поступлений в доходную часть бюджета… Все это нацелено на создание справедливого общества[326].
Глава 9 Как мыслит Ли Куан Ю
Каковы ваши самые главные стратегические принципы? Как вы относитесь к стратегическому мышлению и выработке политических решений? Какой личный и профессиональный опыт сформировал это отношение? Какие стратегические системы воззрений сформировали такой подход? Какую роль должна была бы играть история при стратегическом мышлении и выработке политических решений? Какую роль должна играть ясность в стратегическом мышлении и при выработке политических решений? Каким образом ваш взгляд на причины развития общества повлиял на ваше стратегическое мышление? Как ваше мнение о причинах стагнации и регресса обществ влияло на ваше стратегическое мышление? Какие качества определяют успешного руководителя? Какие самые простые ошибки в государственной политике совершают руководители? Какими лидерами вы восхищаетесь и почему? Каким вы хотите, чтобы запомнили вас? Ответы Ли Куан Ю на эти вопросы раскрывают многое относительно принципов и мировоззрения, которые сформировали его политические предпочтения.
Каковы ваши самые главные стратегические принципы?
Человеческие создания, как это ни жалко, от природы порочны и должны удерживаться от своих пороков[327].
Мы, возможно, завоевали космос, но не изучили до сих пор природу наших первобытных инстинктов и чувств, необходимых для нашего выживания в каменный век, а не в космическую эру[328].
Одним из наиболее трагических явлений для меня лично было видеть мучения г-на Неру, разочаровавшегося в своей главной фундаментальной вере. В том, по сути, что силовая политика в Азии стара и существует еще со времен первых племен, появившихся на свете. И нравится это нам или нет, но, если мы хотим выжить и сохранить наши индивидуальные особенности, важно, чтобы мы поняли, что это в наших общих интересах в какой-то любой конкретный момент для какой-то любой группы стран[329].
Я всегда думал, что человечество похоже на животный мир. Хотя, по конфуцианской теории, человека можно исправить. Но я в этом не уверен. Его можно дрессировать и заставлять соблюдать дисциплину… Вы можете заставить левшу писать его или ее правой рукой, но вы не сможете изменить его или ее природный инстинкт[330].
Предполагается, что все мужчины и женщины равны или должны быть равны… Но реально ли равенство? Если нет, то упор на равенстве должен вести к регрессу[331].
Один из жизненных постулатов состоит в том, что никогда две вещи не бывают равными ни по минимальным, ни по максимальным габаритам. Живые существа никогда не бывают равными. Даже в случае однояйцовых близнецов один выходит раньше второго и имеет преимущественное право над другим. То же самое с людьми, то же самое с племенами и то же самое с нациями[332].
Люди не рождены равными. Они всегда соперничают друг с другом. Системы, подобные советскому и китайскому коммунизму, потерпели поражение, потому что они пытались уравнять прибыли. В таком случае никто не работает достаточно упорно, но все хотят получить как можно больше, если не больше, чем у кого-то другого[333].
Я начинал с того, что считал, что мужчины и женщины равны… Сейчас я знаю, что это самая невероятная вещь, которую можно было бы представить, потому что миллионы лет прошли в процессе эволюции, люди расселились по поверхности планеты, оказались изолированными друг от друга, развивались независимо, имели различную помесь между расами, народами, меняли климат, меняли почву… Я и читал об этом, и проверял на собственных наблюдениях. Мы прочли много. Тот факт, что напечатано и повторено тремя-четырьмя авторами, не означает, что это правда. Они, может, все ошибаются. Но на своем собственном опыте… я пришел к выводу: есть, да, есть разница[334].
В том или ином обществе на 1000 рожденных детей такой-то процент почти гениев, такой-то процент обычных детей, столько-то идиотов… И именно число близких к гениальным и тех, кто выше среднего уровня, в конечном счете определяет параметры будущих ситуаций… Мы хотим общества равных. Мы хотим всем дать равные возможности. Но подсознательно мы никогда не обманываемся по поводу того, что люди вообще равны по их жизненной энергии, по их энергетике, по уровню их самоотверженности, по их врожденным способностям[335].
В книге Фридриха Хайека «Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма» ясно и авторитетно высказано то, что я давно чувствовал, но не в состоянии был выразить словами. Речь идет именно о глупости мощных умов, включая Альберта Эйнштейна, когда они верили в то, что мощные мозги могут придумать лучшую систему и осуществить больше «социальной справедливости», чем историческая эволюция, или экономический дарвинизм, были в состоянии выработать за много веков[336].
Ни одна власть, ни одна религия, ни одна идеология не могут завоевать мир или переделать его по своему образцу. Мир слишком разнообразен. Разные расы, культуры, религии, языки и истории требуют разных путей демократии и свободного рынка. Общества в глобализованном мире – взаимосвязанные через спутники, телевидение, Интернет и путешествия – будут оказывать воздействие и влиять друг на друга. Какая общественная система лучше отвечает потребностям людей на конкретной стадии их развития – на этот вопрос отвечает социальный дарвинизм[337].
Как вы относитесь к стратегическому мышлению и выработке политических решений?
Я описал бы себя в европейских терминах кем-то средним между социалистом и консерватором. Я бы охарактеризовал себя как либерала. Как человека, верящего в равные возможности, при которых все получают одинаковый шанс отличиться, и как человека, имеющего определенное сочувствие к тем, кто потерпел неудачу, чтобы они не приводили к окончательному краху… Я хочу управлять системой как можно эффективнее, но готов давать денежные пособия тем, у кого дела идут не очень хорошо, поскольку природа несколько обделила их либо они не в состоянии предпринять дополнительные усилия… Я либерал в классическом понимании этого слова, и в этом я не зациклен на конкретной теории в мире или каком-то обществе. Я прагматик. Я готов смотреть на проблему и говорить: все в порядке, каков самый лучший способ для ее решения, который принесет максимум счастья и благополучия наибольшему числу людей?[338]